«Я не исключал, что Каспаров меня уничтожит»

«За это я был жестоко обвинен в непорядочности»

Надо сделать короткое отступление о контракте на матч. Это важно в свете последующих событий, всей этой истории с моим «трусливым убеганием» от матч-реванша.

Конечно, я ни от кого не убегал. Дело в том, что контракт, который, кстати, был предложен Каспаровым, заключался не только на матч первенства мира. Это был 4-летний контракт еще и на два последующих цикла первенства мира. И одним из его условий, подписанным нами обоими, более того, условием, можно сказать, навязанным Каспаровым, было то, что проигравший в этом матче обязуется играть в турнире претендентов. Никакого матч-реванша в этом контракте не было.

Совершенно однозначно, что если бы не было долгосрочного контракта, а был просто контракт на один матч с Каспаровым, я согласился бы на матч-реванш. Просто потому, что это достаточно логично. Хотя, вообще-то, матчи-реванши были отменены в 1961 году. Напомню, что в 1986 году Каспаров очень резко выступал против матч-реванша [с Карповым]. Но все равно я, учитывая все сложившиеся обстоятельства и тот факт, что все получилось как-то сумбурно, без отбора, конечно, играл бы матч-реванш. Или если бы была хотя бы устная договоренность. Но речи об этом не было.

Суть в том, что я всего лишь четко выполнял условия контракта, предложенного Каспаровым и подписанного нами обоими. И за это я был, в общем-то, жестоко обвинен в непорядочности (смеется). Но, вообще-то, это дело жизненных принципов. В моем понимании, если ты что-то предложил и подписал, то все — ты должен это выполнять. Даже если тебе это уже не очень выгодно. Как это говорится по фене, «отвечать за свои слова».

Очевидно, что у Гарри другие жизненные установки (именно в этом плане), но на его месте я бы просто сыграл в турнире претендентов, выиграл бы его и спокойно играл матч.

У меня были хорошие личные отношения с Лотье, Бареевым и Ильескасом, поэтому я и взял их секундантами. Это очень важно, чтобы твои секунданты по крайней мере за тебя болели, что случается далеко не всегда

«Матч из 16 партий с лучшим шахматистом современности — и уже никуда не сбежишь»

В матче мне просто хотелось показать все, на что я способен. Если этого не хватит и Каспаров выиграет, а может, даже разгромит меня — ну, значит, он сильнее, я не тяну на этот уровень. Я не знал до матча, как он закончится, но я хотел, чтобы потом не было сожалений — «ну что же я, единственный раз в жизни был случай сыграть с великим шахматистом матч на первенство мира, и я недоработал».

Поэтому во всем, что я делал, в том числе в спортивной составляющей, была задача напрягаться по-настоящему, не беречь себя, работать на полную. Там не было какого-то четкого плана, типа того, что я должен похудеть на столько-то килограммов, выбежать из 10 секунд и так далее. Просто если я играю в теннис, то играю до седьмого пота, если плаваю, то километры. У меня был очень длинный, почти с месяц, сбор на Мальорке в сентябре. Там я очень сильно поднял свою физическую форму, потому что было жарко и каждый день Мигель [Ильескас] мучал меня на теннисном корте. В 11 утра, когда уже было хорошо за 30 градусов, я надевал кепку — и часа полтора мы с ним плотно бегали. Потом я еще плавал в море. На этом сборе я пытался именно физически работать до упаду. Приходил с тренировки, практически падая, поэтому был сон до обеда, и после обеда мы занимались шахматами.

Свои шансы в процентах я не считал. Это же какая-то ерунда, начинать матч с мыслями: «А сколько у меня процентов — 30 или 35? А может, 42?» На самом деле, вопрос был в том, есть у меня шансы выиграть или нет. Если они ниже 10%, тогда, понятно, тяжело напрягаться и работать. Но я считал, что они уж точно выше 10%. Я понимал, что я не фаворит, но меня это не смущало. Я, опять же, хотел себя посмотреть. Это был такой внутренний челлендж, мне было интересно понять, на что я способен в шахматах. Потому что я уже много играл к этому времени, выиграл достаточное количество турниров, стабильно и много лет был шахматистом первой тройки или как минимум пятерки. Все это я уже прошел, а тут абсолютно новый вызов.

