Каким будет консерватизм в Америке после Трампа

Мужчины не могут улучшить общество, поджигая его:
они должны найти его старые добродетели и вернуть их на свет.
Рассел Керк

Кризис консерватизма в Америке

Консервативное движение переживает кризис. В годы правления Трампа критики в СМИ изображали его избирателей — как ничего не знающих ксенофобов, его политиков — как бессовестных властителей, а его интеллектуалов — как лицемеров и трусов. Недоброжелатели говорят: все благоговейные разговоры Трампа об ограниченном правительстве и уважении к Конституции были своеобразной вуалью, которая маскировала уродливый и реакционный идол горечи и страха.

Хотя такая характеристика не совсем справедлива, значительная часть вины за плачевное состояние движения лежит на консерваторах. Ведь многие из них либо активно защищали, либо молчаливо подчинялись трампификации Республиканской партии. А Трамп — ни консервативен, ни принципиален. Теперь, когда его бурные четыре года наконец-то прошли и Республиканская партия собирает себя после него, консерваторам надо заново открыть для себя и вновь принять когда-то почитаемые принципы. Если они этого не сделают, то продолжающийся популизм, больше подходящий для троллинга либералов, чем для продвижения консервативной политики, может еще больше оттолкнуть американцев, особенно молодых, от Республиканской партии, оставив ее в роли постоянно обиженного меньшинства.

По определению, консерватизм — это склонность к медленным и разумным изменениям, поиск рецептов для будущего в мудрости прошлого. В этом смысле он существовал с самого начала человеческой цивилизации, поскольку каждая цивилизация стремилась сохранить себя, придерживаясь священной мудрости святых предков. А идеологический консерватизм родился из бурь и превратностей эпохи революции в Европе, его отцом-основателем был великий британский виг Эдмунд Берк.

Мысль Берка не была систематичной. Он был государственным деятелем, вовлеченным в суровые политические события, а не бесстрастным философом. Но определенные темы, постоянно повторяющиеся в его произведениях, были подхвачены и развиты более поздними мыслителями, такими как Рассел Керк, Питер Вирек, Уильям Бакли и Роджер Скратон. Конечно же, консерватизм представляет собой обширную идеологию, которая адаптируется к вызовам своего окружения, и его манифест в Британии XVIII века отличался от Америки века XX.

Тем не менее за его разнообразными формами, каждая из которых настроена на разные задачи, кроются вечные истины и принципы, лежащие в основе консервативной идеологии:

• люди — несовершенные существа;
• разум силен, но ограничен и подвержен ошибкам;
• утопическое мышление опасно, особенно в сочетании с идеологиями, продвигающими концентрированную политическую власть;
• люди должны уважать традиции и обычаи;
• интуиция — важный ориентир в социальной политике. Современные республиканцы, стоящие среди руин президентства Трампа, должны обратиться к принципам, изложенным ниже, чтобы восстановить прочную и единую коалицию, которая будет нравиться людям всех возрастов и национальностей.

Люди несовершенны

Люди несовершенны, слабы и склонны к ошибкам. В христианской традиции это определяется как первородный грех. Общество, несмотря на самоотверженные усилия и искренние желания, никогда не сможет это исправить. В то время как прогрессивисты считают, что большая часть грехов человечества вызвана беззакониями коррумпированной цивилизации, консерваторы полагают, что грехи людей — внутреннее наследие их эволюционной истории. Они исходят из несовершенства нашего существа. Значит, совершенство может прийти только с дисциплиной и ограничениями, которые налагает цивилизация.

Конфликт и конкуренция — не уникальные недостатки Запада или рыночного капитализма. Они — неискоренимая черта любого общества и человеческой натуры. Лучшее, на что может надеяться здоровая социально-экономическая система — это на то, чтобы направить человеческую конкурентоспособность таким образом, чтобы она приводила к максимально положительным результатам. Именно этим занимается хорошо регулируемая рыночная система, и именно поэтому консерваторы обычно аплодируют свободному рыночному капитализму. Замена капитализма социализмом не устраняет конкуренции; она только трансформирует ее и делает менее продуктивной и более расточительной.

