«Зюганов сказал мне: «Если бы я захотел, был бы богаче вас всех!»

«Как можно быть оппозицией и ходить на совещания в Кремль?»

— Владимир Владимирович, мы с вами разговариваем 22 августа, в День государственного флага РФ. Не могу в связи с этим не спросить у вас: какое значение имеет сейчас для наших граждан триколор, ставший флагом России в 1991 году?

— Нынешний флаг — привнесенный символ. Его в свое время, как вы знаете, использовали и белогвардейцы, и даже те, кто воевал против СССР на стороне Германии во время Великой Отечественной войны. А в 1991 году он тоже изначально не был знаменем протеста того же Ельцина — России нужны были новые символы, но не направленные против советского государства. Но когда появилось два центра власти, взаимоисключающие друг друга, президенту Ельцину нужно было идти под каким-то знаменем, и тут во время августовских событий 1991 года возник откуда-то из истории триколор. И что при всем этом он может значить сейчас? Да ровным счетом ничего — это случайно выбранный символ. Символика, которая не имеет никакой политической и идеологической подоплеки.

Если бы в 1991 году в качестве главного флага был взят флаг, под которым шел Емельян Пугачев (а этот флаг объединял очень много народностей — в армии Пугачева были и татары, и башкиры), или стяг Степана Разина, то как символ свободы он начал бы действовать в нашей стране во всей своей красе. А с триколором этого не случилось, потому что он был взят совершенно случайно.

Кстати, тот триколор, который развевался в 1991 году над Белым домом после победы над ГКЧП, сейчас находится в Париже в частной коллекции одного бывшего министра ельцинской эпохи — ныне бизнесмена, живущего весьма припеваючи.

«И что при всем этом он может значить сейчас? Да ровным счетом ничего — это случайно выбранный символ. Символика, которая не имеет никакой политической и идеологической подоплеки». Фото Дмитрия Резнова

— В тот год, когда наша страна получила новый флаг, в историю ушла советская компартия, поначалу попавшая под запрет. Вы были одним из тех, кто помогал создавать новую российскую компартию, которая уже прошла путь более чем в четверть века. КПРФ начала 90-х и нынешняя — это разные партии? И что несет сейчас массам КПРФ?

— Конечно, КПРФ деградировала — та ортодоксальная, непримиримая партия, в которую входили в том числе защитники Белого дома 1993 года, люди из Союза офицеров России и вообще немало людей с жесткой позицией, — она через семь лет стала обуржуазиваться. КПРФ, а особенно ее руководство с 2000 года поняли, что в Думе очень теплые места — с привилегиями, преференциями, но с возможностями поддерживать связь с электоратом, искусственно раздувая псевдокоммунистические лозунги: все это было очень хорошей жизненной позицией, которая позволяет существовать, особенно не борясь за власть. А Зюганов, кстати, никогда в жизни не хотел бороться за власть! Он всегда хотел повторить опыт большевиков, которым в 1917 году власть упала в руки в силу обстоятельств, и Зюганов наивно предполагал, что такая ситуация может возникнуть еще раз — уже в истории современной России, но этого в 90-е не произошло, и он удовольствовался той ролью, которая ему выпала в нулевые. КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» — это батальончики той дивизии, которая называется «Единой Россией», — на самом деле это все одна структура, которая выполняет свои функции и задачи.

Теперь о сути КПРФ. У меня лет 15—16 назад был заход в суд с просьбой запретить КПРФ называть себя «коммунистической», и я мотивировал это достаточно просто: я внимательно проштудировал Манифест коммунистической партии, в котором Маркс и Энгельс определяли, что такое коммунистическая партия как таковая — это непримиримый борец с буржуазией, смертельный враг эксплуататоров и так далее, и я увидел, что многое из этой терминологии никоим образом не может быть применено к КПРФ. В 2003 году это не могло быть применено, а сейчас тем более! КПРФ не имеет ничего общего с тем классическим названием от Маркса и Энгельса! Поэтому говорить о них как о коммунистах было бы неправильно — это зюгановцы. А если взглянуть пристальнее, то большинство этих зюгановцев — это путинцы. Те же бабки с плакатами «Путин навсегда» — это как раз зюгановский электорат. А Зюганову уже интересны другие — те люди, которые, не найдя себе достойную нишу в политике, примкнули в своих симпатиях к КПРФ, думая, что эта партия из всего того малоприятного в политике, что сейчас есть, лучше, чем остальные, и она может сбалансировать политическую ситуацию. Но новые зюгановцы не могут понять, что второй серьезной партии, наличие которой позволяло бы безреволюционным методом передать власть от одной политической группировки к другой, в России не существует! Если не переформатировать нынешнюю политическую систему, то передавать власть другим невозможно.

