В конце XIX века душевые наделы татар-хлебопашцев неуклонно сокращались

Актанышский край исторически являлся одним из развитых аг­рарных районов Восточного Закамья. Еще в раннее средневековье, в эпоху Волжской Булгарии, местное население занималось земледе­лием, о чем свидетельствуют многочисленные археологические на­ходки. Развитию сельского хозяйства способствовали благоприят­ные природные условия — умеренный климат, черноземные почвы. Для местных жителей земля являлась главной ценностью и мерилом богатства, а земледелие — основным, а для большинства единствен­ным занятием, от которого зависело их материальное благосостоя­ние.

Как отмечалось в одном из отчетов податного инспектора Мензелинского уезда: «по количеству пахотных угодий и роду занятий населения Мензелинский уезд должен быть признан исключительно земледельческим. Занятие земледелием служит населению единст­венным источником средств к жизни и для уплаты сборов и отправ­ления повинностей, поэтому и степень материального обеспечения и благосостояния населения и платежной его способности находит­ся в прямой и непосредственной зависимости от степени доходно­сти сельскохозяйственных занятий».

Большое влияние на традиции землепользования и социальной организации татар-хлебопашцев оказала специфика сословной стра­тификации местного общества, окончательно оформившаяся в период существования Башкирско-мещерякского войска и кантонной системы управления (1798—1865 гг.). В составе местного населения выделялись такие сословные группы, как: государственные крестьяне, тептяри, башкирцы/башкиры, служилые татары (мещеряки), дворяне. Ниже приведены цифры, показывающие соотношение этих групп в волостях Мензелинского уезда, располагавшихся на терри­тории современного Актанышского района. В начале 1901 г. в Актанышевской волости насчитывалось домохозяйств: «башкир-вотчинников» — 189 (570 м. п., 503 ж. п.), башкир из мещеряков и помещиков — 703 (1 795 м. п., 1731 ж. п.), припущеников — 100 (282 м. п., 253 ж. п.), тептярей — 315 (822 м. п., 836 ж. п.), государственных крестьян — 8 (30 м. п., 25 ж. п.); в Байсаровской волости: башкир — 2 083 (5834 м. п., 5903 ж. п.), башкир припущеников — 62 (207 м. п., 175 ж. п.), тептярей — 866 (2 398 м.п., 2 260 ж.п.), государственных крестьян — 90 (272 м. п., 259 ж. п.); в Шарыповской волости: башкир — 2 067 (6 114 м. п., 5 926 ж. п.), тептярей — 22 (81 м. п., 82 ж. п.).

После упразднения в 1860-х гг. кантонной системы население, ранее состоявшее в Башкирском войске, было отнесено к разряду «сельских обывателей» (крестьян), однако за представителями баш­кирского сословия сохранились прежние права в области землевла­дения. В «Положении о башкирах» от 14 мая 1863 г. это было пропи­сано следующим образом: «В прежнее время пожалованные башки­рам или иначе им доставшиеся, обмежеванные за башкирскими об­ществами при генеральном межевании и состоящие в бесспорном их владении ... принадлежат сим обществам на праве собственности». За каждым бывшим «башкирцем» сохранялся надел в 40 десятин земли (в конце XIX в. наделы были сокращены до 15 дес.). Все ос­тальные земли могли быть проданы, что особо регламентировалось указом от 10 февраля 1869 г. Согласно данному закону, земли баш­кир могли оставаться в нераздельном владении всего общества, либо по его решению могли быть разделены на отдельные участки. Таким образом, вплоть до 1917 г., внутри одной деревни могли существовать разные формы землевладения, а также несколько самостоятельных поземельных общин. Отличались и доли земельных наделов, при этом у всех жителей сохранялась единая форма землепользования — надельная общинная. Одним из сохранившихся реликтов прежнего сословного разделения татарских деревень Актанышского края мо­жгут выступать старинные названия некоторых улиц. Например, в дер. Новое Алимово сохранились «Типтэр урамы» (Тептярская улица), «Мишэр очы» (Мишарский конец).

По данным Мензелинской земской управы, в 1884 г. в дер. Мастеево у представителей дворянского сословия числилось 1 046 дес. земли, у татар, входивших прежде в башкирское сословие, 212 десятин. Из них 604 дес. находились под пашней, 140 дес. — под лу­гами, 285 дес. занимали кустарники, 17 дес. — усадьбы, огороды, конопляники и выгоны для скота. Общинники дер. Байсарово (бывшие тептяри и башкиры) владели, соответственно 2 785 и 838 десятинами, в том числе 2 022,8 дес. пахотной, 321,2 дес. сенокос­ной, 330 дес., находившимися под кустарниками, 111 дес. усадеб­ной земли. У сельских обывателей дер. Верхний Такталачук из

