Династия Поспеловых: «Каждый пациент проходит через сердце и остается в нем»

Страшный танец

Родители десятилетнего Дамира (имя изменено) в очередной раз собирались с сыном в Казань. Они уже два месяца безрезультатно ходили по врачам, получали разные диагнозы, пробовали разное лечение — но становилось только хуже. У мальчика были гиперкинезы — он хаотически двигался и подергивался, быстро и сильно, всем телом вздрагивал. В школу уже несколько недель он не ходил — какая там школа, когда не знаешь, как в следующий момент сработает его мускулатура. К тому дню ребенок не мог даже нормально говорить: казалось, что в странном и страшном танце задействована уже абсолютно вся мускулатура, включая мышцы языка и лица.

Врачи разводили руками. Дамиру диагностировали то невроз навязчивых движений, то расстройство психики, то другие заболевания. Симптомы нарастали лавинообразно. Родители медленно теряли надежду, но по направлению все-таки приехали к профессору Сергею Поспелову. Мальчика спас огромный опыт доктора. И дело не в том, что другие врачи ошибались — просто случай оказался своеобразным приветом из прошлого, а сегодня подобные состояния возникают крайне редко, единицы на всю страну.

Оказывается, Дамир страдал ревматизмом малой хореи, который поразил мозг. Сегодня в арсенале докторов большой спектр антибиотиков, на которые хорошо отвечает ревматизм, и до поражения нервной системы обычно не доходит. А у Дамира он проявился именно так, поэтому о ревматизме никто из специалистов даже и не думал — слишком редким был случай. Сергей Георгиевич рассказывает:

— Это сегодня почти забытое явление. Его не видят современные доктора. Но в начале моей работы, сорок лет назад, мы таких больных лечили. И когда этот мальчик с родителями пришли на прием — я узнал эти гиперкинезы, потому что они при таком заболевании очень специфические. Очень быстрые вздрагивания на фоне мышечной гипотонии. Мы с заведующей детской неврологией ДРКБ Венерой Абдулхаковной Аюповой в тот же день госпитализировали ребенка и начали лечить. Через несколько дней гиперкинезы начали затухать, и через две недели он выписался со значительным улучшением. Но такое состояние бывает крайне редко, и тут нельзя винить докторов, которые его принимали до меня. Ведь когда они учились в медицинских вузах, им просто не могли показать подобных случаев.

Сергей поспелов: «Детский врач сможет стать «взрослым врачом». А вот «взрослый врач» педиатром вряд ли станет. У нас очень много нюансов. С детьми работать гораздо сложнее, чем со взрослыми»

Поспелов спас ребенка благодаря своему колоссальному опыту, правильно, а главное вовремя, диагностировав болезнь. Закончиться все могло смертью: при ревматизме страдают сосуды мозга, итогом развития заболевания мог стать инсульт.

371 год служения людям

Сергей Георгиевич Поспелов и его жена Наталия Николаевна сегодня стоят в центре большой врачебной династии. Он — детский невролог, она — детский фтизиатр. Два поколения их семьи до них и два после отдали свою жизнь медицине. Общий стаж врачебной работы членов этой уникальной семьи составляет на сегодня 371 год.

Родоначальники династии — Александр Александрович Поспелов и Анна Давыдовна Осканова. Они еще до революции закончили медицинский факультет Донского университета в Ростове. А после этого их обоих распределили на Северный Кавказ, в Пятигорский район. Там они работали фактически земскими врачами: на Анне была терапевтическая и гинекологическая работа, Александр оперировал. Там, в глухом сельском уголке, родился их сын Георгий.

В 1937 супруги приехали работать в Казань. В 1941-м, когда грянула война, Александра Александровича призвали в медицинскую службу Красной Армии. Он был главным судмедэкспертом Ленинградского фронта. А Анна Давыдовна с первых месяцев войны работала в эвакогоспитале в Казани.

— Это был госпиталь «Грудь и живот». Самые тяжелые случаи ранений свозились в Казань, а бабушка была начмедом этого госпиталя, его ведущим хирургом. Сколько она там спасла жизней — не знаю. Они были очень скромными людьми и никогда не говорили об этом, — рассказывает их внук, тот самый Сергей Поспелов, с которого началась эта статья.

