Вечный студент и анархистка: кем были родители Гала Дали
О музе, вдохновившей Сальвадора Дали на создание кулинарной книги, раскрывающей их философию жизни и вкуса
Казанский инновационный университет имени В.Г. Тимирясова выпустил книгу «Сюрреальные нити судьбы: Сальвадор Дали, Гала и Казань» — об авангардном художнике, его музыке и городе, в котором, как настаивают авторы, она родилась. Основную часть книги написала заведующий кафедрой философии и социально-политических дисциплин, доктор философских наук профессор Елена Яковлева. С разрешения университета публикуем начало «Сюрреалистического эпизода 1» — о казанском периоде предков Галы Дали.
Как известно, за спиной мужчины всегда стоит женщина, даже если мужчина — гений. Не является исключением и Сальвадор Гали, чьей женщиной и музой стала Гала (Елена Ивановна) Дмитриевна Дьяконова. Именно ей, «Гале Градиве — той, что ведет вперед» [1], сверхженщине, ангелу гармонии и согласованности, посвящено творчество испанского художника-сюрреалиста. С момента их встречи летом 1929 года, попав под очарование ее харизматической натуры, маэстро всегда находился при ней: это была роковая женщина, навеки привязавшая его к себе. Гала стала для него матерью и моделью, женой и подругой, попутчицей и советчицей, менеджером и торговым агентом. Доверяя интуиции и следуя советам музы, Сальвадор Дали приобрел мировую известность и стал одним из богатейших людей искусства. Она всегда была с ним рядом: «...вела переговоры и заключала контракты (твердо отстаивая свои интересы), платила по счетам, следила за расходами, обеспечивала транспортировку картин, занималась их страховкой и, когда это требовалось, приглашала прессу» [2]. После смерти Галы 10 июня 1982 года он потерял все жизненные опоры, оказавшись в пустоте Ничто: гений перестал творить и постепенно угасал, сосредоточив свое внимание на мысли о заморозке, но при этом оказываясь во все более плотном кольце смерти.
Прожив вместе не одно десятилетие, Дали и Гала совместно творили каждый эпизод своей жизни. Все детали появления на публике и событий жизни были продуманы ими до мелочей. Благодаря театрально-эпатажным характерам четы публичные акции и интервью-перформансы Дали фиксировались в прессе, заметках очевидцев и друзей, собственных записях и дневниках, на кинопленке.
Но при этом каждое событие ввиду своей постановочности, эксцентричности и субъективности восприятия присутствующими приобретало черты мифологичности и сюрреалистичности. Более того, сами Сальвадор и Гала Дали намеренно утрировали данные черты, придававшие их жизни мистический флер, очарование, известность и… богатство.
Обращение к мифу и мифотворчеству в их жизни неслучайно и обусловлено рядом причин.
1. Миф можно отнести к числу вечных культурных форм, а в бытии каждой личности обнаруживается постоянная тяга к идеальному состоянию, где господствуют желаемые гармония и красота, достигаемые благодаря индивидуальным трансформациям. Необходимо подчеркнуть, мифическое присуще сознанию индивида, способствуя самосовершенствованию. Миф связан с критическим пониманием ситуации «текучей современности» (З. Бауман), что позволяет личности осуществить попытку конструирования идеального состояния, имеющего субъективный модус понимания. «Человек мечтающий» (Э. Блох), скрывающийся в каждом, возлагает надежду на лучшее, формируя идеальное должное в настоящем, в чем обнаруживается его «метафизический бунт» (А. Камю). При этом миф парадоксален: рождаемый в несовершенном социальном, он демонстрирует не только переизбыток творческих ресурсов личности, но и неполноту ее бытия, то, что отсутствует в жизни индивида и было бы желаемым для него.
Конструирование индивидуальных мифов в социуме помогает обрести смысл жизни, выстроить шкалу ценностных приоритетов, преодолеть экзистенциальный вакуум и негативное, реализовать сущностные/творческие потенции.
