Крымско-российские отношения в XVII веке

8.1. Крымско-российские отношения в XVII в.

А.А. Шейхумеров

Отношения между Крымским ханством и Россией были чрезвычайно важны для обоих государств. Несмотря на традиционное недоверие и частые конфликты, Москва и Бахчисарай при условии взаимной заинтересованности искали и находили пути для мирного сосуществования. Тем не менее основой крымско-московских отношений на протяжении большей части XVII в. было геополитическое противостояние между двумя странами. Вместе с тем стоит отметить, что как крымские татары в России, так и русские в Крыму могли (и делали) карьеру, встраивались в существующую вертикаль власти, хотя для этого им приходилось менять религию. Например, переводчиком при хане Мураде Герае I был бывший воин армии В.Б. Шереметева. При этом выходцы из России не играли такой большой роли в жизни Крымского юрта, как беглецы и «потурченцы» из Речи Посполитой. Весьма любопытна история А. Русланова, крещеного крымского татарина, служившего помощником якутского воеводы. В 1679 г. он в качестве члена русского посольства в цинский Китай посетил Пекин. В императорской столице Русланов перебежал к маньчжурам и рассказал им, что русский царь вовсе не самодержец, как пытаются представить его послы далекой северной страны, а данник крымского хана.

Укажем на факторы, воздействовавшие на развитие крымско-русских отношений.

Первый фактор: статус сторон. Одной из особенностей русско-крымских отношений в XV—XVI вв. было явное проявление более высокого статуса крымской стороны, и тенденция эта, медленно угасая, некоторое время сохранялась и в XVII в. «Для того, чтобы понять, насколько непростым было положение России во взаимоотношениях с юртом с точки зрения их паритетности в сер. XVII ст., следует помнить, что Россия тогда продолжала соглашаться с такими формами неравенства, как ежегодная выплата дани Крыму, ведение переписки с Крымом только на татарском языке, что царь соблюдал обязательство переписки с крымскими принцами и приема посланников от них — без аналогичного обязательства хана» [Фаизов]. Однако на протяжении XVII в. реликты крымского превосходства уходят в прошлое. Более того, со временем, в конце XVII в., Гераи даже отказываются от равенства с Романовыми, признавая как политическую реальность возросшую мощь России. Наглядным примером этого являлся молчаливый отказ хана Селима Герая I в 1686 г. именовать себя «братом» русского царя (то есть равного по статусу монарха). Российская сторона перешла к подобной практике еще ранее (в 1681 г.).

Симптоматично, что на оскорбления послов стороны реагировали по-разному. Обиды, причиненные московским послам в Крыму в 1639 г., повлекли за собой созыв Земского собора, на котором обсуждался вопрос ответной реакции. Иными были действия хана Мехмеда Герая IV, узнавшего о нападении на крымских послов в Москве в 1657 г. Хан не стал созывать курултай для выработки внешнеполитической линии в отношении царского правительства после произошедшего инцидента, он просто написал царю Алексею Михайловичу, как именно тому следует наказать провинившихся, обещая наказать крымских дипломатов за недостойное поведение в отношении царя. Таким образом, крымский монарх, «похоже, не делал различий между своими собственными подданными и подданными московского царя, предписывая им одинаковые наказания за схожие преступления» [Почекаев]. Справедливости ради следует отметить, что третирование иноземных посольств с целью продемонстрировать свое статусное превосходство практиковала и российская сторона, примером чему стала судьба шведского посольства Павла Юстена в 1569—1572 гг.

Большое значение в системе русско-крымских отношений имела ежегодная дань России Крыму. Стоит отметить, что историки все еще дискутируют о том, были ли ежегодные фиксированные выплаты в Крым данью или же всего лишь «подарками». Противники мнения, что это была дань, ссылаются на то, что они не были обязательны и представляли собой лишь добровольные посольские дары. Однако в рассматриваемую эпоху (с 1613 г.) поминки как раз приобрели характер ежегодных упорядоченных выплат, и на их строгой фиксации настаивала именно Москва, желая этим предупредить неправомерные, с ее точки зрения, попытки крымской знати добиться увеличения поминок. В период между 1613 и 1650 гг. татары получили поминок на сумму 363 970 рублей. За первую половину XVII в. поминки не были уплачены лишь в 1619, 1644 и 1645 гг.

По мнению А.А. Новосельского, общие расходы Москвы на отправку и прием посольств, поминки и посольский размен доходили до 1 млн рублей за первую половину XVII в. Россия прекратила выплату поминок в 1685 г., окончательно отказ от выплат был подтвержден на международном уровне в 1700 г. О признании российской стороной того факта, что поминки вовсе не являлись всего лишь заурядными посольскими дарами, а показателем статусного неравенства, свидетельствует появление и культивирование в России легенды об их происхождении. Согласно исследованиям Д. Ю. Кривцова, в Москве в XVII в. в дипломатических либо церковных кругах появилось предание о том, что дань выплачивалась по религиозным соображениям, что должно было оправдать в глазах современников наличие трибутарных практик в крымско-русских отношениях.

