«Консервативный семейный идеал популярен в России лишь на уровне риторики»

«К буржуазным феминисткам социалисты всегда относились подозрительно»

— Ирина Наумовна, как менялось положение женщины в России на протяжении прошлого столетия, после прихода большевиков к власти?

— Основополагающие мысли по поводу того, как соотносятся борьба за равные права и социалистические идеалы, лучше всего сформулировал Август Бебель (деятель германского и международного рабочего движения, — прим. ред.) в книге «Женщина и социализм» (1878, — прим. ред.). В свое время это была невероятно популярная книжка, и в ней Бебель, поддерживая права женщин, пишет, что настоящего неформального равноправия они могут достигнуть только при социализме, только разрушив капиталистические отношения. Потому что при капиталистических отношениях, когда существует общее неравенство, женщина всегда будет в зависимом положении. Поэтому, чтобы женщины стали свободными, они, прежде всего, должны включаться именно в социалистическое движение.

К буржуазным феминисткам социалисты всегда относились очень подозрительно. Для женщин, поддерживающих социалистические идеи, союз с такими феминистками считался нежелательным. Они уводили от главной цели, а главная цель левой идеи — это все-таки борьба с капиталистами.

Вопрос о равноправии женщин в России был поднят уже в начале 1918 года. Тогда был принят целый ряд законов, уравнивающих в правах женщин и мужчин и связанных с либерализацией семейных отношений как таковых. Например, приняли закон о гражданском браке. Главная идея — вывести все брачные отношения из-под влияния церкви, потому что до этого браки регистрировались только в конфессиональных учреждениях. Теперь юридические последствия имел лишь брак, заключенный в новом учреждении — ЗАГСе. Признавалось наряду с браком и сожительство. Дети, которые появлялись в партнерстве, наделялись теми же правами, что и дети в зарегистрированном браке. Упрощалась процедура развода.

Это был очень мощный сдвиг в гендерных отношениях. Законодательство начало действовать не сразу, практика показала, что гендерная эмансипация — это очень непростой процесс. С одной стороны, женщины получают свободу, равноправие, с другой, они не получают тех человеческих, материальных ресурсов, которых были лишены прежде. Плюс гражданская война, разруха, экономический кризис. В этой ситуации свобода разводов работает против женщин — их оставляют с детьми, трудно добиться алиментов, появляется много беспризорников…

Коллонтай полагала, что женщин надо максимально освободить от домашнего труда и по возможности минимизировать время, которое тратится на материнство

Можно долго рассказывать про это время. Это все непросто. Этим вопросом в Советском Союзе занималась Александра Коллонтай, один из лидеров большевистского движения, влиятельная такая коммунистка, входившая в руководящие органы. Она написала ряд программ на эту тему, книг, и взгляды ее были радикальные. Она считала, что женщин закабаляет не только домашняя работа, но и пресловутая двойная нагрузка — когда после работы женщина занимается еще и домом. Для большевиков главное условие освобождения женщин — это их участие в работе, оплачиваемом труде, в производстве. Это считалось единственно возможной основой, дающей независимость женщинам как членам трудового коллектива. Коллонтай полагала, что женщин надо максимально освободить от домашнего труда и по возможности минимизировать время, которое тратится на материнство. Большую часть нагрузки должно взять на себя государство: воспитание новых граждан, создание инфраструктуры поддержки домашних хозяйств (фабрики-кухни, общественные прачечные, коллективизация домашней работы).

— Какие тогда были представления о домашнем быте?

— Довольно радикальные. Как вы знаете, в Москве есть такой знаменитый памятник архитектуры — Дом Наркомфина, в свое время это было элитное жилье. В этом доме находятся двухэтажные квартиры по новым ГОСТам, архитектурным и бытовым, и совсем без кухни. Предполагалось, что современные молодые инженеры не будут готовить и питаться дома, для этого есть столовые, а кухня — это несчастный тяжелый быт, и его в жизни человека должно быть меньше.

У Коллонтай есть книжка «Любовь пчел трудовых». В ней говорится, что все должны быть трудовыми пчелами и при этом лично свободными людьми. Коллонтай предвосхитила идеи более поздних феминисток. Она понимала, что женщины не только должны быть материально независимыми и иметь равные права — имеют большое значение и личные отношения. Она выступала за определенные реформы в сфере личных отношений, сексуальности. И в этом вопросе товарищи по партии плохо ее понимали, относились к ее идеям, прямо скажем, без всякого энтузиазма.

«Главный советский гендерный контракт — это работающая мать»

— И каков был результат этих нововведений?

— Сделать все это было непросто. Инфраструктура требует вложений, кое-что было сделано, понастроили фабрик-кухонь, которые существуют до сих пор как интересные памятники архитектуры того времени. Но в сложных экономических условиях, в которых существовала страна, все это не решало бытовой вопрос.

