«В окружении Путина началась гонка лояльности»

«Взаимное недоверие общества и власти стало знаковым признаком уходящего года»

— Андрей Владимирович, можно сказать, что в головах россиян к концу 2018 года произошел некий перелом в отношении к власти? Что холодильник начал брать верх над телевизором, что люди хотят большей справедливости и миролюбивой внешней политики?

— Я бы не стал называть это переломом — да, у людей что-то изменилось, но это связано не только с пенсионной реформой, но и с президентскими выборами. Именно большие ожидания людей за эти последние годы трансформировались в эдакое несколько скептическое отношение к власти в целом, и это отражается на ее рейтингах. В том числе и на рейтинге одобрения деятельности Путина, который упал с 80 до 66 процентов, и этот показатель уже 3 месяца удивительным образом держится на одной и той же отметке.

Я бы не сказал, что разрушен «крымский консенсус» — он все-таки существует, я бы не сказал, что разрушен консенсус по поводу антизападных настроений и вектору движения самой России к самоизоляции. Но другое дело, что возникло недовольство тем, как в стране проводится экономическая и социальная политика, тем, как власть в принципе относится к своим людям, и взаимное недоверие общества и власти стало знаковым признаком уходящего года. Люди в России не то что начали иначе смотреть на мир и на собственное будущее, но образовался какой-то экзистенциальный тупик — то есть им непонятно, что будет дальше и что нужно делать дальше. Им стало непонятно, за кого они должны голосовать, и на региональных выборах они стали использовать право голоса для демонстрации кукиша власти, для посылки ей месседжа «Мы вами недовольны». Но то же голосование — это пока еще не какая-то сознательная протестная активность и не осознание того, куда нужно двигаться стране, что требовать от власти. Это не объединение масс, не подготовка к чему-то новому даже на негативной платформе или на платформе отторжения того, что делает власть — это только первые признаки будущей грозы, которая, может быть, еще обойдет Россию стороной.

«Им стало непонятно, за кого они должны голосовать, и на региональных выборах они стали использовать право голоса для демонстрации кукиша власти, для посылки ей месседжа «Мы вами недовольны». Фото Олега Тихонова

— А что говорит о том, что «крымский консенсус» по-прежнему крепок, а антизападные настроения сильны? Вы редкий политический эксперт, кто говорит об этом — чаще слышишь от ваших коллег, что тема Крыма выветрилась.

— Консенсус по Крыму и антизападные настроения остались рутиной, застывшим фундаментом — никто не спорит, что Россия стала «great again», и все этим в общем удовлетворены. Но где-то 2 года назад у людей изменились настроения относительного того, чем должна заниматься власть — она, по мнению россиян, должна заниматься внутренней повесткой и причем в самом ее сугубо прагматическом смысле, то есть улучшением социальных услуг и экономических сервисов. Дело в том, что уже подвергнут эрозии неписаный социальный контракт: «Мы вас поддерживаем политически и не обращаем внимание на то, что вы пилите гигантские ресурсы, а мы удовлетворимся тем, что вы сделали Россию «снова великой» при минимуме предоставленных вами социальных услуг и экономического благополучия». Так как с экономическим благополучием ничего не получается, власть только кормит людей цифрами и обещает соскочить на прорывы, но непонятно на какой базе. Ну и пенсионная реформа, конечно же, вернула Путина из отряда небожителей и «символов России» в разряд тех, кто разделяет ответственность за принятие тех или иных экономических и политических решений. То есть у «символа России» Путина обнаружилась живая плоть, и это сильно подорвало его электоральный рейтинг, рейтинг доверия и рейтинг его деятельности. Но повторюсь — ввиду отсутствия другой повестки у россиян сознание сильно милитаризовано. У них очень много антизападных настроений (хотя они немного и упали благодаря чемпионату мира по футболу, который показал россиянам более широкий мир, чем тот, в котором Россия живет), но эта милитаризация, эти «бесконечные победы» на внешних фронтах, оборонное сознание не мобилизуют граждан в прежней степени.

