Казанская научная школа и Альфред Халиков: труды по этногенезу татар

4. Казанская научная школа и А.Х. Халиков: труды по этногенезу татар. Это было особенно важно, поскольку в 70—90-е гг. XX в. объем археологического материала резко вырос в связи с масштабными полевыми работами. Сначала следует отметить новые археологические открытия, в первую очередь целого ряда могильников ранних булгар на Волге (Кайбельского, Хрящевского, Большетарханского, Танкеевского и Тетюшского) и раскопок булгарских городских поселений (Болгарское, Билярское и др.). Появились новые обобщающие труды этнографов. Появилась необходимость не только выработать общую концепцию историко-археологического понимания Волжской Булгарии, но и создать концепцию этнокультурной истории булгар в контексте татарского этногенеза. Хотя археологи продолжали действовать в рамках парадигмы «теории восхождения», но новые материалы и факты требовали переформатировать устаревшие взгляды на проблемы прошлого Урало-Поволжья. С созданием подобной теории блестяще справился А.Х. Халиков, чьи труды являются бесспорным вкладом в советскую этногенетику.

Место и роль в науке А.Х. Халикова незыблемы, его научные достижения неоспоримы, а вклад в изучение прошлого народов Волго-Уральского региона велик и многообразен. Несколько лет назад историки, анализируя научные заслуги А.Х. Халикова, подчеркнули: «В последние годы в российской научной и квазинаучной литературе, и особенно в Татарстане, вновь горячо дискутируется вопрос об этногенезе татарского народа. При этом зачастую забываются огромные заслуги А.Х. Халикова в разработке данной проблемы, а его научное наследие рассматривается лишь в узких рамках школы «булгаристов».

Между тем именно Халиков еще в 60-х годах со всей остротой поставил вопрос о необходимости комплексного подхода к изучению этнической истории тюркоязычных народов Среднего Поволжья и Приуралья, выступив в республиканской печати с программной статьей «О происхождении казанских татар», в которой прямо указывалось на ошибочность широко распространенной теории, отождествляющей поволжских татар только с домонгольскими булгарами. А.Х. Халиков подчеркивал, что последние послужили основой при формировании казанских татар; на эту доминанту наслоились довольно значительные включения различных по своему происхождению групп населения. Халиковские работы последних лет звучат сегодня особенно актуально, когда группой историков активно разрабатывается «новая» концепция, в основе которой лежит признание в качестве почти единственного предка всех этнографических групп татар (поволжских, сибирских, астраханских и даже крымских) так называемых «тюркоязычных татар», проникших из Центральной Азии на Волгу вместе с полчищами Батыя в 1236 г. Эта концепция совершенно игнорирует одно из важнейших заключений булгароведения (которое базируется на большом количестве археологических и исторических фактов и которое активно — вслед за А.П. Смирновым — отстаивал и А.Х. Халиков) — о значительной роли волжских булгар в этногенезе казанских татар». Эта обширная цитата очень важна для понимания не только наследия профессора Халикова, но и для лучшего понимания, как оно трактуется его последователями. Дело в том, что он отстаивал не «значительную», а определяющую роль булгар в этногенезе татар. В этом есть не филологическое, а именно принципиальное различие подходов, которые формулировал А.Х. Халиков. В этой связи, действительно, необходимо серьезно изучить его труды, чтобы понять его концепцию этногенеза и этнической истории татарского народа — темы, которая была важнейшей и ключевой для него.

А.Х. Халиков был не только видным археологом и историком, но и одним их тех, кто формирует научные школы и формулирует концепции. Влияние его школы на развитие науки всего Волго-Уральского региона не подлежит сомнению, а многие действующие исследователи, вышедшие из нее, определяют в настоящее время развитие археологии в регионе. Подчеркивая его заслуги, следует отметить, что сам А.Х. Халиков действовал в рамках определенной научной парадигмы, определявшей теоретический багаж науки того времени и используя тот археологический материал, который был в его распоряжении.

Само становление А.Х. Халикова как ученого приходится на вторую половину XX века. В 1947 г. он поступил в университет, где его научным руководителем был Н.Ф. Калинин. По словам Халикова, он начал изучать историю предков татарского народа уже со студенческой скамьи, как-то раз в разговоре отметил, что даже писал курсовую работу по теме происхождения татарского народа. Этому можно верить хотя бы потому, что самая первая его работа в соавторстве с Н.Ф. Калининым в значительной части была посвящена исследованиям средневековых памятников Татарстана. Определенно в ее создании он принимал самое прямое участие. Но ясно и другое, что в условиях тогдашней научной конъюнктуры заниматься средневековой историей татар означало бы поставить крест на всей научной карьере. В этой ситуации его научный руководитель Н.Ф. Калинин, очевидно, посоветовал студенту заняться идеологически нейтральной темой.

