Волжская Булгария как цельное историческое явление

2. Взгляд на Булгарию как цельное историческое явление. Практически до начала XIX в. представления о Булгарии строились на сведениях русских источников с привлечением отрывочных данных латинских и византийских источников. Такой набор источников и предопределил выводы начального этапа академической историографии. Но по мере развития науки, особенно востоковедения, и археологии в России, круг источников стал расширяться, заставляя менять подходы к теме этногенеза и культурогенеза булгар.

Важнейшим этапом в изучении Булгарии стали труды Х.М. Френа (Fraehn, 1823; Fraehn,1832). Публикация выдержек из сочинения Ибн Фадлана в пересказе автора XII в. Ибн Йакута позволила историкам переоценить все другие материалы по истории Булгарии. В частности, указывая на следы раннего проникновения ислама в среду дунайских болгар, он предполагал, что булгары были знакомы с этой религией уже в начале VIII в. и принесли его в Среднее Поволжье. Но только в начале X в. после посольства багдадского халифа ислам широко распространился в Булгарии, хотя и до 922 г. значительная часть булгар уже была мусульманизирована. Позднее Х. Френ впервые опознал и определил монеты булгарских правителей Болгара и Сувара. Все эти материалы, а также медная лампа с изображением людей и куфической надписью не оставляли сомнений в том, что «Записка» Ибн Фадлана достоверна, а Булгария была страной мусульманской цивилизации.

В дальнейшем корпус арабо-персидских источников по истории Волжской Булгарии стал расширяться. Уже в трудах учеников Х.М. Френа востоковедов П.С. Савельева и В.В. Григорьева были представлены новые данные по истории ислама в Булгарии, в которых были развиты и существенно дополнены его выводы (Савельев, 1846; Григорьев, 1876). Публикации в России целого ряда восточных источников, содержащих комплекс сведений о булгарах, в том числе и подробный русский перевод «Записки» Ибн Фадлана (Хвольсон, 1869; Гаркави, 1870), поставили проблему развития ислама у булгар в новую плоскость — причины и характер распространения этой религии среди булгар. В этой связи представления, что булгары были брахманистами или язычниками, уже не выдерживали критики.

Важным обобщением этих материалов стал специальный труд В.В. Григорьева «Волжские булгары», в котором автор решил «читающей и пишущей русской публике» показать, «как должно нынче смотреть на предмет и куда надобно направлять изыскания», поскольку «доселе повторяются о волжских булгарах такие суждения и толки, как будто ничего не было сделано и известно по этой части» (Григорьев, 1876, С.79; Григорьев, 2020, С.65). По сути, это краткий обзор наиболее важных сведений и авторских обобщений, который не оставлял места для различных донаучных изысканий. Так, В.В. Григорьев считал, что Волжская Булгария была значительным государством «от Уральских гор до Суры и Оки, от Волги и Камы до берегов Дона, Хопра и Самары» с сильной властью и развитым хозяйством, а особенно торговлей (Григорьев, 1876, С.80; Григорьев, 2020, С.74). Он специально не изучал происхождение булгар, но делал вывод, что это тюркский народ, хотя и не без участия славян. Булгары, по его мнению, объединяли различные племена — «турецкие и финские и славянские народы, которых соединяла между собою власть одной династии, вероятно турецкой, но ославянившейся в «Великом городе», который сделался ее столицей» (Григорьев, 2020, С.79). Доказательством этого «ославянивания» он считал прочтение титула Алмыша «балтавар/эльтебер» как «владавец» и имя его отца Шилки/Силки, как «Василько» (Григорьев, 1876, С.92—95). Одновременно он полагал, что господствующей религией был ислам, а «булгары отличались ревностью к закону пророка» (Григорьев, 1876, С.92). Особо он подчеркивал, что «Теперь, где красовалась торговая и воинственная Булгария, видны бедные жилища ногайцев, чувашей, черемисов и мордвы. Только в воспоминание древней славы нынешние татары казанские и симбирские, разнося халаты по улицам русских городов, иногда еще с гордостью величают себя Булгарлык, Булгарством» (Григорьев, 1876, С.106), очевидно, желая подчеркнуть, что булгарское наследие являлось актуальным именно для татар, а не для других народов Поволжья.