Почему? Возьмем «керченский инцидент», который был вполне себе в старых терминах «духоподъемный». Рейтинг Путина после него мог бы подняться, если бы дело было года 3 назад, а сейчас он оказался абсолютно нейтральным с точки зрения мобилизации общественного сознания. Инцидент прошел как рутинная история, и рейтинг Путина и не повысился, и не понизился. Значит, вся эта империалистическая и националистическая риторика больше не работают с точки зрения мобилизации и духоподъемных ощущений внутри нации.

«Не думаю, что если станет хуже, люди сразу выйдут на улицы»

— А можно сейчас заметить, как власть начала реагировать на падение своего рейтинга? Скажем, на примере регионов, где выборы в сентябре показали нерадостную для нее картинку? То есть декабрьские выборы в Приморье что-то говорят в этом плане? Я имею в виду подбор «нужного» кандидата, не вызывающего особого недовольства жителей региона и оперативно начинающего решать накопившиеся проблемы.

— Есть две стороны этого вопроса. Первая — идеологическая: для того, чтобы поднять рейтинг Путина, власти нужно, конечно же, что-то делать. Но ничего не изменилось — Путин и его команда используют старые инструменты, то есть инструменты империализма, самоизоляции, антизападного дискурса, используют Русскую православную церковь в противостоянии с внешним миром. Никаких новых рассуждений нет, кроме политологически и экономически бессодержательных слов о прорыве и цифровизации.

«Все политологические и политтехнологические силы и ресурсы были брошены на Приморье, и еле-еле, с невероятными ухищрениями, но продавили Кожемяко». Фото primorsky.ru

Вторая сторона вопроса — как вести себя на выборах, в первую очередь региональных, поскольку они сейчас самые важные до выборов в Думу 2021 года. Выборы в Приморье показали, что власти будут вести себя как вели и раньше. Не думаю, что кого-то ввело в заблуждение, что в Приморье Кожемяко шел как независимый кандидат: все понимали, что он кандидат от власти, но власти считали, что результат выборов в сентябре — это результат не настроений людей, а политтехнологических недоработок. Поэтому все политологические и политтехнологические силы и ресурсы были брошены на Приморье и еле-еле, с невероятными ухищрениями, но продавили Кожемяко.

Но Приморье — это «пиррова победа», которая демонстрирует, что власти каждый раз придется использовать все больше и больше политтехнологических ресурсов, чтобы кандидат от власти победил. Менять тактику и стратегию на выборах не будут — будут продавливать тех людей, которых они считают достойными занимать позиции губернаторов.

— А разве молодые губернаторы — это не выход для повышения рейтинга власти по регионам? Давайте взглянем на другие итоги губернаторских выборов-2018 — новые и молодые ранее «и. о.» глав региона в целом избрались без проблем и сейчас у них приличная популярность. И осенью Кремль вновь назначил в регионы именно молодых «и. о.». Может, в трех регионах власть споткнулась не столько на социально-экономических настроениях, сколько на том, что выставила в кандидаты прежних глав, в которых люди разочаровались?

— Конечно же, то, что произошло в Приморье или Хакасии, не показывает общего тренда происходящего в России. В каждом регионе есть своя специфика, но то, что случилось в четырех регионах, дает возможность людям, живущим в других регионах, увидеть возможность иного политического поведения, увидеть, что выборы могут быть инструментом пусть не реального выбора, но хотя бы того, чтобы продемонстрировать свое недовольство. Пример четырех регионов может быть заразительным, поэтому власти попытались купировать эту ситуацию в Приморье агрессивной предвыборной атакой в пользу Кожемяко. Но, повторюсь — рано говорить, что люди «проснулись», и в случае такой огромной страны, как Россия, очень сложно оперировать средними показателями или средними настроениями людей и делать выводы, что они как-то иначе смотрят на действительность. Поэтому я был бы тут осторожен. Да, что-то в сознании людей меняется, но это неотрефлексированное понимание того, что можно сделать и как воспринимать действительность.

