Руслан Айсин: «Не была татарская женщина закабалена. Не была она несчастна»

Безумный профессор филологии и русский классик о женщине

Без преувеличения, большой писатель Максим Горький сказал: «Мерило всякой цивилизации — способ отношения к женщине». Тезис интересный, ибо он обозначает, что мужчина — все же тот, от кого идет отсчет и «снимаются мерки». Мужчина первичен — женщина его производная. Или, как говорят, «спутница жизни». Тут же мимоходом заметим, что Горький был ницшеанцем, ратовал за сверхчеловека, большевики в этом смысле идеологически стояли к нему близко (или он к ним — вопрос дискуссионный) и полагали, что «ветхого человека» надо немедленного менять на нового. Горький был исполинской силы человек и громадного таланта, любимец женщин. Чего не скажешь о его кумире Ницше, подражая которому Максим Пешков отрастил пышные усы, ставшие его символом, или, как сегодня говорят, — фишкой.

Безумному профессору филологии, ставшему одному из последних интеллектуальных бунтарей ушедшего с ним XIX века (напомним, что умер Ницше в 1900 году), принадлежит ряд известных высказываний о женщинах. Хотя сам он имел неудачный опыт отношений с прекрасной половиной человечества, которое, человечество, он считал «иссохшим и потускневшим». «Мужчина создан для войны — а женщина для его отдохновения». «Идешь к женщине — бери с собой плеть» и т. д.

«Какое дело женщине до истины! Ее великое искусство есть ложь. Ее главная забота — иллюзия и красота», — изрек гений Ницше. «От женщины, как и от судьбы, никуда не уйдешь», — как бы парировал ему Горький.

Действительно, от женщины не уйдешь, как и от ее иллюзий и ее чарующей красоты. Но, как говорил тот же Ницше (да простит читатель за обильное его цитирование): не бывает прекрасной поверхности без ужасной глубины…

«Какое дело женщине до истины! Ее великое искусство есть ложь. Ее главная забота — иллюзия и красота», — изрек гений Ницше. Фото eaculture.ru

Женщина — это колоссальная бездна вопроса. Глубина, которая измеряется падением в нее мужчины.

Женское — повсеместно. Оно не только проявляется как физиологический аспект — антипод мужчины. Эзотерики говорили об андрогинности человека, то есть о наличии женского и мужского в каждом наследнике Адама. У каждого мужчины имеется «скрытая женщина», физический образ которой ищет подлинный мужчина.

То древность, скажут, а сейчас XXI век — эмансипация, феминизм, «равенство полов», в конце концов! Но проблема в том, что это не снимает принципиального вопроса об извечных борьбе/притяжении мужчины и женщины.

«Зулейха всегда была с открытыми очами»

А что в этом вопросе у татар? Здесь есть где развернуться исследователю. Простор широтой в степь! Не будем здесь повторять замызганные клише о том, что раньше у женщин прав не было, сейчас же — гармония, чуть ли не унисекс, то есть полное смешение половой дифференциации.

Глобализация — это настоящий каток, она уничтожает этнические различия, языки, моральные ценности, убивает женственность и мужские принципы, она смешивает всех в один пластилиновый комок и лепит что-то отвратительное, нечеловеческое. Ницше призывал человека преодолевать, но постсовременность, в которой мы живем, так и не смогла его преодолеть и возвыситься — она пошла путем деградации и сползла в историческую канаву.

Патриархальность — уже ругательство, призыв возвратиться к аутентичному — обвинение в мракобесии. Многие понимают возврат к истокам в прямом смысле: надеть читек, татарскую рубаху и ходить по улицам, напевая татарские мотивы. Это не так. Возврат к духовным истокам, прежде всего к национально-мусульманскому гештальту, а не карнавально-шутовское подражание симулякрам и химерам.