Молодой ученый А.Х. Халиков переключился на изучение памятников каменного и бронзового веков. Способствовало этому то, что в это время начались крупномасштабные работы в зоне затопления Куйбышевской ГЭС, позволившие резко увеличить источниковедческую базу данной работы. Можно сказать, что это была своего рода «внутренняя эмиграция» в глубокое прошлое. Но уже в конце 1950-х — начале 1960-х гг. он постепенно «возвращается» к этой теме. Сначала это были раскопки Большетарханского, Танкеевского и Большетиганского могильников, а потом изучение взаимодействия различных народов Поволжья в древности и разработка древнейших этапов этногенеза финно-угорских народов Среднего Поволжья.

После защиты докторской диссертации по древней истории Среднего Поволжья (каменный и бронзовый века) он стал заведующим отделом археологии и этнографии (1965). Тогда же (с 1967 г.) он начал руководить масштабными исследованиями Билярского городища, а также написал очерк по истории Волжской Булгарии для академической «Истории ТАССР». Одновременно он разработал и начал читать в Казанском университете курс лекций: «Основы этногенеза народов Среднего Поволжья и Приуралья» (с 1967), который с успехом читал в целом ряде зарубежных и российских вузов. К началу 70-х гг. А.Х. Халиков уже стал признанным специалистом в области этногенеза и этнических контактов народов Среднего Поволжья и Приуралья. Произошло не просто возвращение к старой студенческой теме, но обращение к ней с новым багажом знаний, новыми подходами и на совершенно другой теоретической основе.

Первым его выступлением на тему этногенеза татарского народа стала газетная публикация в «Советской Татарии» 3 июля 1966 г., где он попытался отойти от прежнего «сталинистского булгаризма» и решился поставить вопрос о происхождении казанских татар в контексте истории других тюркских народов, стараясь доказать, что тюркоязычные народы проникли в Среднее Поволжье задолго до булгар, которые сыграли роль стержня, на который «наматывались» все другие племена и народы, в том числе и центральноазиатские татары. Позднее эта точка зрения получила развитие на конференции и в большом сборнике статей «Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья». Высказанные там мысли подверглись критике со стороны А.П. Смирнова и В.Ф. Каховского, вызвав бурную дискуссию. Кроме некоторых частных вопросов, основными спорными вопросами стали этапы тюркизации местного населения Поволжья, роль и место Булгарии в этнических процессах в Среднем Поволжье и Приуралье и степень ее влияния на современные народы этого региона. В принципе, дискуссия шла по теоретическим проблемам соотношения автохтонизма и миграционизма, о возможностях археологии выявлять этнические процессы, насколько данные археологии Волго-Уральского региона позволяют делать подобные реконструкции. А.П. Смирнов в этих вопросах занимал прежние позиции и не смог убедительно отстоять свои взгляды (например, он отстаивал точку зрения, что Писеральские курганы начала I тыс. н.э. оставлены населением абашевской культуры бронзового века и т.д.).

Новая концепция происхождения татарского народа проходила стадию кристаллизации в ходе чтения курса лекций по этногенезу народов Поволжья и Приуралья и вышла в свет в виде отдельной книги (сначала на татарском языке — 1974 г., а затем и на русском языке — 1978 г.). Позднее она получила развитие в целом ряде других книг и статей А.Х. Халикова, фактически оставаясь неизменной в своей концептуальной части. Это был самый пик расцвета «научного булгаризма», когда он фактически безраздельно владел умами научного сообщества. Не принимали его частично или целиком только отдельные историки (Ш.Ф. Мухамедьяров, М.А. Усманов).

Иными словами, в конце 70-х — 80-х гг. XX в. эта концепция, пользовавшаяся официальной поддержкой, активно внедрялась в различные издания и в ее русле с теми или иными дополнениями или сокращениями разрабатывалась в отечественной историографии вплоть до наших дней.

