ОПЕК+ — чемодан без ручки или спасательный круг для нефтяных цен?

Коронавирус и Саудовская Аравия устроили идеальный шторм для нефтяного рынка

Непосредственно коронавирус повлиял на нефтяной рынок тем, что большинство развитых стран боролись с ним одинаковыми средствами — изолировали людей. Соответственно, перестали ездить на транспорте, а значит, нефтепродукты потреблялись существенно в меньшем объеме, чем обычно. Массово «вставали» и промышленные предприятия. Это происходило в масштабах всего мира и привело к огромному провалу спроса на нефтепродукты — а значит, и на нефть.

И это было бы полбеды — ведь уже к началу марта тот же Китай начал снова открывать свои города и восстанавливать промышленность. Кстати, особенность китайского рынка была в том, что он сократил потребление, но продолжил закупать нефть. Импорт там не так сильно упал, как потребление — китайцы заполняли хранилища на падающих ценах. Ведь если в январе нефть стоила около 70 долларов за баррель, то в феврале мы уже проходили отметку в 50 долларов.

Но одновременно с этим Саудовская Аравия спровоцировала срыв соглашения ОПЕК+. Она сначала накапливала запасы нефти в своих хранилищах, а потом, в начале марта, потребовала от остальных членов картеля существенно снизить объемы добычи. Россия занимала выжидательную позицию: мы предлагали ничего не делать, перенести снижение объемов добычи на второй квартал и посмотреть, как будет развиваться эпидемия. Потому что в конце февраля коронавирус был в основном в Китае, и не было понимания того, насколько далеко он распространится — а значит, невозможно было просчитать, насколько упадет спрос и до какой степени целесообразно будет снижать квоты на добычу. Так что 4 марта участники встречи ОПЕК+ вышли со встречи и объявили, что так ни о чем и не договорились. Это означало, что квот на второй квартал нет, и можно добывать сколько угодно.

Тут же Саудовская Аравия заявила, что собирается увеличивать свою добычу, даст скидки всем подряд и договорится насчет разработки месторождений на спорных приграничных территориях. Это тоже добавило паники на рынки. В итоге в марте — апреле мы наблюдали огромное падение, российская марка Urals падала ниже 10 долларов за баррель.

Змея укусила себя за хвост

Но в итоге стороны все-таки вернулись за стол переговоров и договорились о существенном сокращении объемов добычи. Думаю, что и этому тоже было множество причин — и прежде всего это стало необходимо самой Саудовской Аравии.

Сначала они позиционировали себя как самых эффективных производителей, у которых себестоимость по доллару и которые могут добывать нефть при любых ценах. И это правда: но добывать можно при любых ценах, а вот с расходами бюджета уже выходит несостыковка. Да, действительно, в Саудовской Аравии очень эффективная добыча. Но вот расходы государства — с учетом климатических условий и общего размаха — очень большие, и их бюджет сверстан больше, чем из 80 долларов за баррель.

Плюс на саудовцев начали давить США с требованиями о сокращении добычи, потому что сверхнизкие цены на нефть убивают и американские сланцевые проекты — там при низких ценах мало что остается рентабельным. Добыча там упала больше чем на 2 млн баррелей в сутки с начала года.

И так по всему миру. Даже те страны, которые не участвуют в согласованном сокращении добычи ОПЕК+, все равно вынуждены были сократить объем добычи, потому что для многих это было нерентабельно. Это те же США со своими сланцевыми проектами, канадские битумные пески (но они более инерционные, поэтому у них закрытие проектов происходит сейчас, летом), Норвегия сокращала дорогую добычу на шельфе.

В итоге все договорились, и все стороны более или менее выполняют это соглашение.

Джентльменское соглашение и чемодан без ручки

Россия с 2016 года участвует в соглашении ОПЕК+, и у нас сложилась уникальная ситуация: в государстве до сих пор нет формального механизма по сокращению добычи. Никто не может прийти и сказать компании: «Вы сегодня снижаете добычу на 20%».

Это всегда такое джентльменское соглашение, от которого нельзя отказаться. Условно, Путин когда-то собрал нефтяников после того, как в 2016 Новак договорился об ОПЕК+, и сказал им: «Товарищи, есть такое предложение — добычу сократить». И те ответили: «Да, конечно, Владимир Владимирович». Как в мультфильме про Маугли: «Мы слышим тебя, Каа». И в таком формате мы до сих пор существуем. Это все — неформальная договоренность внутри страны. Так что и на этот раз наши компании вынуждены были снизить добычу до необходимых уровней.

В итоге пока ОПЕК+, по крайней мере для нас — чемодан без ручки. И нести неудобно, и бросить жалко. Да, вынужденное снижение добычи (а значит, и доходов) — неприятная история. И мы помним время, когда мы сокращали объемы добычи, а американцы пользовались относительно высокими ценами выше 50 долларов и наращивали выработку своих месторождений.

Но тем не менее март и апрель показали нам пример того, что бывает, когда этого чемодана нет.

