От «баскардов» до «башкирцев»: судьба этнонима
Колонка историка о «баскардах», «баскирдах» и «башкирцах» и исторической судьбе носителей этих этнонимов. Часть 1
Колонка Салавата Хамидуллина о дне рождения Башкирской республики вызвала активную дискуссию наших читателей. Свой взгляд на средневековую историю Башкирии имеет кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств им. М.А. Усманова Анвар Аксанов. Как соотносятся между собой этнонимы «баскарды», «паскатуры», «баскирды», «башкирды» и «башкирцы»? Какова историческая судьба их носителей? На эти непростые вопросы в своей статье, адаптированной специально для «Реального времени», он постарался дать ответы.
«Этнонимы «баскарды», «башкирды» связывались с тюркоязычными предками современных башкир»
В источниках XIII—XVI вв. упоминаются такие этнонимы, как «баскарды» («Bascardi»), «паскатур» («Pascatur»), «баскирды» («Baschirdi»), «башкирды», «башкирцы» и т. п. В середине XX века в отечественной историографии прочно утвердилось мнение, согласно которому эти этнонимы связывались с тюркоязычными предками современных башкир. Утверждалось и то, что эти средневековые «башкиры» в период с XIII по XVI век непрерывно занимали территорию современного Башкортостана и прилегающие к нему земли. При этом основные аргументы, подтверждающие тюркоязычную принадлежность и многовековую автохтонность средневековых «башкир», исследователи находили в башкирских шеджере, бóльшая часть которых была записана только в XIX — XX веках! Однако зачастую историки не обращали внимания на то, что синхронные источники содержат сведения, не согласующиеся с этими представлениями (подробнее об этом см.: История татар Западного Приуралья. Т. I. Казань, 2016. С. 10—11, 233—235).
Католические миссионеры, накануне и после Великого западного похода Чингизидов совершившие путешествия в восточном направлении, в своих отчетах упоминают о «баскардах». По сообщениям Юлиана, Иоанна де Плано Карпини, Гийома де Рубрука и других авторов, «баскарды/бастарки/паскатуры» (встречаются и другие варианты написания этого этнонима) являлись «язычниками-венграми» и говорили на венгерском языке, а их страна, являвшаяся прародиной западных венгров-христиан, называлась «Великой (Старшей) Венгрией» («Magna Hungaria») и располагалась к востоку от Волжской Булгарии и к северу от «Комании», откуда проистекает река Яик. Юлиан и Матвей Парижский сообщают о полном опустошении Великой Венгрии татарами, а Гийом де Рубрук, посетивший Улус Джучи уже после завоеваний Батыя, писал о распространенности ислама среди населения Великой Венгрии. Опираясь на эти данные, Р. Хаутала предположил, что «после завоевания Великой Венгрии в 1236 году татары, по всей видимости, депортировали основную часть заволжских мадьяр из их области обитания в наказание за их длительное сопротивление (в течение 14 лет) и, что тоже вполне вероятно, способствовали притоку в регион нового населения мусульманской ориентации» (ссылки на эти и последующие источники см.: Аксанов А.В. От «баскардов» до «башкирцев»: судьба этнонима в XIII–XVI веках // Золотоордынское обозрение. 2017. Т. 5, № 4. С. 786–800. DOI: 10.22378/2313-6197.2017-5-4.786-800).
Выводы, сделанные на основе письменных источников, вполне согласуются и с заключением археологов, обосновавших типологическую близость могильников Венгрии с кушнаренковско-караякуповскими могильниками Приуралья. По мнению А.Х. Халикова, оставшиеся в Приуралье венгры жили на данной территории до монголо-татарского завоевания, в результате которого они были включены в состав покоренного населения.
Таким образом, у нас достаточно оснований полагать, что до установления власти Чингизидов к востоку от Волжской Булгарии располагалась обширная территория так называемой Великой Венгрии и на ней проживали заволжские венгры-мадьяры («баскарды/паскатуры»), которые только в результате 14-летней войны в 1236 г. были покорены монголо-татарами. Во время Западного похода Чингизидов католические миссионеры в восточных пределах Владимиро-Суздальского княжества повстречали «венгров-язычников», бежавших со своей родины «перед лицом тартар», то есть часть заволжских мадьяр в результате монголо-татарского вторжения бежала на запад. «Венгры-язычники» — «баскарды», которые бежали от татар и повстречались миссионерам на восточной границе Суздальской земли, могли быть предками «башкирцев», упомянутых среди населения г. Темникова в грамоте князю Еникеею Тенишеву от 1539 года. Правда, в дальнейшем темниковские «башкирцы» не встречаются в источниках, поэтому не исключено, что они вместе с темниковскими татарами были переселены в Приуралье и составили основу башкиро-мещерякского войска.