После войны Александр Поспелов возглавил службу республиканской судмедэкспертизы, фактически собрав ее из разрозненных подразделений и создав базу работы на долгие годы. Именно под его руководством строилось здание Бюро судебно-медицинской экспертизы. Он набирал коллектив, создавал службы, организовывал работу в районах. А Анна Давыдовна стала главврачом казанского роддома №3 — и руководила им 30 лет.

Их сын, Георгий, в медицину не пошел — зато стал одним из отцов советского компрессоростроения. Профессор Поспелов 20 лет руководил кафедрой компрессорных машин и установок в КХТИ. Но связующая нить династии продолжилась через его жену, Людмилу Алексеевну. Она была челюстно-лицевым хирургом и проработала по этой специальности больше полувека.

А в девятом классе один из их сыновей, Сережа, вдруг подошел к родителям и в ультимативной форме заявил: «Я буду поступать только в медицинский институт».

1/5

• Прабабушка Анна Давыдовна Осканова — главврач казанского роддома №3
• Слева направо: Людмила Алексеевна Поспелова, дядя Сергея Поспелова, Анна Давыдовна Осканова, Александр Александрович Поспелов
• Людмила Алексеевна Поспелова — челюстно-лицевой хирург
• Людмила Алексеевна Поспелова — челюстно-лицевой хирург
• Наталья Поспелова (в белой шапке) с однокурсниками на стройке ДРКБ

«У нас все работали до гробовой доски»

Профессор Поспелов предполагает: его устойчивое стремление стать врачом, видимо, сформировалось в семейной атмосфере. Домашние разговоры о пациентах, о разных случаях он невольно слушал еще ребенком. Родители, как он сам вспоминает, взволновались: они не ожидали такого решения от сына — думали, что он пойдет по технической части, по стопам отца. Зато очень обрадовались бабка с дедом, к тому моменту уже весьма заслуженные врачи.

В 1974 году Сергей Поспелов поступил на педиатрический факультет Казанского медицинского института, пройдя конкурс в 10 человек на место. Студентами он и его будущая жена поучаствовали и в строительстве ДРКБ (ее открыли в апреле 1977 года, и студенты-медики были задействованы в возведении весьма плотно). Кто же знал, что Сергей строит место работы не только для себя самого, но и для своего будущего сына!

Как и большинство однокашников, Поспелов во время учебы работал медбратом в медсанчасти КМИЗа на базе пятой горбольницы. Нештатных ситуаций там было хоть отбавляй: был в практике молодого медбрата и случай преждевременных родов прямо в поликлинике, и извлечение из дыхательных путей мундштука, который нечаянно вдохнул пациент.

Ближе к концу учебы Сергей женился на своей однокурснице Наталье. На пятом курсе у них родился сын Миша. Родители молодой четы работали («У нас все работали до гробовой доски», — говорит Поспелов), но помогли детям — наняли няню для малыша. Уже потом маленький Миша нередко бывал и на дежурствах у отца, и на работе у мамы, и в хирургическом кабинете у бабушки — не всегда была возможность оставить его дома с кем-то.

Михаил Поспелов: «Мое первое знакомство с хирургией случилось у бабушки на работе...»

Через много лет Миша, Михаил Сергеевич, уже и сам став признанным детским хирургом, вспомнит:

— Мое первое знакомство с хирургией случилось у бабушки на работе. К ней пришел пациент с огромным флюсом, и нужна была хирургическая манипуляция. Мне было лет пять-шесть, а может, и меньше, я как раз в тот день был на работе с бабушкой. И вот она вскрыла флюс, начала удалять гной — словом, проводить всю свою обычную работу. А я это увидел, мне стало очень плохо. Бабушка меня подхватила, уложила куда-то, нашатыря принесла понюхать…

От неонатолога до невролога: сорок лет в педиатрии

Первым местом работы Сергея Поспелова после интернатуры было отделение патологии новорожденных и недоношенных детей. Там не хватало врачей — и молодого доктора, который прошел специализацию по педиатрии, уговорили начать работать именно там неонатологом. Там Поспелов работал три года, полтора из которых исполнял обязанности заведующего.