«Да, у людей 5 лет подряд падают доходы, но это никак не отражается на их политическом поведении — они не идут на улицы и ничего не требуют от власти, они просто адаптируются к обстоятельствам, у них ухудшается потребительское настроение». Фото Максима Платонова

— А может, для нормального понимания действительности людям, ну если так можно сказать, нужно быть в плохой ситуации — как в 90-е с хроническими невыплатами зарплат?

— Я и в такой ситуации был бы осторожен с выводами. Не думаю, что если станет хуже, то люди сразу выйдут на улицы и станут протестовать. Сейчас очень трудно сказать, что у нас в экономике — кризис или рецессия, потому что статистика не очень достоверная, а там где она достоверна, она не принимается властью, и за это власть может снять с должности главного статистика страны. Да, у людей 5 лет подряд падают доходы, но это никак не отражается на их политическом поведении — они не идут на улицы и ничего не требуют от власти, они просто адаптируются к обстоятельствам, у них ухудшается потребительское настроение, и сейчас оно хуже, чем в середине кризиса — появляется понимание, что выхода из кризиса и не видно. Но люди не готовы из-за этого бунтовать: они замыкаются в себе, занимаются выживанием, потому что заниматься политикой для них сейчас небезопасно. И мы не можем предсказать, какой инцидент может стать спусковым крючком для социальных протестов в стране.

«Володин, Медведев, Зорькин тестируют своими идеями об изменении Конституции не систему, а лично Путина»

— В 2018 году ряд высокопоставленных чиновников и политиков — Зорькин, Медведев, Володин — говорили о том, что Конституция страны может быть изменена. Говорят ли эти высказывания о том, что изменения действительно могут готовиться? Или мы имеем дело с намерением узнать реакцию общества на идею внесения правок в основной закон?

— Судя по тому, что сказал недавно Володин — что мол, в обществе есть запрос на изменения в Конституцию, они стали уже решать за общество, что оно думает. Общество не думает о Конституции вообще — общество не читало ее, и это показывают все социологические опросы. И очень жаль, что спикер парламента, который считает себя одним из первых лиц государства, не знает, что такое запросы общества и показывает свое дистанцирование от этого самого общества.

Тут проблема в том, и в этом я уверен, что Путин не давал никаких команд и отдаленно не формулировал никаких задач по поводу того, как вести себя в 2024 году — об этом говорить еще рано. Но в окружении Путина, в самой близкой его элите началась гонка лояльности — кто быстрее и красивее прогнется, кто быстрее и красивее намекнет Владимиру Владимировичу, что ему лучше было бы остаться и в 2024 году, и при этом еще и скажет, что вот, именно меня лучше было бы оставить спикером парламента в 2024 году, меня премьер-министром, а меня — главой Конституционного суда, несмотря на мой почтенный возраст. Эту гонку лояльности, гонку прогибов мы будем наблюдать с усугубляющейся силой все ближайшие 5 лет. И вы видите, что появляются уже намеки, что хорошо бы Путину остаться и после 2024 года — методом ли изменения Конституции, или методом присоединения Белоруссии и превращения ее в Белорусский федеральный округ, а Путин (что ему свойственно), как наблюдатель, сидящий на горе в позе лотоса, не всегда реагирует на какие-то сигналы, исходящие снизу, — он просто смотрит и наблюдает за копошением людишек внизу в ожидании того, когда они как-то сформулируют свою позицию и съедят друг друга в ходе этого соревнования за лояльность.

«В окружении Путина, в самой близкой его элите началась гонка лояльности — кто быстрее и красивее прогнется, кто быстрее и красивее намекнет Владимиру Владимировичу, что ему лучше было бы остаться и в 2024 году». Фото kremlin.ru

Думаю, что у самого Путина еще не готова схема существования после 2024 года, потому что многое будет зависеть от конъюнктуры ближайших лет — ну вот кто, к примеру, мог подумать, что граждане именно таким образом отреагируют на пенсионную реформу. Или кто мог подумать, что чемпионат мира по футболу мог сделать сознание россиян более дружелюбным. А какие неожиданности могут ждать нас в ближайшие годы, не может предсказать никто, поэтому имеет смысл немножко подождать. А Володин, Медведев, Зорькин тестируют своими идеями не систему, а лично Путина.