Насилие и эксплуатация — это тоже не уникальные недостатки Запада или фанатичного патриархата. Пока люди живут вместе, они будут стремиться запугивать, беспокоить и манипулировать друг другом, если верят, что могут делать это безнаказанно. Религиозные учения и мораль могут смягчить их бессердечие, но даже в самых этически и духовно просвещенных сообществах нужна система уголовного правосудия. Поэтому призывы к упразднению полиции — опасная фантазия, и если общество лишить хорошо обученных офицеров, потребность в безопасности и защите будет удовлетворена недобросовестными и плохо обученными оппортунистами, которые заполнят пустоту.

Политики и философы, игнорирующие человеческие ограничения, подобны инженерам, игнорирующим физику: их предложения не только ошибочны, но и опасны.

Разум силен, но подвержен ошибкам

Немногие свои свойства человек ценит больше, чем разум. Считается, что это он отделяет людей от зверей и дает им господство над Землей. От геометрии до философии и современной науки, от сельского хозяйства до автомобилей и реактивных авиалиний — он позволил людям подняться из нищеты первобытного прошлого к поразительному процветанию постиндустриального настоящего. Действительно, те, кто больше всего ценит разум, фантазируют о мире, в котором люди, дисциплинированные годами формального образования и обучения, способны отбросить интуицию, предрассудки, догадки и страсти в пользу безличной вычислительной мощности рационального познания.

Консерваторы уважают разум, но замечают и его непривлекательные черты, которые обычно игнорируются. Разум медлителен, подвержен ошибкам и способен игнорировать стеснения и ограничения реального мира. Большинство из нас считает само собой разумеющейся возможность сложить пять и пять, завершить силлогизм или сделать простой вывод. Но эти навыки требуют долгого обучения и практики. Мало кто из людей наберет 100 процентов по любому тесту на логику или рассуждение. И если бы они по природе были вынуждены полагаться только на разум, чтобы ориентироваться в мире, они бы быстро исчезли. К счастью, природа не поставила выживание в зависимость от чего-то столь же слабого, как разум, и наделила людей инстинктами и интуицией.

Но еще политически значимей, чем уязвимость разума перед ошибками, его способность абстрагироваться от реальности и преобразовывать ее. Отчасти это делает его таким мощным: люди могут экспериментировать в воображении и придумывать несуществующие миры. В применении к научной фантастике или фэнтези это звучит просто очаровательно. Но применительно к человеческому обществу эта способность может быть губительной.

Нетрудно представить себе свободное от преступности сообщество, которое будет полностью совместным и коммунистическим. И ничто в отношении разума не поднимает тревогу, заявляя: «Это невозможно!» В конце концов, такой прогрессивный рай, каким бы невероятным он ни казался для тех, кто верит в первородный грех, не нарушает никаких законов логики. Пять плюс пять равно 10, будь то кешью, купленный в супермаркете, или медовые фрукты, собранные в общем саду. Разум может созерцать идиллические общества, соблазняющие интеллект. В большинстве случаев это приводит к нескольким студенческим работам и увлечению марксизмом или какой-либо другой квазиутопической идеологией. Но в иногда это приводит к ужасающей трагедии.

Это не означает, что консерватизм — романтическая идеология, которая полностью избегает рационального мышления. Наоборот. Консерватизм антиромантичен и продвигает такие достоинства, как дисциплина, сдержанность и несентиментальное принятие реальности. Но он скептически относится к абстрактным схемам улучшения общества, которые игнорируют неискоренимые черты человеческой природы.

Утопическое мышление опасно

Трагедия первородного греха — не только в том, что люди несовершенны. Но и в том, что они могут вообразить о своем совершенстве и рассуждать о нем. А значит, они обречены навсегда испытать болезненную пропасть между своими идеалами и реальностью. Люди постоянно испытывают искушение преодолеть эту пропасть, превратить чистилище действительности в рай воображения. У писателей-фантастов и режиссеров это стремление может обеспечить приятный побег от мрачных реалий мира; но у философов и политиков это может дать опасную надежду на утопию, игнорирующую ограничения человечества.