Это же не турнир играть, где ты, допустим, с Каспаровым сыграл, даже проиграл или ничейку сделал, и пытаешься обыгрывать тех, кто послабее. Всегда довольно долго можно держаться наверху, если у тебя достаточный класс. А здесь ты играешь матч из 16 партий с лучшим шахматистом современности, и тут уже не убежишь никуда. Ну сделаешь ты ничью белыми, дальше черными играть. То есть это такой тест, который очень четко показывает, кто ты есть в шахматах.

Я не исключал варианта, что Каспаров меня уничтожит. Я же никогда не играл матч на первенство мира. Я понимал, что когда Каспаров несколько месяцев готовится к матчу на первенство мира, это не совсем то же самое, что подготовка на турнире, где он денек-два к игре с тобой что-то посмотрит. Мне хотелось, чтобы после матча было ощущение, что я знаю, что сделал все что мог, и вот этот результат — объективный.

Я сыграл с Каспаровым больше партий — штук 60 или 70

«Секунданты за своего игрока болеют далеко не всегда»

У меня были хорошие личные отношения с Лотье, Бареевым и Ильескасом, поэтому я и взял их секундантами. Это очень важно, чтобы твои секунданты по крайней мере за тебя болели, что случается далеко не всегда. Потом, безусловно, работоспособность. Я всегда много работал сам и требовал того же от своих секундантов и тренеров. Ну и хороший класс. И надежность в человеческом плане. Хотя я и не предполагал каких-то «подходов» со стороны лагеря соперников, но, тем не менее, на всякий случай это никогда не помешает.

Работа моих секундантов была очень похожа на то, что было у меня, когда я секундировал Каспарова в его матче с Анандом в 1995 году. Единственный промежуток времени, когда можно было чуть-чуть отдохнуть, — это когда игрались партии. Но нам жутко не повезло, потому что Ананд играл невероятно быстро и партии заканчивались часа за три. И мы уже молились — ну давайте уже семичасовую, ну пожалуйста! Потому что я, как только Каспаров уходил на партию, шел на фитнес, чтобы поддержать физическую форму, потом перекусывал, и вот только я посмотрел, как идет партия, и новости, или только прилег, чтобы вздремнуть, как стук в дверь — возвращается Каспаров. И тут же начинается работа. В этом плане моим секундантам тоже не очень везло, потому что в нашем матче тоже было много коротких партий.

Жоэль Лотье — один из немногих, а может, даже один из двух профессиональных шахматистов, которые имеют положительный счет встреч с Каспаровым в классических шахматах — плюс один, как и у меня. Правда, я сыграл с Каспаровым больше партий — штук 60 или 70.

«У Каспарова были компьютеры, которые мне и не снились»

Гарри Кимович как-то жаловался на эмоциях в интервью, что у него была слабенькая команда, а мне очень многие помогали. Но, например, компьютер у меня был обычный, простой лэптоп. Только на матч я как-то притащил стационарный компьютер. А потом, много лет спустя, когда Каспаров ушел из шахмат, я узнал от друзей, что весь офис «Каспаров Чесс», по крайней мере израильский (не исключаю, что и другие), секундировал его на матче. Все компьютеры работали — а их там было много, и они были такие мощные, что мне и не снилось. И у шахматистов, которые там были, тоже кипела серьезная работа. По качеству мои секунданты были посильнее, но по количеству, я думаю, перевес был у Каспарова.

Но так получилось, что мне, наверное, удалось лучше построить подготовку, и игра выходила в большей степени на мои идеи, хотя нет сомнений, что у соперника их тоже было очень много.

Еще в моей команде был тренер по физподготовке, массажист Валерий Крылов. У меня всю карьеру были проблемы с засыпанием и со спиной, и его задачей было «держать» мою спину в кризисы и помогать засыпать. Крылов много где работал — на Олимпийских играх 1972 года, в Багио на матче Карпов — Корчной в 1978 году. Он понимал, что происходит на шахматных матчах. Это тоже был плюс, потому что у баскетбола и шахмат немного разная специфика. И отличается, наверное, не только массаж, но и обстановка вокруг.