— Недавно политолог Павловский сказал, что среди кремлевских кланов силовики окончательно победили. Вы согласны с ним?

— Я согласен с этими словами, но я полагаю, что силовики победили уже давно. Как минимум в 2012 году, когда Путин вновь вернулся на позицию президента и началось массовое изобретение репрессивного и запретительного законодательства, и этот процесс продолжается, как мы с вами видим под конец года, когда узнаем об инициативах господина по фамилии Клишас. Хотя понятно, что это некий консенсус элит — мы, мол, идем в запретительную сторону, но это законодательный язык силовиков. Разумеется, понятно, что силовики борются за влияние к уху, к телу Путина, но именно они определяют политическую рамку, именно они определяют важнейшие политические решения. И все эти разговоры, что сейчас придут молодые технократы и наладят работу, это лишь разговоры — у этих молодых и образованных технократов нет политических возможностей что-либо реально делать. Они могут лишь выполнять приказы высшего политического руководства, а если говорить о государственной экономике, то тут молодые всего лишь наемные менеджеры с очень ограниченными полномочиями.

Да, теперь все политические фильтры, все реальные политические инструменты в руках силовиков, и они все меньше стесняются того, что они делают — возьмем историю с тем же самым Евгением Пригожиным, которого президент открыто защищает и которому дозволяется больше, чем кому бы то ни было. Или посмотрите, как особо ведет себя Игорь Сечин. Это говорит о том, что и он — один из силовых центров в стране. Посмотрите на то, как популярна в народе армия, посмотрите на действия ФСБ и ФСО; все это говорит о том, что именно силовыми структурами принимаются основные решения, а всякие экономисты и финансисты — это люди на подхвате, которые должны разгребать последствия всех этих политических решений.

«От программы Кудрина остались только повышение пенсионного возраста и бесконечные идеи цифровизации»

— Не в силу ли того, что экономисты и финансисты — это «люди на подхвате», страна так и не получила стратегии экономического развития в 2018 году, несмотря на новый срок Путина?

— Да, Кудрин подготовил для Путина программу нового срока, но она утонула где-то в министерствах и ведомствах. Другой судьбы у этой программы и быть не могло — надежды на авторитарную модернизацию рухнули, как мне кажется, еще в 2000 году: тогда были приняты многие пункты программы Грефа, но потом власти отыграли назад, и мы вернулись в состояние авторитарного режима с огосударствлением экономики, с малой конкуренцией. Потом была программа под Медведева, и даже не одна, но и они ушли в песок. Была и «Стратегия-2020» для Путина, где был прописан модернизационный рывок — авторы программы получили ордена и медали, но ничего из программы не было реализовано.

«Кудрин подготовил для Путина программу нового срока, но она утонула где-то в министерствах и ведомствах. Другой судьбы у этой программы и быть не могло». Фото Романа Хасаева

Понимаете, в нашей стране об экономической повестке говорить трудно — все определяет политическая рамка и политические решения. От программы Кудрина осталось только повышение пенсионного возраста и еще бесконечные идеи цифровизации, понимаемые лишь как автоматизация процессов, а не что-то содержательное, что, в общем-то, в немалой степени есть в цифровизации. У нас цифровизация больше похожа на брежневский лозунг научно-технического прогресса и программу на этот счет, которую так никто тогда и не реализовал.

Нынешняя политическая система не способна заниматься экономическими изменениями — она способна заниматься исключительно словесными интервенциями: Путин говорит про изменения, про прорыв на базе государственной экономики, государственных инвестиций, но такой прорыв невозможен, потому что для этого нужно эти деньги вытащить из экономики, лишить экономику крови, повысив НДС, введя налог на самозанятых и т. д. Поэтому настоящие реформы в экономике при нынешнем российском авторитаризме невозможны.

— Трудно поверить, что власти не готовы идти на реформы, если нефть, скажем, упадет до 10 долларов за баррель.