В 1980 году реанимация новорожденных и выхаживание недоношенных были совсем на другом уровне, нежели сейчас. В то время порогом выхаживаемости был вес ребенка в 900 граммов. А сейчас уровень аппаратуры позволяет спасать и 400-граммовых малышей. Сам доктор вспоминает:

— Тогда и сейчас — это как небо и земля! Мы стояли всю ночь у кювеза с медсестрой и смотрели, посинеет ребенок или нет. Так и проходили дежурства. Реанимация была на шестом этаже, в другом корпусе. И если ребенок начинал задыхаться — мы его бегом хватали, мешок Амбу (устройство для искусственной вентиляции легких в ручном режиме, — прим. ред.), бежали с медсестрой пешком в другой корпус туда в отделение реанимации. Там уже его подключали к аппаратному дыханию. А у нас в отделении был только кислород….

Сергей Поспелов: «Я учился, так сказать, у кроватки. «Что ни кроватка, то загадка» — есть у нас такая поговорка. Это — о клинических разборах по методике обследования»

После трех лет в неонатологах главврач предложил Сергею Георгиевичу работу консультанта-педиатра сразу в четырех хирургических отделениях. Там он проработал еще два года. Но все это время очень хотел стать неврологом — его привлекали загадки нервной системы, возможность разгадывать сложные случаи, распутывать тяжелые ситуации. В итоге он все-таки получил эту специальность, пройдя трехмесячную первичную специализацию по детской неврологии в Минске, в белорусском ГИДУВе, славившемся тогда на всю страну.

— Это была осень 1986 года. А в апреле был Чернобыль. И вот они там осенью опавшие листья собирали по всему городу и куда-то увозили… — вспоминает доктор.

С тех пор и началась неврологическая практика Сергея Поспелова. В 1990 году к ней добавилась клиническая ординатура — кандидатскую Поспелов защищал по теме «Развитие неврологических аномалий мозга в зависимости от экологической обстановки». А потом он получил и звание профессора — по совокупности многочисленных научных работ в ведущих медицинских журналах.

Темы для мемуаров: затопленная аптека, чеченские дети, мертвый наркоман...

Конечно же, на плечи любого практикующего в больнице доктора падают дежурства. Вот и Сергей Поспелов много раз оставался ответственным дежурным педиатром в ДРКБ. И за это время навидался всякого:

— Наверное, когда я буду дряхлым, буду писать мемуары. Знаете, сколько случаев было на этих дежурствах? Как-то в аптечном отделении на первом этаже забыли закрыть кран, и аптеку стало заливать. А там медикаменты, включая сильнодействующие. Это же материальные ценности! И вообще, вся жизнь больницы от них зависит! Пришлось снаружи разбить окно, мне ввалиться туда через фрамугу, закрыть кран. Потом уже подъехали главврач и заведующий аптекой с ключами…

Трагические ситуации в жизни страны тоже не обошли казанских врачей стороной — в том числе и Чеченская война.

— Как-то, когда я остался дежурить, к нам привезли целый самолет детей из Чечни с ранениями — на реабилитацию и лечение. Это было летом. Самолет стоит на летном поле, рядом с ним стоят главный эпидемиолог Минздрава, главный инфекционист, главный хирург, другие специалисты, чиновники — и я как ответственный по больнице педиатр. И они мне все говорят: «Идите-идите, Сергей Георгиевич. Поднимайтесь там. Осмотрите детей, температуру всем померьте, оцените состояние»... И все боятся зайти. А вдруг там из автоматов начнут стрелять? Вдруг там террористы в этом самолете, времена ведь были совсем лихие… А я же врач. Я давал клятву Гиппократа — не имею права отказать. Тем более «тяжелым» детям. Ну я взял под козырек, поднялся на борт —там было человек 30 детей. Все лежат, все перевязанные... Острых случаев там не было, но все они были после тяжелых ранений, с позвоночниками, с поражением головного мозга... И неизвестно еще с какой инфекцией мы могли столкнуться. Не зря же там главный инфекционист рядом с бортом стоял… Мы всех детей погрузили на транспорт, привезли сюда в диагностическое отделение ДРКБ, в изоляционные боксы. Всех разместили, всю ночь оформляли истории болезни, начали лечить…

Сергей Поспелов: «Меня наши профессора учили: невролог ценен в том случае, когда он руками, глазами, ушами и молоточком способен поставить правильный диагноз!»

Как-то раз в приемном покое детского стационара раздался сильный шум. Дежуривший в ту ночь Поспелов выскочил в коридор — и увидел, как двое мужчин тащат третьего и кладут его на диванчик для посетителей в коридоре.