В наиболее общем и концентрированном виде эта теория этапов этногенеза татар Среднего Поволжья и Приуралья была изложена А.Х. Халиковым в опубликованном докладе на II Всесоюзной тюркологической конференции (Алма-Ата, 27—29 сентября 1976 г.). Наиболее полное и последовательное изложение концепции он осуществил в целом ряде своих трудов и в двух монографиях. Автор считал ключевым моментом своей концепция положение, что этнической основой татарского народа являлся булгарский этнос, сложившийся в Среднем Поволжье и Приуралье с VIII в. н.э. на основе слияния пришлых булгар с местными тюрко-угорскими племенами, который развивался в период своей этнической истории под воздействием внешних этнокультурных воздействий, сохраняя свои традиции в культуре.

Основные этнокультурные традиции и особенности современного татарского («булгаро-татарского») народа сформировались в период Волжской Булгарии (X—XIII вв.), а в последующее время (XIII—XIX вв.) они претерпевали лишь незначительные изменения в языке и культуре. Княжества волжских булгар, находясь в составе Золотой Орды, пользовались значительной политической и культурной автономией, а влияние ордынской этнополитической системы власти и культуры (в частности, литературы, искусства и архитектуры) носило характер чисто внешнего воздействия, не оказавшего заметного влияния на булгарское общество. Важнейшим следствием господства Улуса Джучи стал распад единого государства Волжской Булгарии на ряд владений, а единой булгарской народности — на две этнотерриториальные группы («булгаро-буртасы» улуса Мухша и «булгары» волго-камских булгарских княжеств). В период Казанского ханства булгарский («булгаро-казанский») этнос упрочил ранние домонгольские этнокультурные особенности, которые продолжали традиционно сохраняться (включая и само название «булгары») вплоть до XVIII в., когда ему татарскими буржуазными националистами и советской властью был насильственно навязан этноним «татары». Вот как пишет об этом А.Х. Халиков: «…не позднее рубежа XVII—XVIII вв. в результате колониальной политики царского самодержавия и националистических устремлений местной феодальной знати воспринимает этноним татары».

Все остальные группы «татар», по мнению сторонников этой концепции, возникли на самостоятельной основе и к этнической общности булгаро-татар Волго-Уральского региона прямого отношения не имеют, являясь фактически самостоятельными этносами со своим особым этногенезом и этнической историей (например, сибирские, крымские и польско-литовские татары).

Надо сказать, что эта теория является серьезным шагом вперед в теоретическом осмыслении происхождения татарского народа. В отличие от лапидарных и схематичных докладов на сессии по этногенезу 1946 г. в ней были разработаны теоретические положения, последовательно изложены этапы этнической истории, внутренне она почти не содержит противоречий и изъянов. Для своего времени эта теория была большим шагом вперед, показывая высокий уровень развития науки в Казани. Она являлась достаточно цельной научной теорией, в которой не было фантастических допущений и симптомов «детской болезни национализма». Недаром она получила высокую оценку со стороны специалистов по этногенезу народов СССР, в частности академика В.В. Седова, чл.-корр. РАН Р.Г. Кузеева и др.

Вместе с тем с позиций сегодняшнего дня ясно, что непротиворечивой она была только в рамках советской парадигмы, и если бы не партийно-советский диктат над наукой, то все эти изъяны были бы выявлены гораздо раньше и наша наука успела бы сделать значительный шаг вперед, не находясь столь долгое время в теоретическом тупике. Недостатки вызваны общими этнологическими представлениями, появившимися еще в конце XIX в. и замороженными в отечественной науке, основанными на примордиалистском (эссенциальном) подходе к сущности этнических процессов. Более общие теоретические постулаты этой теории связаны с советской парадигмой исторического процесса с приматом базиса (средства производства и производственных отношений) над надстроечными явлениями (культура, общественное сознание и т.д.), с преломлением для истории и археологии. Оба этих постулата имели вид конкретных теорий в советской этнологии и археологии.

В основе изучения истории этнических процессов данного подхода лежал постулат о трехчленном делении типов этнических общностей племя — народность — нация, каждая из которых обладала своими обязательными признаками. Вот как формулировал теоретические основания своего труда сам А.Х. Халиков: «Обязательным условием сложения этнических общностей высокого порядка типа народности или нации следует считать наличие общей территории, единого государства, установление тесных экономических связей между отдельными районами этой страны, сходство или однотипность быта и культуры, сливающихся в народность этнических групп, и наличие общего или, по крайней мере, понятного всему народу языка. Побочными факторами, способствовавшими этнической консолидации, могут служить такие надстроечные категории, как религия, система письменности и т.п.».

