Сергей Маслехин: «Сейчас задача бизнеса — делать то, что нельзя купить за рубежом»

В России нет универсальной формулы для оценки промпарков

В минувшем году ТОСЭР продолжили оттягивать развитие промышленных парков Татарстана, переманивая с промплощадок и индустриальных парков в муниципальных районах последнего инвестора и последние кадры. И, собственно говоря, этот тренд мы наблюдаем и сейчас. Поэтому промпаркам и промплощадкам в районах по-прежнему непросто и динамика у них невысокая.

Как пример — почему люди уезжают из села в город? Ответ очевиден: в городе больше материальных благ, труд легче и персонал найти легче, его больше, есть развитая инфраструктура. Точно так же, как люди ищут, где жить проще и лучше, инвесторы реализуют проекты там, где больше преференций. Понятно, что в городах с ТОСЭР их больше, даже несмотря на то, что труд в городах дороже, больше затрат на энергоресурсы и намного дороже земля. Как следствие, инвесторы (резиденты) парков в муниципальных районах перестают вкладывать средства и развивать свои проекты на территории промпарков. Получив статус резидента ТОСЭР в моногороде, а вместе с ним все льготы и поддержку, они переносят свой бизнес на так называемую территорию опережающего развития.

При этом в Татарстане, на фоне других регионов России, инвестиционный климат считается наиболее благоприятным. Картину в целом по России оценить сложно, поскольку каждое ведомство руководствуется декларационными вещами, какими-то метриками: у Минпрома они свои, у Минэкономики — несколько другие, у АСИ — свои, есть какие-то KPI у губернаторов и прочих функциональных структур. Насколько я знаю, по отношению к промышленным паркам пытались применять разные методики оценки эффективности: по заполняемости, по показателям резидентов, но в итоге к общим знаменателям так и не пришли, потому что все это достаточно условно и в конечном счете любая методика может быть подвергнута сомнениям и раскритикована.

Поэтому в стране до сих пор нет какой-то универсальной формулы или интегральной методики, которая бы оценивала деятельность промпарков. Пока таковой не создали ни Корпорация МСП, ни Ассоциация индустриальных парков, ни АСИ, ни тем более министерства. Каждый определяет эффективность по своим вводным: Минэкономики определяет МСП-показатели, рабочие места, естественный прирост ВРП. И сказать в целом, как на самом деле у нас развиваются промышленные парки — кто ж его знает, никто и не скажет.

Среди инвесторов растет спрос на готовые промышленные территории

В Татарстане программу по развитию промышленных парков и площадок активно начали реализовывать с 2014 года. Сегодня в 37 муниципальных районах республики действуют около 90 индустриальных (промышленных) парков и площадок, где свои проекты реализуют около полутора тысяч резидентов, организованы рабочие места для 55 тысяч человек.

В перечне наиболее эффективных — промпарки, находящиеся в периметре Казани — Казанская агломерация и Набережных Челнов — Закамская агломерация, куда помимо автограда входят парки Менделеевска, Елабуги и Нижнекамска. Свою роль здесь, безусловно, играет их близость к крупной промышленности. На юго-востоке республики все гораздо скромнее.

Не стоит забывать и о продолжающейся урбанизации, которая в том числе затрагивает и промышленность.

Если, к примеру, взять Казань, то здесь идет процесс небольшой локации промзон вокруг столицы, потому что развиваться в черте города кому-то становится уже неинтересным, да и нельзя, или же нет специально подготовленных для этого помещений.

Поэтому сегодня среди инвесторов-резидентов растет спрос на уже готовые промышленные территории и здания/помещения с необходимой для деятельности инфраструктурой в округе Казани — это Лаишевский и Зеленодольский районы, в какой-то степени еще Пестречинский район. Когда люди хотят жить и работать вне татарстанской столицы, но при этом недалеко от Казани, и по пути вести бизнес.

Часть процессов сегодня связаны и с деиндустриализацией районов города на улицах Аделя Кутуя, Родины и их промышленной части. Там будет развиваться жилищная застройка, различные сервисы и промтерритория оттуда сейчас съезжает. Это еще один пример релокации. Кроме того, люди и бизнес традиционно едут с Прикамской и Закамской, юго-восточной зон в сторону Казани. Соответственно, в муниципальных районах вокруг Челнов идет урбанизация с вектором на автоград. Урбанизация Альметьевского промышленного района тоже ориентирована на Альметьевск и сокращение НГДУ. В этом направлении сегодня, как мы видим, происходят естественные геоэкономические процессы.

Запрос от резидента сильно изменился и усложнился, как и портрет бизнесмена

Спрос на подготовленные территории, надо отметить, идет без каких-то резких скачков и имеет эволюционно-поступательный характер. Но последствия 2020—2022 годов, с учетом кризисных скачков 2008—2009 и 2014—2015 годов привели к тому, что изменился портрет резидента. То есть застройщиков, на которых были рассчитаны зоны «Алабуга» или «Чистополь», на деле оказалось не так много. Сейчас в основном растет доля резидентов-арендаторов, которые ищут помещения, пригодные под его бизнес-направление, в сравнении с долей застройщиков, которым, как говорится, дай только землю — они сами все сделают. Дело в том, что заметно в последние годы сократился чек инвестиций.

