Новости раздела

«Многие родители считают это ретроградством. Они говорят: «Мы готовим детей к новому миру»

Елизавета Меланченко о «залипании на планшете», раннем изучении иностранных языков и помощи отстающим в развитии школьникам. Часть 2-я

«Если у него только планшет и тыканье пальцами, то он не понимает разницы, что лежит у нас непосредственно перед носом и что у нас находится на отдалении, и что мы должны сделать, чтобы добыть эту вещь. Вместо того чтобы поползти, ребенок начинает орать. Так нарушается автономное функционирование, которое впоследствии ему будет очень нужно в других случаях», — продолжает рассуждать о дошкольном развитии детей во второй части интервью «Реальному времени» детский невролог Елизавета Меланченко. На этот раз она рассказала о влиянии гаджетов на двигательную активность ребенка, об отсутствии системы помощи отстающим в развитии школьникам в России и вреде моды на раннее изучение иностранных языков.

«Трехлетний почти не говорящий младенец скачивает мультфильм и получает сенсорно обогащенную среду, которую за него создали другие»

— Елизавета Александровна, продолжая тему раннего развития, расскажите, как двигается ребенок в рамках нормы в первые годы жизни.

— Все пространственные взаимодействия формируются на первом году жизни. Сначала мы постигаем пространство вокруг себя — то, до чего мы можем дотянуться. Потом мы начинаем что-то хватать на уровне локтевого сустава, и часто это совпадает с периодом, когда ребенок начинает сосать свою ногу. Если он не может до чего-либо дотянуться, ему приходится совершать манипуляции со своим телом — перевернуться, потянуться, встать на четвереньки. У здорового ребенка это происходит естественно и это не нужно стимулировать. Если в декретированные сроки этих навыков не видно, то это повод для того, чтобы лишний раз обратиться к грамотному специалисту в этой области. К году ребенок встает, начинает лазить, открывать дверцы шкафов.

— Если родители пресекают попытки ребенка лазить, стучать игрушками, открывать дверцы и так далее и вместо этого увлекают его мультфильмами на планшете, к каким нарушениям это может привести?

— Если он не проходит этот этап, если у него только планшет и тыканье пальцами, то он не понимает разницы: что лежит у нас непосредственно перед носом и что у нас находится на отдалении двух метров, и что мы должны сделать, чтобы добыть эту вещь. Вместо того чтобы поползти, ребенок начинает орать. Хотя, казалось бы, предмет доступен и вполне желанен, ребенок никак не может выразить свои чувства, кроме как криком и привлечением внимания взрослого человека. Так нарушается автономное функционирование, которое впоследствии ему будет очень нужно в других случаях.

Познавание пространства на первом году жизни впоследствии приводит к тому, что ребенок будет нормально ориентироваться в пространстве улицы, комнаты, города. Сколько мы сейчас видим людей, которые не в состоянии проехать самостоятельно в 15 лет в метро? Они не могут даже воспользоваться услугами навигатора, потому что навигатор говорит «поверните налево», а они не знают, куда это. И люди блуждают в трех соснах, идут не туда и не понимают, что идут не туда. А это как раз то, что закладывается на первом году жизни, когда мы осваиваем пространство и взаиморасположение предметов между собой. Не на экране планшета, а именно в пространстве комнаты, города, детской площадки, дачи и так далее.

Поэтому переход от трехмерного пространства к двумерному на лист должен происходить постепенно. Сначала мы изучаем предметы вокруг себя, потом мы можем заниматься чем-то на уровне стола, бумажного листа и на полу. Никак не наоборот. Обратно оно не работает. Если мы слишком рано дадим ребенку планшет и слишком рано ограничим его зрение экраном планшета, то получится тупик в развитии: ребенок не видит того, что находится дальше.

Двух,-трехлетний почти не говорящий младенец начинает там ориентироваться гораздо лучше своих родителей: скачает мультфильм, включит, получит сенсорно обогащенную среду, которую за него создали другие. И все это вместо того, чтобы протянуть руку и достать кубики, покатать машинку

«Порой более медленный ребенок, который играет в игрушки и читает картонные книжки, развивается впоследствии намного лучше»

— Понимают ли это современные родители?

— Ко мне ежедневно приходят на прием родители с детьми. И когда обследование заканчивается, я разговариваю с родителями, отвечаю на их вопросы. Что в это время делает ребенок? У меня в кабинете есть игрушки. Но он игрушками не интересуется, хотя по возрасту должен. И пока я даю родителям рекомендации, ребенок вопит, орет, дергает маму за волосы. Мама достает планшет, и этот двух,-трехлетний почти не говорящий младенец начинает там ориентироваться гораздо лучше своих родителей: скачает мультфильм, включит, получит сенсорно обогащенную среду, которую за него создали другие. И все это вместо того, чтобы протянуть руку и достать кубики, покатать машинку.