1. дес. общинной земли 832,6 дес. занимали пахотные земли,
2. дес. сенокосы, 3 643 дес. кустарники, 32,3 дес. — усадебные земли. Согласно специальному плану, составленному в 1892 г. старшим землемерным помощником Бельским, община дер. Поисево владела 3 019 десятинами и 1 900 квадратными саженями земли. Из них пашня занимала 1 771 дес. 900 саженей, усадьбы — 75 дес. 900 саженей, выгоны — 162 дес. 1 800 саженей, сенокосы — 19 дес. 300 саженей, кустарники — 97 дес. 1 800 саженей, лес — 590 дес. 1 800 саженей, болота — 147 дес. 600 саженей, речки и озера — 7 дес. 1 200 саженей, каменистые места — 116 дес. 600 саженей. Под кладбищем и мечетями находилось 1 дес. 2 200 саженей земли, под дорогой Уфа — Мензелинск — 29 дес. 1 800 саженей. По характеристике земле­мера Лаврова, «вся надельная земля Поисевского общества разбита на три поля: в южной стороне надела до большой дороги из города Уфы в город Мензелинск паровое поле, между большой дорогой и до­рогой из дер. Поисевой из поля — яровое поле; остальная часть на­дела на севере занята озимым полем. Местность описанного надела представляет из себя равнину в западной части испещренную овра­гами, что касается обводнения участка, то во всех полях и деревне имеются речки, ручьи и ключи. В паровом поле почва черноземная, и земля оценивается в 60—75 руб. десятина, а в остальных полях суглинистая и земля оценивается в 25—40 рублей. Каждый домохо­зяин имеет в каждом поле в среднем 10—15 полос».
3. до 2,3 дес. на душу мужского пола (м. п.). Главным фактором уменьшения наделов был быстрый прирост сельского населения и, как следствие, аграрное перенаселение: во второй половине XIX — начале XX столетия численность населения Уфимской губернии увеличилась почти втрое: с 1395,4 тыс. до 3291,6 тыс. человек.

Необходимо отметить, что на протяжении изучаемого времени душевые наделы татар-хлебопашцев неуклонно сокращались. С 1871 по 1912 г. размеры крестьянских наделов по Уфимской губер­нии сократились с 7,2 дес. до 3,5 дес., а по Мензелинскому уезду с 4,4 до 2,3 дес. на душу мужского пола (м. п.). Главным фактором уменьшения наделов был быстрый прирост сельского населения и, как следствие, аграрное перенаселение: во второй половине XIX — начале XX столетия численность населения Уфимской губернии увеличилась почти втрое: с 1395,4 тыс. до 3291,6 тыс. человек.

Татары-хлебопашцы освоили паровую систему полеводства в виде трехполья — при севе выделялись яровые, озимые и паровые по­ля (арыш басуы, сабан басуы, пар басуы). При разделе земли важно было, чтобы каждый член общины получил одинаковую долю на двух полях и без ущерба мог подчиниться принудительному сево­обороту. Что касается парового поля, то на все время нахождения под паром, оно считалось землей общего пользования и служило пастби­щем. Обработка пашни, предназначенной под яровые культуры, со­стояла из двух вспашек и одного, реже двух боронований. Первая вспашка — «взмет», «заделка навоза», производилась в первых числах июня, после чего поле бороновалось и оставалось нетронутым до второй вспашки, которая совмещалась с заделкой семян, после чего поле бороновалось. Обработка озимого поля состояла из одной вспашки и боронования. Ранний посев производился с 20 по 25 апре­ля, поздний с 1 по 10 мая. Озимые культуры собирали с конца авгу­ста до середины сентября. Часто татары молотьбу зерна осуществля­ли еще до полного высыхания зерна, а его сушку осуществляли бан­ным или печным способом. Для просеивания зерна применялись ве­ялки кустарного изготовления из Вятской губернии.

Сжатый и связанный в снопы хлеб укладывали для просушки и дозревания на поле в следующие клади. После жатвы сырой хлеб (чаще рожь) укладывали в зигзагообразные вем или каз аяк, каз юлы. Очень распространенными были клади типа островерхих сус­лона (сослан, марща башы, шапка) и бабки (бзбкз, марща, аю KYme) из 6—12 снопов. Применялись также характерная для южных районов форма «крест» (кырла, кырлык), вид которой понятен из названия, и продолговатые клади наподобие зурата и скамьи, со­стоявшие из 20—100 снопов. Встречалась кладь в виде копны из 25 ­100 снопов (чYмзлз). Перевезенные телегами-сноповозками (квлтз арбасы) на гумно в усадьбе до осеннего обмолота, либо на более длительный (до 5 лет) срок снопы укладывали в большую круглую скирду кибзн, вмещавшую снопы с 5—20 возов. Нередко, особенно в северо-западных волостях, кибэн помещали на помосте (кибзн аягы) из жердей, что предохраняло его от сырости и мышей. Овины, если и применялись, то были «татарского» типа, наподобие шиша (шеш звен). Это была круглая яма, обложенная камнем, деревом. Внутри нее часто сооружали печь-каменку, топившуюся чаще со­ломой; поверх земли устанавливали конус из 15—20 жердей, на ко­торый опирались высушиваемые снопы числом 2—4 воза. Овины устанавливали на гумне (ындыр) на задах огородов. Гумна могли размещаться и за околицей селения. Изредка зажиточные крестьяне сооружали срубные зерносушилки. Встречались каркасно-стол­бовые плетневые сараи, нередко с овином внутри (эвен, япма ын­дыр, бвркэуле эвен). На гумне же частыми были мякинники из жер­дей, крытых соломой (куыш, эрбэлэк). Молотили все хлеба цепами (чибагач, субагач) сложного типа. Веяние зерна, когда его было не слишком много, производили лопатой, либо из ведра на ветру. При больших урожаях применяли ручные веялки, появившиеся в быту во второй половине — конце XIX века. Следующей непременной операцией была очистка зерна на больших диаметром до метра гро­хотах (илэк), подвешенных на треножнике из жердей. Для дробле­ния зерна на крупу употреблялись ступы (киле). Часто в Приуралье это были ступы (сиртмэле киле), било которых прикреплялось к гибкой жерди, что облегчало работу. Встречались и ножные ступы. Хранили муку, зерно в срубных деревянных или каменных, саман­ных, плетневых клетях (келэт), в ларях, мешках, бочках.