В то же время сохранилось солидное количество сведений, указывающих на то, что другая часть приуральских венгров была расселена по различным улусам Монгольской империи. Такая переселенческая политика зачастую применялась Чингизидами по отношению к народам, оказавшим наиболее серьезное сопротивление при завоевании. Письменные и археологические источники указывают на то, что оставшиеся после нашествия приуральские угры были переселены на территорию Булгарского улуса и Средней Азии, а оттуда, в свою очередь, население прибыло в Приуралье. Оставшееся угорское население, которое можно соотнести с археологическими чияликцами конца XIII — начала XV века, относительно быстро исламизируется. На завершающем этапе чияликской культуры (конец XIII — начало XV в.) обнаружены захоронения, осуществленные по канонам ислама, но с многочисленными пережитками «языческого угорского обряда: это круглодонные сосуды с характерной гребенчато-шнуровой орнаментацией, поставленные в изголовье могилы, остатки конской шкуры и бляшки-наглазники (Кушулевский, п. 1, 65; I Азметьевский, п. 44, 50, 93), женские украшения, среди которых наиболее часты подвески с желудевидными бусинами».
«Башкиры» и «мадьяры» имели общее происхождение»
На основе более поздних сообщений можно допустить, что на обширном пространстве Великой Венгрии Чингизиды учредили несколько новых улусов, основу которых составили переселенцы из Булгара и Средней Азии. Это подтверждается тем, что на данной территории появляются булгарские эпитафии и культовые сооружения, построенные в булгарском и среднеазиатском стилях. Г.Н. Гарустович выделил в Волго-Уральском регионе «булгарскую» и «среднеазиатскую периферийную» школы зодчества. По его словам, «строения двух этих школ зодчества легко различаются между собой, поскольку к «булгарской» школе относятся каменные мавзолеи, а к «среднеазиатской периферийной» школе — строения из обожженного квадратного кирпича». О близости материальной культуры Среднего Поволжья и Приуралья в золотоордынское время свидетельствуют и другие данные археологии. К тому же, по сообщению автора «Казанской истории», земли по реке Белой относились к Булгару. Учитывая данные письменных источников и археологии об исламизации приуральского населения, напрашивается вывод о том, что во второй половине XIII — XIV важную роль в исламизации местного населения сыграли мусульмане из Булгара и Хорезма. Видимо, столь значительная миграция населения ускорила не только исламизацию, но и тюркизацию оставшихся после нашествия приуральских угров.
Однако в северной части Великой Венгрии эти процессы шли намного медленнее. Вероятнее всего, поэтому вплоть до XV—XVI века в верховьях Камы сохраняются археологические культуры с угорскими чертами, и именно с этой областью синхронные письменные источники соотносят этнонимы «баскирды», «башкирды», «башкирцы» и т. п. Важно учитывать, что обозначенный район уже с раннего средневековья заселялся полукочевыми угорскими общностями. Более 400 памятников Ломоватовской культуры VI—XI веков с характерными угорскими признаками занимают «правобережье и левобрежье среднего и верхнего течения Камы от реки Чусовой и почти до верховий». А с XI до конца XVI века культуры Пермского Приуралья близки к чияликской археологической культуре. Важное наблюдение по этому поводу сделал В.А. Оборин. Согласно ему, «остяков, живших в XVI—XVII вв. в Кунгурском районе, вряд ли можно связывать с современными хантами… Остяки жили в районах, ранее занятых племенами сылвенской культуры и какой-то близкой к ней культуры в Среднем Прикамье. Происхождение этих культур связано с прониканием угорских (протомадьярских) племен с территории Башкирии».
Учитывая, что в Приуралье отсутствуют древние топонимы, связанные с корнем «башкир»/«башкорт», можно заключить, что это экзоним, произошедший от тюркского экзоэтнонима «баджа огур» — свояк огур, свояк угров. Тюрколог Н.А. Баскаков выдвинул следующее лингвистическое обоснование развития этой этнонимии: «badža oγur (свояк огур, свояк угров) > badž(a) oγur > badžγar получил форму madž(a) oγur > madžγur > madžγar > madjar, то есть, иначе говоря, этнонимы башкиры и мадьяры имели общее происхождение». Такая этнонимия согласуется с тем, что и католические миссионеры, имевшие личные контакты (!) с приуральским населением, называли «баскардов» венграми по языку, то есть уграми, и более ранние сведения Ибн Фадлана, повстречавшего (!) «башкурд», указывают на угорское происхождение этих племен.
