Майк Науменко: штурм Казани

Как рассказывает Александр Кушнир, с Мазиным он познакомился в соцсетях в дискуссии о Бобе Дилане: тот признался, что его любимый альбом американского рок-поэта — Desire. А подарил этот диск ему в 1988 году… Майк Науменко. Кушнир как раз собирался в Казань — здесь они познакомились в оффлайне.

«На встрече в Казани Мазин дал мне невероятное двухчасовое интервью — про «Зоопарк», ленинградский рок-клуб и самого Науменко. Мы сидели в лобби уютной гостиницы ТаtarInn и беспрерывно говорили, говорили, говорили. Вопросы Мазину задавали я и Сергей Гурьев, мой боевой друг, редактор и ангел-хранитель.

Это интервью было не похоже на сотни других. Борис рассказывал быстро и доверительно — что называется, без тормозов. Чувствовалось, что ему хочется сообщить о Майке нечто важное, о чем человечество по сей день так и не знает. И конкретно у меня после этой беседы восприятие лидера «Зоопарка» начало сильно меняться. Было много ярких откровений, типа: «Майк был лентяй и мечтатель, талантливый фантазер с низким КПД… Обязательно отрази в книге, что Майк-85 и Майк 1990 года — это два совершенно разных человека. И тут дело даже не в выпивке, а в его окружении».

В финале Мазин подарил мне свой бесценный архив: редкие фото, выцветшие машинописные номера журнала «Рокси», переводы Майка, что-то еще».

«Таким причудливым образом у меня поселился архив Майка Науменко, — продолжает Кушнир. — В него входили редчайшие машинописные книги, диски, множество номеров Мelody Мaker, New Musical Express, Record Mirror, Creem Magazine и другие. Передать сейчас собственные ощущения от этих сказочных приобретений мне крайне сложно».

«Последний наш разговор состоялся перед моей поездкой на бредовый поп-фестиваль в Витебск. Мазин был уже совсем плох и не помнил, как назывался альбом, записанный Майком перед «Уездным городом N». У него ехала крыша, но он продолжал переписываться с Наташей Науменко и как-то сказал ей по телефону: «Жалко, что мы не познакомились с Кушниром на год раньше».

Через несколько дней, в понедельник 15 июля 2019 года, Наташа звонила мне несколько раз подряд. Как назло, телефон был занят какой-то рабочей херней, и вечером она прислала мне краткое СМС-сообщение: «Мазин умер».

Дикая мистика — это произошло ровно в тот момент, когда я закончил писать главу «Штурм Казани» — про историю знакомства Майка и Бориса. Прочитать этот текст Мазину я так и не успел. Его памяти и посвящается эта книга».

Штурм Казани

«…Были и такие, которые из ничего делали нечто очень великое, а это великое снова превращали в ничто»

Франсуа Рабле

Осенью 1984 года во всесоюзной прессе появилась очередная серия материалов антироковой направленности, содержавших критику текстов Науменко. В частности, «Собеседник», «Комсомольская правда» и «Смена» обвиняли песни «Зоопарка» в антисоциальности, пошлости и чуть ли не в пропаганде насилия.

«Что делает толпу на дискотеках скачуще-ухающей, что заставляет компанию слушать «Пригородный блюз»? — разглагольствовал на страницах «Комсомольской правды» писатель Виль Липатов. — Очевидно, мода. Мода на музыку и тексты, соответствующие среднемещанскому образу жизни… Такая музыка перегораживает дорогу развитию — душевному и нравственному».

Давление социума на «Зоопарк» росло в геометрической прогрессии. Вскоре стало понятно, что записываться в студии Дома юного техника становится небезопасно, причем как для музыкантов, так и для звукорежиссера. Примерно через год, когда в стране уже был взят курс на перестройку, Андрея Владимировича уволили с работы. Повод для этого был найден максимально нелепый.

«Когда я вернулся из отпуска, мне сказали: «А у тебя прогул!», — рассказывал мне Тропилло двадцать лет спустя. — Самое смешное, что никакого прогула не могло быть, потому что летом дома пионеров не работают, и каждый преподаватель готовит свою лабораторию к учебному году. Тем не менее мне говорят: «Уж если ты, парень, прогулял, то пиши заявление по собственному желанию!». Студия закрылась и больше никогда не работала. С годами она оказалась разломана, разобрана, и там теперь сидит контора, торгующая полудрагоценными камнями».