Тяга к мифам и мифотворчеству, по воспоминаниям Сальвадора Дали, проявилась у него в детстве, в возрасте семи лет. Начиная с этого времени он «жил в стране грез, мечтаний и мифов», а позднее «уже было трудно, даже невозможно отделить подлинное от воображаемого, действительность от иллюзии» [1]. Пора юности гения «была отмечена умышленным и обдуманным углублением всех тех мифов, вывихов, маний, талантов и черт гениальности, которые наметились… в детстве» [1]. Для создания мифических историй художник мог использовать любую непредсказуемую случайность, утрируя в ней мистическую составляющую и прикрывая свою натуру сумасшествием. Сальвадор Дали намеренно никогда не хотел «ни в чем исправляться и ни в чем меняться» [1].
Это своеобразное жизненное кредо — «быть Дали», то есть быть ни на кого не похожим, мифизируя каждое мгновенье жизни, демонстрируя себя публике и цинично иронизируя над ней. Посредством мифов Сальвадор Дали создавал вокруг своей персоны атмосферу безумия, театральности, сюрреалистичности и таинственности.
Миф вошел в плоть и кровь гения, а его «память настолько сплавила воедино правду и ложь, реальность и вымысел, что сейчас их способна распознать и разделить лишь объективная критическая оценка тех событий, которые представляются уж слишком абсурдными» [1]. Отличить ложные высказывания маэстро от подлинных оказывается невозможным: в его мифах мы обнаружим смесь фантазийного и реального, приправленного сюрреальным и эпатажно-эксцентричным, что затрудняет разграничение каждой составляющей. Сам художник называл себя мифоманом. Миф помогал С. Дали выразить собственные величие, исключительность, бесценность и утонченность. В мифах маэстро обнажал свои тайны, а затем собственноручно умертвлял, стирая тем самым многое неприглядное, эпатажное, негативное. В силу этого создать реальный психологический портрет гения и реконструировать его мировоззренческую парадигму оказывается исключительно нешуточным делом. Сам Дали, проявляя иронию не только по отношению к себе, но и к окружающим людям, эпатажно констатировал, что разница между мифическим и подлинным в его жизни «такова же, как между поддельными бриллиантами и настоящими: поддельные выглядят куда более настоящими и сверкают гораздо ярче» [1].
Как видим из приведенной цитаты, гений хорошо осознавал, что окружающим людям было гораздо приятней получать от гения порцию мифов, чем знать истинную историю его жизни.
Интерес к мифам проявляла и Гала. Судя по всему, идею мифотворчества, скрывающего истинное положение дел и помогающего представить личность/ситуацию в выгодном свете, Гала генетически заимствовала у своих родителей.
В их семье было много тайн и недоговоренностей.
До сих пор до конца не ясно, чем занимались родители Галы в молодости. Известно, что ее отчим (официальная версия)/отец (реальная ситуация) Дмитрий Ильич Гомберг [3] (подчеркнем, даже беглый взгляд на фотографии Дмитрия Ильича Гомберга и Елены Ивановны/Дмитриевны Дьяконовой указывает на их физиогномическое сходство. Об этом же пишет и Дмитрий Вячеславович Малиновский) был адвокатом, правозащитником, преподавателем и профессором, создавшим ряд законов о лесах и земле.
С 24 октября 1892 года по 13 ноября 1895 года он числился студентом юридического факультета Императорского Казанского университета.
Прошение о зачислении в Казанский университет бывшего студента Московского университета Дмитрия Ильича Гомберга.
21 сентября 1892 года.
Его Превосходительству Господину Ректору Императорского Казанского университета.
(От) бывшего студента Московского Университета Дмитрия Ильича Гомберга.
В 1888 году я поступил на 1 курс медицинского факультета Московского Университета и в том же году был переведен на второй курс. Во время пребывания моего на втором курсе зимою умер мой отец. И я, по представлении доказательств, с разрешения декана и инспектора уволен был в отпуск до конца учебного года, экзаменов не держал, так как был в отпуску на родине и оставлен был на второй год. По смерти отца я и семья моя остались без всяких средств, и потому почти все свободное время во время пребывания моего во второй год на втором курсе я должен был отдавать урокам и занятиям на добывание средств для себя и семьи. По этой причине, вследствие невозможности отдавать университетским занятиям достаточное для того время (хотя в пределах возможности для меня я это делал: так, все практические занятия, которые необходимо сдать для допущения к полукурсовому испытанию, были мною сданы), я в марте 1890 года подал прошение об увольнении еще задолго до экзаменов.
