Вечные ценности на Шаляпинском фестивале

Привлекательная традиционность

Опера «Аида» Дж. Верди на сцене Татарского государственного театра оперы и балета им. М. Джалиля в постановке Юрия Александрова — спектакль традиционный, зрелищный, красивый. Яркая, монументально-помпезная сценография Виктора Герасименко, погружающая зрителей в экзотическую атмосферу Древнего Египта и строго следующая за ремаркой самого композитора: семь перемен декораций за опускающимся занавесом исполнены без всяких заумных концептуальных «нововведений», отсылающих неизвестно в какую эпоху и страну. В спектакле задействованы и древнеегипетские колоссы дворца фараона, и лунный лирический пейзаж на берегу Нила, и роковой камень (lа fatal pietra), который погреб под собой мечты влюбленных.

Сюжет «египетской» оперы Дж. Верди был разработан двумя французами — О. Мариеттом и К. дю Локлем, отсюда напряженность драматургии (про жизнь, про слезы и жертвенную любовь с соответствующим печальным финалом). Центральное место отведено любовной драме главной героини оперы — дочери царя эфиопов Аиды — и египетского военачальника Радамеса, в которого к тому же влюблена и дочь фараона Амнерис.

И все развитие действа, перипетий классического любовного треугольника происходит на фоне военно-политических баталий. Влюбленные не могут смириться с войной, жесткостью окружающего мира и найти в нем свое место. Этот внутренний конфликт, ощущение отчужденности приводит героев к трагическому финалу. Но именно в последние минуты своей жизни герои по-настоящему счастливы и свободны. И если двое воссоединившихся влюбленных счастливыми погибают в замурованном жрецами гроте, то оставшаяся в живых соперница главной героини — дочь фараона Амнерис — будет переживать до конца жизни свой личный ад: ей уже не вернуть ни любовь, ни жизнь храброго Радамеса.

И все это на фоне прекрасной музыки Верди: опера словно напоена чувственной прелестью и красотой итальянского мелоса — горячего, выразительного и пластичного, не без вкрапления характерных ладовых особенностей ориентальной музыки.

Что же касается «вердиевской интонации», то она проявляется в излюбленных ансамблях — в типичных любовных и драматических треугольниках, которые по ходу сценического действия превращаются то в дуэты, то в монологи, чтобы в конце вновь соединиться в непримиримый многоугольник. Так же горячо, искренне воплощали душевные переживания своих героев все участвовавшие в фестивальном спектакле актеры, которые на сей раз были представлены довольно интересным составом.

«Любовь, Аида, Радамес»

«Аида» — опера большая во всех отношениях: в ней правят большие чувства и большие голоса. И в этот вечер Шаляпинского фестиваля основной женский состав был представлен целиком солистами «Стасика». Логика в идее пригласить солистов одного театра на главные партии соперниц есть – «спетые» (и не раз) на одной сцене голоса, не нужно «подстраиваться» под незнакомые мизансцены, жесты, детали поведения партнерши по сцене.

Не секрет, что вся опера держится на образе главной героини Аиды — одном из самых интересных, сложных женских типов, когда-либо созданных в опере. Мария Пахарь со своим слегка вибрирующим спинто довольно изящно справлялась со всеми пассажами и буквально покоряла крепкими и объемными верхами. Свободно льющаяся кантилена, необычайная полетность звуковой эмиссии Аиды-Пахарь легко пробивалась сквозь оркестр, буквально парила над сценой. Ну а своеобразная, эффектная актерская «дуэль» двух молодых, красивых, страстно любящих и одновременно глубоко страдающих главных героинь — Аиды-Пахарь и ревнивой египетской принцессы Амнерис в исполнении довольно сочного меццо Ксении Дудниковой — гипнотизировала зрителей от первой до последней ноты.

В сценах-ансамблях любовного плана эмоциональное, равно как и музыкальное, напряжение просто «зашкаливало». Особо впечатлила мягкое, вкрадчивое, по-женски обворожительное исполнение сцены обольщения Радамеса (искушение не только голосом, но и танцевальной пластикой тела) с целью выведать военную тайну египтян, а также трогательная прощальная сцена влюбленных (предсмертное переплетение рук героев в своеобразный «узел любви»).

Партия харизматичной соперницы титульной героини трудна не только технически (помимо вокальных «порогов», музыкальная характеристика Амнерис ритмически прихотливая, часто пунктирная), ее сложно спеть стилистически выверенно, не говоря уже о сложностях художественного претворения образа мстительной и раскаявшейся дочери фараона. В партии Амнерис-Дудниковой ни на минуту не останавливался своеобразный пульсирующий нерв: была и страсть, и смятение, и гнев, и финальное смирение.

Существование обладателя высокой исполнительской культуры Ахмеда Агади в одной из самых сложных теноровых партий вердиевского наследия — египетского военачальника Радамеса — было, как всегда, отмечено экспрессивностью и музыкальной проникновенностью. Удивительный исполнитель! На сцене — сама энергия, гармоничное сочетание плавной лирики и драматического накала страстей (может, следуя за мизансценой, и Амнерис цепями придушить).

Несомненным попаданием в образ вождя эфиопов Амонасро было исполнение этой партии Борисом Стаценко. В дуэте с Аидой исполнитель продемонстрировал редкое сочетание мощного звука настоящего драматического баритона и полной палитры динамических оттенков, перетягивая порой внимание с любимца казанской публики Ахмеда Агади на себя. А харизма и яркое актерское мастерство Стаценко располагало к созданию сильного, непримиримого образа Амонасро (настоящий и фанатично преданный народный трибун, способный «перешагнуть» ради своего народа через собственную дочь!)

Украинский бас Сергей Ковнир в партии фараона был вокально точен и по-царски сдержан. Исполнитель партии верховного жреца Рамфиса Михаил Казаков демонстрировал непримиримую инквизиторскую голосовую мощь при вынесении смертельного приговора. В очередной раз отметим замечательное звучание хора казанского театра в монументальных инструментально-хоровых сценах, коими насыщена опера Верди, а также гармоничное сочетание лиричности и драматизма, страсти (при некотором ритмическом разночтении) в оркестре под руководством Стефано Романи.

Кто-то приходит на «Аиду» ради коронных арий первого акта, кто-то — ради эффектных массовых сцен, включающих популярнейший марш из второго акта, кто-то — ради удивительнейшей сцены с участием Аиды и ее отца, это своего рода духовный поединок, выбор между любовью к родине и простым человеческим счастьем.

Автору этих строк более импонирует финал, в котором присутствуют тончайшие лирические моменты. Тихо догорает свеча жизни влюбленных, их прощание с миром, принесшим им столько страдания и одновременно тихого счастья в замурованном подземелье, где хотя бы предсмертные минуты они смогут побыть вместе — и все это на фоне красивейшего вердиевского тематизма. И музыка, и сценическое действие, и визуальное решение финала окутаны светом — не ярким, но удивительно теплым, как, впрочем, и все простые человеческие мечты о счастье. А зыбучий песок времени поглощает всех и все. И крупинки праха, сотни тысяч песчинок в вечном потоке времени, падая вниз, становятся каменным склепом памяти, даруя героям оперы Верди вечность, но не забвение.