Итак, студии у Майка не было и концертов на горизонте также не предвиделось. Чтобы не сойти с ума от безысходности, музыкант начал штудировать фолиант Теда Дикса «Памяти Марка Болана», написанный еще в 1978 году. Я держу в руках оригинал русской версии этой книги — более сотни машинописных страниц — и не перестаю удивляться легкому и крайне свободному стилю перевода. Судите сами:

«Я решил, что если Марк Болан собирается так меня обосрать, то это конец игры, — вспоминает запись очередного альбома T.Rex продюсер Тони Висконти в авторском изложении Науменко. — В то время я только что женился на Мэри Хопкин, и мы ждали ребенка. Мне предстояли немалые расходы, и поэтому я принял эти условия: меня урезали на 1%».

Кропотливо набивая на машинке русский текст и старательно вписывая в него ручкой английские слова, Майк автоматически переключался на иную модель мира. В глубине души он мечтал выступать хотя бы на квартирниках, но в Ленинграде такой возможности у него не было.

Иногда с огромным риском он выезжал в Москву — без группы, без гитары, типа — погостить к друзьям.

«Периодически я слушал концерты Науменко в доме, где находился магазин «Спорттовары», — писал мне Саша Агеев. — На квартирник собирали так... Раздается звонок: «Сегодня — Майк, проспект Мира, кольцевая, собираемся в 18:30. Приезжаешь — и сразу видишь проводника, поэтому стоишь тихо. Потом все собрались и пошли. В этот момент мы вычисляли лишних, их было хорошо видно… Прекрасно помню, что перед подъездом всегда стояли зеленые «Жигули». Знающие люди говорили: это — слежка, но при этом никого не винтили. В квартиру вмещались до сорока человек, которые сдавали по три рубля. Я в то время был под прицелом, поэтому в мозгу действовало правило: никаких адресов, номеров квартир, телефонов, имен и фамилий. Это, кстати, трудно стирать из головы, но зато потом гораздо легче отвечать на вопросы».

И удивительно, что в этот мрачный период нашелся упрямый человек, на свой страх и риск предложивший лидеру «Зоопарка» сделать несколько выступлений в Казани. Организатора этих подпольных акций звали Борис Мазин, и о нем имеет смысл рассказать подробнее.

Еще в начале восьмидесятых Мазин слыл в столице Татарстана примечательной личностью. Он был опытным меломаном, вел несколько дискотек, добывая новые записи по всей стране, от Прибалтики до Сибири. Параллельно подрабатывал внештатным корреспондентом в газетах «Комсомолец Татарии» и «Вечерняя Казань», регулярно публикуя материалы на музыкальные темы.

Осенью 1983 года выпускнику пединститута Борису Мазину грозил призыв в армию. Но Борис откосил от него, имитируя шизофрению и клаустрофобию одновременно. Находясь на «лечении» в психоневрологическом диспансере, Мазин впервые услышал волшебное слово «Зоопарк».

Как-то под вечер, после очередной серии уколов, лежавший на соседней койке «товарищ по несчастью» продекламировал Борису какие-то странные стихи. Примечательно, что это были не спетые под гитару песни, а именно стихи. Как выяснилось позднее, авторства Михаила Науменко.

Впечатленный необычной стилистикой, Мазин записал себе в блокнот «Сладкую N», «Лето», «Звезду рок-н-ролла» и «Пригородный блюз». Выйдя из клиники, он разжился у знакомых музыкантов копией альбома Blues de Moscou, который в свое время презентовал волосатым единомышленникам из Казани питерский гуру Гена Зайцев.

Получив полный «джентльменский набор» песен раннего Майка, молодой журналист, по его воспоминаниям, «от восторга полез на стену». Он немедленно переписал концерт в ДК Москворечье на магнитофон и стал думать о том, как бы поскорее познакомиться с этими сказочными людьми, способными производить такой мощный драйв. В процессе интервью с выступавшим в Казани Макаревичем Мазин стал выпытывать у московского мэтра все подробности о группе «Зоопарк». Оценив такой неподдельный интерес, лидер «Машины времени» продиктовал Борису номер телефона Коли Васина, а в качестве пароля вручил свою визитку — чтобы знатный битломан был посговорчивее и указал «предъявителю сего» кратчайший «путь к храму».

Отпечатанную на плотной бумаге визитную карточку Борис держал в руках впервые в жизни. Она жгла ему ладонь и призывала к нечеловеческим подвигам. Поэтому уже летом 1984 года Мазин катил в питерском трамвайчике на Ржевку, в направлении заповедного жилища Васина. После изнурительных часов обсуждения всех альбомов «Битлз» настойчивому журналисту был выдан заветный адрес и вскоре тот звонил в дверь коммуналки на Боровой, прижимая к груди сумку с отборным татарским самогоном.