Второй фактор: взаимные набеги. Обе стороны открещивались от набегов, соответственно донских казаков на Крым и татар на русские земли, бывших нередко обычным делом даже во время мирных отношений между Москвой и Бахчисараем. Эти нападения часто приводили к дипломатическим конфликтам. На переговорах с русскими посланниками Р. Жуковым и Л. Пашином 13 мая 1657 г. крымский везирь Сефер Гази-ага прямо сказал: «Что де я говорю — вы отговариваетя, а что де вы говоритя — то мы отговариваем. Тому де делу и конца не будет, оставим де то все!.. Что донские казаки ходят на море, а азовские татары ходят на украину, и то де говорю правду, что де давно на обе стороны в таком деле лжем. Потому великому государю мошно унять донских казаков, а крымским царям — азовских татар». Однако стоит заметить, что далеко не всегда центральные правительства имели реальную возможность предотвратить своевольные действия своих степных подданных.

Третий фактор: военное соотношение. В начале XVII в. крымская конная армия пользовалась хорошей славой, которая еще более усилилась благодаря событиям середины XVII в. — участию вооруженных сил юрта в событиях Хмельниччины и боях с московскими и казацкими войсками в начале русско-польской войны 1654-1667 гг. Ряд современников отмечал превосходство татарской кавалерии над русской в полевых боях. Французский офицер Жак Маржерет, служивший в России в начале XVII века, писал, что «сотня их всегда обратит в бегство двести русских, если только это не будут отборные люди».

Баланс сил в XVII в. склонялся в пользу Москвы. Русская армия росла как численно, так и качественно (проводились интенсивные военные реформы, с середины XVII в. доля пехоты начала превышать численно долю конницы). Крымские военачальники (как и польско-литовские) получали все меньше и меньше возможностей для успешного противостояния северо-восточному противнику. К 1680 г. численность вооруженных сил России составляла 164,6 тыс. человек (не считая десятков тысяч казаков и калмыков), что в сочетании с вестернизацией и внушительным артиллерийским парком делало разницу в военном потенциале двух стран куда большей, чем во времена двух знаменитых противников, Девлета Герая I и Ивана IV Грозного.

Более того, не следует забывать, что ввиду обстоятельств стратегического и географического характера ханство вовсе не было неуязвимым. Ни один, даже самый успешный, крымский военачальник не мог перерезать торговые пути между отдельными русскими провинциями, ее крупными центрами, такими как Москва, Тверь и Новгород. В то же время, обладая поддержкой запорожского и донского казачеств и калмыков, русские могли если не парализовать, то, во всяком случае, затруднить связи между Крымом, Кубанью, Буджаком и Азовом, пути сообщений между которыми были чувствительны для атак с моря и суши. Флотилии стругов и чаек перехватывали суда, крейсировавшие между крымскими и турецкими портами, препятствуя таким образом торговле на Черном море. Таких серьезных перспектив разрушить внешнюю и внутреннюю торговлю своего противника ханы не имели. Более того, в конце XVII в. московские рати предпринимают уже прямые попытки вторгнуться в Крым, хотя пока и безуспешные.

Четвертый фактор: украинское казачество. Во второй половине XVII в. важное место в системе русско-крымских отношений занимало украинское казачество. Переходы гетманов из подданства одному монарху в подданство другому в корне меняли стратегическую обстановку, приводили к передислокациям войск, крупным победам и тяжелым поражениям основных противоборствующих сторон. Именно благодаря союзу с украинскими гетманами стали возможны вторжения крымских сил вглубь русских земель в 1659 и 1668 гг. Союз И. Выговского с ханством в 1658—1659 гг. превратил Левобережье в арену боевых действий между крымцами, русскими и казаками. Переход Ю. Хмельницкого в подданство царю в 1659 г. переместил поле битвы между крымцами и русскими на западноукраинские земли. А переход Ю. Хмельницкого под власть короля в 1660 г. привел к занятию Правобережья татарами и поляками и т. д. Таким образом, «линия фронта» между русскими и крымскими татарами постоянно сдвигалась на сотни километров на восток, запад, север или юг в зависимости от политической ориентации того или другого украинского гетмана и его окружения, в свою очередь связанной не в последнюю очередь с военной обстановкой.

Насколько шатким было положение дел на украинских землях, показывают русско-польские переговоры в 1662 г. Царскому дипломату «А.Л. Ордину-Нащокину поручалось откровенно разъяснять властям Речи Посполитой, что если царь согласится теперь уступить Киев и города «малые России. которые по сю сторону Днепра», то «черкасы» этих городов присоединятся к крымскому хану». Гетман И.С. Мазепа считал, что если татарам и Петрику удастся в 1695 г. продвинуться достаточно глубоко на украинские территории, то это вызовет массовое восстание простонародья против богачей. В свою очередь крымцы считали казаков «шаткими» и ненадежными. Именно с опасением перехода казачества на сторону царя связана известная резня русских пленников после Конотопской битвы 1659 г.