Исходя из такого понимания сущности этноса, методика определения характерных черт средневековой народности сводилась, по сути дела, к выискиванию в источниках несистемных доказательств единства языка, самосознания, территории и хозяйства. На этом основании, а также на затверженном догмате, что «признаками народности и нации являются язык, территория, социально-экономическая и этнокультурная общности людей», автор конструирует некую «булгарскую народность». По его мнению, становление нового этноса происходило из целого ряда этнических групп (протоболгары, савиры, эсегели, протомадьяры, буртасы, балты и др.), а в результате сложения государства, развития культуры, языка и принятия ислама произошло становление «булгарской народности» феодального типа. Однако подробного описания этнических черт (в том числе и элементов самосознания, так как именно их анализ позволил бы выделить то население, которое называло себя «булгар» в средневековом Поволжье) автор, к сожалению, не дает.

Характерен такой пример: А.Х. Халиков, говоря о формировании единого самосознания, апеллирует к иноязычным, в том числе русским источникам, которые называли население Булгарии единым термином — «болгары». Однако выдернутый из древнерусского контекста, несмотря на кажущуюся красноречивость и даже вследствие этого, данный термин ничего не доказывает, кроме определенного отношения русских к соседям. Действительно, возможно, в глазах русских летописцев булгары и представляли собой некую общность, но то, что это была общность этнического, а не государственного или конфессионального порядка, осталось неясным и специально автором не доказывается. Поскольку, как известно, одновременно в русской традиции бытовали термины типа «немцы» (по отношению ко многим народам Западной Европы) или «черемисы» (по отношению к марийским, удмуртским и даже чувашским племенам), то мы вправе сомневаться, что простой ссылки на термин русских источников достаточно, чтобы решить вопрос о «едином булгарском самосознании» в средние века. Как бы то ни было, но шагом вперед этой концепции, в сравнении с предшествующими гипотезами А.П. Смирнова, было признание единства булгарского этноса, которое, по мнению А.Х. Халикова, хорошо вырисовывается по данным археологии и нарративным источникам.

В археологическом плане А.Х. Халиков полагал, что уже в X в. складывается единая этническая общность, что нашло отражение в их материальной культуре. «Известная общность наблюдается и в археологическом материале — близкий тип погребального обряда и инвентаря Танкеевского, Тетюшского, Большетиганского и других раннебулгарских могильников выявляют исследователи», — писал он, при этом отмечая, что «эти же памятники сохраняют несомненные свидетельства многокомпонентности культуры и этнического состава оставившего их населения». В XI—XII вв., по его мнению, «складывались объективные условия… которые привели к формированию общебулгарской народности». Условия эти включали в археологическом плане, как следует из контекста его трудов, создание единой археологической культуры, хотя это не было сформулировано им однозначно. Считая, что культура булгар оставалась неизменной с X по XVI в. (это являлось аксиомой в волго-уральской археологии еще со времен А.П. Смирнова), он считал, что «булгарская народность» сохранялась в составе Золотой Орды, а позднее трансформировалась в «казанскую». Этноним «татары», по его мнению, являлся «этническим камуфляжем» (в соответствии с термином Л.Н. Гумилева), которым обозначали монголов в Золотой Орде.

Подобный подход к этносу характерен для подхода к этническим процессам, который в современной науке называется примордиалистским, или эссенциалистским. Смысл его состоит в том, что этничность рассматривается как некая сущность (эссенция), которая изначально (примордиально) характерна для каждой этнической общности и остается неизменной с течением времени. Отсюда базовое противоречие «булгаро-татарской теории»: предполагается, что, поскольку средневековая культура булгар оставалась неизменной, то и булгарский этнос вплоть до Позднего Средневековья сохранял свое «булгарство». Однако проблема в том, что в самых многочисленных источниках внутриэтнического характера (муллинские книги, шеджере и т.д.) значительная часть населения именовала себя «татарами». «Булгаро-татарская» теория объяснить этого не в состоянии. Ведь сама теория примордиональности предполагает, что сами этнические процессы протекают чисто материально, как смена одних признаков другими. Отсюда и представления об этнических процессах не как о культурных или социально-политических явлениях, а как чисто механический (биологический) процесс — переселения, ассимиляция и т.д.

