Максим Семеляк, MensHealth: «В буквальном смысле я точно не журналист, для меня нет подходящего термина»

«Я называю себя журналистом просто потому, что нужно же что-то таксисту говорить»

— Когда-нибудь занимались подсчетом своих публикаций, интервью?

— Нет. Была какая-то идея давным-давно, не моя, лет 10 назад, вместе с издательством «Амфора», которое тогда существовало, выпустить книжку моих музыкальных текстов и рецензий из «Афиши». Эта идея заглохла — не моя была и не из-за меня заглохла, и слава Богу. И помню, что у меня набралось где-то полмиллиона знаков только рецензий на пластинки.

— Когда вы берете интервью, вы стараетесь подстроиться под настроение собеседника, чтобы лучше раскрыть интервьюируемого? Или у вас всегда намеченный план действий, вне зависимости от расположения второго человека?

— Я очень зависим от собеседника. Конечно, понимаю, что хорошее интервью — это всегда допрос. Но я так делать не умею. Есть люди, которые, как танк. У меня конечно есть костяк из 5—10 вопросов, но все по обстоятельствам. Не то что стараюсь угодить, но я добрый следователь. Это не всегда очень правильно. С другой стороны, я же не беру интервью на политические или макроэкономические темы, где собеседнику нужно уйти от ответа, а мне разоблачить его.

«Не то что он был не приветлив. Очень тяжело разговаривать с профессионалами и условными шоуменами. Человек настолько лучше меня владеет этим жанром, что смешно пытаться переиграть его на одном поле». Фото nagievonline.com

— А как обстоит дело с интервью знаменитостей? Мне вспоминается ваш материал о Дмитрие Нагиеве для Esquire. В чем главная сложность разговора с очень популярной персоной?

— Мне не нравится эта статья. Как раз с Нагиевым у меня разговор не сложился. Не то чтобы совсем, но мне показалось, что я толком его не разговорил. И скорее, это был текст-профайл, дальше я опрашивал других людей. Если это было чистое интервью, то оно скорее не задалось. Не то что он был не приветлив. Очень тяжело разговаривать с профессионалами и условными шоуменами. Человек настолько лучше меня владеет этим жанром, что смешно пытаться переиграть его на одном поле. Недавно я разговаривал с Ургантом. Этот человек настолько тебя переигрывает. Смешно задавать ему каверзные вопросы, пытаться загнать в угол, потому что ничего из этого не выйдет. Если он не хочет говорить, он не будет говорить, его не подловишь. Хотя Нагиев и Ургант — это не те люди, которых следовало бы разоблачать.

— Значит вы понимаете, как я себя ощущаю. Тогда спрошу, как вы себя индицируете — вы музыкальный журналист, интервьюер?

— Я называю себя журналистом просто потому, что нужно же что-то таксисту говорить, когда спрашивает кем работаешь. Ну как бы понимаете, Олег Кашин журналист и я журналист — чувствуете разницу? В буквальном смысле я уж точно не журналист, для меня просто нет подходящего термина. Мне 42 года, а что сказать таксисту я не знаю. Я такой какой-то энтертейнер, раньше еще пытался доносить какую-то музыкальную информацию, когда это было актуально. А сейчас вообще непонятно кто.

— Людям не нужна качественная критика?

— Мне кажется, с музыкой нет. Просто я смотрю по России. Я не показатель, но у себя в ленте на Facebook или где бы то ни было, на десять человек девять пишут про кино и один про музыку. Кинокритиками быть интересно. Про музыку не пишет вообще никто. Новых людей не появляется, старые исчезают.

«В 20-е будут в моде 20-е годы»

— Сейчас в России существует рок-столица? А в мире?

— Я честно говоря я не смогу вам внятно и адекватно ответить, потому что я последние 10 лет выпал из этой музыкально истории. За новой русской музыкой почти не слежу. Если в мире, то как были Лондон и Нью-Йорк, так и остались. Повторюсь, я не очень гонюсь и слежу за новой музыкой, живу в своем вакууме. Я музыку слушаю, но в основном роюсь в каких-то старых направлениях, которые мне интересны. Я слушаю меньше музыки, потому что люди стали меньше ее слушать. Мне всегда нужна какая-то отдача. А поскольку писать про нее больше не нужно, необходимость в этом отпала. Раньше я записывал какие-то сборники. Сейчас главное назначение музыки это поздравить кого-нибудь на Facebook с днем рождения.

Все стало как-то размыто: сейчас музыка сама по себе, а все остальное само по себе. Не вижу того, чтобы кто-то на что-то откликнулся

— Об украинской музыке — Иван Дорн, «Грибы», Onuka, «Время и стекло» и много других. Откуда такой расцвет, очень много интересных и популярных коллективов?

— Черт его знает. Странный универсум дал сбой, никто ничего не может предсказать, как нам сказал многоуважаемый Джон Сибрук.

— Сейчас мода на 90-е в музыке (взять те же «Грибы»), в стиле одежды. Некий отсыл к тем временам не связан с экономическими проблемами, геополитикой?

