Дамир Бозик: «Изначально хотел нарисовать Баки Урманче»
Автор мурала Тукая — о своем аборигенстве, изъянах российской системы образования и расценках на уличное искусство
На днях на фасаде одного из казанских домов появился красочный портрет Габдуллы Тукая. Его автором стал Дамир Бозик, который рассказал в интервью «Реальному времени» о том, почему не стоит ругать коммунальщиков, закрашивающих порой гениальные, но несогласованные рисунки, в чем смысл уличного искусства и творчества в целом, а также сколько можно заработать на любимом деле и почему австралийские аборигены иногда пишут ему гневные сообщения.
«Проблема в неинтересной системе образования»
— Дамир, о тебе и твоем прошлом достаточно мало информации в открытом доступе — о том, откуда ты родом, сколько тебе лет и так далее. Не приоткроешь завесу тайны?
— Думаю, если люди на самом деле интересуются моим творчеством, а не тем, кем я являюсь, то им необязательно знать ответы на эти вопросы. Это не самое важное. И тут нет никакой тайны, я открыто общаюсь со всеми, кто действительно хочет пообщаться. Но мне нравится общаться и говорить на личные темы вживую. А в соцсетях и СМИ можно написать о себе все что угодно, и это может быть очень искаженной реальностью.
— Хорошо, тогда давай поговорим о творчестве и твоих первых шагах в искусстве.
— Я рисовал всегда, сколько себя помню. Обучался самостоятельно — дома и на улице. Хотя была пара эпизодов, когда я ходил в художку, но продолжалось это недолго — от силы пару недель или месяц.
— Почему не задерживался там надолго?
— Многое из того, что я успел почерпнуть в художке, было действительно полезным. Художественная школа может дать хорошую базу, но вместе с тем там присутствует шаблонность.
Грубо говоря, в школе четыре учителя, между которыми распределены все классы, и когда ты ходишь по коридорам и смотришь на итоговые выставки, ты по работам можешь определить, кто у кого преподает: стилистика каждого преподавателя отпечатком ложилась на целые классы.
На мой взгляд, проблема в неинтересной системе образования. Учиться в школе мне тоже не очень нравилось. Я вообще не чувствовал в себе желания обучаться школьным предметам. Во мне не возникало азарта или стремления к математике, физике, химии или любым другим дисциплинам. Я просто не понимал, зачем мне это надо, и у меня, как у ребенка, появлялся внутренний протест против этой скучной, нетворческой системы.
С другой стороны, все, наверное, зависит от человека: усидчивый ли он, заинтересованный ли. Может быть, подобные вещи не «заходят» только мне, но учиться я не любил.
— Возможно, проблема и в самих учителях, а точнее — в отсутствии в них интереса к своему предмету. Когда человек «заряжен», он легко захватывает внимание аудитории.
— Согласен, я испытал это на себе. У меня есть небольшой опыт проведения мастер-классов для совершенно разной аудитории — от маленьких детей и школьников до студентов и взрослых. Я рассказывал им, чем люблю заниматься, как я рисую, а темы всегда выбирал только те, которые интересны мне самому. Мне нравилось готовиться, дополнительно что-то изучать, прежде чем выходить к аудитории. Благодаря такому подходу люди всегда уходили с мастер-классов с чувством наполненности и интересом к творчеству.
Уличное искусство казалось мне чем-то интересным, загадочным, окутанным дымкой андеграунда, нелегальности и бунтарства
«Тогда мы знали о граффити только то, что это буквы, которые зачем-то надо писать на стенах»
— А когда ты понял, что творчество — это, возможно, дело твоей жизни?
— Я вообще не хотел заниматься уроками в школе, и абсолютно на каждом занятии рисовал. У меня была толстая общая тетрадь, полностью заполненная красивыми детальными рисунками. Я точно знал, на каких уроках можно будет спокойно заняться любимым делом. Садился на заднюю парту, «отключался от эфира» и все время посвящал рисованию. Возможно, осознание пришло именно в то время, хотя тогда я не особо представлял, что буду делать в будущем.