Игра на опережение может стать новой реальностью на нефтяном рынке

В идеале сейчас сложилась хорошая диспозиция, чтобы выйти на новую реальность в нефтяном рынке: можно пытаться играть на опережение.

Цена подрастает — вы увеличиваете квоту на добычу в ОПЕК+. Цены опять откатываются, и тут вы удовлетворяете восстанавливающийся спрос. Потом цена снова возрастает, и вы снова увеличиваете квоту, а цена опять откатывается. И такими шагами вы потихонечку выводите добычу на необходимый уровень. А потом обнуляете квоты и приходите к тому, что в этом случае цены на нефть будут около 50 долларов за баррель.

Когда в начале года цена шла вниз, то в Америке на границе 50 долларов сланцевые производители перестали увеличивать добычу. 50 долларов за баррель — это некая красная линия, когда ряд проектов в США работают, но не увеличивают добычу и стоят на уровне около 10 млн за баррель — не могут развиваться. Так что чем выше цена за баррель, тем быстрее развиваются американские сланцевые проекты. Они маневрируют быстро, поэтому ОПЕК+ должен понимать: мы можем делать так, чтоб американцы не увеличивали добычу. Но для этого цена должна быть в районе 50 долларов за баррель.

Но мы приходим к тому, что надо потихоньку выходить из ОПЕК+. Сам формат картеля останется, но квоты надо убирать и приходить к тому, что США будут закрывающим поставщиком.

Что это значит? Проекты становятся рентабельными, Штаты начинают увеличивать объем, давать миру дополнительную нефть. Это приводит к переизбытку нефти, и цена отходит от нужных им уровней, проекты опять сворачиваются. Такой игрок и называется закрывающий поставщик: он первым выходит на рынок, если цена поднимается, и первый же с него уходит, когда цена снижается. У них есть эта способность маневрировать объемами добычи.

В таком случае сложится определенный равновесный баланс. Но это все будет работать в условиях стабильности на рынке — когда все добывают одинаково примерно всегда. Форс-мажоры (например, реальная ситуация с коронавирусом или гипотетическая война саудовцев с Ираном) разбалансируют ситуацию, и все пойдет вразнос.

«В предбанкротное состояние никто из крупных российских нефтепроизводителей не попал»

Российским компаниям сложнее маневрировать объемами добычи, потому что мы этого, по сути, никогда не делали. Даже в рамках соглашения ОПЕК+ 1.0 (с 2016 года) мы, по сути, и не ужимали добычу. Мы за весь постсоветский период достигли исторического максимума по ежесуточной добыче и просто договорились немного от него отступить. И это привело к тому, что и в 2016, и в 2017, и в 2018 мы в целом по году добычу наращивали, а не сокращали. Таким образом, в рамках первоначального соглашения ОПЕК+ мы существовали довольно выгодно.

А сейчас нам реально пришлось сильно сокращать добычу — на 1,8 млн баррелей по сравнению с первым кварталом. И тут каждая компания выстраивала свою стратегию. Кто-то выводит из эксплуатации старые скважины, которые и так уже собирались закрывать. Кто-то не вводит в эксплуатацию новые (и за счет истощения по старым скважинам им это позволяет уменьшать добычу). А кто-то переходил на новые скважины, поскольку они технически больше приспособлены к тому, чтобы то увеличивать, то уменьшать добычу на них.

В любом случае, нам маневрировать сложно, в отличие от стран ОПЕК, которые десятилетия существуют в условиях картеля и изменяющихся квот. А у нас и климатическая история совсем другая, тяжелее чисто технически. Конечно, это отражается и на бюджете, и на экономике компаний.. Логично, что они говорят: »У нас все очень плохо», желая получить от государства какую-то помощь. Однако пока в предбанкротное состояние никто из крупных российских нефтепроизводителей не попал. Все платят налоги, все работают, всё вроде бы и не так плохо. По крайней мере, ничего фатального пока не происходит.

Что будет, если придет вторая волна коронавируса?

Конечно, все боятся второй волны. На каждый подобный слух следует четкая реакция рынка — «надо срочно продавать фьючерсы».

Никто не знает, случится ли новая волна, но даже если это и произойдет — думаю, что падение цен будет не такое существенное, как это мы наблюдали в марте и апреле. Потому что, помимо падения спроса из-за карантина, тогда на цены повлияла ситуация с ОПЕК+. Так что пока ничего не предвещает повторения самого негативного сценария.

Более того, я считаю, что даже со стороны спроса не будет такого же падения, как в начале пандемии. Сейчас мы больше знаем об этой болезни, медицинские системы в мире лучше подготовлены, уже есть внятные схемы лечения и формируются зачатки коллективного иммунитета. Все это позволяет с уверенностью говорить: вторая волна коронавируса не вызовет второй волны тотального карантина и вытекающего из него локдауна экономики. А значит, спрос на нефть снизится, но не настолько сильно. Так что вторая волна скорее затормозит восстановление рынка, а не опрокинет его, как это было до этого.