Это печально еще и потому, что многие родители считают взгляд, который я сейчас транслирую, ретроградством. Они говорят: «Мы готовим детей к новому миру. Они должны быть более быстрыми, более успешными». Но успешный не значит быстрый. Порой более медленный ребенок, который играет в игрушки, потом читает картонные книжки вместо того, чтобы залипнуть на планшете или на электронной читалке с голосом диктора, развивается впоследствии намного лучше.

Считается, что такой взгляд на мир является устаревшим, что мы просто отстаем от научно-технического прогресса. Но мне кажется, что человеческий мозг не мутировал настолько быстро, чтобы ребенок, не проходя естественных этапов в развитии, с малых лет имел все необходимое для автономного функционирования, знал, чего хочет, мог поставить цель и понимать программу действий. Человек, который в детстве поэтапно развивался, не опускает руки, когда его во взрослом состоянии постигает неудача, не зовет маму, не криком пытается решить проблему, а идет дальше, строит новые гипотезы.

Это тоже черпается в раннем развитии, потому что те части мозга, которые говорят «делай что нужно тогда, когда надо», в норме созревают к шести-семи годам. Но если не происходит развития более ранних центров, то и эти центры не будут развиваться. Почему мы видим все меньше детей с созревшей учебной мотивацией, детей, которые хотят учиться в школе? Они все больше и больше хотят играть, потому что у них к шести-семи годам не созрел центр, который отвечает за учебную мотивацию «делай что нужно тогда, когда надо».

Мне кажется, что человеческий мозг не мутировал настолько быстро, чтобы ребенок, не проходя естественных этапов в развитии, с малых лет имел все необходимое для автономного функционирования, знал, чего хочет, мог поставить цель и понимать программу действий

«Нужно смотреть ребенку в глаза и объяснять, что ты делаешь»

Если в семье нет базового доверия, то и дальше этого не будет. Если ребенка не научили простейшим навыкам самообслуживания, если ему не привили интерес к деятельности, манипуляции предметами, то и дальше этого не будет. А если ребенка приучали в детстве заниматься ручным трудом, то он и потом будет им заниматься. Он может заняться чем-то другим, но он все равно будет находить в ручном труде удовлетворение и наслаждение, может делать украшения или поделки и дарить. А вот если в 4 года с ним этим не занимались, и вдруг в 15 лет вывалили перед ним гору бисера и сказали, чтобы он сделал девочкам украшения на 8 Марта, он никогда не будет это делать, уйдет играть в танчики, заниматься фехтованием или баскетболом.

Навыки и интерес к окружающему миру — то, что закладывается в раннем детстве. Одна моя коллега занимается со слепоглухими детьми в Сергиево-Посадском детском доме, одном из самых известных учреждений в этой области. Она говорит мамочкам: «Наступило утро, включаем язык». То есть мы с ребенком постоянно разговариваем: «Вот смотри, полетела птичка, она красивая, желтенькая. А вот проехала машина, она шумит». То есть нужно все время общаться с ребенком, смотреть в глаза, объяснять, что ты делаешь. Могу сказать на своем примере многодетной матери. Мне нужно было заняться чем-то по хозяйству, а ребенку надо получить мое внимание прямо сейчас, и он сидит в детском стульчике и уже готов размазать кашу по холодильнику и стене. И я ему начинаю говорить: «Вот сейчас я беру морковку, я ее чищу, вот я ее режу». И он замолкает, у него пропадает желание разбрасывать кашу, он начинает меня слушать, трогать эту морковку, возит ее по столу. Это мой родительский опыт. Если мы ребенку предлагаем, он может принять или не принять, но если мы не будем предлагать в детстве, потом сформировать это будет гораздо сложнее. Проще отказаться от чего-то.

Девочки мои ходили в музыкальную школу и играли на фортепиано. В какой-то момент они сказали: «Мама, можно мы не будем ходить в музыкальную школу?» Я ответила: «Хорошо, только придумайте себе какое-то другое занятие вместо этого». Они: «Мы пока не знаем, чем хотим заниматься, давай мы и дальше будем ходить в музыкальную школу». Одна не сильно увлекается музыкой, а вторая стала использовать музыку во взрослом состоянии как способ успокоения, самовыражения, писала музыку, играла на вечеринках. Если ей надо, она эти навыки может оживить. Но я никогда не насиловала, это не было через слезы. Я им предлагала разные занятия.

