«Я сторонник полного женского равноправия. Но равноправия не карикатурного»

«Главный итог XX века, который все сломал, — это гомосексуальные браки»

— Денис Викторович, насколько волнуют сегодня российское общество проблемы гендера, феминизма, толерантности?

— На самом деле под влиянием этих тенденций находится очень маленькая прослойка людей по сравнению с общим населением страны. Когда-то Лев Толстой сказал: «Я счастлив, что «Анну Каренину» читает вся Россия». Тираж его романа тогда составлял 2 400 экземпляров. Пушкин тоже выходил тиражом 1 800 экземпляров, и это считалось очень много. То есть слой грамотных людей, которых тогда условно называли «всей Россией», был очень узкий. Сейчас он, конечно, гораздо шире. И в связи с социальными сетями произошли революционные изменения. Раньше между человеком, желающим высказаться, и слушателями стояла фигура редактора, издателя, владельца СМИ. Давным-давно мой старший брат работал в газете «Известия», и я видел, что в отделе писем работало огромное количество людей, которые читали приходящие в газету письма (а их было не меньше, чем сейчас постов в соцсетях — сотни писем в день). И был страшный фильтр — тематический, образовательный, стилистический. Чтобы пробиться со своим голосом на широкую аудиторию, надо было миновать жернова и сетки. Сейчас все по-другому: ты заводишь аккаунт и с помощью нескольких завлекательных фотографий котиков, красивой еды или светских людей создаешь себе аудиторию в 100— 00 человек и делишься с ними своими впечатлениями.

Но все равно, несмотря на эти грандиозные подвижки в соцсетях, тех, кого мы считаем людьми, сознательно готовыми публично обсуждать различные важные темы, очень мало. Даже если их стало в десять раз больше, чем раньше, их все равно очень мало. Это все равно что у меня есть кирпичный завод, он выпускал десять кирпичей, а потом стал выпускать сто, и я горжусь, что в десять раз увеличил выпуск — и все равно это мизерное количество, из ста кирпичей не сложишь даже крылечко.

Поэтому когда мы говорим, что эти идеи захватили общество, мы должны понимать, что они захватили очень узкую прослойку общества, прежде всего образованных и грамотных в широком смысле людей, привычных к публичным обсуждениям. Более того, людей, которые заинтересованы именно этим предметом. Потому что я знаю людей очень образованных и умных, которых проблемы гендера, феминизма, толерантности и политкорректности не интересуют вообще. Например, я интересуюсь литературой, а музыка проходит совсем мимо меня: когда моя хорошая подруга, музыкальный критик, называет разные имена, я ей только благодарен, узнаю что-то о мире музыки. Сам я совсем в этом не разбираюсь, хотя по всем правилам принадлежу вот к этому кусочку образованного сословия.

Поэтому кто интересуется, например, проблемами толерантности? Люди, которые почему-либо сделали это своей профессией. Профессиональные правозащитники, феминисты и феминистки, защитники ЛГБТ, прав инвалидов. Или люди, которых это коснулось, может быть, драматически — сами инвалиды, родители инвалидов или гомосексуалов, женщины, которые пострадали от насилия. Поэтому в любом случае это локальная проблема.

Хотя у меня есть друг, известный экономист, теоретик, огромная умница, Александр Александрович Аузан. Он декан экономического факультета МГУ, а значит — символическая фигура в экономической науке. 15 лет назад в кругу знакомых мы разговаривали с ним о том, каков самый главный итог XX века. Естественно, мы перечисляли: атомная бомба, ядерный синтез, генная инженерия, постколониальная эпоха, освобождение порабощенных народов. Он сказал: «Ничего подобного. Главный итог XX века, который все сломал, это гомосексуальные браки». Думаю, он прав. Потому что, как сказала знаменитая психоаналитическая дама, по-моему, Джойс Макдугалл, «культура — это взаимоотношение полов и поколений», то есть отношения между детьми, взрослыми и стариками и между мужчинами и женщинами. Когда взаимоотношения между мужчинами и женщинами подвергаются столь радикальной коррекции, столь же радикальной коррекции должна подвергнуться вся культура в целом. Приведу пример. В физике есть определенные константы: вода закипает при 100 градусах, ускорение свободного падения равно тому-то. Представляете, вдруг в нашем мире вода стала закипать при 150 градусах, а замерзать, наоборот, при 18. Все разъезжается: и техника, и моторостроение, и строительная механика, и просто домашняя жизнь, даже производство электроплиток. Все становится другим, когда константа исчезает.