— Ваша позиция справедлива, если отойти на несколько лет назад. Да, низкая цена на нефть может спровоцировать реформаторские порывы и начало реформ, но реформы как таковые подрывают политическую власть Путина, а он не готов идти на это, потому что для этого ему хватает опыта, который он наблюдал в СССР при Горбачеве, и опыта майдана. Поэтому ничего и ни под каким видом Путин реализовывать в экономике не будет, даже если нефть упадет до 8 долларов за баррель, то есть до той величины, при которой делались гайдаровские реформы. А деньги власти будут доставать так, как они привыкли это делать — сейчас повысили НДС, будут трясти самозанятых, под предлогом обеления экономики будут вытаскивать деньги из тех людей, которые выживают в условиях депрессии, будут трясти деньги от тех же владельцев садов и огородов. Ну а потом эти деньги будут тратиться на покупку лояльности того же самого населения со словами «Мы платим вам значительные социальные деньги — поддержите нас и продолжайте нас любить! Мы вас еще накормим, если вы революцию не устроите».

«Кремлю не нужна даже целиком искусственная оппозиция»

— Под конец беседы затронем оппозицию. Как следует расценивать для нее 2018 год?

— Сильнее в 2018 году оппозиция не стала, но это не вина ее, а скорее беда, потому что оппозиция все больше и больше блокируется властями. Вот посмотрите, что было с Дмитрием Гудковым. Казалось бы, его можно было бы допустить до выборов мэра Москвы, и тогда эти выборы были бы более конкурентными. Да, конечно же, Собянин бы победил, но в конкуренции с Гудковым он бы продемонстрировал свою мощь, показал бы, насколько непопулярна оппозиция и как мало она набирает очков. Но Кремль решил не рисковать, ему даже целиком искусственная или полуискусственная оппозиция не нужна — зачем? Выборы стали не выборами, а маркетинговым процессом поддержания бренда «Путин» или бренда «Собянин», и так как в этом случае оппозиция не нужна, ее все больше и больше вытесняют с различных политических площадок.

«Навальный, хотя он и самый узнаваемый оппозиционный политик, но он не может «покрыть» всю страну — к нему многие относятся с недоверием, есть некоторая усталость и замыленность глаза». Фото Максима Платонова

Но тут проблема еще и в населении, которое то тут, то там начинает протестовать по разным поводам. Смотрите — в Подмосковье идут мусорные протесты, в Москве идут протесты против реконструкции городских кварталов, идут протесты в Архангельске против ввоза мусора из Москвы. Но эти протесты социальные, а не политические — они не имеют лидеров, а к действующим оппозиционным политикам протестующие относятся с недоверием — они считают, что эти политики пиарятся на их проблемах, а кроме того, не возникает солидарности между различными группами протестующих в связи с социальными проблемами. А Навальный, хотя он и самый узнаваемый оппозиционный политик, но он не может «покрыть» всю страну — к нему многие относятся с недоверием, есть некоторая усталость и замыленность глаза. Когда Навальный выступает со своими очередными антикоррупционными расследованиями, люди воспринимают это достаточно вяло: «Ну, воруют наверху — это мы и так знаем и нам не нужны все эти детали».

И сейчас возник момент, когда мы имеем некую рассогласованность нарождающегося социального протеста и политической оппозиции, которая пытается этот протест перенаправить в политическое русло. Но без лидеров, без четкой идеологии здесь ничего не получается. Сейчас социальный протест — это просто протест с выражением негативизма по отношению к власти, протест, направленный на то, чтобы решить собственные прагматические проблемы, но не решить проблемы всей страны. Люди не чувствуют себя способными влиять на ситуацию в стране в целом, им бы повлиять на ситуацию в собственном дворе, пнув оттуда бульдозер, который пришел, чтобы снести дом. И поэтому оппозиция находится не в лучшем состоянии.

— Так, может быть, дело все-таки в отсутствии харизматичных лидеров?

— Не только в лидерах — сейчас ситуация иная. Да, в перестройку был Ельцин, который маркировал гигантское пространство, тех людей, которые хотели уйти от коммунизма (а этого хотела вся страна), а в нынешней России, в силу неопределенности спроса и запроса на что-то — кто может принести изменения в политике и каким образом? Апеллировать здесь к оппозиции или к Путину — это большой вопрос для людей.