Карл Фукс — коллекционер и муж поэтессы

Не оставляла Карла Федоровича и коллекционерская страсть: по свидетельству современника, его дом напоминал музей, где «все комнаты уставлены были шкапами и сундуками, в которых тщательно сохранялось это богатство, приобретение чего-либо нового для собрания приводило К.Ф. Фукса в полный восторг, и на обогащение своего музея он не щадил средств и затрачивал большие суммы, выписывая разные предметы даже из-за границы». Чего он только не собирал: восточные рукописи и монеты, памятники татарской и раскольничьей письменности, древнюю утварь и древние вещи, полотна фламандских и казанских живописцев, географические карты и раритетные книги, археологические артефакты и минералы, чучела птиц и животных, любимых своих насекомых и пауков, а также прочих ползающих, прыгающих, летающих и плавающих гадов.

Слово симпатичнейшей Александре Андреевне:

Считав себя в науках всех ученым,

Он натуральную историю любил,

Свободные часы и дни ей посвятил

И в ней считал себя мудреным:

Имел он в чучелах премножество зверей,

Морских пречудных рыб

И птиц из-за морей,

В спирту животных тьму

И столько же уродов.

Костей, зубов, усов,

И в несколько аршин рогов,

И черепа едва ль не всех народов.

Он также бабочек ловил,

Безжалостно душил

И всякий день жуков, козявок

Сажал на тысячу булавок.

Не Пушкин, конечно, но не будем дальше измываться над бедной женщиной — ей и без нас влетело от «солнца русской поэзии» (между прочим, если она и это читала Александру Сергеевичу, можно только позавидовать его ангельскому терпению и выдержке). Кстати, о Пушкине — с ним Карл Федорович познакомился 6 сентября 1833 года у поэта Е.А. Боратынского, причем, судя по всему, именно от К.Ф. Фукса Александр Сергеевич почерпнул львиную долю полезной информации по интересующей его «пугачевской» теме.

Осмотрев Арское поле и крепость, А.С. Пушкин вернулся на званый ужин к Фуксам, где был единственным гостем. Вероятно, поэт заранее просил, чтобы не устраивали приема — ему попросту хотелось побеседовать с профессором о деле. И хотя К.Ф. Фукс позднее говорил, что не смог «в полной мере удовлетворить любознательность поэта», А.С. Пушкин не забыл того разговора и даже вспомнил чудаковатого ученого добрым словом в «Истории Пугачева»: «Слышано мною от К.Ф. Фукса, доктора и профессора медицины при Казанском университете, человека столь же ученого, как и любезного и снисходительного. Ему обязан я многими любопытными известиями касательно эпохи и страны, здесь описанных».

Между прочим, письма Александра Сергеевича к Александре Андреевне свидетельствуют о том, что он оценил гостеприимство Фуксов, а тем «заглазным» письмом к жене (насчет «несносной бабы с ногтями в грязи») лишь попусту оговорил самого себя. Их переписка продолжалась до конца жизни поэта, строки его посланий проникнуты искренним уважением к человеческим и научным достоинствам Карла Федоровича, при этом о литературных дарованиях госпожи Фукс А.С. Пушкин деликатно умалчивает.