Еще более серьезная ситуация получилась с воспитанием детей. Изначально предполагалась, что дети попадают в ясли с самого маленького возраста, буквально с нескольких месяцев, освобождая женские рабочие руки. Частично это осуществили. Но ясельные группы были очень большими, что вело к высокой детской смертности. Стало понятно, что одна мама (нянечка, воспитательница) на 30 детей — это, конечно, рационально, но дети не выдерживают.

Женщинам было найдено определенное место в советской системе. И это место, в общем, не изменилось до сих пор. Главный советский гендерный контракт — это работающая мать

Тогда встал вопрос: что с этим делать? Можно было усилить это направление политики, то есть инвестировать в инфраструктуру детсадов, сделать их лучше и помочь женщинам достигнуть освобождения. Но это было дорого и не входило в большевистский проект. Женщины были нужны большевикам как союзницы, но в прагматическом смысле. Они рассчитывали на женские рабочие руки, поскольку страна обезлюдела после гражданской войны. А также нужно было повысить рождаемость. Эмансипированными женщинам позволяли быть ровно до той степени, пока они остаются сознательными союзниками советской власти, отнюдь не для себя самих, не для собственного жизненного выбора.

Женщинам было найдено определенное место в советской системе. И это место, в общем, не изменилось до сих пор. Главный советский гендерный контракт — это работающая мать. То есть женщина должна совмещать свою работу и материнство.

— Как это повлияло на состояние института семьи?

— К концу 20-х годов стало понятно, что власть сделала выбор не в сторону поддержки независимости женщин, а в сторону восстановления института семьи, потому что так гораздо удобнее управлять. Это дешевле, чем поддерживать какое-то независимое состояние женщин и мужчин. Чтобы сделать женщин по-настоящему свободными, государству пришлось бы многое взять на себя. Гораздо лучше, если женщина все это делает бесплатно в обмен на какие-то преференции со стороны государства, которые тоже были сделаны.

Выглядело это так: семья лишь отчасти была похожа на ту, что существовала до революции. Отец — глава семьи чисто символически. И все, что касается материнства, происходит между государством и матерью. Простой пример: мать-героиня, не говорится о ее муже, отце-герое, все награды, почтение доставалось только женщине. Государство сделало ставку на то, что женщины получают ресурсы, которые позволяют им и без отношений с мужчиной как-то строить свою работу, карьеру и сочетать это с материнством. Но при этом отклоняться от государственных задач женщины были не должны, и меры дисциплинирования по отношению к ним были тоже достаточно жесткими.

Сделав ставку на укрепление семьи как образцового советского института, запретили аборты, все больше и больше затруднялись разводы, повышались штрафы. Но самое главное — развод рассматривался как моральная проблема. Вплоть до последних лет советской власти люди, которые претендовали на карьеру в каких-то областях (военные, отчасти партийные руководители, преподаватели вузов), не могли разводиться, им это стоило карьеры. Семейные конфликты разбирались на разных партийных комитетах, и там всегда принимали сторону женщины. То есть женщине помогали управляться с мужчинами, и взамен женщины должны были делать, что положено — работать и рожать.

В советское время сформировалась специфическая гендерная культура, когда все женщины работали, но более важным долгом было материнство

«Одинокое материнство могло быть преимуществом: женщин продвигали в очереди на квартиру»

— То есть, грубо говоря, после периода свободы и экспериментов 20-х годов появился консервативный крен?

— Да, и это происходило вплоть до смерти Сталина. Для женщин во время репрессий существовали специальные меры наказания — статья, которая относилась к членам семьи изменников родины. Практически всегда это были женщины, которые получали срок просто за то, что они были женами врагов народа, к ним самим не было никаких претензий. Например, по такой статье сидела Елизавета Бухарина, вдова Бухарина. Это было средство давления на женщин.

— Почему в послевоенное время эти меры были смягчены?

— Вскоре после смерти Сталина снова разрешили аборты. Это произошло под давлением медицинских работников, которые имели дело с последствиями криминальных абортов в большом масштабе. Чуть-чуть гуманизировалось общество и законодательство. Государство было заинтересовано в том, чтобы женщины не столько много работали, сколько были активны демографически. Делалось это с помощью пособий и других инструментов семейной пронаталистской политики, последнюю из волн которой мы наблюдали в 80-е годы, когда женщины, в том числе матери-одиночки, получали льготы. Их, к примеру, подвигали в очереди на квартиру, не без некоторого негодования консервативно настроенных членов общества. То есть одинокое материнство могло быть преимуществом.

Таким образом, в советское время сформировалась специфическая гендерная культура, когда все женщины работали, но более важным долгом было материнство. От них не ожидали особых трудовых подвигов, сквозь пальцы смотрели на то, что они сидят на больничном с детьми, занимаются домашними делами в рабочее время. К этому относились снисходительно.