Берусь утверждать, что не была татарская женщина закабалена. Не была она несчастна, как это утверждали учебники истории советского периода. «Зулейха всегда была с открытыми очами», как бы там кто-то ни писал. Пример наших бабушек, которые понимали жизнь и счастье несколько иначе — тому яркий образчик. Они не занимались разъедающей рефлексией «что есть счастье?», они жили согласно религиозным канонам, смотрели на трудности как на неизбежность и были благодарны Всевышнему за все.

«Берусь утверждать, что не была татарская женщина закабалена. Не была она несчастна, как это утверждали учебники истории советского периода. «Зулейха всегда была с открытыми очами», как бы там кто-то ни писал». Фото nailtimler.com

Но таких людей уже больше не кует «матушка-природа». Увы.

Женщине не надо было (да и не нужно!) доминировать явно. Она берет женской мудростью. Мудрость женского рода. Когда же женской «мудростью» овладевает мужчина — тогда происходит смешение семантических полюсов внутри него. И получается то, что называется «мудрость мира сего — есть безумие пред Господом». И это и есть начальное смешение. Дальше смешение переходит на внешний план, женщина начинает овладевать мужскими качествами, навыками, профессиями, и, наконец, — его экзистенцией.

Такую перверсию средневековые мыслители считали демоническим влиянием. Но опять-таки разговоры о средневековье, религии и морали вводят современных «женщино-мужчин» в судорожное неистовство горечи и смеха одновременно.

Татары отступают перед натиском «современного Джаггернаута». Татарская традиционная семья еще недавно стояла на страже настоящих ценностей. Именно она сохраняла архетипическую матрицу народа. Женщина была женщиной, а мужчина — мужчиной. Сейчас же поди разбери, кто есть кто!

Семья — это всегда договор между мужчиной и женщиной. Только в семье «война полов» снижает свои обороты и зачехляет пушки.

Но семья теперь — это проходной двор, это уже не крепость, не заводь, где муж и жена находили покой и уединение от несмолкаемой канонады общественного безумия. Теперь семья стала «стеклянным домом», куда каждый норовит сунуть свой нос: от социальных работников до СМИ и соседей, банально полагающих, что «открытое общество» — это когда нет приватной тайны личности.

Мужской полюс сместился

Татарская женщина породила особый эксклюзивный духовный институт — абыстайлар. Учительницу религиозных знаний, духовную наставницу. Напрашивается здесь аналогия с православными матушками, но это нечто другое. Матушки не подменяли батюшек. Абыстайлар же вынуждены были брать на себя бремя духовного учительства и наставничества. Причин тому много. Мужчины со времен потери татарами своей государственности находились под жестким прессингом со стороны государства, они не могли открыто практиковать веру. Ислам долгое время был запрещен, духовные лица — имамы — репрессированы. Женщины же тайно продолжали ткать духовную нить, не позволяя ей прерываться, и сохраняли национальный очаг.

И сегодня женщины продолжают играть определяющую роль в национальной жизни татар. Их роль трудно переоценить. Но вот мужчины…

Так бывает, когда патриархальные общества в силу различных обстоятельств утрачивают прежний мужской полюс. Так как теряется силовой стержень, удерживающий его. Природа не терпит пустоты — и указующим полюсом становится женщина.

У татар произошло то же самое. За последний век женские и мужские системы ценностей претерпели радикальные изменения. Вместе с ними под каток глобализации уходили и национальные ценности. Они шли в одной связке. Мужчина отказался от своего назначения лидера. Потеряв внутренний ориентир, он потерял интерес к внешней доминации. Прежняя система ценностей давала ему этот ориентир. Теперь же его нет. Как нет практически и подлинных мужчин. Баланс нарушился.

Вот Кавказ еще сохраняет строгость межгендерных отношений, чтит традиции и практикует религию. Там мужчина имеет подлинное измерение, а женщина — это символ кротости и грациозности.

Все-таки Кавказ — это мифоисторическое пространство, где великий Александр Македонский воздвиг стену по просьбе местных жителей, чтобы не допустить выхода в свет ужасных народов Гога и Магога.

Перед нами стоит аналогичная задача — воздвигнуть стену и сохранить наши традиционные ценности, пока символические гоги и магоги не разрушили ее окончательно.