В комнате Майка Борис не на шутку разволновался. Его занимало буквально все: залежи потрепанных еженедельников Melody Maker и New Musical Express, магнитофон «Маяк-203», работавший при помощи вставленных спичек, допотопный телевизор, программы на котором переключались исключительно плоскогубцами. А со стены на него пристально смотрел сам Марк Болан в графическом исполнении Натальи Науменко.

Однако скованность Бориса исчезла ровно в тот момент, когда Майк заговорил о старой рок-музыке из Англии и Америки. Даже у продвинутой Наташи голова пошла кругом от незнакомых названий: The Troggs, Herman’s Hermits, The Righteous Brothers и многих других.

«Я очень любил и внимательно изучал рок-н-ролл 50-х и 60-х годов, — вспоминал впоследствии Мазин. — Майк всегда искал музыкальных единомышленников и крайне удивился, когда обнаружил, что обсуждает альбомы Фила Спектора, The Hollies и The Kinks с человеком из Казани. Мы достали пиво, «сели друг другу на уши», и понеслось…».

На прощание очарованные рок-н-рольные гурманы согласовали план действий: через 2 месяца они встречаются в том же месте, и Борис привозит максимальное количество катушек казанского завода «Тасма». Майк, в свою очередь, заселяет его на квартиру к редактору «Рокси» Саше Старцеву.

«Во время моего второго приезда Майк подарил мне пленку с Вудстокским фестивалем, — рассказывал мне Мазин весной 2019 года. — Выяснив, что я не знаю этой записи, он сказал со смешком: «Вообще-то по большей части это порядочное говно, но ты возьми, послушай». А когда узнал, что я люблю ритм-энд-блюзы Джими Хендрикса, заявил, что то, что делает герой Вудстока из американского гимна, просто омерзительно. Но знать это все-таки надо».

Тогда даже представить никто не мог, во что выльется это знакомство через полгода. А события тем временем развивались совсем не поступательным образом. Они опережали не только историю «Зоопарка», но и историю страны.

Как известно, энтузиазм пробивает любые стены. Когда Мазин получил по почте от Майка первые копии альбомов «Зоопарка», у него, по его словам, «от радости совершенно улетела крыша». Скупив у Старцева все машинописные номера «Рокси», он стал частым гостем его квартиры-салона на улице Орджоникидзе и быстро подружился с музыкантами «Зоопарка» и «Аквариума». С головой окунувшись в богемную жизнь Ленинграда, Борис на личном опыте ощутил весь драматизм ситуации, в которой жили опальные рокеры.

По возвращении в Казань Мазин не на шутку задумался. Тогда ему казалось, что сделать дискотеку и сделать концерт — это, по сути, одно и то же. У него были и аппарат, и немало знакомых, поддержавших идею ангажировать Майка на серию акустических концертов. На «тайной вечере» в квартире у Мазина было решено провести основное выступление в Доме работников просвещения, «добив» это авантюрное мероприятие несколькими квартирниками. Временем действия определили весну 1985 года, чтобы приурочить акцию к тридцатилетию «ленинградского Марка Болана».

Поскольку это была любовь в самом чистом и непорочном виде, все деньги предполагалось вручить музыканту прямо в руки. Без вычета комиссионных и издержек на расходы. Отдадим должное мэтру, который, скажем так — не сильно сопротивлялся этой поездке. У него уже был опыт иногородних концертов в Свердловске, Новосибирске, Дубне и Москве, но здесь его ждала полная неизвестность.

Утром 6 апреля 1985 года в казанском аэропорту Майка встречали Борис Мазин и его друзья, приехавшие сразу на нескольких машинах. Лидер «Зоопарка» прилетел один и немного удивленно озирался по сторонам. Он был одет в смешную кроличью шапку, в руках — черная акустическая гитара.

Как гласит история, первый концерт планировалось сыграть дома у Андрея Грибина, одного из приятелей Бориса. И, в лучших традициях андеграунда, в тот вечер не обошлось без приключений. Приехав на конспиративную квартиру, вся делегация неожиданно уткнулась носом в запертую дверь. На звонки никто не отвечал, а поскольку хозяин был человеком надежным, этому парадоксальному факту никто не находил объяснения. От безысходности один из смельчаков забрался на крышу, и, рискуя жизнью, сумел открыть форточку в туалете, а за ней — и окно.

Очутившись внутри, он обнаружил безмятежно спавшего Грибина, который забыл обо всем на свете, включая концерт любимого рок-музыканта. До мордобоя, впрочем, не дошло. Более того — позднее Науменко подружился с душевным Грибиным и неоднократно приглашал его к себе в гости в Ленинград.