Основными аграрными культурами, выращиваемыми населени­ем Восточного Закамья, являлись рожь, ячмень, овес, горох и проч. В озимом поле татарские крестьяне возделывали рожь (арыш), по­севы которой достигали 42—48% от общего объема выращиваемых зерновых культур. В яровом клине преобладали овес (солы), ячмень (арпа), просо (тары). Другие культуры — гречиху (кара бодай), полбу (борай), горох (борчак), чечевицу (ясмык) высевали не везде. Коноплю (киндер) и лен (щитен) сажали понемногу, чаще прику­пая их на базарах. Иногда использовали и дикую коноплю. Выра­щивали и подсолнечник (кенбагыш) для последующей продажи на маслодельные заводы. Пшеницы (бодай) сеяли немного (от 5,5%).

В связи с экстенсивным характером земледелия и спецификой климатических условий региона, показатели урожайности зерновых культур в разные годы разнились. Весьма существенной была и разница обмолоченного хлеба по отдельным деревням. В частности, в 1913 г. средняя урожайность озимых хлебов (ржи) в дер. Старое Байсарово составила 64 пуда с десятины, в дер. Мастеево — 56 пуда с десятины, дер. Поисево — 84 пуда с десятины, в дер. Актаныш — 50 пудов с десятины, Новое Алимово — 60 пудов с десятины, Верхний Такталачук — 120 пудов с десятины).

Крестьяне пользовались такими орудиями земледельческого труда, как упряжные плуги, ральники, сабаны, серпы. С незначи­тельными усовершенствованиями эти орудия применялись вплоть до начала ХХ в. В конце XIX в. происходит повсеместное внедре­ние русской сохи вместо тяжелых сабанов как основного орудия обработки почвы перед посевом. Это было связано с исчерпанием целинных земель для вспашки, которых требовались тяжелые орудия труда, а также с уменьшением количества рабочего скота — для работы с сохой могла использоваться одна лошадь.

Для переработки зерна в основном использовались деревянные ветряные мельницы. В начале ХХ в. в дер. Новое Алимово действо­вали две мельницы, которые содержали Исламгали и Абубакир Юсу­повы. Они приносили доход в 17,5 руб. и 25,5 руб. в месяц, соответ­ственно. Кроме того в деревне работали четыре тесовые обдирки для пол­бы и просо, принадлежавшие Казиму Хисматуллину (10 руб.), Нургалею Юсупову (10 руб.), Ахметдину Сайранову (22 руб.), Камалетдину Фахрутдинову (10,5 руб.). В дер. Байсарово имелись две обдир­ки для полбы, принадлежавшие Хасану Мухамедианову (11,5 руб.) и Араслангарею Мурзакаеву (9,7 руб.). В конце XIX в. в дер. Верхний Такталачук функционировали одна водяная мельница на речке Шабыз, содержавшаяся Абдулнасыровым, и две ветряные мельницы, принадлежавшие Мутиным. Вблизи дер. Байсарово в начале ХХ в. располагались наиболее крупные мельницы в крае, принадлежавшие Ф.Е. Петрову и торговому дому «Н. Дедюхин и сын». Они имели характер больших мукомольных производств.

В земельном фонде сельских общин Восточного Закамья значи­тельную долю составляли луга, использовавшиеся для сенокоса и выгона скота. Это традиция сохранялась с кантонного периода (1798—1865 гг.), когда требовалось содержать большое количество лошадей для нужд военной службы. Благодаря наличию крупных речных пространств и обильному орошению лугов, а также благо­приятным почвенным условиям, местные жители имели высокие урожаи суходольных и лесных трав. В конце XIX века средний урожай суходолов составлял 82 пуда с десятины, лесные покосы давали чуть больше — 84 пуда с десятины.

Скотоводство имело пастбищно-стойловый характер — летом скот выпасался под присмотром пастухов, на зиму помещался в ко­нюшни и хлева (абзар). Отелившуюся корову с теленком могли держать и в избе. Всего к середине 1880-х гг. жители дер. Актаныш владели 331 рабочей лошадью, 135 коровами и быками, 511 ов­цами, 228 козами. Более 6 рабочих лошадей имели всего 6 домохо­зяйств актанышцев, 5 или 4 — 18 домохозяйств, по 3 лошади — 20 домохозяйств, по 2 — 301 домохозяйство, по одной лошади — 64 домохо­зяйства, не имели лошадей — 18 домохозяйств. Схожая картина на­блюдалась в других изучаемых татарских деревнях. В дер. Мастеево насчитывалось 177 рабочих лошадей, 52 головы крупного рога­того скота (КРС), 453 овцы, 84 козы; 11 мастеевцев владели 6 и более лошадьми, 8 — 4 и 5 лошадьми, 4 — 3 лошадьми, 9 — 2 лошадьми, 13 — 1 лошадью, 13 были «безлошадными». В дер. Байсарово в собст­венности жителей находилось 567 рабочих лошадей, 334 головы КРС, 1 031 овца, 275 коз; 11 домохозяйств владели 6 и более ло­шадьми, 32 — 4 и 5 лошадьми, 29 — 3 лошадьми, 64 — 2 лошадьми, 108 — 1 лошадью, 79 были «безлошадными». В дер. Такталачук чис­лилось 525 рабочих лошадей, 133 коров и быков, 863 овцы, 602 ко­зы; 11 домохозяйств владели 6 и более лошадьми, 25 — 4 и 5 ло­шадьми, 27 — 3 лошадьми, 60 — 2 лошадьми, 116 — 1 лошадью, 108 были «безлошадными». В дер. Поисево насчитывалось 483 рабочих лошади, 125 голов КРС, 1 076 овец, 300 коз; 6 домохозяйств владели 6 и более лошадьми, 24 — 4 и 5 лошадьми, 33 — 3 лошадьми, 76 — 2 лошадьми, 87 — 1 лошадью, 68 были «безлошадными». Жителям дер. Новое Алимово принадлежали 603 рабочих лошади, 258 коров и быков, 1288 овец, 401 коза; 11 домохозяйств владели 6 и более лошадьми, 46 — 4 и 5 лошадьми, 33 — 3 лошадьми, 58 — 2 лошадьми, 104 — 1 лошадью, 47 были «безлошадными». В основном крестья­не держали лошадей русской породы, пригодной для экипажной и пахотной работы, а также башкирской, киргизской и кал­мыцкой пород. Среди пород крупного рогатого скота выделялись великорусские коровы молочного направления, казахский, киргиз­ский и калмыцкий скот мясной ориентации. Овцы были русской деревенской породы, а также киргизской курдючной породы.