Если ребенка приучали в детстве заниматься ручным трудом, то он и потом будет им заниматься. Он может заняться чем-то другим, но он все равно будет находить в ручном труде удовлетворение и наслаждение, может делать украшения или поделки и дарить

«Я не считаю, что дети могут освоить иностранный язык быстрее взрослых»

— Почему считается, что языки лучше усваиваются в детстве и чем раньше ты начнешь обучать ребенка иностранному языку, тем лучше он будет на нем говорить?

— Я не являюсь адептом этой идеи. Я ненавидела английский всю свою сознательную жизнь. И когда я прочла одну книжку Франсуазы Саган на русском и захотела прочитать еще, в 18 лет я нашла преподавателя и за 2 месяца выучила французский до такой степени, что стала читать Саган в подлиннике.

Поэтому я не считаю, что дети быстрее взрослых могут освоить иностранный язык. Более того, есть очень много неврологических проблем, которые мешают ребенку выучить второй язык, не выучив первый. И эти проблемы в то время, когда ребенка начинают обучать второму языку, могут быть еще не видны. Это видно по некоторым детям-билингвам, чьи родители эмигрировали или разноязычны. Есть дети, которые легко усваивают второй язык. А если дети, которые не усваивают ни один, и им вредно давать второй, пока они не усвоят первый. К сожалению, отличить одних детей от других стилистически очень-очень сложно.

Когда мне задают вопрос, можно ли ребенку идти в детский сад, где есть английский язык, я говорю: «А зачем? Он машинки не отличает от кукол, берет куклу, забивает ею гвоздь, как молотком. У него понимание русской речи страдает, у него нет никакой экспрессивной речи, у него нет десяти слов, фразы нормальной, а вы предлагаете второй язык». Я считаю, что нынешнее раннее введение второго языка в школе, когда дети еще не усвоили нормы правописания родного языка, с точки зрения нервной системы очень неправильно. Есть дети, которым это дано, а есть дети, с которыми приходится лепить алфавит руками, чтобы они были в состоянии его освоить.

Мало специалистов, которые разбираются, когда ребенку нужен второй язык, а когда нельзя. Когда я сомневаюсь, говорю, что лучше не нужно давать ребенку второй язык. Давайте понаблюдаем, как он будет усваивать нормы русского языка. И не в детском саду дадим ему второй язык, а в более позднем возрасте. Столкнувшись с работами Андрея Анатольевича Зализняка, читая воспоминания о нем, я узнала, что он учил иностранные языки уже во взрослом состоянии так: сначала он выучивал словарь, затем прочитывал учебник по грамматике, потом он мог спокойно читать на этом языке. Но таких людей мало. Он был гением в лингвистике. Если взять и дать ребенку словарь и сказать «учи», вряд ли что-то получится. Языковые методики преподавания иностранного языка рассчитаны на детей, у которых нормы родного языка четко усвоены соответственно возрасту, и у них хватит ресурса нервной системы на то, чтобы учить второй язык.

— Нужно ли по-разному подходить к воспитанию мальчиков и девочек?

— Глобально нет. Более того, раннее разделение гендерных ролей я не одобряю. Я не могу себе представить рекомендацию, которую я дам только родителям девочки или только родителям мальчика. На уровне формирования мотивации, автономного функционирования, коммуникации я не буду делать различия. Очень важно создать адекватную среду общения, чтобы у детей развивались коммуникационные навыки. Например, в книжке «Эмоциональный интерес» описано, что, согласно наблюдениям, одно-, полуторагодовалые дети уже делают какие-то шаги для того, чтобы утешить плачущего ребенка. Это важный шаг в развитии человека, и тут неважно, какого он пола — мальчик или девочка.

Зацикленность на идеях типа «у меня ребенок интроверт» тоже неправильная. Потому что всем им придется заполнять квитанции на почте, просить официанта вытереть лужу на столе или подать счет. Полного замыкания на самом себе не получится. Обычный человек, который ходит на службу, в магазин и общается с окружающими людьми, мальчик он или девочка, должен обладать минимальным коммуникативным набором. Равно как и набором навыков в отношении самообслуживания.

Я не могу себе представить рекомендацию, которую я дам только родителям девочки или только родителям мальчика. На уровне формирования мотивации, автономного функционирования, коммуникации я не буду делать различия. Очень важно создать адекватную среду общения, чтобы у детей развивались коммуникационные навыки

«Вся социальная система направлена против того, чтобы эти дети получили нормальное образование»

— Как в нашей стране поставлена помощь детям с отставанием в развитии?

— С 1991 года до начала 2010-х я работала врачом в системе образования. Тогда существовала система психолого-медико-педагогических центров, и медики были включены в работу с детьми в школах. Я курировала разные учреждения: и инклюзивные школы и классы, и школы для детей с грубыми задержками развития, с ментальными формами инвалидности, и самые обычные школы, где были проблемные и неуспевающие дети с неадекватным поведением. Порядка 20 лет занималась этой проблемой. А потом были организованы большие учебные комплексы, министерства здравоохранения и образования решили, что слишком дорого финансировать медиков, и нас убрали из школ в амбулатории.