— Я выбегаю, спрашиваю: «Кто вы? Что случилось?». А они ехали из поселка Мирный, были все под наркотиками. И их товарищ умер от передозировки. Он был мертвый, понимаете? И они в первую попавшуюся больницу привезли его — и это были мы, РКБ же еще дальше. Я звоню на КПП, говорю: «Закройте шлагбаум, не выпускайте эту машину!». Сразу вызвали реаниматолога, осмотрели мы этого парня. Реанимировать пытались, но было уже поздно. И что мне было делать? Тут ведь и дети поступают. Ну мы отвезли тело в небольшой коридор, прикрыли, чтоб никого не пугать… Звоню в морг, в милицию, в прокуратуру — как же так, мне труп привезли! Перевозка приехала только в шесть утра. А мы всю ночь потом детей принимали. Это было серьезное ЧП…

«Я работаю на этой работе, потому что безумно ее люблю»

Сергей Георгиевич рассуждает о сути работы детского доктора:

— Детский врач сможет стать «взрослым врачом». А вот «взрослый врач» педиатром вряд ли станет. У нас очень много нюансов. С детьми работать гораздо сложнее, чем со взрослыми. Надо приспособиться к ребенку, расположить его к себе во время осмотра. Он ведь может негативно реагировать на осмотр — значит надо все делать в виде игры. Он не может сказать о своих жалобах точно — это все надо выявлять через родителей. Ну и потом, быть врачом таких крошек — это одно удовольствие! И конечно, ответственность. И, конечно, родители и ребенок — одно целое в нашей профессии. Мы всегда стараемся успокоить родителей: если они будут в возбужденном состоянии, помощи ребенок не получит. И это не даст улучшения. А когда родители в унисон с врачами работают, борются — вот тогда возможен положительный эффект.

Поспелов всегда советует родителям надеяться. Даже в самом безысходном случае. Потому что чудеса — случаются, и у детей невозможно делать прогнозы. Он рассказывает, что адаптивные механизмы детского организма настолько велики, что могут «вытянуть» ребенка даже из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. И вспоминает случай:

— Когда я работал консультантом в хирургии, как-то видел, как оперировали мальчика-подростка с остеомиелитом (гнойное воспаление костной ткани, — прим. ред.). У него был сепсис, стафилококковая инфекция распространилась по всему организму. Тяжелая бактериальная пневмония, тяжелое поражение почек, печени... Поражены были все важные органы, и даже мы, врачи, думали, что ребенка уже не спасти. Но начали лечить. Прооперировали, гнойник опорожнили, стали ставить капельницы… И мальчик остался жив! И даже ногу ему удалось спасти. Разве это не чудо? Или вот во время работы неонатологом: мы выхаживали таких детей, которые ни по одному учебнику выжить не могли. И их через несколько лет приводили родители: «А вы нас помните? Был недоношенный, вы нас выхаживали, а сейчас мы учимся в школе, и знаете, хорошо учимся!».

Сергей Поспелов: «Не представляю, что завтра не приду на работу. Что не встречусь с этими родителями, что не проведу этот осмотр, что не помогу этому малышу»

«Что ни кроватка, то загадка»

Сегодня сам уже профессор, Поспелов вспоминает профессорские обходы в неврологии — их проводили такие светила, как Шульман, Попелянский, Ратнер…

— Я учился, так сказать, у кроватки. «Что ни кроватка, то загадка» — есть у нас такая поговорка. Это о клинических разборах по методике обследования. Я не хочу ничего плохого сказать о нейрохирургах — я их очень уважаю. Но без пленки томографии они больных даже не будут смотреть. А мы, старые неврологи, как приучены ставить топические диагнозы? Вот этим молоточком, по анамнезу, на осмотре больного, вызывая рефлексы. И в этом-то интерес! Вот этот азарт, стремление найти, доказать, поставить правильный диагноз, назначить правильное лечение — помочь! Меня наши профессора учили: невролог ценен в том случае, когда он руками, глазами, ушами и молоточком способен поставить правильный диагноз!

