Борьба за язык — 2: говорить по-исламски

Язык угнетателей и прогресса

Однажды знакомый продавец книг в Казани сказал мне между прочим: «Только благодаря родному языку татары остались мусульманами и сохранили себя». Я хитро переспросил: «До недавнего времени, да?» На что мой собеседник грустно улыбнулся.

В самом деле, если в контексте Российской империи русский язык ассоциировался у мусульман с христианизацией и чуждым внешним миром, то со временем он стал восприниматься как язык прогресса. А уже советский опыт модернизации привел к массовой языковой русификации. Не только люди были вынуждены переходить на более «прогрессивную» и престижную речь, но и сами языки мусульман стремительно русифицировались. В XX веке татарский язык распрощался с арабо-персидской культурной ориентацией, дважды сменил графику и потерял ключи к собственному прошлому.

Linguafranca для мусульман?

Незаметно, но закономерно по результатам постсоветского оживления религии именно русский язык стал главным средством общения среди мусульман России, отчасти Казахстана и Украины. Язык Лермонтова и Чехова буквально ворвался на минбары мечетей, поскольку молодое поколение мусульман в большинстве своем оторвано от татароязычных религиозных контекстов и выросло в русскоязычной среде. Эта среда сама по себе многонациональна, и потому именно русский язык и советское культурное наследство стали объединяющими факторами, а не национальные языки и не арабский с фарси.

Появление русского исламского социолекта — поиск новых слов, выражений, стилистики, отражающей специфическое исламское содержание — удивительный феномен. Сейчас мы наблюдаем его в «зрелой стадии». По большому счету, многие интересные языковые процессы уже прошли в 1990-е и ранние 2000-е, когда еще не было готовых клише, тысяч изданных книг и лекций, доступных в интернете.

Какие-то языковые «находки» прижились, а какие-то остались лишь в мутной памяти о бурных 90-х. Стоит признаться, что мы, исследователи, «прозевали» процесс формирования русского языка ислама в 90-е. Наверное, это к лучшему, потому что этот процесс шел очень демократично и свободно. С увеличением внимания ученых к тому, как мусульмане говорят и пишут, муфтияты и отдельные авторы-проповедники стали больше внимания уделять выбору языковых стратегий — в определенном смысле «чистота эксперимента» уже нарушена.

Эксперимент на языке

Четыре года назад вместе с моим учителем Михаэлем Кемпером из Амстердамского университета мы попробовали специально заняться изучением русского языка ислама. Из этого эксперимента вырос международный исследовательский проект, объединяющий исследователей в Амстердаме, Лейдене и Санкт-Петербурге.

Что же это за новый язык? Поскольку готовых языковых стратегий у мусульман не было, открылся широкий простор для творчества. Те, кто получил исламское образование за рубежом, стали щеголять арабскими словечками: сыфаты Аллаха (божественные атрибуты), арканы имана (основы веры), ахи/ухти (брат/сестра).

Кроме того, востоковеды «пришли на помощь» мусульманам. Словарь арабского языка Х.К. Баранова и перевод Корана И.Ю. Крачковского стали альфой и омегой для русскоязычных мусульман. Особенно среди молодых студентов где-нибудь в Эр-Рияде или Александрии. Там выходцы из СНГ общаются между собой на русском языке и придумывают новые слова и выражения, кочующие затем на родину.

Так появились слова и выражения, не вполне понятные для непосвященных. Например, правильная акыда — верное вероубеждение; или достоверный хадис — слова, переданные от пророка Мухаммада заслуживающими доверия людьми. На этом языке и его вариациях говорят муфтии, неофиты из числа молодежи, студенты исламских университетов, журналисты, чаще всего, не задумываясь о специфике своей речи.

Некоторые «изобретения» пришли из татарского: читать намаз (намаз уку) или брать тахарат (тахарат алу). Но, пожалуй, главной тенденцией текущего момента является перевод исламских терминов на понятный литературный русский язык. Это связано и с развитием исламских СМИ, и издательским бумом. Чаще всего понятность и литературность достигается через заимствования из христианской лексики: мечеть становится храмом, ми'радж (ночное путешествие пророка на небеса) — вознесением пророка, иджма' (согласие богословов по какому-либо вопросу) — канонами, а Коран — Священным Писанием. Есть и вовсе экзотичные находки, вроде «онлайновой осведомленности Творца» в текстах Шамиля Аляутдинова.

И что с этим делать?

Как оценивать «исламизацию» русского языка? Во-первых, это свершившийся факт. Основной поток информации об исламе в нашей стране идет на русском языке. Во-вторых, я думаю, что переход мусульман России на русский язык — неизбежное следствие государственной политики, с одной стороны, и результат уже векового стремления мусульман к интеграции с остальным российским обществом, с другой стороны. Появление «русских мусульман» — яркое проявление этих интегративных процессов.

Нужно ли как-то этот процесс регулировать? Наверняка такие попытки будут предприниматься, потому язык, как я уже упоминал в первой части «Борьбы за язык», является источником власти и авторитета, а языковое пространство — ареной активного соперничества, где сталкиваются интересы разных социальных групп.

Победное шествие русского языка ислама неизбежно наводит на мысли и о судьбе национальных языков. Богословские традиции на национальных языках обречены на гибель? Только татарский влияет на русский язык ислама или бывает еще и наоборот? Здесь тоже все не так однозначно, но об этом — в следующий раз.