Помимо А.С. Пушкина, у Фуксов бывали многие литераторы (казанские и даже столичные) — И.Н. Скобелев и И.Е. Великопольский, Н.М. Языков и И.А. Второв, Е.А. Боратынский и Г.Н. Городчанинов, и в конце концов как-то сам собой сложился литературный салон, душой которого была, разумеется, Александра Андреевна — как-никак племянница известного поэта, да к тому же состоящая в переписке с самим Пушкиным! Сведения о литературных вечерах в доме на Сенной площади известны по воспоминаниям нашего старого знакомого Ивана Великопольского, вхожего в столичные литературные круги, но так и не набравшегося там ума. Как мы знаем, в Казань он приезжал довольно часто, в основном для того, чтобы проведать родню — Лобачевских и Болховских. И вот в очередной свой приезд, 19 января 1832 года, Иван Ермолаевич вместе со своей дражайшей супругой С.М. Великопольской отправился на литературный вечер к Фуксам: «Во вторник поехал я вместе с Сонечкой к Фуксу на литературный вечер. Гогарт много бы дал, чтобы ожить на эту минуту и прибавить снимок с этого вечера к собранию своих рисунков. Мне, как казанцу и воспитаннику здешнего университета, стыдно описывать. М-ме Фукс читала свои стихи. Над произведениями дамы не смею быть судьею». Не отстает от мужа и его благоверная, сделавшая к этой записи приписку: «Пострадали. Читали три произведения м-ме Фукс: смерть влюбленной женщины, сочиненная на какой-то даче, да и еще что-то из Павла и Виргинии le nec plus ultra галиматьи, под конец кто-то прочел элегию Боратынского, но так дурно, что она не показалась лучше прочих». Тем не менее спустя ровно неделю, 26 января, И.Е. Великопольский вновь отправляется в дом Фуксов на литературный вечер (который, по его словам, «не склеился»), супруга же, сказавшись больной, не поехала, поскольку, как она выразилась, там «нечего слушать».

Интересно все-таки устроены люди — в Петербурге над скучнейшими и пошлейшими опусами И.Е. Великопольского вполголоса потешалась вся столичная богема, а здесь он отводит свою душу — глумится над провинциалами: дескать, какие могут быть в этой дыре литературные салоны, то ли дело столица, где у него на подобных творческих вечерах с пышными обедами одних только слуг бывает до тридцати душ! Словом, хоть и княжеского рода человек, а на поверку совершеннейший Хлестаков — читайте Гоголя, у него по этому случаю все написано. Кстати, Иван Ермолаевич бывал на вечерах в доме Фуксов и в последующем (на сей раз с Н.И. Лобачевским и Е.А. Боратынским) — очевидно, сообразуясь со все тем же известным принципом, что куда приятнее быть первым парнем на деревне, нежели сто первым в городе.

О вечерах 1836 года известно из писем И.А. Второва, тоже стоявшего близко к столичным литературным кругам: «…16 февраля, в воскресенье, был на литературном вечере у К.Ф и А.А. Фукс. Общество было отборное и образованное: гг. Хомутов, Приклонский, Де-ля-Рю, Левашов и пр., много было дам. Читали сочинения: А. Фукс, Городчанинова, Перцова, Киселевского, Де-ля-Рю, Рындовского и К. Фукса». Из этой записки следует, что, во-первых, круг участников вечеров в доме Фуксов расширился, а во-вторых, коль скоро в чтении стал принимать участие Карл Федорович, вполне очевидно, что темы вечеров к этому времени перестали носить чисто литературный характер — теперь здесь велись и разговоры об общественном развитии, прогрессе науки и просвещения.

Популярность гостеприимного дома Фуксов была так велика, что каждый путешественник, государственный деятель, ученый, будучи в Казани, считал своим долгом посетить его. Так, Де-Пуле сообщает: «Всякий европейский путешественник, явившийся в Поволжский край, прежде всего сближался с Карлом Фуксом и получал от него громадный запас сведений всякого рода; так поступали Гумбольдт, Гакстгаузен и другие». Этими «другими» были десятки «официальных и частных лиц», среди коих попадались достаточно известные и даже колоритные персонажи — такие, скажем, как казахский хан Джангир, приезжавший к Карлу Федоровичу для ознакомления с его коллекцией; ученый-путешественник Лябат, член многих научных сообществ, и даже известный государственный муж граф М.М. Сперанский, нанесший визит профессору, будучи проездом в нашем городе 17 февраля 1821 года по пути из Сибири в Санкт-Петербург, и записавший в своем дневнике: «Профессор Фукс — чудо. Многообразность его познаний: знания его в татарском и арабском языке. Весьма деятелен. Большое влияние его на татар в медицине».