Чудеса, сложности, разные специализации, четыре десятка лет в профессии… Сергей Георгиевич Поспелов признается в беззаветной, истовой любви к своему делу:

— Проработав 40 лет во многих педиатрических службах, говорить, что что-то мне не нравится в моей работе, я не могу. Мне все нравится. И когда меня еще в советские времена принимали в партию, спросили: «Почему вы работаете на этой работе», — я ответил: «Потому что я безумно ее люблю». Я не представляю, что завтра не приду на работу. Что не встречусь с этими родителями, что не проведу этот осмотр, что не помогу этому малышу. Да, сложно. Да, надо найти подход. Но я не представляю жизни без этого. И я горжусь сыном. И так рад, что внучка поступила — и тоже на педфак! Она очень целеустремленная девочка, знаете…

Сергей Поспелов: «Я горжусь сыном. И так рад, что внучка поступила — и тоже на педфак! Она очень целеустремленная девочка, знаете…»

Михаил Поспелов: «Дух медицины я начал получать еще до рождения»

Михаил Сергеевич Поспелов, тот самый Миша, которого «откачивала» бабушка в своем кабинете челюстно-лицевой хирургии, сегодня заведует хирургическим отделением №2 в ДРКБ. Он вспоминает фотографию из семейного альбома, где его мама занимается уборкой стройматериалов на строительстве этой клиники — будучи беременной.

— Так что дух медицины я начал получать еще до рождения, — заключает он. — Я рос в семье медиков, потому что все это начиналось давным-давно, в начале прошлого века, с прадеда и прабабушки.

Еще школьником он приходил в отделение дежурить с отцом. А в старших классах подрабатывал тут санитаром — носил передачи из приемного отделения по этажам. Говорит, что ДРКБ — его родной дом, и многие доктора и медсестры помнят его еще с детства. Как и его отец, Михаил Поспелов вспоминает, что с детства запомнил многочисленные разговоры о пациентах и врачебных случаях. А многочисленные атласы в домашней медицинской библиотеке были чуть ли не любимым чтением для школьника — «интересно же было посмотреть, из чего человек сделан, что собой представляет мозг, как глаза двигаются… ». Но гены деда-инженера тоже давали свое — тем более что тот самозабвенно занимался с внуком моделированием и конструированием.

— Чего мы только с ним не делали! — вспоминает Михаил Сергеевич. — Чертежи бесконечные, формулы, расчеты, программируемые калькуляторы…

Михаил Поспелов: «Дух медицины я начал получать еще до рождения. Я рос в семье медиков, потому что все это начиналось давным-давно, в начале прошлого века, с прадеда и прабабушки»

В итоге в 1995 году, когда настала пора выбирать вуз, встала проблема: прирожденный технический склад ума вел Михаила в энергоинститут, а медицинская династия в крови аккуратно подталкивала на Бутлерова, в сторону медицинского. В итоге он успешно сдал экзамены в оба вуза — и выбрал путь медика.

— С первого курса я стал работать на кафедре нормальной анатомии препаратором. Но первое занятие в анатомичке запомнил на всю жизнь. Мы пришли, все такие довольные: ура, первый раз в анатомичке! А оставался разложенный трупный материал после другой группы. И наш преподаватель нам говорит: «Ну давайте, убирайте это, в формалин складывайте». А у нас ни перчаток, ничего. Ну мы давай складывать. И неделю после этого я суп с мясом есть не мог. Вареное мясо вызывало вот такие первые ассоциации…

Поступив на первый курс, Поспелов решил для себя: единственная стоящая профессия в медицине для мужчины — быть хирургом. На третьем курсе, увидев открытый «дышащий» мозг в нейрохирургической операционной, загорелся романтикой этой специализации — ушел из препараторов и до конца учебы работал медбратом в отделении нейрохирургии. На 6 курсе в Михаиле взыграли гены прадеда-судмедэксперта.

Михаил Поспелов: «Я прошел долгий путь: от живота матери через школьника-санитара, препаратора, медбрата, интерна, хирурга до заведующего отделением»

— На 6 курсе у нас была судебная медицина, а ведь у меня прадед был одним из основателей этой дисциплины в республике. И мне стало так интересно: все эти убийства, как это расследуется, как судебные медики все разгадывают. Элементы детектива... Интересно же, как судебные медики все это разгадывают, с какого расстояния пистолет стреляет. Я туда уже серьезно собрался. Сходил в «судебку», поговорил с завотделением, он готов был меня взять к себе судебным медиком после интернатуры.