— А КПРФ сейчас нужна народу?

— Нет. Партии сейчас уже ничего не делают! Партия (настоящая) — это суть ваших предпочтений, основанная на некой программе, на некой идеологии и на некой политической конструкции, и вы должны выбрать именно программу и идеологию, а не Иванова, Петрова, Трахтенберга или еще кого-то. Но проблема партий в России в том, что их программы никто не выполняет.

«Партии сейчас уже ничего не делают! Партия (настоящая) — это суть ваших предпочтений, основанная на некой программе, на некой идеологии и на некой политической конструкции, и вы должны выбрать именно программу и идеологию». Фото Дмитрия Резнова

— А почему КПРФ пришла к положению партии, которая ничего не делает?

— Для начала скажу, как разваливался КГБ. В районе 1988—1989 годов возникла тенденция к возможному крушению СССР — этот сценарий рассматривался председателем КГБ Крючковым и руководством комитета, и было принято решение, что деньги, имевшиеся у КПСС, надо силами и возможностями КГБ каким-то образом переформатировать с тем, чтобы эти деньги пригодились, когда КПСС потерпит поражение. Стали создаваться в большом количестве совместные предприятия — деньги КПСС заводились туда, и в момент, когда часть руководства КГБ (управлявшая предприятиями) стала жить значительно лучше, чем все рядовые сотрудники, рядовые сотрудники стали осознавать идиотизм своего положения: они понимали, что разрушение уже происходит — они в драных штанах, а те, хотя и коммунисты, ездят на хороших машинах, ходят в хороших костюмах и живут в хороших условиях.

То же самое происходило и с КПРФ — они подчинились авторитарной власти и заняли нишу конформизма: мы оппозиция, но мы поддерживаем власть. Но как можно быть оппозицией и ходить на совещания в Кремль? Это идиотизм в кубе — никто из проигравших выборы в Британии или Франции не ходит к новому премьеру и не спрашивает: «Господин премьер, а что мы будем делать дальше?» Ну это же поругание всех политических основ! А Зюганов ездит к Путину и жалуется: «Владимир Владимирович, разберитесь — что же это ваши там распоясались в Думе?», а Путин говорит: «Ладно, Геннадий Андреевич, не шуми, попробую помочь». Какая же это партия?

— Так что стало причиной подчинения КПРФ власти? Деньги, что ли?

— Деньги! Я уговорил Зюганова в 1995 году встретиться с тогдашним крупным бизнесом — «семибанкирщиной» той же, и после той встречи он как-то мне сказал: «Если бы я захотел, я был бы богаче вас всех!», и это «богаче вас всех» моментально развратило все партии и движения, которые обладали каким-либо потенциалом и серьезной информацией. Если покойный Витя Анпилов ничего не продавал, потому что у него ничего не было, то у КПРФ было что продать — к примеру, я был свидетелем того, как в 1995 году продавливался закон «О разделе продукции» — закон, который позволил американским компаниям добывать в России нефть. И это делали люди из КПРФ! Именно КПРФ в Думе отобрала движение этого закона у «Яблока» и сказала: дайте нам, мы его пробьем! И КПРФ подарила несколько голосов, чтобы этот закон прошел. Можете посмотреть стенограммы заседаний того времени — там это все точно описано. И что, это политическая партия? Это конформизм, замешанный на деньгах.

«Только экономическая ситуация способна перевернуть страну»

— А какое положение в России с левым флангом сейчас? Я в последнее время слышу, как громко себя называет левым Максим Шевченко, Сергей Удальцов вновь включился в политическую борьбу.