Беда нашей системы образования в том, что она не учит детей выбору, не готовит их к нему. Сейчас, возможно, с этим получше, но раньше такого не было — нас не направляли в сторону понимания того, чем бы мы хотели заниматься. Главная цель — сдать экзамены, чтобы потом поступить куда-либо. Среди моих одноклассников было буквально пара человек, которые знали, кем они хотят стать. Остальные шли по этому пути просто потому, что так положено. Хотя, возможно, так и надо. Жизненный поток он такой: делай — не делай, но ты все равно к чему-то да придешь.
— Как произошел переход к уличному искусству?
— Я узнал об уличном искусстве через граффити. Это произошло примерно в 1998—1999 годах. В поле моего зрения появились рэп и хип-хоп — тогда как раз шла эта волна. Информации особо не было, и я узнавал об этом виде творчества через редкие программы по ТВ, треки русских рэперов, газеты, журналы. Все это вырезалось, передавалось через людей. Интересное было время, на самом деле.
Уличное искусство казалось мне чем-то интересным, загадочным, окутанным дымкой андеграунда, нелегальности и бунтарства.
Тогда мы знали о граффити только то, что это какие-то буквы, которые непонятно зачем надо писать на стенах. Мы придумывали себе ники, писали имена рэп-исполнителей или просто слова «рэп» и «хип-хоп». Такой классический вариант. Многие тогда не понимали, что делают, и не знали историю граффити, поскольку она была просто недоступна.
Раньше, лет 10 назад, я активно участвовал в выставках, рисовал картины, но со временем, когда серьезно взялся за уличное творчество, практически перестал это делать
— Помимо уличного искусства, в какие еще форматы ты выплескиваешь свое творчество?
— Мне очень нравится фотография. Я начал изучать ее, когда всерьез занялся уличным искусством, у которого есть одно важное свойство — недолговечность. В один момент я понял, что у меня нет ни одного снимка своих ранних работ. Осознание этого смотивировало меня заняться фотографией, чтобы научиться качественно документировать свое уличное творчество.
Со временем я глубоко погрузился в это направление и начал снимать не только свои работы, но и природу. Пока не знаю, какое применение можно этому найти, хотя и так все здорово, я получаю от фотографии большое удовольствие. Но мне было бы интересно, чтобы мои работы увидели, потому что у меня их довольно много и некоторые из них, на мой взгляд, классные.
— А как насчет выставки?
— Пока до этого не доходят руки. Времени не хватает настолько, что я почти перестал заниматься не только фотографией, но и живописью. Раньше, лет 10 назад, я активно участвовал в выставках, рисовал картины, но со временем, когда серьезно взялся за уличное творчество, практически перестал это делать.
«Возможно, мою работу заметит ребенок и его захватит живой интерес»
— Что ты получаешь, меняя городской пейзаж? И для тебя важно, чтобы твои работы были кем-то зафиксированы?
— В противном случае я бы не рисовал на улицах и в общественных пространствах. Я бы, наверное, делал это дома или в каких-нибудь заброшенных местах. Есть художники, которые специально рисуют на «заброшках», в старых ангарах и других малодоступных местах. Это интересно и здорово, но в конечном счете твою работу или ее фотографию видишь только ты и твои друзья. Хотя, конечно, можно показать ее миру через интернет.
В уличном искусстве мне нравится то, что для того, чтобы его увидеть, людям не нужно заходить в Сеть, идти в галерею, музей или на выставку. Оно нравится мне своей спонтанностью. Уточню, что речь не о легальных проектах, хотя это тоже здорово. Неофициальное искусство содержит в себе живое творчество, игру. Ты сам выбираешь место, работаешь с окружающим пространством, иногда делаешь это ночью, практически не видя цвета, так что результат становится большим сюрпризом для тебя самого.
А какой это сюрприз для людей. Они просыпаются, выходят из дома, идут на работу привычным маршрутом и вдруг видят, как преобразилось место, мимо которого они проходят каждый день. Это может быть стена, будка, вагончик, что угодно. Для меня это волшебство.