«Александр Аузан сказал: «Главный итог XX века, который все сломал, это гомосексуальные браки». Думаю, он прав». Фото tvc.ru

— И что сломалось в обществе, когда ушла вот эта константа взаимоотношений между мужчинами и женщинами?

— Сломались представления о мужских и женских ролях в семье, обществе, государстве. Также сломались представления о том, что мы называем «природой». Издавна повелось, что, если мы хотим против чего-то возразить или что-то утвердить, мы говорим: «Послушайте, товарищи, сама природа так решила». Но выясняется, что ничего подобного, «сама природа» ничего не сделала. В свое время я, протестуя против слов про «саму природу», приводил в пример знаменитую статью русского этнографа Александра Максимова. Там говорится о том, что у чукчей были очень развиты гомосексуальные браки. И мне отвечали: «Ну это дикари, они не умели отличать мужчину от женщины». Но как же так? Ведь это, казалось бы, как раз дети природы. В общем, этот аргумент по поводу природы не совсем верен, в людях очень сильно социальное начало.

Но люди-природники не сдаются, проводят генетические исследования, хотят доказать, что гомосексуальность находится где-то в генах. Этот генетический подход играет на обе руки. Сторонники того, что это патология, говорят: «Раз это патология и генетика, значит, это надо лечить, все можно исправить». А другие говорят: «Природа с одними поступает так, а с другими — так. Мы же не будем лечить субтропики от жары, а Норвегию и Архангельскую область от холода?»

«Сфера приличного и неприличного в обществе разрушается»

— Кажется, что еще лет сто назад подобные темы о сексуальных предпочтениях было вообще неприлично обсуждать публично. Почему эта культурная норма изменилась?

— Это еще один интересный момент. Мужские и женские роли очень сильно связаны с областью публичного, приватного и интимного. То, что относится к проблемам взаимоотношений полов, находится в области отчасти приватного (мы женимся, празднуем свадьбу, чмокаем друг друга в щечку на людях), отчасти интимного (о том, что происходит за дверьми спальни, неприлично говорить). Между приватным и интимным есть зыбкая грань. И традиционные мужские и женские роли очерчивают область приличий. Вы будете смеяться, я читал, что даже в классической порнографии есть свои области приличия и неприличия. Приличные порнографические рассказы — где просто мужчина и женщина забавляются в свое удовольствие. Неприличные — там, где изнасилование, а еще более неприличные — где гомосексуалы.

Но сейчас сфера приличного и неприличного разрушается. Сами гомосексуалы очень этому содействуют. Они ведут себя примерно так, как вели себя победившие большевики в Октябрьскую революцию, как бы нарочито ломают все границы: «Раньше вы уважали очкарика-профессора, а сейчас мы его повесим за то, что он в очках и шляпе». Раньше человек из народа, приехав в Петербург, вел себя скромно, шел вдоль тротуара и присматривался, как себя ведут другие. А сейчас он выходит на середину бульвара, рвет на груди тулуп, может помочиться на любой памятник. Вот таким образом хамски, грубо, нагло победивший пролетариат и беднейшее крестьянство утверждали свое господство и свою полноценность — политическую, гражданскую, человеческую, какую хотите. И гей-парады из той же серии. Когда в Нью-Йорке проходит этот парад, огромный город парализуется на несколько дней, движение перекрывается. Я видел парад в Берлине из окна гостиницы: трещотки, петарды, крики, музыка, женщины, размалеванные в мужчин, мужчины, размалеванные в женщин…

То, что понятия о приличии и неприличии сдвигаются, касается уже и людей, которые вообще не интересуются ЛГБТ-тематикой. Например, детей можно перепеленывать на улице, менять памперсы в тесном купе вагона, не обращая внимания, что соседи морщатся от неприятного запаха. Мама смотрит на всех гордо: «Это же ребенок». И если женщине надо покормить грудью, это делается демонстративно. Это святое дело, но зачем напоказ?