Данные о количестве домашнего скота весьма точно отражают материальное состояние жителей. Исходя из этих показателей мож­но сделать вывод, что свыше половины домохозяйств в указанных селениях являлись бедняцкими. Безлошадные крестьяне были вынуждены сдавать свои участки более состоятельным соседям, либо арендовать скот на сезонные работы. Маломощные хозяйства, имевшие лишь одну лошадь, часто прибегали к совместной обра­ботке земли с использованием лошадей нескольких семей (супряге).

Наряду с выращиванием рабочего скота для ведения хозяйства, местные жители разводили рысаков, а также представителей баш­кирской породы лошадей с целью продажи. Представителями рода Султановых, проживавших в дер. Мастеево, было открыто несколь­ко племенных заводов. Согласно «Памятной книжке Уфимской гу­бернии» за 1873 г. штабс-ротмистр Мухаметшариф Баязитович Сул­танов владел заводом и табуном лошадей. Они относились к рус­ской рысистой и башкирской породам, и продавались по цене от 100 до 200 руб. Отставной сотник Шайхильислам Султанов также имел завод и табун рысистых упряжных лошадей, которых про­давал за 150—300 руб. Есаул Шашмурат Султанов разводил лошадей башкирской породы и рысаков, с продажной ценой от 60 до 140 руб. Лошадей сбывали на ярмарке в г. Мензелинске и на собственных племенных заводах .

Доход Султановым приносила не только продажа лошадей, но и сбыт продуктов питания, приготовленных из кобыльего молока (кумыса). К тому времени производство кумыса получило столь широкое распространение в Уфимской губернии, что здесь возник­ла целая сеть заведений, специализировавшихся на кумысолечении. Сюда приезжали лечиться и отдохнуть со всех концов Российской империи. Кумысолечебницы предоставляли услуги для представи­телей разных социальных групп и лиц с разным материальным достатком. Одно из таких заведений было открыто Султановыми в дер. Мастеево Байсаровской волости.

Почти во всех крестьянских хозяйствах края имелись огороды. Основной культурой, выращиваемой на приусадебных участках, был картофель. Получив широкое распространение во второй по­ловине XIX в., к началу ХХ столетия этот корнеплод становиться для татар «вторым хлебом». В значительно меньших объемах вы­ращивали другие огородные культуры, предпочитая покупать их у русских крестьян на базарах. В связи с резким континентальным климатом, частыми засухами летом и сильными морозами зимой татары практически не разводили плодовых деревьев.

Обилие водных ресурсов — рек и озер, способствовало развитию рыболовства. Для некоторых крестьян данное занятие имело харак­тер промысла, приносившего неплохой доход. В начале ХХ в. жи­тель дер. Верхний Такталачук Исхак Мутин имел промысловое сви­детельство на вылов рыбы неводом и сетью на озере Шабызкул (Шэбез кул), за что ежегодно платил в казну 133 руб. 45 коп. Его односельчанин Хасан Усманов держал рыбные ловли на озерах Каршкуль (Кэрге ^л), Илчкакуль (Чэйле кул), Табанлыкуль (Табанлы кул) с ежегодной суммой аренды в 120 рублей.

Удобрение почв носило крайне ограниченный характер, что было связано с нехваткой рабочего скота и чересполосицей. Унаво­живались в основном участки, прилегавшие к усадьбам. В конце XIX в. в Мензелинском уезде общая площадь удобряемых земель составляла 13 тыс. дес., или около 8% всей площади пара. Од­ним из факторов, препятствовавших увеличению удобряемой пло­щади наделов, была массовая вырубка лесов. Она приводила к то­му, что крестьяне начали использовать для отопления вместо дров кизяк, на заготовку которого уходила существенная часть навоза.