Действительно, одна из самых важных функций консерватизма — сдерживать энтузиазм по поводу такого преобразующего видения и призывать к осторожности, сдержанности и к уважению статуса-кво. Это — не потому, что статус-кво всегда правильный, а потому, что альтернатива часто хуже. Ибо сколько бы ни было способов создать социальный порядок, есть бесконечно больше способов его разрушить. Утопически мыслящие люди разочаровываются и даже испытывают отвращение по отношению к существующему положению вещей, которое неизбежно меркнет по сравнению с их мечтами. Что еще хуже, это часто мотивирует и оправдывает болезненные жертвы. В конце концов, колесу прогресса, возможно, придется задавить нескольких бабочек на пути к лучшему завтра.

Беспорядки — пример этого импульса в действии. Летние беспорядки, например, стоили Америке миллиардов долларов и более 20 жизней, но прогрессивисты, которые продвигали и защищали их, рассматривали их как необходимую атаку на статус-кво. Она должна была породить новую, более справедливую многорасовую демократию. Ужасающие беспорядки в Капитолии, поощряемые Дональдом Трампом, следовали той же логике, но здесь утопическое мышление было реакционным: оно тосковало по утерянному прошлому, которое, по словам Трампа, боролось за восстановление коррумпированного статус-кво во главе с космополитической элитой, укравшей выборы в отчаянной попытке защитить свои привилегии.

Утопическое мышление особенно опасно в сочетании со стремлением к концентрированной политической власти. Нетрудно понять, почему утопистов часто привлекает централизация: их видение более согласованного и мирного социального порядка требует рационального вмешательства со стороны образованной элиты, которая может манипулировать рычагами социальной и политической власти, чтобы стимулировать правильное поведение, одновременно наказывая и в конечном итоге устраняя неправильную. Именно это сочетание утопического мышления, рациональной абстракции и централизованной власти привело к ужасающим трагедиям коммунистических революций по всему миру.

Люди должны уважать традиции и обычаи

Люди эволюционировали ради культуры. У них большой мозг не потому, что он позволяет им созерцать законы Вселенной или манипулировать другими людьми, а потому, что он позволяет им впитывать и создавать культуру. Каждое поколение строится на основе предыдущего, возится с идеями, артефактами и учреждениями, сохраняя и потенциально улучшая их для следующего. Таким образом, в любое время одно поколение имеет доступ к огромной мудрости своих предков; нет необходимости заново открывать для себя колесо или огонь, или как делать стекло, или как проводить электричество.

Культура развивается. И по этой причине консерватизм утверждает, что традиции и обычаи следует чтить и уважать. Традиция — признак того, что что-то работает. Прогрессивного человека это почтение часто раздражает, особенно если оно кажется иррациональным. И он рассматривает аргумент «мы всегда так поступали» как пренебрежение разумом.

Отчасти это понятно. Институты и традиции могут стать склеротическими или устаревшими, а конструктивная критика может побудить граждан отказаться от них и обновить их. А фраза «мы всегда так поступали» действительно может служить щитом, защищающим пагубную или совершенно анахроничную политику от устаревания, которого она заслуживает. С другой стороны, мудрость традиций часто скрыта от людей. Как уже отмечалось, культурная эволюция не требует преднамеренных манипуляций или рационального понимания. Людям не нужно знать, почему ритуал, обычай, учреждение работают, чтобы сохранить и передать их. Фактически, им даже не нужно знать, что они делают. Бабушкин рецепт — простой пример. Большинство людей понятия не имеют, почему ингредиенты работают или даже что некоторые из них делают. Они судят о рецепте по вкусу, и, если рецепт работает, они, как правило, не слишком много экспериментируют с ним.

Консерваторы не хотят замораживать общество во времени, как муху в янтаре; они хотят защитить и сохранить традиции, продвигая медленные и разумные изменения. Традиции, которые больше не способствуют процветанию человечества, должны измениться или умереть. Но люди не должны опрометчиво атаковать традиции, чтобы провоцировать презрение к обычаям или институтам, которые хотя и несовершенны, выполняют важные социальные функции.