— Левого фланга в России не существует. Шевченко никакой не левый: он напичкан большим количеством идей, ничего общего не имеющих с системным мировоззрением. У него спорадическое мышление — по целому ряду вопросов он националист, по целому ряду вопросов он интернационалист, где-то он левый, где-то правый, то патриот, то не патриот, и я не вижу у него никакой идеи. Удальцов, безусловно, левый, но он представляет очень немногочисленную левацкую группировку, не имеющую никакого влияния на левый край. В России нет массового левого движения, прежде всего из-за того, что в ней нет рабочего класса, который должен быть его базисной основой.

«Навальный не левый. Его политическое кредо — «никакого кредо». Да, он делает себе имя на разоблачении всяких коррупционеров и прочего, и это хорошая штука для некоторых — попить пивка и посмотреть, что замутил Навальный». Фото Максима Платонова

— А куда рабочий класс исчез? Ведь он не обуржуазился, как в Западной Европе, — есть рабочий люд, зарабатывающий очень скромные деньги и желающий лучшей доли.

— Отчасти рабочий класс России все-таки обуржуазился, потому что поддался на большие деньги, которые ему предлагали и предлагают за высокую квалификацию. И человек высокой квалификации, получающий приличную зарплату, скажет: «Чего я буду ходить с вами на митинги, когда мне нормально платят? Зачем вы мне, голытьба?» А если «голытьба» начнет ходить, то она лишится даже того, что у нее есть. И чем платить за коммуналку и как вообще семью тогда содержать? Профессиональный же революционер типа Навального должен откуда-то брать деньги, его должен кто-то кормить, и если вы не являетесь тем человеком, которому кто-то помогает, то вас выгонят с работы — зачем работодателю революционер, если его бизнес из-за этого еще и прикрыть могут?

Я считаю, что только ухудшившаяся экономическая ситуация способна перевернуть страну и возродить левый фланг. Попытка возродить его происходит как раз сейчас в связи с пенсионной реформой — люди склонны консолидироваться и сейчас консолидируются на плохом.

— Вы упомянули Навального. Вы согласны с мнением, что в его риторике и целях много левого? Что вы об этом думаете, как человек, имеющий опыт политической деятельности в левых силах?

— Навальный не левый. Его политическое кредо — «никакого кредо». Да, он делает себе имя на разоблачении всяких коррупционеров и прочего, и это хорошая штука для некоторых — попить пивка и посмотреть, что замутил Навальный: «Ух, смотри, как он здорово разоблачает их всех!» Все эти разоблачения приносят деньги, потому что они стали брендом, бизнесом. А его почитатели — это не левые, а ничего не смыслящая в политике молодежь, которой надоело, что какие-то непонятные люди типа Зюганова или каких-то чиновников рулят ими. Молодежь больше не хочет, чтобы ими кто-то командовал. Это нормальное применение молодого духа, молодого задора: «Я не хочу, чтобы ты говорил, как мне надо жить! Я сам знаю, как жить!» Это не левый протест, это протест ради протеста. Что там мы слышали: «Путин, уходи!»? И что — Навальный, приходи? А чем Навальный лучше Путина?

«Ты можешь войти в фанатскую группировку, но протестовать против власти — уже нет»

— Почему власть в последние годы ополчилась на молодежь с уголовными делами за комментарии, лайки, посты, репосты в соцсетях? Почему выносятся даже приговоры с отбыванием наказания за решеткой?

— Потому что для власти это опасно. Почему в армию идут молодые? Потому что они не обременены пониманием боязни за семью, за маленького сына, боязнью потерять это все — ценностей-то нет, а есть безудержная удаль, храбрость и так далее. А откуда возникают, к примеру, молодежные драки? Зашкаливает адреналин, а адреналин нужно куда-то девать. Поэтому сегодня молодежь властям и нужно привести в стойло, чтобы они понимали, что не все можно, — да, ты можешь войти в фанатскую группировку, но вот проявлять себя, протестуя против власти или против авторитета главы государства, практически невозможно. Понимаете, устои критиковать нельзя, потому что без них режим существовать не может. Репосты, посты — это же еще и форма протеста, и если наверху это увидели, значит, решили, что и в интернете нужно все закручивать и включать реакцию на полную катушку.