Пятый фактор: поддержка Крымом мусульманских выступлений в России. Включение в состав Московского государства огромных пространств, заселенных мусульманами, оказало большое влияние на крымско-русские отношения. Политика насильственной христианизации и угнетение нерусских народов привели к тому, что взоры предводителей освободительных антимосковских восстаний постоянно обращались к единоверному Крымскому ханству. На протяжении XVII в. Крым являлся центром политической эмиграции мусульман из России. Положение юрта как последнего оплота прежней ордынской мощи делаю его потенциальным защитником в глазах населения регионов, некогда входивших в состав Орды. По сути, крымский хан был для российских мусульман тем же, чем был царь для многих православных подданных Речи Посполитой и Османского государства — далеким и желанным покровителем. Так, в 1634—1639 и 1641—1642 гг. Большая Ногайская Орда перекочевала в Крымское ханство, временно выйдя из-под власти Москвы.

Пользуясь симпатиями российских мусульман, ханы стремились использовать исламский сепаратизм в борьбе с Россией. В 1658 г. Мехмед Герай IV писал Яну II Казимиру, что войну Крыма с Москвой поддержат жители Казани, Астрахани, Терека и Сибири. По мнению В.В. Трепавлова, это говорило о том, что «Гиреи отводили Кучумовичам определенное место в своих геополитических проектах». Один из Кучумовичей, то есть потомков сибирского хана Кучума, Хансюер, некоторое время находился в Крыму и даже участвовал в борьбе братьев Мехмеда Герая III и Шахина Герая с Джанибеком Гераем I, пока не попал в казацкий плен в 1630 г.

Одним из очагов прокрымских симпатий была Башкирия, чье население неоднократно поднимало восстания против Москвы, стремясь заручиться поддержкой Бахчисарая. Во время грандиозного восстания 1662—1664 гг. «башкиры направили посольство к крымскому хану, ища с ним союза. Идея изменения подданства в пользу Крыма поддерживалась не всеми башкирами, поскольку многие из них участвовали в войне на стороне русских». Так как башкиры просили разрешения переселиться в пределы ханства, Мехмед Герай IV в 1664 г. планировал отправить к ним известного политика и военачальника Субхана Гази-агу для принятия их в подданство. Однако от этой идеи отказались, так как восстание прекратилось ввиду достижения компромисса между повстанцами и властью. В том же году крымский хан будет добиваться от России права свободного выезда башкир в Крым. Во время восстания 1675—1683 гг. башкирские «представители прибыли к крымским татарам. Однако, будучи уже вовлеченным в русско-турецкую войну, Крым не смог оказать башкирам дополнительной помощи сверх уже оказываемой». Стремление опереться на помощь Крыма прослеживается в действиях башкирских повстанцев и позднее, во время восстания 1706 г., когда они просили Бахчисарай назначить им хана.

Традиционно тесные контакты поддерживались с астраханскими и казанскими татарами, приносившими с собой на Крымский полуостров известия о разрушении мечетей и навязывании православия мусульманскому населению. В 1650 г. в Крыму казанский татарин Нурмамет рассказывал, «что татар много в Казани и Астрахани и живут в неволе, им не позволяют строить мечети; хотят, чтобы крымский хан освободил их из неволи. Прибыли из Астрахани четыре татарина, хотят, чтобы хан их к себе принял». На следующий год «прислали де астараханские мурзы 3 человека х крымскому царю грамоты», призывая хана Исляма Герая III отправить к ним войска, обещая перейти на его сторону. Однако Крым в то время был занят войной с Польшей на стороне украинских повстанцев и не мог оказать деятельную помощь населению Поволжья. Рассказы мусульман о жизни в государстве Романовых не способствовали росту симпатий крымских татар к российской монархии. Требования ханов прекратить преследования мусульман были стандартными элементами дипломатической переписки с московскими царями.

Таким образом, в XVII в. часть населения российских территорий позитивно относилась к смене подданства с российского на крымское. Это позволяло крымским и польским политикам регулярно строить планы территориального расчленения Российского государства: мусульманские земли (Казань, Астрахань, Сибирь, Касимов) должны были войти в состав Крымского ханства, христианские (собственно русские земли) — в состав Речи Посполитой. Польская сторона во время переговоров с крымцами постоянно апеллировала к тому, что по праву принадлежавшие Крыму ханства завоеваны Москвой и потому ханы должны бороться за их возвращение.

Малоизученной темой является также стремление русских самозванцев, претендовавших на царский трон, опереться на крымскую помощь в борьбе за власть. Самозванец Лже-Симеон Алексеевич, находясь в Сечи в 1673 г., строил планы освобождения простого народа России от боярского гнета при военной поддержке крымских татар, и его деятельность вызвала интерес у хана Селима Герая I. Бывший невольник Лже-Ивашка II в 1641—1644 гг. пребывал при бахчисарайском дворе, убеждая ханские власти направить войска на Москву для отвоевания трона. Один из известнейших самозванцев XVII в. Тимофей Анкудинов в 1650 г. также пытался наладить связи с Крымом и «им, татарам, сулит Казань да Астрахань и пойдет де он с ними ж войною в Московское государство».

Продолжение следует...