Интуиция как ориентир поведения и социальной политики

Интуиция — это быстрое, необдуманное суждение или отношение. Она включает в себя все, от предрассудков (хороших, плохих или нейтральных) до непосредственных и неотразимых чувств по поводу музыкального произведения, города или другого человека. Прогрессивисты часто сосредотачиваются на опасности интуиции и утверждают, что она уступает разуму. В конце концов, интуиция — это то, что способствует и продвигает фанатизм всех видов: это, к примеру, бездумная ненависть, которая мотивирует отношение и политику, направленную против геев, темнокожих, женщин и транссексуалов. Но это — ограниченное и тенденциозное понимание интуиции, которое сосредотачивается на ее недостатках, не осознавая ее достоинств.

Люди приобретают интуицию как минимум двумя способами. Есть интуиция врожденная и приобретенная. Пример приобретенной интуиции — человек, прошедший соответствующие курсы, интуитивно поймет, что четыре плюс пять — девять, или что Джордж Вашингтон хороший и заслуживает уважения, или что вода — это H2O. Пример врожденной — подсознательное отвращение к рвоте как к признаку серьезной болезни.

Первый тип интуиции содержит мудрость биологии; а второй — мудрость культуры. И вместе они содержат некую мудрость, не требующую рационального обдумывания, которое часто бывает медленным и слабым. Как и в случае с традицией, мудрость такой интуиции часто не сразу очевидна. Консерватизм утверждает, что она заслуживает уважения именно потому, что часто содержит в себе мудрость, скрытую от разума.

Даже если какая-то часть общества определила, что интуиция устарела и скорее вредна, чем полезна, она должна жить с другими людьми, которые все еще уважают интуицию. Обзывание «фанатиком» всех, кто не согласен с однополыми браками или трансгендеризмом, может удовлетворить гнев или чувство самодовольства, но вряд ли сделает мир более справедливым. Моральный прогресс требует разумных изменений, а не беспощадной культурной войны.

Отказ от правого популизма

Все эти принципы не держатся на четко определенной политической платформе. Два человека, которые разделяют их все, вовсе не обязательно будут согласны друг с другом по поводу современной политики. Но их решительная поддержка указывает на иное будущее консервативного движения, чем то, которое предполагали сторонники вдохновленного Трампом популизма. В первую очередь, эти принципы поощряют политику осмотрительности и признания хрупкости американской республики. Верховенство закона, уважение к свободе, защита частной собственности, развитие демократических институтов и создание богатства, которое мы считаем само собой разумеющимся — не неизбежные плоды природы. Они — плоды борьбы и жертв, добытые с большим трудом. Наша цивилизация — это дар, переданный нашими предками для временной защиты, прежде чем мы тоже передадим его следующему поколению. Мы временные управленцы, а не владельцы.

Это означает, что мы должны отвергнуть гнев и горечь, которые так характерны для современных правых. Эти эмоции и отношения подпитывают двигатель экстремизма; а экстремизм — угроза цивилизации. Те, кто голосовал за Трампа и с энтузиазмом поддерживает его позицию, направленную против истеблишмента и пренебрежение политическими нормами, конечно, имеют законные претензии. Но ответственные консервативные политики и интеллектуалы, осознающие ненадежность общественного порядка, должны усердно работать над рассмотрением обоснованных жалоб, успокаивая страсти, которые часто их сопровождают. И им следует воздерживаться от слишком многого. В конце концов, консерватизм — это идеология ограничений.

Слишком долго многие консерваторы довольствовались продвижением дружественной к корпорациям платформы, которая согревала сердца и увеличивала объемы банковских счетов сверхбогатых, но отчуждала рабочий класс. Возвращение к традиции не означает отказа от политики рабочего класса или национализма. Фактически это должно привести к объединению и того, и другого.

Консерватизм должен прокладывать путь, ведомый своими почитаемыми предками, между крайностями радикальных левых и недовольных правых, не впадая в дружественное корпорациям либертарианство. Только от этого может зависеть выживание Американской республики.