— Это как змея пожирает свой хвост. От моды на 70-е, 80-е пришли к 90-м. Думаю, что когда-то круг замкнется и в 20-е годы ретромания догонит сама себя. И в 20-е мода станет актуальна самой себе, и в 20-е будут в моде 20-е годы. На этом все, слава богу, закончится, но надеюсь до этого не доживу! Все стало как-то размыто: сейчас музыка сама по себе, а все остальное само по себе. Не вижу того, чтобы кто-то на что-то откликнулся.

—То есть экономика и политика не влияют на культуру?

— Политические события сейчас никак не влияют на формирование какой-то новой музыкальной идеи или мысли. Если вы возьмете историю с Донбассом. Для одних поет Андрей Макаревич, на другой стороне поет Александр Ф. Скляр. Я не сравниваю их уровни таланта и дарования, но это как был какой-то условный русский рок, так и есть. Не случился бы Донбасс, они так вместе бы и ездили на корпоративы. Сдвига в музыке никакого нет.

— Вспомним историю с Андреем Макаревичем. Музыка должна быть вне политики или все-таки артист должен проявлять свою позицию?

— Тут каждый за себя и никто никому ничего не должен. Я, безусловно, уважаю и поддерживаю любые выходки и проявления такого рода. Все, что влечет за собой какие-то неприятности, на мой вкус, должно быть поддержано. Это не зависит от того, что я думаю конкретно про этот поступок Макаревича. Я к Андрею Вадимовичу по-человечески очень хорошо отношусь и обсуждать его не буду.

«Феномен «Ленинграда» лет десять назад был довольно-таки понятен и объясним, я даже пытался написать об этом книгу. Но то, что «Ленинград» оказался способен не просто вернуться, а выйти на совершенно новый уровень, было открытием». Фото deita.ru

«Каким образом все началось с этими «Лабутенами», предсказать было невозможно»

— О группе «Ленинград», который уже стал феноменом. Почему именно сейчас такая популярность: Сергей Шнуров угадал настроение общества?

— Никто, и сам Шнуров, этого не понимает. Феномен «Ленинграда» лет десять назад был довольно-таки понятен и объясним, я даже пытался написать об этом книгу. Но то, что «Ленинград» оказался способен не просто вернуться, а выйти на совершенно новый уровень, было открытием. Прекрасно помню «Ленинград» даже 10-летней давности, когда эта лавочка закрывалась. И дело даже не в деньгах, хотя тогда казалось, что это пик и ехать дальше некуда, и выше головы не прыгнешь. Каким образом все началось с этими «Лабутенами», предсказать было невозможно. Более того, за полгода до публикации этих самых «Лабутенов» Шнуров дал мне демозапись с репетиции. Я прослушал ее раз семь, ехал в «Сапсане». Точнее не семь, а семьдесят семь. Очень она мне понравилась.

— Эта была итоговая версия, которую все слышали?

— Это была такая совсем репетиционная запись. Это ровно то, о чем говорит Сибрук. Разглядеть в ней массовое помешательство было решительно невозможно. Конечно, у Шнурова есть определенные ходы, что-то он просчитывает. Но даже этого он не смог просчитать.

— А это преображение «Ленинграда» не связано с знакомством Сергея с его теперь уже женой Матильдой? Она не повлияла?

— Она помогла, но я бы не назвал это влиянием. На него достаточно сложно влиять. Но она пошла ему очень на пользу в ряде вещей. Но эта история скорее про образ жизни.

— Вы в одном из своих интервью сравнивали Сергея Шнурова с Егором Летовым. Говорили, что они поют об одном, но только в разной форме.

— Это сам Летов говорил.

— Кстати, вы приняли участие в фильме «Здорово и вечно» о Летове. Какую книгу вы бы экранизировали? Какой саундтрек подобрали бы?

— Я бы очень хотел, скажем так, поучаствовать в кино. Самому снять кино у меня не получится. Это не вопрос управления сотней людей. А вопрос того, что я могу отвечать, как показывает практика, только за себя. Я не смогу заставить человека сделать 15 или 30 дублей и дождаться 31-го. Я в какой-то момент дам слабину и скажу, что сойдет и так. Предпочитаю сам все исправлять, но заставлять людей идти до конца я не умею.

Экранизировал бы книгу «Человек без свойств» Роберта Музиля, моя любимая книга. Мне очень нравится подбирать музыку, я так с ходу не скажу. Но занимался бы я этим очень пристально.

«Я хорошо отношусь к Звягинцеву. Мне очень нравится фильм «Елена», «Левиафан» скорее тоже нравится. И судя потому, что я читаю про «Нелюбовь», то я скорее за этот фильм». Фото redfilm.org

«Я скорее жизнь воспринимаю как трагедию, а Россия — это всего лишь частность»

— Как-то вы сказали, что вам понравилась книга Александра Терехова «Немцы». С тех пор еще что-то понравилось?