Уравнительный (общинный) принцип пользования землей пред­полагал периодическое перераспределение наделов между членами сельской общины. После проведения петровских реформ в сфере на­логообложения (переводом с подымного на подушный оклад) основ­ной формой фискального учета становится ревизская душа мужского пола. Именно по количеству ревизских душ платили подати и рас­пределяли надельные участки. Таким образом, периодичность пере­делов напрямую зависала от периодичности проведения фискального учета сельского населения (государственных ревизий), в результате которого количество налогоплательщиков (ревизских душ) в позе­мельной общине могло как увеличиться, так и сократиться, что тре­бовало проведения перераспределения наделов. Важно отметить, что данная практика первоначально распространялась исключительно на податные группы населения — государственных (ясачных) крестьян и тептярей, в то время как татары-вотчинники («башкирцы-асаба») платили фиксированный ясак и не учитывались в государственных ревизиях. Лишь в конце XVIII — начале XIX веков, когда башкирцы на­чинают вноситься в ревизские сказки, эта практика распространяется и у них. После проведения Великих реформ и прекращения проведе­ния ревизий периодичность переделов земли начинает зависеть от решения мира, принимавшегося на общем сельском сходе.

Передел являлся хлопотным, связанным с конфликтами и спо­рами мероприятием, так как в результате его проведения хлебопаш­цы получали наделы на новых участках, которые могли быть хуже по качеству почв и логистической доступности. На страницах ар­хивных документов можно обнаружить множество таких примеров. Для иллюстрации приведем случай, имевший место в начале ХХ века в дер. Мастеево Байсаровской волости. 15 апреля 1907 г. мест­ный сельский сход принял решение о проведении очередного пере­дела земли по количеству наличных душ и сроком на 12 лет. 22 ап­реля 1907 г. крестьянин Мухаметдин Ибрагимов обратился к зем­скому начальнику 10 участка Мензелинского уезда с прошением об отмене данного приговора. По мнению просителя, решение схода не имело законной силы, так как «означенный приговор подписан 40 домохозяевами, а в дер. Мастеевой старших домохозяев числится 64 человека, из коих 15 человек доверителей его, просителя, и 9 че­ловек, находившихся в отлучке на передел не согласных, а потому приговор этот является постановленным вопреки 66-й статьи Общ. Положения. 2) Вопреки 32-й статьи того же положения, с переделом земли, доверители просителя вынуждены будут лишиться тех па­хотных угодий, которые они удобряли и 3) подписавший приговор чиновник Шайхильзаман Султанов на сельском сходе не был и при­говор подписал в своем доме».

В результате проверки обстоятельств дела земский начальник пришел к выводу, что за решение о переделе земли проголосовало большинство домохозяйств (38 чел.). В то же время, против передела на этих условиях выступила довольно значительная группа присутст­вующих (13 чел.). «Камнем преткновения» стал порядок распределе­ния наделов. Меньшинство настаивало на сохранении прежней сис­темы, по которой участки нарезались по количеству ревизских душ. Большинство же настаивало на распространившейся к этому времени системе распределения земли по количеству наличных душ мужского пола. При переделе «по старинке» большая группа мастеевцев, ро­дившихся после последней ревизии (1859 г.), лишалась права на по­лучение наделов и, как следствие, средств к существованию. Кроме того, в это время должно было производиться уравнение вотчинных полей Чуракаевой тюбы, поэтому для сельской общины дер. Мастеево было выгодно иметь как можно больше домохозяйств. Казалось бы, передел по фактическому количеству душ мужского пола был выгоден всем членам общины. В чем же заключалась причина отказа части домохозяйств признавать приговор? Прояснить этот вопрос может состав «партии меньшинства». Основную часть противников передела составляли наиболее богатая и влиятельная часть жителей во главе с представителями клана Султановых. Получив привилегии и преимущества в кантонный период, пользуясь своим высоким по­ложением, они приобрели большие земельные участки, которые мог­ли быть перераспределены в результате передела, учитывая, что мно­гие члены этих семей, числившиеся в десятой ревизии, давно уже не жили в родной деревне.

Несмотря на решение земского начальника о правомерности приговора, представители этой группы 18 марта 1908 г. подали жа­лобу в Уфимское губернское присутствие, в которой настаивали на отмене решения уездной администрации. Свою просьбу они аргу­ментировали многочисленными нарушениями в ходе голосования, участием в решении мира лиц, не проживавших в деревне, и, напро­тив, отсутствием на сходе многих членов домохозяйств, выступав­ших против передела. Затягивая окончательное решение дела, Сул­тановы одновременно пытались на основании указа от 9 ноября 1906 г. оформить в личную собственность землю, которой они вла­дели до 1907 г. 12 января 1908 г. губернская администрация приня­ла окончательное решение по делу, признав законным приговор о переделе земли по наличным душам. Кроме того, Султановым было отказано в выделе земли в хутор, так как по указу от 9 ноября 1906 года, являвшегося основным законодательным актом Столыпинской реформы, он распространялся исключительно на государственных крестьян и не затрагивал бывших «башкир-вотчинников».

Одним из следствий уравнительного принципа распределения земли был рост чересполосицы. Наряду с некоторыми положительны­ми чертами, которое несло в себе дробление наделов (каждый общин­ник получал разные по качеству почвы и доступу к водным ресурсам участки), имелись и довольно существенные недостатки — хлебопаш­цам приходилось параллельно обрабатывать множество небольших участков, порой находящихся в большом отдалении друг от друга.