Вечером состоялось боевое крещение в Казани — и, надо сказать, достаточно успешное. «Майк не забывал слов, подглядывая в текст «Уездного города N», — рассказывал потом Мазин. — Все прошло на одном дыхании».

Зрители сдали деньги до начала выступления, после которого гастролер получил гонорар в сумме восемьдесят рублей. Фактически это была его месячная зарплата сторожа.

«Я был поклонником Майка и не планировал зарабатывать на его концертах денег, — признавался мне Борис Мазин. — Я сделал шикарный праздник себе и своим друзьям — привез в Казань любимого артиста».

Главный концерт состоялся на следующий день — в Доме работников просвещения, на месте которого в Казани теперь снова находится синагога. В забитом поклонниками зале на триста пятьдесят мест Майк под гитару исполнил полтора десятка песен, впервые спев две новые композиции — «Салоны» и «Марию».

В паузах между песнями он активно отвечал на записки из зала. Прочитав одну из них, Науменко застыл с недовольной гримасой на лице. Некоторое время напряженно думал, но затем все-таки озвучил вопрос: «Михаил, скажите, какие у вас отношения с Эдитой Пьехой? Спите ли вы с ней?» Подождав, пока умолкнет смех, Майк серьезно ответил, что со знаменитой певицей лично не знаком, поэтому спать с ней не может.

Концерт закончился продолжительными аплодисментами и выходом на бис. За кулисами к музыканту подошел директор Дома работников просвещения — ярко выраженный партийный работник, лысый, в темно-синем засаленном пиджаке, со значком Ленина на лацкане. Он долго тряс Науменко руку и с горящими глазами причитал: «Михаил, вы такие хорошие песни поете! Мы так хотим пригласить вас еще раз…».

Майк смущенно улыбался — это был триумф! Его обожали буквально все — начиная от поклонников (которые пришли шумной толпой на два прощальных квартирника) и заканчивая супругой Бориса Мазина, которую rock star подкупил деликатной фразой: «Позвольте поцеловать сударыне ручку…».

В Ленинград Майк возвращался похмельным и счастливым. Во внутреннем кармане подаренной Ишей джинсовой куртки он вез царский гонорар — триста шестьдесят твердых советских рублей, заработанных за четыре концерта. И уже спустя неделю Науменко с воодушевлением звонил Мазину, выражая готовность приехать вместе с Цоем. Мол, и Гребенщиков тоже практически «сидит на чемоданах».

К сожалению, реализоваться этим планам было не суждено. Спустя несколько недель Майка с Цоем «свинтили» в Киеве, после чего Науменко на целый год перекрыли возможность выступать — где бы то ни было.

Еще серьезнее ситуация сложилась у Мазина, на которого один из местных недоброжелателей накатал анонимку в силовые структуры. Смысл обвинений носил экономический характер. Дело в том, что билеты на концерт в Дом работников просвещения продавались распространителями не по шестьдесят копеек, как было написано на них, а дороже — по девяносто. И теперь Мазину инкриминировалась спекуляция, а также еще несколько статей Уголовного кодекса СССР.

Его начали дергать на допросы, а затем взяли подписку о невыезде, прекрасно зная, что его жена ждет ребенка, и никто не собирается скрываться. В итоге сотрудники МВД доказать ничего не смогли — несмотря на многочисленные фотографии переполненного зала.

«Все билеты продавались не через кассы, а сбывались с рук, — объяснял Мазин спустя много лет. — Как потом сказали умные люди, мне было достаточно «не продавать, а раздавать» билеты, чтобы каждый мог сделать пожертвование. Поэтому, когда я отмахивался от следователя, говорил, что нам пришла в голову мысль подарить Майку гитару. Надо признаться, что эта версия особого успеха не имела. Как заявил мне капитан по фамилии Козлов, совершенные мною преступления тянули на 2 года лишения свободы. Слава богу, до суда дело не дошло, потому что правительство объявило амнистию по поводу сорокалетия победы над Германией. Ряд статей, попавших под нее, включал и мою. Таким образом, балансируя на краю пропасти, мне удалось выйти сухим из воды».

Примечательно, что через полгода в Казани с акустическими концертами вполне легально выступил Юрий Шевчук. Еще несколько месяцев спустя в город приехал легендарный «Урфин Джюс», и безумный Егор Белкин вопил со сцены: «Are you ready to rock-n-roll?!!» В стране назревала перестройка. К власти пришел Горбачев, провозгласивший политику ускорения и гласности. Как пел Боб Дилан, времена менялись и, на этот раз, похоже — в лучшую сторону.