Но и этой специальности не случилось. Когда Михаил пришел в интернатуру в ДРКБ, его заметил один из ведущих детских хирургов республики, Яхья Мустафин. И Евгений Карпухин, тогдашний главврач ДРКБ, тоже повлиял на окончательное определение пути Поспелова-четвертого. В числе других своих наставников он благодарит и заведующего хирургическим отделением №1 ДРКБ Алексея Петровича Баимова, который и сделал из него хирурга, — заключает Михаил Сергеевич. Он остался в ДРКБ, в 1-м хирургическом отделении. А еще через 13 лет его перевели во 2-ю хирургию, где он стал заведующим.

— Так что я прошел долгий путь: от живота матери через школьника-санитара, препаратора, медбрата, интерна, хирурга до заведующего отделением.

1/7

«Каждый ребенок, которого ты коснулся, остается в сердце»

Технические способности Поспелова-младшего тоже не пропали даром: он разрабатывает медицинские инструменты и уже получил четыре патента.

— В конце концов, мое «технарство» вылилось в патентные свидетельства на инструментарий для проведения хирургических вмешательств. Они выпускаются, и страна ими работает. Самый действующий и, на мой взгляд, продуманный и нужный инструмент — это раздвижной троакар, которому нет аналогов в мире. У меня даже есть его чертеж, на котором написана дата «3 января 2013 года» — именно в тот день мне пришла идея. Таких чертежей у меня море…

Михаил Сергеевич признается: хоть медицина и очень сложная и ответственная профессия — она захватывающая и интересная. В ней остается поле для творчества, даже несмотря на современные тенденции загонять докторов в рамки клинических рекомендаций. Поспелов умеет находить все новые и новые пути решения проблемы пациента. Но говорит и о моральных сложностях своего дела:

— Моральное давление превыше всего остального. Физически можно отдохнуть, а морально ты не отдохнешь никогда. Я абсолютно каждого пациента пропускаю через себя. Каждый ребенок, которого ты коснулся, который прошел через твои руки, который сейчас лежит в реанимации, — он остается в твоем сердце. Я отношусь к каждому своему пациенту как к собственному ребенку. И мы не можем относиться к нему по принципу «пришел-ушел». Нам сейчас обидно слышать, как сейчас говорят: «мы пришли, вы нам обязаны, мы клиенты»... Так вот — не клиенты. И мы — не обслуга. Мы — врачи! И каждый пациент проходит через сердце, остается в нем. И это надолго. Кто-то может это выкинуть из себя быстро, а у меня не получается. Бывает, всплывают в голове пациенты, которые были давным-давно...

Михаил Поспелов: «Физически можно отдохнуть, а морально ты не отдохнешь никогда. Я абсолютно каждого пациента пропускаю через себя. Каждый ребенок, которого ты коснулся, который прошел через твои руки, который сейчас лежит в реанимации, — он остается в твоем сердце»

Михаил Сергеевич горько иронизирует о том, что, наверное, когда-то это скажется «вот тут», показывая на область сердца. И продолжает рассказывать о сути работы хирурга: любая операция — серьезное вмешательство. Аппендэктомия может длиться и пять минут, и пять часов. И когда хирурга спрашивают, сколько он будет оперировать, он отвечает: «Столько, сколько нужно, чтобы вашему ребенку стало хорошо».

— Нужно будет час — буду час. Нужно будет три часа — буду три. Нужно будет больше — буду больше. Моя задача — спасти пациента. Я сроки не устанавливаю. Столько, сколько нужно. Никогда я не гнался за секундами, чтобы ставить рекорды. Не нужно это, — говорит Поспелов.

«Я не идеальный заведующий»

Сейчас, когда на плечах Поспелова не только операции, но и административная работа, оперировать, по его собственному признанию, приходится меньше, чем раньше. Но эту работу нужно делать. Молодой, харизматичный и энергичный хирург пришел на заведование, когда «вторая хирургия» ДРКБ еще только формировалась по-новому: происходило слияние нескольких отделений по разным патологиям. К изначальному направлению гнойной и торакальной хирургии добавились абдоминальные койки, а теперь еще и ожоговые.

Так что здесь теперь сконцентрирована вся хирургическая «неотложка» ДРКБ и ряд других патологий. Докторам приходилось немного изменять направление своей работы, изучать глубже те патологии, с которыми раньше почти не работали.