Рост малоземелья, падение плодородия почв, экстенсивные сис­темы земледелия, вынуждали крестьян расширять запашку. К концу XIX в. в Актанышевской волости в связи с нехваткой обрабатывае­мой земли были практически полностью вырублены леса, а значи­тельная часть лугов превращена в выгоны для скота или стала ис­пользоваться как пашня. Это имело крайне негативные последствия для местных жителей. Лишившись леса, хлебопашцы были вынуж­дены в холодное время года покупать для отопления домов древеси­ну по очень высокой цене или использовать в этих целях просушен­ный навоз (кизяк), дававший мало тепла. Уменьшение доли лугов в свою очередь способствовало снижению поголовья домашнего ско­та. Негативное воздействие человека на окружающую среду приво­дило и к другим экологическим последствиям, в частности к быстро­му заовраживанию земли в результате весеннего половодья. В одном из докладов Мензелинской земской управы отмечалось «... Наделы наших крестьян из года в год уменьшаются растущими оврагами. Как на примеры таких оврагов можем указать на овраги в полях крестьян Старых и Новых Мелькеней, Русского Карана, Поисево, Светлого Озера и еще целого ряда других селений... Каждый из таких оврагов уносит ежегодно десятки саженей земли, годной под обработку; кроме того, ими же уносится и вся влага из полей».

Определенную роль в изменении экосистемы местного края сыграли представители татарского дворянского рода Султановых. В начале XIX в. в дер. Мастеево переезжает кантонный начальник, поручик Абдулзямиль (Габдулзямиль) Султанов. По приговору та­тар («башкирцев») Булярской поземельной волости ему разрешили построить себе хутор «и пользоваться с наследниками его всем, что касаться будет до домашнего обзаведения. пахать землю, косить сено, щипать хмель, ловить рыбу и все нужное к оному дому, ежели востребуется на постройку рубить лес, снимать лубки и прочее по речке Мушуге» на угодьях местных жителей, имевших статус их вотчины по грамоте 1701 г. При этом в приговоре отдельно обгова­ривалось, чтобы «... поташных заводов, и никаких фабрик в даче нашей не иметь и не строить сроком впредь на 50 лет. И в общест­во наше не входить, ни во что не вмешиваться и никаких им баш­кирцам и живущими на земле нашей припущенным разным людям притеснение не чинить» .

В 1802 г. А. Султанову удалось добиться в Оренбургской граж­данской палате оформления полученной земли в «вечное владение». Вскоре на новой земле он вместе с сыновьями построил три поташ­ных завода, а на близлежащих реках — мельницы. В 1803 г. А. Сул­танов и его сын, кантонный начальник майор Баязит Султанов, приобретают (по другим данным самовольно захватывают) лесные дачи вотчинников Булярской волости, необходимые для производ­ства поташной смолы. В результате начинается массовая вырубка лесов, что вызвало недовольство и противодействие местных жите­лей. Татары обращаются с жалобой в Мензелинский уездный суд, начинается следствие. В 1819 г. для расследования этого дела сюда приезжает следователь Фон Фриксус. В ходе опроса местных жите­лей выясняется, что многие собственники не давали согласия на предоставление Султановым доли в своих вотчинных владениях и не получали за это никакого денежного вознаграждения, другие со­гласились в результате административного давления или откровен­ного насилия со стороны кантонного и волостного руководства.

Открылась и неприглядная картина массового уничтожения лесного фонда Булярской волости. Согласно показаниям жителя дер. Байсарово Абдусагита Субханкулова «Султанов на речке Сикие в д. Мачте (Мастеево) без всякого согласия одновотчинников с ним башкирцев построил с детьми своими пять домов, завел в раз­ных речках мельницы, выстроил три поташных завода, для которых истребляет в дачах их леса на жжение золы, делание шадрика и ва­рения поташа, продает из лесных их дач лучшие деревья, обдирает с лесов бересту для делания дегтя, которого в немалом количестве продает посторонним людям чрез что стесняет вотчинников баш­кирцев дер. Байсаровой и приводит их в крайнее изнурение и разо­рение»^. С мнением А. Субханкулова согласились 50 домохозяев ближайших деревень. О масштабах вырубки лесов могут свидетель­ствовать билеты (разрешения), выданные А. Султанову на вывоз поташа: в феврале 1812 г. — на 12 000 пудов поташа и шадрика, в марте — на 5 000 пудов; в июне 1813 г. — на 3 000 пудов; в июне 1817 г. — на 2 700 пудов; в июле 1818 г. — на 11 800 пудов поташа. Необходимо отметить, что такие билеты получал не только сам А. Султанов, но и его сыновья и компаньоны. В результате в отно­сительно короткие сроки значительная часть лесного фонда Булярской волости была полностью уничтожена.

Не имея возможности найти управу на «власть имущих», мест­ные жители сохранили «недобрую память» о семействе Султано­вых. Это отразилось в народном фольклоре. В баите «Мукан-кантон» анонимный автор высмеивает представителей этого рода. Данная злая сатира пародирует поэтическую эпитафию, начертан­ную на надмогильном памятнике Баязита Султанова (1823 г.).