В августе 1891 года я снова поступил на естественное отделение в надежде, что разрешено будет мне держать полукурсовое испытание на медицинском факультете, к которому я был допущен, но по изложенным причинам не мог приступить. Это, однако, не удалось, и теперь, по пробывании одного года на естественном отделении, по правилу о полукурсовых испытаниях, уволен. В июле настоящего года я подал прошение, согласно последнему циркуляру г. Министра Народного Просвещения, г. Попечителю Московского Округа с просьбою оказать мне содействие при поступлении в Казанский Университет ввиду некоторых уважительных причин моей неуспеваемости. Его Сиятельство г. Попечитель Московского Округа, собравший сведения обо мне от г. Ректора Московского Университета, деканата медицинского и естественного отделений, нашел обстоятельства, представленные мною, уважительными и потому нашел возможность возбудить обо мне ходатайство пред Его Превосходительством г. Попечителем Казанского округа. Ходатайство это 11 сентября за № 13012 послано было г. Попечителю Казанского округа, а поcледним Вашемy Превосходительству. Ввиду изложенного я в настоящее время имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство зачислить меня на 1й курс юридического факультета Казанского Университета.
При сем прилагаю: увольнительное университетское свидетельство, свидетельство о приписке к призывному участку, свидетельство об отсрочке воинской повинности, увольнительное свидетельство от обществ... (неразборчиво, — прим. ред.) при всех иных документах копии, и кроме того фотографическую карточку.
1892 года 21 сентября. Бывший студент Дмитрий Ильич Гомберг.
Резолюция: Объявить просителю, что без разрешения г. Министра просвещения не можем принять в число студентов.
Резолюция мне объявлена и документы получил обратно. Подпись Гомберга.
Надо отметить, что Дмитрий Ильич Гомберг был студентом в течение 15 лет. За это время он обзавелся многочисленной семьей, сменил несколько городов и мест учебы (медицинский факультет Университета Святого Владимира в Киеве, медицинский факультет и отделение естественных наук в Московском университете, юридический факультет — в Казанском и Московском университетах).
Официальной причиной смены факультетов в Москве была неуспеваемость, связанная со смертью отца. Дмитрий Ильич Гомберг из-за того, что «вся семья… осталась без средств к существованию», вынужден был проводить время «в заботах о средствах к существованию» из-за «долга поддерживать семью» [4].
Более того, усугубили ситуацию и изменения в личной жизни самого Д.И. Гомберга. Примерно в 1888 году в Москве Дмитрий Ильич Гомберг познакомился с Антониной Петровной Дьяконовой. Поводом для знакомства стала их увлеченность революционной романтикой. Предположительно в «1889 году Дмитрий Гомберг являлся одним из руководителей Московского революционного студенческого кружка», в 1890 году Дмитрий Ильич «за участие в политической демонстрации даже содержался какой-то период в Бутырской тюрьме» [5].
По словам Д.В. Малиновского, занятие революционной деятельностью стало поводом для того, что молодые люди попали под надзор полиции. Но архивные документы Казанского университета (см. дальше) не подтверждают данную версию.
Сведения об Антонине Петровне Дьяконовой сохранились в делопроизводстве полиции и книге о деятелях революционного движения в России, изданной в 1934 году. Мать Галы Антонина Петровна Дьяконова (в девичестве — Деулина) в юности была близка к политическим ссыльным, привлекалась к дознанию о нелестных высказываниях о царе (1885 год), была арестована за подстрекательство студенческой молодежи к беспорядкам (1889 год) [6].
По данным полиции, «в 1891 году «революционерка» Антонина Дьяконова вышла замуж гражданским браком за студента Гомберга» [3]. У пары один за другим появились дети — Вадим и Николай. Учитывая, что Дмитрий Ильич Гомберг был студентом, молодой семье становилось тяжелее жить. Поэтому мотивом к переезду в Казань могли стать финансовые трудности и поиск более удобного, скорее, экономичного города для местожительства.