«В советское время женщины были жестко отлучены от всех рычагов власти»

— А карьеру женщины могли сделать?

— В советское время женщины были жестко отлучены от всех рычагов власти. За все время советской власти была единственная женщина — член ЦК, Екатерина Фурцева, министр культуры, и то недолго. И ни одной женщины — члена политбюро. Существовало своего рода квотирование, женщины занимали свой процент в Верховном совете СССР, но он был достаточно декоративным. Что касается партийных органов, которые реально руководили страной, то женщина не могла занять пост выше второго секретаря районного комитета. Секретарь по идеологии — это потолок. Норма не формальная, но соблюдавшаяся четко. Секретарем обкома или горкома она стать не могла. То есть власть имела чисто мужское лицо.

— Что изменилось после перестройки?

— На какое-то время государство вообще отказалось от социальной политики и не предлагало никаких гендерных правил. Граждане могли определяться со своими идеалами сами. Тогда я как раз проводила фокус-группу, помню, как рассуждали люди: «Раньше были советские нормы, а сейчас просто никакие». Произошла плюрализация разных образцов гендерного поведения. С другой стороны, появились идеалы женщины-домохозяйки, профессиональной матери. Многие женщины вернулись к идеалам домохозяйки, опыта у них такого не было, судили об этом в основном по кино, которое прорвалось с Запада, казалось, что это такая очень хорошая жизнь.

За все время советской власти была единственная женщина — член ЦК, Екатерина Фурцева, министр культуры, и то недолго. И ни одной женщины — члена политбюро

В то же время существовали проблемы на рынке труда. Прожить на одну зарплату мужчины было нелегко, поэтому участие женщин в трудовых процессах было достаточно высоким. Появились женщины-предприниматели, политики. Спектр возможностей гендерного поведения стал более широким.

Для женщин, конечно, была болезненной сильная деградация социальной политики. Потому что в советское время экономика, как говорят социологи, была раздаточной. Достаточно было где-то работать, может быть, на очень низкой должности — уборщицей, клерком. Многие женщины-инженеры, имевшие высшее техническое образование (надо сказать, что советская власть много сделала для этого), не выполняли реальные инженерные задачи. В основном они занимались офисной работой. Но раньше, если ты работаешь на хорошем предприятии даже уборщицей, ты имеешь доступ к тем социальным благам, которыми наделяет работников это предприятие. И это были серьезные блага, особенно для женщины с детьми — и путевки в разные детские лагеря, и очередь на квартиру, и доступ к продуктовым и вещевым пайкам. То есть ты мог много чего получать просто потому, что находишься внутри системы, даже на самой скромной позиции. Детские учреждения, ясли, детсады за символическую плату принимали детей таких матерей, и это позволяло женщинам сочетать материнство с работой, иногда даже одинокое материнство. Конечно, все это было не идеально, дети в садиках болели, группы были переполнены, но тем не менее. Но после развала СССР эта система содержания кадров рухнула.

В 90-е годы пособия стали символическими, огромное количество садиков просто позакрывалось, рухнула система социальной поддержки предприятий. Предприятия стали коммерческими агентами и больше не хотели содержать соцкультбыт, передали его муниципалитетам, у которых тоже не было денег. Много чего было продано, перепрофилировано, и многие ресурсы социальной поддержки женщин прекратили свое существование.

С другой стороны, появились возможности, которые тоже никто искусственно не ограничивал. Можно было быть в бизнесе, делать карьеру. Но этим могло воспользоваться меньшинство женщин.

«Все чаще звучит идея, что нужно вернуться к дореволюционным идеалам»

— Так появились челночницы…

— Да, в 90-е годы женщины были первыми людьми, которые приспособились жить по новым законам. Потому что первыми полегли оборонные предприятия, многие мужчины оказались без работы. И они не были готовы заниматься чем-то другим, не были готовы на нисходящую социальную мобильность. Они были в шоке и ожидали, что что-то наладится. Женщины, которые привыкли отвечать за семью в советское время, такой роскоши себе позволить не могли. И они пошли в тяжелый челночный бизнес, торговлю и мелкую перепродажу.

Потом экономическая ситуация стала полегче. Социальная политика по-прежнему оставалась очень слабой, но все-таки, поскольку начался экономический рост, давление уменьшилось. С идеологической точки зрения началась борьба разных дискурсов. Сильно зазвучали традиционалистские голоса о том, что место женщины в семье, о том, что в советское время женщины были не освобождены, а закабалены, и им стоит вернуться к традиционной форме поведения.

Главным приоритетом гендерной политики стала демография. Для этого объективно есть все причины: Россия — страна стареющая

— Государство оставалось отстраненным от гендерной политики?