Нарастание «земельного голода» способствовало росту соци­ального напряжения в деревне и порождало многочисленные споры между представителями разных социальных групп — «вотчинников» (башкирцев), «припущенников» (тептярей), государственных кре­стьян. После принятия «Положения о башкирах» и размежевания вотчинных земель в 1870—1890-х гг. представители этих групп были поставлены в неравные условия. Наиболее чувствительной сторо­ной данного вопроса являлось существенное различие в количестве надельной земли, предоставляемой бывшим башкирцам и тептярям. Если первые могли претендовать на 40 дес. по раскладке ревизких душ VII ревизии (1815 г.), то надел последних, не мог превысить 30 дес., установленных для припущенников военного звания (тептярей и мещеряков). При этом половина их душевых наделов имела ста­тус «запасных земель». Учитывая, что на протяжении всего XIX — начала ХХ веков в Восточном Закамье шел быстрый рост сельского на­селения, фактическая доля душевого надела у обоих групп непре­рывно сокращалась, однако у бывших башкирцев она была значи­тельно больше. Такое положение вещей, естественно, вызывало не­довольство и желание лиц, записанных в «припущенники», уравнять свои права с башкирцами, благо представители этих групп не имели существенных различий как в образе жизни и быту, так и в семей­но-родовой и этнокультурной идентичности. Как следствие, в по­реформенный период отмечаются массовые судебные процессы, в которых тептяри стремились доказать свое «башкирское» происхо­ждение и получить дополнительные земли. О масштабах этого дви­жения свидетельствует тот факт, что в Уфимской, Оренбургской и Самарских губерниях в это время появляется целая группа дельцов, специализировавшихся на таких процессах и предлагавших свои услуги для положительного решения дела .

Среди лиц, стремившихся «восстановить» свои вотчинные пра­ва, были и байсаровцы, числившиеся башкирами-припущенниками и ведущие свой род от Ишмета Уразметева и Кадырмета Абдуллина (всего 72 ревизские души). 2 октября 1888 г. через своего поверен­ного, отставного урядника дер. Сафарово Якишкула Алиева, они обратились в Правительствующий Сенат с просьбой при очередном размежевании земель Чуракаевой тюбы предоставить им равные наделы с другими жителями-вотчинниками. В своем ходатайстве просители ссылались на решение Оренбургской межевой конторы от 3 декабря 1815 г. в котором было отмечено, что «... деревни же Байсаровой тептярей 12-ю душами, согласно представленной от их поверенного. тептяря Ахмеда Бикметева 1713 года мая 16 дня за­писи, оставить в одной с башкирцами окружности и имяновать их общими и настоящими оной волости владельцами». Основани­ем для решения межевой конторы стала купчая от 16 мая 1713 г. о приобретении тептярями вотчинных земель.

Несмотря на наличие документа, признающего права их потом­ков на совместное владение вотчинными землями, 29 июля 1871 г. Уфимское губернское присутствие признало их припущенниками военного звания. Соответственно, тептяри лишались прав на вот­чинные земли. Основной документ, предоставленный байсаровцами в Межевую контору — купчая 1713 г. — был утерян, а его копия не имела законной силы, что и послужило формальным основанием для отказа признания их вотчинных прав. В связи с отсутствием подтверждающих документов Сенат признал «жалобу просителя на таковое постановление оставить без последствий, о чем в разреше­нии рапорта 10 октября 1888 г. за №1249 и для надлежащих рас­поряжений к объявлению просителю, по его жительству дер. Сафа­ровой, с возвращением представленных им документов, Уфимскому губернатору послать указ». Аналогичное решение последовало и по ходатайству другой части «припущенников» дер. Байсарово, пред­ки которых поселились там в 1738 г. (514 ревизских душ).

Земельные споры и конфликты, связанные с ними, отмечались не только внутри поземельных общин, но и между жителями соседних селений. До сих пор в народной памяти сохранялись факты открытого противостояния и «земельных войн» между сельчанами. В частности, в краеведческом очерке, посвященном истории дер. Новое Алимово, приводятся случаи столкновений алимовцев с соседями на почве зе­мельных споров, приводивших к гибели земледельцев.

Некоторые коррективы в традицию общинного землепользова­ния внесла столыпинская аграрная реформа 1906—1911 гг. Ее прове­дение было направлено на появление в деревне предприимчивого и независимого частного собственника, постепенное упразднение сель­ской общины как коллективного собственника земли, ликвидацию земельной чересполосицы. В результате нарушалась прежняя систе­ма коллективного землеустройства — община должна была предоста­вить крестьянам, решившим вести единоличное хозяйство, отдель­ный земельный участок. Таким образом, эти земли исключались из общинного фонда, на них не распространялись переделы. Это имело большое значение для собственника. Теперь он мог развивать свое хозяйство без оглядки на «мир», учитывать изменяющийся спрос и экономические реалии времени, внедрять новые агротехнические методы, не опасаясь лишиться своего участка при следующем пере­деле, улучшать качество земли. В то же время крестьянин лишался поддержки «мира», мог полагаться только на себя, что в условиях системы рискованного земледелия таило серьезные угрозы и риски.

Случаи закрепления земельного надела в частную собствен­ность отмечались и среди татар рассматриваемых деревень. В 1909 г. жители дер. Поисево Насрулла Рахматуллин, Шайхадар Габдулхабиров, Вазитдин Камалитдинов, Шайхутдин Хабибуллин, Шарафутдин Шамсутдинов, Саитгарей Бахтигареев, Акраметдин Асядуллин, Набиулла Асядуллин, Загритдин Бахтигареев и Сибгатула Асядуллин обратились в Мензелинскую уездную землеустрои­тельную комиссию с просьбой выделить им наделы из общинной земли. Однако дело о выделе затянулось в связи с нежеланием ос­новной части поисевцев предоставить заявителям участок в поле Зюбаир-як-басуы, около межи с дер. Аняково. Компромиссным ре­шением стало предоставление хуторянам участка на речке Большая Ташлиярка, находившейся около межи земельных угодий дер. Мажаровка с деревнями Ташлиярка и Айманово.