— «Немцы» были 100 лет назад. Да, мне понравился последний роман Петра Алешковского «Крепость». Мне понравился роман человека по прозвищу Однобибл, «Очередь». Я не то чтобы погружен в мир современной русской литературы. Это, знаете, как с музыкой. Когда я работал музыкальным критиком, меня спрашивали о музыке, чем вводили в совершеннейший ступор — пять минут не мог ничего вспомнить.

— «Нелюбовь» Звягинцева видели?

— Пока нет, но я хорошо отношусь к Звягинцеву. Мне очень нравится фильм «Елена», «Левиафан» скорее тоже нравится. И судя по тому, что я читаю про «Нелюбовь», то я скорее за этот фильм.

— Если тему фильмов Звягинцева развивать, спрошу: жизнь в России это скорее трагедия или все индивидуально?

— Я не воспринимаю это как трагедию. С другой стороны, у меня не было опыта подолгу где-то жить. Родился я здесь, выбирать не приходиться и уезжать я не собираюсь. Конечно, похвастаться особо нечем. Но опять таки, это я решаю для себя. Я скорее жизнь воспринимаю как трагедию, а Россия — это всего лишь частность.

— У Кирилла Серебренникова возникли неприятности. С публичным человеком так можно обходиться? Я в том смысле, что даже если медийная персона ни при чем, обыск дома, публичная доставка на допрос, могут бросить тень на его работу. Мы не возвращаемся к репрессиям?

— Это конечно дрянная вещь, что тут обсуждать. Очень может быть, по крайней мере, есть шанс в них (репрессии, — прим. ред.) окунуться. Я может быть веду себя беспечнее, чем следует, и не так активно, как многие мои друзья, не такой алармист. Может быть они и правы. Я в любом случае на их стороне.

Сейчас я смотрю: все мои знакомые до 30 ходят в спортзалы. Мне в 25 это в голову не могло прийти

«Не видел ни одного человека, кто бы изменился с годами»

— Майский MensHealth был посвящен размышлениям о современном (новом типаже мужчины). Вы можете описать мужчину, живущего в России в 2017 году? Как его зовут, чем он занимается, его семейное положение, увлечения?

— Над этим я думаю. Если мне удастся его описать — мою миссию в журнале MensHealth я буду считать выполненной. Пока этого описания у меня нет, поэтому я там немножко поработаю.

— А вы как к этому своему назначению отнеслись? Помню, что Сергей Шнуров у себя в «Инстаграме» ваше фото с подписью «Максим Семеляк, мой давнишний друг и собутыльник, возглавил журнал о мужском здоровье! Этот день мы приближали как могли, я имею в виду конец света! Ура! За здоровье!».

— Все говорили, что это несколько странно. С другой стороны, если б меня назначили командующим объединенной Северо-Западной группировкой войск, это было бы странно. Более того, я в MensHealth работал уже около 20 лет назад.

— Здоровый мужчина, он какой?

— У всех по-разному. Вот что интересно. Люди больше стали следить за здоровьем. Когда мне было 20 лет в первой половине 90-х, никто в здравом уме этим не увлекался. Занимались либо профессиональные спортсмены, либо бандиты. Тогда и не была так развита эта индустрия, но тем не менее. Сейчас я смотрю: все мои знакомые до 30 ходят в спортзалы. Мне в 25 это в голову не могло прийти.

— Люди с годами меняются?

— Я в это не верю. Не видел ни одного человека, кто бы изменился с годами. Люди деградируют, безусловно. Или становятся чуть лучше. Но так, чтобы я сказал, что это просто другой человек, такого не бывает. Глупеют, естественно физические изменения на лицо.

— Тогда как сохранить себя?

— Я не уверен, что сохранность себя есть какая-то величайшая ценность. Сохранить себя, выразить себя — мне кажется это несколько переоцененные идеи. И нет ничего плохого, чтобы меняться под воздействием обстоятельств или просто так. И, вообще, себя надо скорее переламывать, если уже пуститься в уже такое вульгарное ницшеанство. А что себя сохранять? Это все блажь. Разве что физически я бы предпочел сохранить себя. У меня есть некоторые соображения на этот счет, но их я, пожалуй, оставлю при себе.

В Facebook иной раз так сядешь, что-то писать, думаешь. А потом задумаешься — а кто тебя собственно о чем спрашивает? И так мыслей нет и лучше их оставить для каких-то текстов

«А кто тебя собственно о чем спрашивает?»

— Как к соцсетям относитесь?

— У меня есть Facebook, на прочее не хватает ни времени, ни желания. Я смотрю, люди завели себе какие-то «телеграм»-каналы, пишут там что-то. У меня просто нет такого количества мыслей и времени. На Facebook у меня еще время хватает.

— А к «Инстаграму» как относитесь? Вы там не так активны

— Нет, ну я не Сережа Шнуров. У меня не такая насыщенная жизнь. Мне это все нравится, будь я помоложе, активно бы этим пользовался. А в Facebook иной раз так сядешь, что-то писать думаешь. А потом задумаешься — а кто тебя собственно о чем спрашивает? И так мыслей нет и лучше их оставить для каких-то текстов.