— Я не гениальный заведующий, не идеальный, — самокритично признается Михаил Сергеевич. — Просто надо стремиться к тому, чтобы весь общий организм отделения работал как единое целое. Пришлось серьезно поменять работу в отделении, сестринский персонал переформатировал работу. Я благодарен и старшей сестре, и остальным сестрам, и нашим докторам — мы действительно работаем как единый механизм.

Михаил Поспелов: «Да, медицина — это тяжело и сложно. Она постоянно переживает непростые времена — сложности бывают всегда. И естественно, с одной стороны, мне не хотелось, чтобы кто-то из детей эту профессию выбрал. А с другой — очень хотелось!»

«Хочу быть врачом, как папа и бабушка с дедушкой»

У Михаила Поспелова шестеро детей. Он признается:

— Да, медицина — это тяжело и сложно. Она постоянно переживает непростые времена — сложности бывают всегда. И естественно, с одной стороны, мне не хотелось, чтобы кто-то из них эту профессию выбрал. А с другой — очень хотелось!

Во время нашего разговора рядом с Михаилом Сергеевичем сидит тихая улыбчивая девушка. В медицинской форме, со строгим бейджиком на груди: «Поспелова Валерия Михайловна». Она — студентка первого курса медицинского университета. Сейчас у нее идет первая в ее жизни «санитарская» практика в ДРКБ — и разумеется, отец чутко контролирует этот процесс.

— Так получилось, что Валерия тоже выбрала эту профессию. В прошлом году она сказала: «Я хочу быть детским врачом». Ну что я мог поделать? А перед самым ЕГЭ она нашла дома бумажку желаний, которые они писали в начальной школе. И эта «козявка» в третьем классе написала: «Хочу быть врачом, как папа и бабушка с дедушкой»! Значит, уже тогда в ней что-то отпечаталось. Вот сейчас она поступила на педфак, а что из нее дальше получится — посмотрим…

Валерию, как и ее отца, тоже «помотало» в выборе профессии. Она говорит:

— На самом деле, с пятого класса по десятый я думала, что буду переводчиком. Училась в лингвистическом классе и уже была уверена, что там моя будущая жизнь. А потом как будто что-то случилось — и я начала готовиться к поступлению в медицинский. Ковидный год мне даже помог: ЕГЭ отодвинули, было больше времени на подготовку…

Михаил Поспелов: «Семейственность эта вся — она волей-неволей передается потихонечку детям. И если есть ниточка и предрасположенность к этому — ребенок неосознанно будет готовить себя к этой профессии»

Поспелов пока не загадывает:

— Там видно будет. Сейчас у нее первая практика в жизни, первое серьезное столкновение с больницей и больными. Они все везде лезут, им интересно все. И сразу видно, кто будет медиком, а кто не будет. Сразу видно по желанию человека, интересно ему или нет. Кому-то до 12 посидеть — и все, побежал. А кто-то сидит дальше...

На вопрос, «сидит ли дальше» Валерия, Михаил Сергеевич молчит и улыбается. А она рассказывает про первое знакомство с анатомическим театром — и с сожалением говорит, что первокурсникам пока не дают глубоко препарировать трупный материал. А ведь ей так интересно! Ощущение такое, что у нее еще с детства был живой интерес к тому, как устроен человек. Валерия рассказывает:

— Как-то в детстве я играла на улице и уронила на руку себе что-то тяжелое — уже не помню что. Прихожу домой — ноготь в крови, я его разбила. И папа начал его удалять. Я плачу, мне страшно, а из-за слез еще и плохо видно, что там происходит, что папа делает-то. И это было еще обиднее…

Михаил Сергеевич говорит:

— Семейственность эта вся — она волей-неволей передается потихонечку детям. И если есть ниточка и предрасположенность к этому — ребенок неосознанно будет готовить себя к этой профессии. Я всю жизнь думал: никогда не буду абдоминальным хирургом. «Ковыряться» в кишках? В гное? Никогда! А вот — 13 лет от звонка до звонка…. Когда я был маленький и немножко «кагтавил», у меня спросили: «Кто твоя бабушка?». Я ответил:

— Стоматолог.

— А дед?

— Инженег.

— А папа?

— Пгостой советский вгач.

Ну какие мы герои? Мы «пгостые советские вгачи». Раз мы выбрали эту профессию, мы должны в ней работать. Работать честно и до конца.