Во-первых, Ибн Фадлан, знавший тюкские языки, вынужден был общаться с «башкурдами» через переводчика. Во-вторых, археологи А.М. Белавин и В.А. Иванов, исходя из наличия кушнаренковско-караякуповских материалов в степях Южного Предуралья, пришли к выводу, что «встреченные Ибн Фадланом «башкиры» были кочевые угры. И, скорее всего, деревянная палочка «величиной с фалл», которую (по сведениям Ибн Фадлана, — прим.авт.) «башкиры» вешали на себя и с которой каждый связывал свое появление на свет, являлась не в буквальном смысле изображением этого органа, а деревянным идолом-оберегом иттерма, подобным найденному в кургане №5 Бакалинского могильника». При этом выражение Ибн Фадлана о том, что «башкурды» — это народ «из числа тюрок» отнюдь не указывает на их языковую принадлежность, поскольку в историописании того времени тюрками назывались не только тюркские по языку кочевники Великой степи (печенеги, огузы, хазары и т. д.), но и тесно с ними связанные кочевники-мадьяры, которые по языку являлись уграми.
«Башкирския улусы» находились «за 700 верст за Казань»
А письменные источники XV—XVI веков связывают «баскирд/башкирд» и «Башкирскую землю» с верховьями Камы, с территорией Пермского Предуралья. По сообщению автора «Казанской истории», «башкирския улусы» находились «за 700 верст за Казань», причем под «за Казаньем», вероятнее всего, понимались земли, находившиеся к северо-востоку от Казани, поскольку при описании юго-восточных границ Казанского ханства этот летописец, как С. Герберштейн и другие авторы рассматриваемого периода, не упоминает «башкир».
Такое понимание текста Казанской истории согласуется и с более ранними известиями европейцев. По сообщениям М. Меховского от 1517 года, «за Московией на северо-востоке, на краю северной Азии, собственно называемой Скифией, находятся народы и области, подчиненные государю Московии, впервые покоренные князем Московским Иваном, а именно Пермь, Башкирия, Чиремисса, Югра и Корела». Аналогичные данные передает Альберт Кампензе (1523/1524 г.): «К северо-востоку от Московии, за Вяткою и Устюгом, в расстоянии пяти сот Немецких миль, живут Печоране и Вогуличи», за ними «живут другие Скифские племена, как то: Югры, Карелы, Башкиры и Черемисы».
Сведения европейцев о соседстве башкир с Пермью, Югрой, вогулами и черемисами не противоречат сообщениям «Таварих-и гузида – Нусрат-наме» (начало XVI в.), Утемиша-хаджи (середина XVI в.), Катиба Челеби (XVII в.) и Абдулгаффара Кырыми (XVIII в.), указывающим на близость «чимги башгырт»/«башкирских татар»/«башкурт» к тюменским татарам и вилайету Чимги-Тура (Тюменскому ханству).
А.М. Курбский, лично участвовавший в походе на Казань в 1552 г. и в последовавших за этим военных экспедициях по покорению народов Казанского ханства, оставил более подробное описание «башкир». В первом случае, характеризуя народонаселение ханства, он указал на то, что «тѣ живут башкирцы вверхъ великие рѣки Камы в лѣсах», то есть «башкирцы» населяли леса верховьев Камы. Далее в рассказе о походе 1553—1554 гг. А.М. Курбский сообщил, что передние полки, преследуя казанцев, «гоняху за ними аже за Уржумъ и Мѣтъ-рѣку, за лѣсы великие, и оттуду аже до башкирска языка, яже по Камѣ-рѣке вверхъ ко Сибири протязается».
«Башкирцы» упоминаются и в связи с нападением на пермских купцов в верховьях Камы, что зафиксировано в Указной грамоте Ивана IV Строгановым от 1572 г. и летописной статье под 1572 годом. О проживании «башкирцев» в верховьях Камы свидетельствуют и Ногайские дела, согласно которым в 1578 г. ногайцы «приходили… в Казанский уезд востяки на верх Камы воевать». И далее в источнике уточняется:«по реке по Каме на башкирцы и на остяки Казанского уезда… и башкирдцы и остяки, собрався, иных побили… ». А в статье Строгановской летописи под 1581 г. дана более конкретная локализация «башкирцов»: «он же злый (пелымский князь, — прим. авт.) по неволи взя с собою Сылвянских, и Косвинских, и Иренских, и Ивинских и Обвинских Татар, и Остяков, и Вогуличь, и Вотяков и Башкирцов множество». То есть, как и в предыдущих источниках, речь идет о верховьях Камы, а точнее, о ее притоках, располагавшихся к югу от Великой Перми.
Окончание следует