Конкретным открытием, позволившим продвинуть исследование этнических процессов в Поволжье в эпоху средневековья, стало изучение эпиграфических памятников XIV в. (Фейзханов, 1863, С.396—404) и выявление архаических тюркских черт в ряде камнеписных текстов. Это открытие было использовано Н.И. Ильминским для дополнительного обоснования теории происхождения чуваш от волжских булгар, которые, по его мнению, будучи первоначально финским народом, изменились под влиянием тюркского языка, причем поворотным пунктом стало принятие ислама, разделившего булгар на чуваш-язычников и татар-мусульман (Ильминский, 1865, С. 80—84). Позднее эту концепцию развил чувашский тюрколог Н.И. Ашмарин (1870—1933). В труде «Болгары и чуваши» (1902) он попытался дать развернуый анализ всех сведений о языке булгар, включая термины, имена, тюркские заимствования в венгерском языке и лексику эпитафийных памятников XIII—XIV вв. Это позволило ему высказать гипотезу о связи языка булгар с языком современных чуваш (Димитриев, 1996, С.183—200). Хотя не все догадки и предположения, высказанные автором, нашли подтверждение в последующих исследованиях, это был серьезный прорыв к пониманию языковой ситуации в период Волжской Булгарии и существования населения с особым диалектом тюркского языка. В условиях господства лингво-исторической парадигмы этот факт однозначно трактовался Н.И. Ашмариным и его последователями как однозначное решение проблемы с поисками потомков булгар, которыми признавались единственно чуваши.

Однако уже тогда стало ясно, что решение проблемы не так просто, как кажется лингвистам. Например, языковая преемственность части населения Булгарии с чувашами никак не объясняет тот факт, почему они до христианизации были язычниками, в то время как булгары по всем источникам — явные мусульмане. Понимал это и сам Н.И. Ашмарин: «Сделавшись адептами новой религии, волжские болгары заявили себя весьма ревностными мусульманами». Понимая это противоречие, он попытался сослаться на разобщение различных общин и, если «часть их исповедывала ислам и имела в своих селениях мечети и школы, с мюэззинами и имамами, другие из них пребывали в прежнем язычестве, сохраняя обычаи своих предков» (Ашмарин, 1902, С.21—22).

Археология как наука в XIX в. делала еще только первые шаги, нащупывая методы изучения древних культур, и для решения проблем происхождения народов привлекалась спорадически и в качестве иллюстративного материала (см. Березин, 1953). Как правило, все гипотезы по этногенезу народов Среднего Поволжья строились на анализе письменных источников. В рамках лингво-исторической парадигмы возникновение тюркоязычных народов в Поволжье относилось к древнейшим временам (по меньшей мере, со скифского периода), а период Волжской Булгарии признавался ключевым этапом формирования современного татарского (мусульманская часть населения) и чувашского (язычники) народов. Причем часто для определения преемственности средневекового булгарского населения и современных народов использовались достаточно случайные и часто маловразумительные сопоставления. Так, например, довольно распространенным было экзотическое предположение о преемственности булгар и современных чуваш, поскольку «видно, что булгары были народ кроткий, как и нынешние чуваши» (Лихачев, История, Л.3). Золотоордынский период, по данным сторонников этой теории, лишь усилил эти различия, способствуя консолидации этих народов. Иными словами, постулировалось наличие неких изначально (или довольно рано приобретенных) этнических черт (например, «мирный, торговый характер», исламская культура, оседлость с пережитками кочевого образа жизни и пр.), которые определяли этнос с древнейших времен. Основные положения этой теории разрабатывали в своих трудах А.Ф. Лихачев, С.М. Шпилевский, Н.Ф. Высоцкий и др. (Лихачев, История; Лихачев, 1876, С.1—50; Шпилевский, 1877; Высоцкий, 1908, С.340—351).

Особенность трудов по этнокультурной истории булгар этого периода состояла в том, что ни в одной из них данная концепция не была сформулирована четко и определенно, однако фактически нет и работ, где бы она в более или менее явном виде не присутствовала.