По отношению к Москве Казань была провинциальным городом, где жизнь могла быть более дешевой и легкой. Но при этом она славилась своим университетом, оказавшимся первым в России нестоличным учебным заведением такого рода. Открытое в нем в 1804 году нравственно-политическое отделение, впоследствии, в 1893 году, преобразованное в юридический факультет, было известно в России. В разное время на протяжении XIX века здесь преподавали Г.И. Солнцев, Н. Загоскин, Г. Шершеневич, Н. Кремлев, Д. Мейер и др. В связи с этим выбор Д.И. Гомбергом города Казани был неслучайным.
Дьяконова (урожд. Деулина) Антонина Петровна, дочь томского купца, жена земского заседателя Барнаульского округа (Томская губерния). Родилась около 1868 года в Томске. Окончила томскую гимназию и акушерские курсы в Москве. В 1885 привлекалась к дознанию по делу о произнесении дерзких слов по адресу царя; ввиду отсутствия фактических доказательств дело о ней прекращено без всяких последствий. В 1885—1888 гг., проживая в Томске, Барнауле и с. Тольменском (Барнаульский округ), обращала на себя внимание близостью к политическим ссыльным — Воронину, Дробных, Ф. Волховскому (бегству которого, по рассказам, способствовала) и другими и резкими выражениями антирелигиозного настроения. Оставив мужа, уехала из Сибири и проживала в разных городах. В марте 1889 арестована в Москве вследствие подозрений в «подстрекательстве» студентов к беспорядкам; ввиду безрезультатности обыска и неподтверждения подозрения освобождена без последствий. По сообщению начальника Киевского железнодорожного узла от мая 1890 распространяла брошюры о волнениях политических ссыльных в Якутской области и на Каре. По распоряжению департамента полиции от 11 сентября 1890 подчинена негласному надзору в Москве. В том же году жила в Казани, где служила в Лихачевском родильном доме. В августе 1891-го, находясь в Москве, участвовала (или подозревалась в участии) в студенческих беспорядках из-за неразрешения панихиды по Н. Шелгунове. В мае 1891 у нее жила сестра политического эмигранта А. Гнатовского. По сведениям московской полиции, принадлежала к «костромскому кружку» и заведовала его библиотекой. Вышла замуж (гражданским браком) за студента Гомберга. В 1892-м была в Симферополе, в 1894—1895 гг. жила в Казани; в 1895-м выехала в Нижний Новгород, где занималась акушерской практикой. С 1897 поселилась в Москве, где Гомберг стал присяжным поверенным. ДП III, 1889, циркуляры; 1890, № 282.
Судя по революционной деятельности Антонины Петровны (возможно, случайной, связанной с юношеским нонконформизмом или увлечением романтизированными идеями преобразований), родителям Галы было что скрывать. Молодая семья была напугана вниманием к ним со стороны полиции, стараясь вести скромный, тихий, скрытный образ жизни, не нарушая правил и порядков. Неслучайно их скрытность привела к затруднениям в поиске материалов о семье. Более того, по объективным причинам и в силу ряда обстоятельств многие источники в архивах потерялись. Тем не менее факт замкнутости и укрывания жизни Дмитрия Ильича Гомберга и Антонины Петровны Дьяконовой нельзя отрицать. Скрытность и недоговоренность способствуют рождению в созданных ими лакунах мифов. Гала, выросшая в среде, где имели место и мифы, хорошо усвоила данные тактики практически с бессознательного возраста. Думаем, неслучайно в свете сказанного и позиционирование Галы в качестве не дочери, а падчерицы Дмитрия Ильича Гомберга: оба испытывали страх перед правдой. Дмитрий Ильич беспокоился за своих детей и не хотел подвергать их опасности. Как заметил Д.В. Малиновский, даже в преклонном возрасте «по каким-то веским причинам Д.И. Гомберг ничего не рассказывал моему отцу о братьях и сестре Галы. Никогда не говорил о браке своей дочери с художником Дали, хотя не мог этого не знать. Никогда не упоминал и свою первую возлюбленную Антонину, мать его детей, сохраняя тайну прошлых лет» [3]. Безусловно, Дмитрий Ильич испытывал страх.
Данный страх передался и Гале, всю жизнь волновавшейся о благополучии собственной жизни.