Люди просыпаются, выходят из дома, идут на работу привычным маршрутом и вдруг видят, как преобразилось место, мимо которого они проходят каждый день
Я вдохновился этим еще будучи ребенком. Мы с мамой ехали на рынок, в больницу или еще куда-то на троллейбусе, а я смотрел в окна, и меня дико вдохновляло, когда я замечал на улице граффити. Это были очень простые рисунки, но они всегда находились в интересных местах. Я понимал, что там рисовать нельзя, что это что-то нелегальное. Для ребенка это было очень интересно, загадочно и вызывало очень много вопросов: кто это сделал, как он туда забрался. Для меня это было каким-то чудом.
Когда я рисую в городе, я почему-то в первую очередь думаю о детях. Просто я хорошо помню свое детское восприятие уличного искусства — того, которое можно увидеть случайно. Возможно, мою работу заметит ребенок, которого не поведут в галерею, который не пойдет в музей, и его захватит творчество, живой интерес.
— Как появилась такая необычная стилистика в твоих работах? И насколько корректно причислять твое творчество к пуантилизму?
— Это можно назвать пуантилизмом, но я не очень люблю использовать такое определение. Вообще, техника рисования точками присутствует в творчестве совершенно разных народов, в том числе русского — посмотрите на хохлому или гжель. Кружок и точка — простейшие формы, гораздо проще, чем линия. Ты берешь палочку или просто макаешь в краску палец. И творишь.
Конечно, в большей степени на меня повлияли работы австралийских аборигенов. Власти Австралии взяли народное творчество, которое до сих пор живо и имеет множество продолжателей, и очень мощно распиарили эту историю, создав настоящий бренд Australian aboriginal art. Его активно поддерживают и продвигают. По всему миру организовываются выставки, а картины аборигенов продаются за большие деньги. Они меня очень вдохновили, я многое у них почерпнул.
У меня есть работы, очень похожие на аборигенские, и, выкладывая их в интернет, я ставил хештег #aboriginalart. Несколько раз случалось так, что по хештегу на меня выходили реальные австралийские аборигены и писали мне в «личку». Кто-то просто спрашивал, абориген ли я, а кто-то всерьез писал сообщения из серии: «Ты не имеешь права так подписывать свои работы, ты даже не из Австралии». В какой-то степени я их понимаю, но это, конечно, забавно. Я отвечал им, что тоже абориген — коренной житель России. Вообще, внутри я себя считаю конкретным аборигеном (смеется).
Творчество австралийцев меня сильно вдохновило и пробудило желание к действию. Я увидел их работы, попробовал эту технику, и во мне как будто что-то щелкнуло.
Техника рисования точками присутствует в творчестве совершенно разных народов, в том числе русского — посмотрите на хохлому или гжель. Кружок и точка — простейшие формы, гораздо проще, чем линия. Ты берешь палочку или просто макаешь в краску палец. И творишь.
«Бессмысленно ругать коммунальщиков — это просто крайняя инстанция, которая ничего не решает»
— Сложно ли заниматься уличным искусством в нашей стране, учитывая то, что в России отличные работы обычно очень быстро погибают под валиками коммунальщиков?
— Это работа бездушной машины, которая просто не врубается. Некоторые работы закрашиваются намеренно, чтобы не было протестных настроений, но в основном бюрократическая система понятия не имеет, о каких рисунках или надписях идет речь. И бессмысленно ругать коммунальщиков — это просто крайняя инстанция, которая ничего не решает.
— С твоими работами часто так обходились?
— С нелегальными — очень часто. Работы, нарисованные в общественных местах, в целом стираются довольно быстро. Вообще, я всегда знаю, где и сколько провисит тот или иной рисунок. Есть места, где работа может прожить всего один день, но это меня не останавливает, и я спокойно рисую, зная, что нужные люди увидят ее.
Ты видела, как буддисты рисуют мандалу цветным песком? Они работают над ней целый день или месяц, а потом, закончив, одним движением сметают весь рисунок.
— Если честно, на это очень больно смотреть.