«Возможно, Путин говорит неискренне, возможно, говорит не то, что думает, возможно, как политик, он должен говорить то, чего от него ждут». Фото kremlin.ru

— Но Путин призвал силовиков не доводить ситуацию до абсурда в уголовных делах за репосты. В то же время разумного движения со стороны правоохранителей почему-то мало.

— Возможно, Путин говорит неискренне, возможно, говорит не то, что думает, возможно, как политик, он должен говорить то, чего от него ждут.

— Большинство дел было возбуждено по публикациям, которые имели место в соцсети «ВКонтакте», но возмущение людей вызвало то, что эта соцсеть выдавала полиции данные о пользователях без какого-либо решения суда. Представители сети сказали, что теперь будут информировать людей о количестве запросов правоохранительных органов, а вскоре аккаунт будет доступен «от и до» только друзьям. Как это можно расценивать?

— Я не верю в эту сеть. Мне кажется, что это уже проект — такой же проект, как проект Жириновского от КГБ. Многие разработки КГБ остались еще с тех времен и вполне могут быть применимы к цифровым технологиям. Сейчас страной руководят во многом выходцы из спецслужб, а человек, воспитанный в структуре КГБ, не может смотреть ни на вас, ни на меня иначе как на врага. Его технологическая цель заключается в том, чтобы разглядеть — а нет ли в вас шпиона или предателя, и это вколачивается в них годами, вколачивается учебой и практикой.

— Может, движение гражданского общества за декриминализацию статей за репосты поможет? Ведь помогло же гражданское общество тем же «Маршем матерей» девушкам, арестованным по делу «Нового величия», перевестись под домашний арест?

— А вы не задумывались, почему матерей не стали вязать на марше?

— Может, это особенное отношение правоохранителей к матерям?

— Нет у нас особенного отношения к матерям! В Кремле просто сказали куратору этого дела: «Слушай, ну это девки уж очень молодые — дай им послабление», поэтому и полицейские на этом марше были вежливые и даже зонтики женщинам предлагали. Идеологической и нравственной позиции власти здесь не продемонстрировали, это была постановка чистой воды. И гражданского общества у нас нет, но есть зарождающееся гражданское общество. У нас уже появляются люди, не похожие на Зюганова и ему подобных, люди расконсервированные, люди, не видевшие тормозов, шор и запретов, которые были и есть у старшего поколения, и эти люди смело могут сказать: «Слушайте, вы чего там, а?» — на вопиющие безобразия в армии, на пытки в полиции и тюрьмах. И они могут многого добиться, ведь все эти мерзости в тюрьмах и в полиции несистемообразующие — Путин никогда не говорил, что он строит Россию, где будет культивироваться насилие.

«Если бы в Москве районные ОВД избирались и у них были бы жесткие функции — следить за порядком на детских площадках, разгонять хулиганов, не разрешать валяться пьяными на скамейках, они были бы подотчетны и разгоняли бы пьяных именно с вашей улицы и с вашей скамейки». Фото Максима Платонова

Но сейчас авторитарная российская система не позволяет контролировать все и вся — если бы вы жили в США, вы бы видели, что тот же шериф подконтролен гражданскому обществу, то есть он избираем, и в своих действиях он оглядывается на то, изберут его или нет. А у нас этого нет! Но если бы в Москве районные ОВД избирались и у них были бы жесткие функции — следить за порядком на детских площадках, разгонять хулиганов, не разрешать валяться пьяными на скамейках, они были бы подотчетны и разгоняли бы пьяных именно с вашей улицы и с вашей скамейки.

— Вы говорите, что гражданское общество может многого добиться. Сейчас можно что-то сделать против тюремных пыток?

— Пока чего-то можно добиться только контролем наших правозащитников. Но добиваться принятия этого полноценного контроля должны были бы прежде всего политические партии. Но у наших партий язык на замке. Кроме того, партии должны были бы контролировать процессы в здравоохранении и образовании, но никто этого не делал. А если партии не требуют контроля, то власть тут будет делать все что хочет.