Вот как, например, А.Х. Халиков объяснял самый сложный процесс — внедрения в булгарскую среду «татарского самосознания» в период поздней Золотой Орды и Казанского ханства: «Все это обусловило начало распада некогда единой общебулгарской общности. В XV—XVI вв. тенденция дифференциации еще более усиливается. В условиях Казанского ханства — преемника Волжской Булгарии — шел процесс формирования казанских татар… Показательно, что почти все они предпочитали не называть себя татарами. Это имя было непопулярным в народе, хотя в среду последнего в условиях распада Золотой Орды неоднократно включались представители золотоордынских татар». Учитывая, что чуть ранее он указывал, что основная территория Золотой Орды была населена не монголами, которые «вскоре деэтнизировались и растворились в преобладающей массе тюркоязычного населения», а «покоренными племенами Сибири и Центральной Азии», которые получили «общее имя татары». Непонятно, откуда появилось в степях Восточной Европы имя татар и как кыпчаки «получили» их имя. Как бы то ни было, небольшая группа неких «золотоордынских татар» (кто бы они ни были), внедрившись в среду булгар, «навязала» им свой этноним и этническое самосознание. Однако это мешает предположить, что подобная инфильтрация происходила еще с XIII в., и каков механизм «внедрения» этого татарского сознания в булгарскую среду? Ответов на эти вопросы нет. Проблема в том, что в рамках данной парадигмы нет не только ответов, но и самих подобных вопросов.

В целом можно констатировать, что концепция этногенеза и этнической истории татарского народа, созданная А.Х. Халиковым, была серьезным теоретическим прорывом (в сравнении, например, с концепцией А.П. Смирнова), поскольку имела цельный, концептуальный характер. Стройность и соответствие пользовавшейся в то время популярностью советской парадигме (утверждение которой имело вненаучный характер, а идеологические постулаты, составлявшие ее основу, утверждались всей мощью советского государства) способствовали тому, что она долгое время определяла теорию и практику казанской школы археологии. Однако сейчас мы вынуждены признать, что она содержит серьезные концептуальные изъяны, не может непротиворечиво объяснить все имеющиеся в распоряжении науки факты и не соответствует современным требованиям науки.

Таким образом, преемственность культуры и социальных институтов Волжской Булгарии и Казанского ханства являлась основой советской концепции истории татарского народа. С определенными дополнениями и более обширным корпусом доказательств, но концептуально в неизменном виде трактовалась она с 40-х гг. вплоть до середины 90-х гг. XX в. Достаточно отметить работы С.Х. Алишева, где он априорно утверждает, что в Среднем Поволжье существовала «булгарская народность», просто по факту того, что существовало Булгарское государство. То есть для сторонников этого подхода все это непреложный факт, хотя базируется он не на объективном анализе ситуации, а на советских постулатах. В той же советской стилистике были выдержаны труды М.З. Закиева о булгарской народности и ее языке, в которых он, ловко манипулируя понятиями и разными этнонимами, делал вывод о существовании булгарской народности, которая использовала свой язык, который имел общетюркский тип, а значит, и булгары являются предками современных татар.

Однако уже в начале 90-х гг. эта теория стала подвергаться критике, на что А.Х. Халиков реагировал чрезвычайно болезненно и резко. В ответ он подготовил несколько трудов, где дополнял и развивал отдельные положения своей теории о происхождении этнонимов «булгары» и «татары» и их взаимодействии в истории народа (Халиков, 1992; Халиков, 1994). При этом в своих поздних работах А.Х. Халиков совершил сдвиг на самый край «булгаризма», всерьез предлагая провести референдум о будущем наименовании народа: «булгары» или «татары».

Интересно отметить, что подобная мысль, очевидно, владела умами не только некоторых историков, но и части партийных руководителей. Оболваненные собственной идеологической пропагандой, деятели Татарского обкома КПСС вынашивали идею о переименовании татар в булгар. По словам этнолога В.А. Тишкова, об этом ему поведал еще в 1978 г. первый секретарь обкома партии Ф.А. Табеев: «Мы сделали ошибку в первые годы советской власти, нам надо было назваться булгарами». В ответ автор интервью поддержал своего собеседника, размышляя о том, что, «как мне кажется, такая историческая возможность была». В этой фразе изложена, по сути дела, вся политика советских и партийных властей в области исторического прошлого. Главным была идеологическая и пропагандистская поддержка концепции булгарского происхождения татарского народа, публикация трудов по булгароведческой тематике и негласный запрет на издание работ по истории Золотой Орды. Целью всех этих «мероприятий» должны были стать в конечном счете пресловутое переименование татар в булгар и полный пересмотр исторического прошлого.