Ту командную работу, которую мы создавали на протяжении 20 лет, просто разрушили. Исключение медиков из структуры психолого-медико-педагогических центров — один из неправильных моментов, который как раз мешает выстроить адекватную программу коррекции для ребенка. Потому что именно медики решают, что ребенку можно и полезно для здоровья. Но что сегодня может понять психолог или невролог, который сидит на выселках и ребенка видит в глаза в первый раз? Ребенок может не выспаться, не доесть, не доиграть, быть чем-то обижен, но по результатам однократного обследования надо сделать вывод. Это очень большой провал с медицинской стороны. Раньше я имела возможность наблюдать ребенка не только в кабинете, но и в его свободной деятельности: на каких уроках он успешен, на каких нет, как он ручку держит, как он на стуле сидит, какое у него время активного внимания, смотрит он больше или слушает. Это то, что оценивали врачи, сидящие на занятиях, и это то, чего мы сейчас лишены.

Сейчас я черпаю информацию о происходящем в этой сфере из общения с родителями, которые приходят на прием с детьми, из семинаров и групп в соцсетях. И на мой взгляд, то, что сейчас происходит, это катастрофа. Приведу пример. У ребенка оптическая дислексия, но ее никто не диагностирует. Он не хочет читать, не может читать, не понимает смысл поговорок, не может применить правила: вчера выучил, сегодня забыл. Мы, врачи, выявляем у него зрительные проблемы, чисто медицинские, которые медицинскими методами вполне можно было скорректировать раньше. Более того, в классно-урочной системе, в классе, где 35 человек детей, мы не можем наладить для такого ребенка адекватную учебную нагрузку. Мы должны биться головой об стену, проходить круги ада вместе с родителями, чтобы выбить ему какие-то часы занятий с логопедом и психологом. Оказывается, в поликлинике ему не могут выставить диагноз дислексия, потому что он не оплачивается страховой компанией. Но без этого диагноза ребенку не положен тьютор, сопровождающий на экзамене. И чтобы это все преодолеть в течение начальной школы, на плечи родителей ложится пробивная задача — они должны добиться, чтобы ребенку организовали особые условия.

Причем этот ребенок во всех остальных сферах может быть вполне успешен. Мы не говорим о детях с большими проблемами. В их случае энергозатраты родителей, ассоциаций специалистов гораздо больше. Потому что вся социальная система направлена против того, чтобы эти дети получили нормальное образование и приобрели ту профессию, в которой они были бы успешны. И это катастрофа.

Государственное образование при нынешнем подушевом финансировании всячески сопротивляется внедрению таких ресурсоемких методов коррекции

— Можете привести примеры работы с отстающим ребенком, которая осуществлялась в прежней системе, и рассказать, почему эта схема не работает сейчас?

— Допустим, 20 лет назад мы никогда не водили сложного ребенка сразу в класс. Сначала с ним будут заниматься индивидуально, и он в этом помещении наедине с каким-то одним специалистом посидит и позанимается. Потом этот специалист познакомит его с другими специалистами, через какое-то время этот же самый специалист, к которому сформировано базовое доверие, введет ребенка в класс и какое-то время будет его сопровождать. Но это колоссальные деньги, вы же понимаете. И государственное образование при нынешнем подушевом финансировании фактически не может этого обеспечить и всячески сопротивляется внедрению таких ресурсоемких методов коррекции. Любая такая схема быстро не сработает, она требует больших вложений, финансовых вливаний и со стороны государства, и частных инвесторов, и родителей.

Но надо отметить позитивный момент: он заключается в том, что родители сегодня очень активны, силами родительских ассоциации что-то происходит, родители нанимают репетиторов, объединяются в группы, переводят ребенка на семейное обучение.

Наталия Антропова
Справка

Елизавета Меланченко — нейрофизиолог, детский невролог. Окончила педиатрический факультет РГМУ им. Пирогова, ординатуру по детской неврологии, 23 года ведет неврологический прием в московских поликлиниках, много времени посвящает образовательному процессу для сложных детей. С 2007 по 2013 год руководила коррекционно-развивающим подразделением Центра социальной адаптации и профориентации «Гагаринский», на базе этого центра организовала групповые занятия с детьми с особыми потребностями, с множественными пороками развития и СДВГ: по подготовке к школе, по адаптации школьников начальных классов, со школьной неуспеваемостью, по развитию мелкой моторики и др.

ОбществоМедицинаОбразование
комментарии 0

комментарии

Пока никто не оставил комментарий, будьте первым

Войти через соцсети
Свернуть комментарии

Новости партнеров