— Государство, начиная с нулевых лет, вернулось к роли инстанции, которая определяет правила гендерного поведения. Не так жестко, как в советское время, но тем не менее. Главным приоритетом гендерной политики стала демография. Для этого объективно есть все причины: Россия — страна стареющая, как и все страны Европы, с не очень высокой рождаемостью. Это проблема, это нагрузка на экономику.

Встал вопрос, как повышать рождаемость. С одной стороны, были приняты какие-то поощрительные меры, например закон, позволяющий женщине в декрете сохранять рабочее место. Но этого, конечно, далеко не достаточно. С другой стороны, все чаще звучит идея, что семья должны быть традиционной, женщина в ней должна играть традиционную роль, мужчина должен быть главой семьи, и такая риторика, например, положена в основу социальной концепции семьи, которую готовила небезызвестная депутат Елена Мизулина, нынче сенатор. В ее проекте черным по белому говорится, что советская власть разрушила традиционную религиозную семью, что семья должна быть многопоколенная, бабушки и дедушки должны жить вместе, чего сейчас никто не практикует, все должны вернуться к каким-то дореволюционным идеалам, и все это происходит под эгидой традиционных религий, из которых наиболее заметная — православие.

— Популярны ли такие консервативные идеалы?

— На уровне риторики — да. Запрос на стабильную семью, которая должна ориентироваться на какие-то правила, существует. Но в реальной жизни люди руководствуются другими нормами поведения. В России очень высокая разводимость, одна из самых высоких в мире.

— В чем причина?

— Причина в огромном количестве накопившихся взаимных гендерных претензий. В России плохо совместимые гендерные роли. Опыт советской власти воспитал очень сильных женщин, которые привыкли сочетать работу с большой степенью управления семьей. Они не очень готовы слушаться мужчину, просто потому что это мужчина.

С другой стороны, в условиях сложной повседневной жизни большинства, в том числе женщин, запрос на мужчину-кормильца, который обеспечивал бы всех материально, очень высокий. Это первое ожидание от партнера. Но вот подчиняться ему в обмен на все это большинство женщин категорически не готовы.

Он должен быть хороший заботливый отец, хороший партнер, соответствовать идеалам прекрасным и не всегда реалистичным. Какой попало мужчина не нужен

Изменения в поведении представителей обоих полов начались в связи с изменением культурных норм последней трети XX века. Они коснулись в гораздо большей степени женщин, чем мужчин. То есть женщины независимые, они достаточно свободно распоряжаются своей сексуальностью, спокойно принимают решение рожать для себя, и это не осуждается. И мужчина им нужен только на определенных условиях.

— Каких?

— Требований достаточно много. Он должен быть кормильцем, но этого недостаточно. Он должен быть хороший заботливый отец, хороший партнер, соответствовать идеалам прекрасным и не всегда реалистичным. Какой попало мужчина не нужен.

«На наших глазах меняются правила допустимого выражения сексуальности для мужчин и женщин»

— А как на это реагируют мужчины?

— Если почитать форумы, то можно услышать много мнений о том, что женщины стали очень жесткие и прагматичные, трудно найти себе понимающую подругу. Ожиданиям мужчин женщины не хотят соответствовать. Поэтому очень много взаимных разочарований. Можно сказать, что существует ситуация гендерного напряжения, на которую накладываются происходящие сейчас на наших глазах (это касается не только России, но и значительной части мира) изменения, связанные с переопределением сексуального поведения. Мы видим, что на наших глазах меняются правила допустимого выражения сексуальности для мужчин и женщин.

Это связано с претензиями женщин, которые совершенно не готовы терпеть какие-то формы сексуального заигрывания, которые казались нормальными последние десятилетия с момента сексуальной революции. Оказывается, женщины хотели бы строить свои карьеры независимо, чтобы им оказывали внимание те мужчины, которые им нравятся, и в тех формах, которые их устраивают. Для мужчин это полный шок и неожиданность, они не знают, по каким правилам теперь жить, что можно, а что нельзя: можно ли приобнять понравившуюся женщину на вечеринке, что можно считать согласием на сексуальные контакты, а что нельзя, в какой момент это согласие может быть отозвано.

Это создает для мужчин высокую ситуацию неопределенности, которая их очень сильно фрустрирует. Движение «Me Too» (его российская версия «Я не боюсь сказать») и целая серия скандалов (от депутата Леонида Слуцкого до главного редактора «Медузы») показывает, что в России это все прекрасно воспроизводится и привлекает внимание — и медийное, и просто граждан, которые в интернете с огромным азартом включаются в обсуждение этих ситуаций.

И все это также соседствует со сложной ситуацией современных гендерных отношений, в которых звучат самые разные идеологические установки — от крайне традиционалистских до радикально феминистских.

Окончание следует