Второй тренд — запрос резидента тоже сильно изменился и усложнился. Если раньше — дайте землю, все коммуникации сами подведем, потом — дайте участок с коммуникациями, далее пошел запрос на участок с коммуникациями, налоговыми льготами, инфраструктурой и сетями, то сейчас идет более усложненный запрос. Резиденту нужно подставить финансовое плечо, складское плечо, где хранить сырье или готовую продукцию, заявляет о себе проблема с кадрами, и сейчас резиденты выбирают территорию не только потому, что там есть готовое помещение или инфраструктура. Те, кто грамотнее подходят к этим всем вопросам, выбирают с точки зрения доступности персонала и, например, тарифа на электроэнергию. Что значит доступность персонала? Это, во-первых, его наличие, стоимость найма с учетом адаптации, обучения и может быть, какой-то его релокации (это больше касается ИТР). Поэтому задача по развитию промпарка стала более сложной.

Многие инвесторы стали активно разбираться во многих экономических вопросах, учатся считать деньги, считать влияние разных факторов на бизнес и экономику проекта. Сейчас, чтобы выбрать какую-то определенную локацию, нужно сделать многофакторный анализ, просчитать некую модель, учесть влияние факторов — что тебе важнее для определенной экономики проекта. Это непросто.

К тому же поменялся и сам портрет бизнесмена: первоначально бизнес строился технократами, потом, более успешный бизнес появлялся благодаря маркетологам, постепенно растет предпринимательская финансовая грамотность, и в какой-то момент в бизнес пришли экономисты. Поэтому у риелтора не просто спрашивают — где дешевле, а с целью выяснить много других составляющих.

Возьмем, к примеру, челнинский деловой промышленный мир — у них вообще отдельная ситуация, они изначально были настроены на кооперацию. Казанские бизнесмены совсем не такие — это уже другой деловой мир, у них своя модель ведения бизнеса. Если брать на рассмотрение направления, с которыми резиденты заходят в промпарки, то в Челнах рваный режим работы КАМАЗа вынудил ряд предприятий использовать стратегию диверсификации, то есть не держать большим портфель заказов автогиганта, то есть или полностью, 100% работать на него, либо ты диверсифицирован. Поэтому в челнинских промпарках сегодня представлены всевозможные направления, и это вовсе не обязательно производство автокомпонентов.

В любой отрасли — непаханое поле возможностей, приходи и делай

Если смотреть ситуацию этого года, то прогнозировать, где и какие проекты будут развиваться стремительно, а что, напротив, не будет пользоваться спросом, очень сложно. Сейчас, с учетом тысяч санкций, ухода с российского рынка иностранных компаний, совершенно четко понятна задача для отечественного бизнеса — делать то, что нельзя купить за рубежом, и что реально сделать с помощью своих НИОКРов. Я имею в виду инновации, импортонезависимость и технологический суверенитет.

То есть люди, у которых есть потенциал инноватики, они начинают делать и замещать, начиная от каких-то простых вещей, которые нельзя купить у недружественных стран, и заканчивая довольно серьезными продуктами, например, в сфере софта, программного обеспечения и электроники. Этот процесс очевиден, соответственно, всех интересует один вопрос: «Этот тренд теперь с нами навсегда?». Если да, тогда мы всерьез начинаем заниматься импортозамещением, но если все устаканится и восстановятся прежние зарубежные связи, то мы лучше переждем и что-нибудь по параллельному импорту купим, но сами ничего делать не будем.

Сейчас же прозвучало достаточно ясно — к прежнему мы уже не вернемся. Поэтому бизнес ждал этого сигнала, что все серьезно, нужно замещать своей продукцией импорт и создавать технологический иммунитет. Что касается отраслей, то в любой — непаханое поле возможностей, приходи и делай. Если изучить последние планы Минпромторга по импортозамещению, то там все расписано, что делать надо, что сегодня не купишь в Европе или на Западе, но с высоким уровнем качества, повышать уровень локализации. Если вчера импортная составляющая была 80%, завтра этот показатель надо сократить до 75%, послезавтра снизить еще на 5% и так далее идти в этом направлении.

Что касается более глубоких деталей, отраслей и направлений — это уже глубокая аналитика, которой, наверное, не обладает ни Центр НАФИ, ни у Алексея Кудрина. И вообще, какие сегодня могут быть прогнозы на год — дожить бы месяц, полгода, а потом и до конца года, понять бы, когда СВО закончится, когда начнется поэтапное снятие санкций и будет ли оно вообще? Так и живем. Тем более оттянутый с прошлого года тренд падения экономики и промышленности России, начавшийся в 2021 году и усугубившийся в 2022-м, мы увидим еще не сейчас. Как что-то резко упадет и поменяется отечественный рынок, как поменяются все звенья цепочки, скорее всего, покажут только 2024—2025 годы, когда кончатся все подушки безопасности.