— Уличное искусство такое же — оно существует в процессе. Реальное уличное искусство для меня — несогласованное рисование в любых просматриваемых пространствах. Честный творческий порыв.
Реальное уличное искусство для меня — несогласованное рисование в любых просматриваемых пространствах. Честный творческий порыв
«Изначально я хотел нарисовать Баки Урманче»
— К слову о согласованных работах: с недавних пор городские власти нередко обращаются к художникам, чтобы те расписали тот или иной объект. Это можно назвать хорошим компромиссом в вопросе уличного искусства?
— Это хорошая практика — давать людям возможность реализовывать мощные, хорошие проекты на улице. Здорово, что люди начинают ценить это и всячески способствовать.
— Расскажи историю появления портрета Тукая, который тебе недавно заказали ко Дню России.
— Ко мне обратилась организация «Таврида-Арт» (они устраивают одноименный фестиваль в Крыму) с просьбой поучаствовать в их проекте: ко Дню России в пяти городах страны должны были появиться большие портреты местных выдающихся личностей.
Изначально я хотел нарисовать Баки Урманче. Уже начал делать эскиз, а когда дело дошло до согласования стены, связался с казанскими организаторами, которые сказали, что нужно рисовать Тукая. Его и так много в республике, но меня такой вариант тоже устроил, потому что я очень позитивно отношусь к его творчеству. Мне очень нравятся его стихи.
— Насколько успешно получается монетизировать творчество?
— Я живу этим, зарабатываю коммерческими заказами. В последние годы стараюсь брать только то, что мне интересно, но так было не всегда. В целом я нормально к этому отношусь. Мне нравится то, что любимое дело позволяет нормально заработать.
Что касается стоимости работ, то разбег очень большой. Если совсем обобщить, то в Казани цена квадратного метра составляет от 500 рублей до 2 тысяч. В Москве, Питере или других городах цены могут начинаться от 2—2,5 тыс. рублей.
— «Корона» как-то отразилась на бизнесе?
— Да, из-за карантина случился небольшой простой в плане заказов. А вообще, для меня это было чудесное время: я занялся творчеством, начал писать новые картины, поизучал что-то в плане творчества. Получилась хорошая передышка.
«Все вокруг есть любовь и ее проявления»
— Напоследок хочу попросить тебя назвать несколько лучших, на твой взгляд, работ в России за последнее время. И можешь перечислить российских коллег, творчество которых тебе нравится?
— Затрудняюсь сейчас ответить, если честно.
— Относительно недавно у всех на слуху был Покрас с его скандальным «Супрематическим крестом». Как ты относишься к нему? И что думаешь об этой работе?
— Мне нравится то, что он делает. Я считаю его профессионалом и очень талантливым человеком, но это просто не мое. Мне нравится каллиграфия, нравится самому работать со шрифтами, но я не особо слежу за творчеством Покраса. В последнее время мне больше интересна граффити-сцена.
— Что ты думаешь о Бэнкси? Некоторые уверены в том, что это целый коммерческий проект, за которым стоит команда маркетологов, а не один талантливый художник.
— Думаю, это один человек — очень талантливый, который в нужное время выдает гениальные работы. И я не исключаю, что этот реально крутой художник просто оброс всей этой командой, которая ему помогает. Это нормально. Вообще, у него нет особой стилистики — есть только посыл.
— А каков твой посыл? Почему ты вообще рисуешь?
— Я рисую, потому что не могу не рисовать. А вообще, считаю, что любое творчество — это мощный инструмент для общения и взаимодействия с внешним миром. В своих работах я использую чистые яркие цвета, которые как минимум улучшают настроение. Любимые темы для рисования — природа во всех ее проявлениях, начиная со стихий, завершая животными и людьми.
С помощью рисования я делюсь своей радостью и счастьем. Любое творчество считаю проявлением любви и самой главной целью для себя вижу то, что благодаря моим работам в нашей вселенной все будет более гармонично и еще больше людей почувствуют и осознают, что все вокруг есть любовь и ее проявления.