Другим спорным вопросом стало распределение дохода от об­щинной земли, на которой проходил еженедельный базар, прино­сивший миру ежегодный доход в 1 300 рублей. Его удалось решить лишь в начале 1911 г. после вмешательства мензелинской уездной администрации, принявшей предложение землемера Лаврова: «а) взамен черезполосных участков пахотной земли удовлетворить выделяющихся отводом одного пахотного участка каждому в еди­ноличную собственность равного по площади с участкам черезполосными в местности в Каймановской меже и даче дер. Мажаровки с деревнями по обе стороны речки Ташлиярки из надела Поисевского общества в даче под названием «34 часть дер. Атрекли с дерев­нями»; б) взамен права пользования угодьями, не переделяемыми выгоном прирезать к пахотному участку причитающуюся долю удобной земли, согласно разверстки по передельному приговору 1900 года; в) 10 перечисленных выше домохозяев свои усадебные места в деревне оставляют за собой, и им отвести отрубные участки, а остальным 14 домохозяевам нарезать хутора и взамен оставляе­мых в пользу общества усадеб — прирезать к отводимым участкам причитающееся количество удобной земли; г) сохранить за выде­ляющимися право пользования доходами с имеющейся у общества оброчной статьи «базарной площади» на равных с остающимися в обществе домохозяевами основаниях».

Против данного решения выступила основная часть общинни­ков, опасавшихся, что в результате этого выдела они будут отреза­ны от основных водных ресурсов. 18 октября 1911г. тептярями дер. Поисево Мухаметгарифом Мухаметсалимом Уразаевым, Нугуманом Садыковым и Камалетдином Низамутдиновым была составлена жалоба, в которой утверждалось, что выдел был произведен по под­ложному прошению «от имени якобы всех выделяющихся, кои, за исключением Вазетдина Камалетдинова, привлекающего за подлог прошения, на выдел совершенно не согласны» . В связи с этим просители настаивали на отмене выдела и уничтожении «межи со знаками». В результате началось расследование, в ходе которого выяснилась неосновательность жалобы. Тем не менее Мензелинская уездная землеустроительная комиссия пошла навстречу об­щинникам дер. Поисево, обязав хуторян сохранить на своих землях дороги и общий доступ к водопою для скота.

Выдел происходил не только вследствие желания части жите­лей получить отдельные земельные участки, но и в результате ад­министративного решения местных властей. Такой случай произо­шел в 1905 г. в дер. Верхний Такталачук. Вследствие острой не­хватки земли во время размежевания дачи Гарейской поземельной волости бывших «башкир-вотчинников», было принято решение переселить 76 семейств (548 чел.) данного селения, числившихся бывшими «припущинниками военного ведомства» (тептярями). Им было предложено переселиться и получить наделы близ дер. Старое Гараево и Барсуково, находившихся в двух-трех верстах от их места жи­тельства. Вследствие того, что переселенцы не имели собственных средств на обустройство на новом месте, им была предоставлена ссуда в размере 2 390 рублей.

Проникновение капиталистических отношений, рост социаль­ного расслоения крестьян привели к тому, что во второй половине XIX в. произошло разделение деревни на «богатую» и «бедную» части. Одним из последствий данного процесса стала постепенная концентрация земель в руках сельской буржуазии. Бедняцкие хо­зяйства вслед за потерей средств производства лишались и надель­ной земли — были вынуждены сдавать ее или продавать более со­стоятельным сельчанам, а сами наниматься на поденную работу к богатым крестьянам. Для многих бедняцких хозяйств поденщина становится основной сферой деятельности. В 1915 г. в Поисевской волости плата чернорабочему за сельскохозяйственные работы со­ставляла 50—60 коп. мужчине и 40—50 коп. женщине в день. За раз­мол пуда ржи брали 7—8 коп., за гуртовую перевозку и сплав хлеба: с пуда до 30 верст — 12—14 коп., от 50 до 100 верст — 18—20 коп. По Актанышевской волости в этот период чернорабочие получали: мужчины до 1,2 руб., женщины до 70 коп.; за размол пуда ржи — 6 коп., за гуртовую перевозку пуда хлеба до 30 верст — 13 коп. Учитывая стоимость питания и другие необходимые нужды, «на ру­ках» у поденщика оставалось всего 10—15 коп., часть из которых они отдавали за пошив и ремонт одежды, обуви и т. д.

Одну из сторон тяжелой и неприглядной жизни бедняков татар­ских деревень Поисевской волости, сопряженной с постоянным по­иском средств пропитания и сложными бытовыми условиями жизни, отразил в своем отчете за 1907 г. местный земский врач А. Цареград­ский. «Низенькая хата с маленькими полузанесенными снегом окна­ми... В избе полумрак... Атмосфера избы настолько тяжела, что не­привычному человеку трудно дышать. Небольшая площадь пола, печь, занимающая треть комнаты и нары. На нарах взрослые и дети. Пол избы земляной неровный. Если случайно удалось семье сохра­нить козленка или теленка, то он тут же в этой избе с людьми. Запах пота, сырости экскрементов животных, угар кизячного отопления — вот атмосфера, которая окутывает входящего... Хозяйства никакого нет. И вот в дымной избе, окруженная оравой ребят, в хлопотах с ни­ми все зимнее существование свое проводит татарская женщина. По­стоянно полуголодная, постоянно недоедающая, и, если и явится от­куда-нибудь лишний хлеб, то она прежде всего старается заткнуть рты крикливым детям и уже крохи оставляет себе».