Ко второй половине XIX в. были накоплены определенные исторические и археологические данные, удачно обобщенные в труде казанского историка и юриста С.М. Шпилевского (1833—1907). Важнейшей его заслугой стал скрупулезный исторический анализ основных сведений источников, который отверг недостоверные сведения. Можно сказать, что он создал этим канон достоверных сведений о Булгарии. Анализ позволил ему сделать целый ряд важных выводов, отметил он, в частности, смешанный характер населения Булгарии (Шпилевский, 1877, С.13), а также о распространении ислама среди народов края: «В западной части Казанской губернии, памятников древности гораздо менее, нежели в восточной. Причина этому понятна... на востоке губернии было господство ислама и мусульманской культуры, на западе господствовало шаманство и обитали племена, в культурном развитии значительно уступавшие мусульманам» (Шпилевский, 1877, С.508). Стоит только удивляться, насколько верно была схвачена казанским ученым суть этнокультурных процессов в средневековье. С этого времени вопрос об исламе в Поволжье и отношении Булгарии к исламской цивилизации стал немыслим без комплексного подхода к данной теме.

По мере развития науки и открытия новых источников представление о распространении ислама в Поволжье в домонгольский период стало подтверждаться новыми данными, но одновременно, с началом освоения булгарских древностей, начали появляться и концепции, основанные на анализе археологических материалов. Показательны в этом отношении работы А.Ф. Лихачева, посвященные изучению материалов из булгарских коллекций с подробным их описанием и попыткам сравнения с изделиями других народов (Лихачев, 1876; Лихачев, 1884; Лихачев, 1886).

Начальный этап изучения булгарского искусства на основе археологических предметов, при недостатке и отрывочности материала и отсутствии надежной хронологии, заставил его сделать вывод, что булгары не выработали особого языка своей культуры и использовали стили украшений различных эпох и народов, от скандинавов до арабов, а также связать ряд предметов раннего железного века с булгарской культурой. Большое значение в его гипотезе играли представления о так называемом «чудском стиле» (Лихачев, 1886, С.135—188), которое в то время понималось в очень широких географических и хронологических (от древности до средневековья) рамках. Само название статьи А.Ф. Лихачева «Скифский след на Билярской почве» (Лихачев, 1885, С.1—33) весьма красноречиво свидетельствует о его понимании, что булгары являлись автохтонным населением, постепенно развиваясь от древности до средневековья, испытывали различные инокультурные влияния. Все это, учитывая отсутствие достоверных сведений о булгарской культуре X—XIII вв., ограничивало представления о булгарском искусстве, его стилевых особенностях и соотношении ислама с языческим субстратом, делая его выводы достаточно гипотетичными и приблизительными. В частности, он полагал, что основное население Булгарии оставалось местным — финноязычным и сохраняло языческие традиции в искусстве.

Именно такая логика привела А.Ф. Лихачева к мысли, что ислам исповедовала только аристократия и значительная часть горожан, тогда как основная часть населения, жившая вдали от городов, оставалась языческой или даже принимала христианство.

В целом можно подчеркнуть, что данная парадигма при всей своей противоречивости и отсутствии четко выраженных единых подходов может быть, тем не менее, объединена некими общими представлениями. Еще на раннем этапе становления этой концепции были отвергнуты различные экзотические гипотезы, такие как родство булгар со славянами или распространение среди них брахманизма. Постепенно под давлением фактов историки стали признавать роль и значение ислама, но полагали, что он был распространен только в среде элиты и городского населения, тогда как основная часть сельского населения оставалась языческой. Это было единственным логичным способом как-то примирить факты — ислам у булгар и язычество у чувашей.

Относительно происхождения булгар долгое время в отечественной науке превалировала идея о славянстве булгар, которая была связана с начальным этапом становления науки и этапом романтического славянофильства. Но постепенно основным мнением, сформировавшимся в рамках данной парадигмы, стала теория о том, что булгары являются предками чувашского народа, поскольку в этом историков убеждали некоторые языковые данные, а представления о материальной культуре, искусстве и тем более общественном устройстве были весьма расплывчатыми, открывавшими простор для различных гипотез.

Сам подход в рамках этой парадигмы предполагал, что финно-угры, а также близкие к ним, как тогда считалось, чуваши, являлись автохтонным населением, в то время как булгары были пришлым народом, который смешался с аборигенным населением и лишь частично восприняли ислам. С течением времени, уже гораздо позднее, под влиянием миграции татар-мусульман, одна часть их «отатарилась», а языческая, скрываясь в лесах, стала предками современных чуваш.

Продолжение следует...

Использованы фото Максима Платонова с выставки «Волжская Булгария. Великое наследие»