«Я люблю детей, дети наше будущее. Но при этом я не считаю необходимой педолатрию — какое-то суеверное служение детям, когда они становятся какими-то священными особами, которым нельзя сделать замечание, одернуть, им нужно всячески потворствовать». Фра Филиппо Липпи. «Поклонение ребенку со святыми» (artita.ru)

Это все — следствие открытой гомосексуальности. Раньше она считалась неприличной. В высших, даже придворных сферах России, было очень много гомосексуалов, и русское общество вполне терпимо к ним относилось. Но никто об этом не шумел. Иногда могла проскользнуть эпиграмма Пушкина, но все делали вид, что он имел в виду вовсе не то. А сейчас это стало открыто и ярко. Или чуточку про другое. Я люблю детей, дети наше будущее. Но при этом я не считаю необходимой педолатрию — какое-то суеверное служение детям, когда они становятся какими-то священными особами, которым нельзя сделать замечание, одернуть, им нужно всячески потворствовать.

Как следствие, сдвигаются границы допустимого в литературе. Если твой герой ни разу не выматерился, значит, ты старый затхлый соцреалист. Если у тебя никто не занимается сексом на три страницы, ты неинтересный писатель.

Есть такое выражение «инклюзивное обучение». Так вот, про современную ситуацию можно сказать, что происходит тотальная инклюзия. То, что раньше было эксклюзивно (то есть выключено), сейчас стало инклюзивно (то есть включено): все можно, про все можно и желательно погромче.

«Я сторонник полного женского равноправия, но не карикатурного. Не считаю, что женщина должна быть морским десантником или укладывать асфальт»

— Как это отражается на теме людей с инвалидностью, с задержками психического развития?

— Существует идея, что мы должны включать этих людей в общеобразовательные школы. На самом деле этот вопрос чрезвычайно сложный. С одной стороны, гуманность вопиет: пусть человек хуже считает или соображает, он все равно человек, не животное, не овощ, к нему нужно хорошо относиться. Это правильно. Но в этом случае нарушается общая ситуация в школьном классе. Чтобы люди с нарушенными способностями могли справляться с заданиями, другие дети должны отставать от программы и терпеть. Вроде бы это хорошо: Христос терпел и нам велел. Но ведь существуют какие-то границы, меры. Я думаю, что соблюдение этой меры не должно быть никому обидно.

Однако есть те, кому это очень обидно. И это напоминает мне ситуацию 1918—1920-х годов. Человеку говорят: «Да, рабочие и крестьяне имеют все права. Но давайте все-таки не будем сбрасывать со счетов образованных людей, инженеров, врачей. Они дворяне, они вас учат, лечат, обеспечивают водопроводом...» Но человек против: «Ты буржуй, ты классовый враг, их всех нужно расстрелять, пусть у нас не будет водопровода, умоемся из речки, пусть не будет врача, полечимся отваром. Главное, что все будет справедливо и честно!» Вот так и здесь. Разговоры о том, что в этой инклюзии и толерантности нужна определенная мера, вызывают яростное сопротивление… Существует такая идеология: «Эпоха рабства закончилась, мы одержали победу, и теперь все будет так, как мы хотим».

«Раньше считалось, что «сама природа» хочет и само общество требует, чтобы женщина была женой, рожала ребенка. А сейчас оказывается, что ничего подобного». Фото prosto-ma-ma.ru

— Вы уже перечислили несколько категорий «униженных и оскорбленных», которые берут реванш. Вы также упоминаете в своих материалах одиноких женщин, тоже отстаивающих свои права. Вы имеете в виду феминизм?

— Я сторонник полного женского равноправия. Но — не карикатурного, не издевательского! Я не считаю, что женщина должна быть морским десантником или укладывать асфальт. Ведь и не каждый мужчина сможет служить морским десантником просто по своим физическим данным. В науке, искусстве, политике женщины должны быть равноправны. Считаю недопустимыми всякие шуточки про «бабу-дуру» и анекдоты про блондинок.

Однако этот реванш феминизма создает некую ситуацию. Раньше считалось, что «сама природа» хочет и само общество требует, чтобы женщина была женой, рожала ребенка. А сейчас оказывается, что ничего подобного. И если раньше был культ женщины с ребенком и жены при муже, то сейчас возникает культ либо одинокой не рожающей самостоятельной женщины, либо культ женщины с ребенком, которая все делает сама и прекрасно без этого мужика обходится. Хорошо это или плохо? Я думаю, что это просто другая ситуация. Но этот общий аромат существенно изменяет ситуацию в обществе.

Окончание следует