Надо отдать должное солидарности всех членов семьи. Как заметил Д.В. Малиновский, «Гомберг имел очень веские причины не разглашать свои семейные обстоятельства, причем то же самое касалось и детей — как будто все дали обет молчания» [7]. Появляющиеся семейные мифы активно поддерживались ее членами на протяжении всей жизни. Так, желая сокрыть истинную цель поездки в Париж дочери/падчерицы к возлюбленному Эжену Гренделю (впоследствии ставшему Полем Элюаром), Дмитрий Ильич Гомберг сочинил для знакомых миф: «Будем считать, что ты едешь поступать в Сорбонну» [8]. Даже в конце жизни Дмитрий Ильич никому не раскрывал в полном объеме всю историю своей семьи и дочери Елены/Галы. Для всех в его окружении Гала Дали была любимой падчерицей, за которую он сильно переживал. Наталья Касаткина в небольшом рассказе-воспоминании о Дмитрии Ильиче пишет, что было «...у Гомберга и еще одно горе. У него была падчерица, которую он очень любил и воспитал ее как родную дочь. Когда она заболела туберкулезом, он отправил ее лечиться в санаторий на юг Франции (в то время, когда это было еще возможно). Дочь познакомилась там с одним художником и вышла за него замуж. Не было никакой надежды, что она вернется. Мне хотелось узнать фамилию зятя Гомберга, так как я в то время училась в художественной школе и очень увлекалась французской живописью. Но Гомберг упорно не хотел говорить об этом. Однажды он все-таки «раскололся». «Зачем тебе его фамилия?» — спросил он. Голос его сделался враждебным и даже презрительным. «Он совершенно неизвестный, так, французишка испанского происхождения. Его зовут Сальвадор Дали». Ничего себе «неизвестный»! В то время мало что проникало через «железный занавес», но художники умудрялись увидеть книги, контрабандой привезенные к нам. Я подумала: «Хорошо, что Гомберг не имеет представления о творчестве Дали, он бы этого не вынес». Конечно, он не знал и того, что дочь его вначале была женой Поля Элюара, а потом сделалась знаменитой Гала — женой и музой Сальвадора Дали на всю жизнь» [9]. Безусловно, Дмитрий Ильич знал гораздо больше о своей дочери и ее мужчинах (П. Элюаре и С. Дали), но присущая ему скрытность и мифизация ситуаций семейной жизни создавали определенную недоговоренность, которую окружающие люди нередко не замечали. Подобных мифов в семье было немало. Сама Гала виртуозно овладела искусством сочинения мифов, запутавших следы ее жизни и неразгаданных до сегодняшнего дня. Как подчеркивал Д.В. Малиновский, «ни французское, ни российское окружение Галы не должно было знать истину, причем это было связано не с ней самой, а с ее отцом Гомбергом» [5]. Соглашаясь с внуком Д.И. Гомберга в отношении ее скрытности, расширим ее: Гала утаивала все, что касалось ее самой.
Источники:
1. Дали С. Моя тайная жизнь. Минск: Попурри, 2017. 640 с
2. Нюридсани М. Сальвадор Дали. М.: Молодая гвардия, 2018. 543 с.
3. Малиновский Д. В. Моя тетя Гала, муза Сальвадора Дали // Родина. 2018. № 10.
4. НА РТ. Фонд № 977. Опись номер 11д. Дело номер 32396. Дело Канцелярии Инспектора студентов Императорского Казанского университета
«О зачислении в число студентов Университета Дмитрия Ильича Гомберга». Начато 24 октября 1892 года. Кончилось 03 ноября 1895 года. На 32 л.
5. Малиновский Д.В. Дмитрий Гомберг — отец Галы, великой музы Сальвадора Дали // Казанские истории: культурно-просветительская газета.
6. Деятели революционного движения в России: Библиографический словарь. Т. 3: Восьмидесятые годы. Вып. 2: Г-З / сост. Р.М. Кантор, П.Г. Любомиров, А.А. Шилов и др. М., 1934. С. 1288–1290
7. Мазин В. Введение в Лакана. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2004. 208 с.
8. Дали Г. Жизнь, придуманная ею самой. М.: Яуза-пресс, 2017. 240 с.
9. Касаткина Н. Гомберг.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.