«Нам требуется мужская рука»: как мама и сестра погибшего бойца борются с бюрократией Пестречинского района
«Глава Пестречинского района Ильхам Кашапов стал разговаривать на повышенных тонах. Я ужаснулась, потеряла дар речи. Разве мама погибшего заслуживает такого отношения?» — говорит сестра бойца Собира Худайбердыева Гуллола Курбанова. По ее словам, администрация Пестречинского района Татарстана отказала им, двум оставшимся в семье женщинам, в поддержке. Худайбердыев принял решение записаться в татарстанский батальон «Алга» добровольцем, выполнял боевые задачи и погиб 6 февраля 2023 года в боях под Угледаром. Сомнений в том, что семье отдавшего жизнь за страну военного будет оказана необходимая помощь, нет. Однако для этого их история должна стать достоянием общественности. Как семье участника СВО приходится через суд и прокуратуру добиваться элементарной помощи и даже уборки снега, Курбанова рассказала в интервью «Реальному времени».
«Дом был в аварийном состоянии»
— Расскажите, как вы попали в Пестрецы, давно ли вы тут живете?
— Живем мы здесь с 2010 года. В Татарстан наша семья приехала из Узбекистана. Дом, где требуется вода, мы купили в аварийном состоянии, комиссия сказала, что он пригоден к жилью. Собир с братом его починили, там проведено и отопление, и свет, и газ — есть все, кроме воды. Ее брат набирал из колонки. У нас есть разрешение на проведение воды в дом, и на этом все остановилось.
Пока Собир жил в Казани, за домом смотрели мама и старший брат. Но потом он умер в связи с болезнью. И тогда там стал жить Собир вместе с мамой. Там же он был и прописан. Когда мама проводила брата на СВО, то я забрала ее к себе. До переезда обратно в Пестрецы Собир работал начальником охраны в «Татнефть Арене». А здесь стал трудиться сам на себя — шабашничал.
«Если не я, то кто пойдет?»
— Расскажите о Собире, как он отправился на СВО?
— Собир пошел сам, добровольцем, сказал: «Если не я, то кто пойдет?» Об этом он говорил постоянно. Пока брат проходил медкомиссию, я постоянно была рядом и всегда спрашивала: «Ты осознанно собрался идти?», он всегда отвечал утвердительно, так как должен быть там. Стали проходить медосмотр, съездили в Татвоенкомат, везде Собир все прошел, признали годным. 31 августа мы его проводили. Он попал в очень хороший батальон, все ребята были как на подбор и по комплекции, и по способностям. На учебку их отправили на Тоцкий полигон. Пробыли они там две недели.
После обучения их отправили в Херсон. С этими ребятами Собир служил почти полгода. 5 февраля он нам позвонил и сказал, что идет на штурм, с минуты на минуту должны сдать телефоны, если не перезвонит, то попросил не переживать, и все будет хорошо. В штурм они пошли под Угледаром в селе Павловка. Бой проходил 6 февраля, в их роте было 38 человек, бились они на протяжении 6 часов. В этом же сражении Собир и погиб.
«Указали не ту дату смерти»
— Как вы узнали о смерти брата?
— На следующее утро я была в больнице, мне позвонила жена сослуживца и сказала, что мой брат погиб. Из всех погибших ему повезло, тело Собира нашли и смогли вытащить с поля боя. Была проведена процедура опознания, позвонили и сказали, что ДНК совпала — это действительно он, попросили фотографию и документы. А потом уже брата привезли сюда, в Пестрецы.
Выяснился еще один факт. Оказалось, что спустя четыре дня после гибели его перевели в 10-ю танковую дивизию. Хотя он начинал с батальоном «Алга» и погиб там же, никуда не переводился, рапорт не писал. Когда Собира доставили в казанский морг, у него были ошибочно составлены документы, указали не ту дату смерти. Документы о смерти нам выдали неправильно, он погиб 6 февраля, а выдали 3 марта. Я неоднократно ходила в военкомат, чтобы поднять этот вопрос. Там толком ничего не могли объяснить. Тогда я написала в военную прокуратуру Новочеркасского гарнизона.
После моего обращения была проведена проверка, нам восстановили документы, где указали, что Собир действительно погиб 6 февраля. Добиться этого удалось только спустя 5 месяцев.
— Когда похоронили Собира?
— В феврале к нам пришли из военкомата и администрации Пестречинского района с извещением, что тело будет доставлено в ближайшее время, а 3 апреля мы его похоронили. На церемонии прощания нам сказали, что Собир награжден орденом Мужества посмертно, но получить его мы не можем до сих пор. Все еще находимся в его поисках. Я опять обратилась в военную прокуратуру, там ничего толком сказать не могли. У нас спросили о наличии указа президента России, но у нас его и не было. Позже нам сказали просто ждать, орден должны передать в военкомат. Спустя время документы на орден нашлись. Ждем, пока придет.
В день похорон мы потратили свои 17 тысяч рублей, нам сказали, что нужно потратиться, но эти деньги вернутся обратно через воинскую часть. После похорон я пошла в военкомат, сдала все документы на выплаты и на погребение. Но они потерялись, пришлось опять бороться, все восстанавливать, отправлять повторно, и уже самой. За погребение деньги мы до сих пор не получили. В воинской части сказали, что они не получали документы на Собира, ни квитанции, ни заявления. Пришла в военкомат разобраться, а там стали только разводить руками. Снова обратилась в прокуратуру, сказали, что все вернут в течение двух недель, но вторая неделя уже заканчивается, а денег пока нет.
— Были ли еще какие-то проблемы у Собира?
— Не могу также разобраться и с его зарплатой. Не получается дозвониться до единого расчетного центра, расчетные листы и их я до сих пор не получила. У него сентябрь и октябрь были даже не рассчитаны. Получил он только подъемные в сумме 360 тысяч рублей. Медаль участника СВО, которую дают погибшим и служащим, пришла только недавно.
Мы продолжаем биться и за орден, и за погребение, хотя ничего из этого нам Собира не вернет, но мы хотим получить что положено.
«Нам обещали, что будет уход за могилой»
— Вы говорили о проблемах с местом на кладбище, расскажите, пожалуйста, подробнее.
— У нас на мусульманском кладбище похоронен родной брат Собира, умер он 5 лет назад. На его могиле большая ограда, было место. Мама пожелала похоронить Собира там же, но когда нам принесли извещение из военкомата и администрации Пестречинского района, то нам сказали, что таких, как мой брат, хоронят отдельно. И на каждом кладбище будет Аллея Славы. Мама согласилась: раз полагается — значит полагается. Нам обещали, что будет уход за могилой.
Но через полтора месяца после похорон к нам обратились смотрящий кладбища и мулла, который читал молитву на похоронах Собира. Они сказали, что нужно убрать все искусственные венки и выложить брусчатку. Я стала возмущаться, на каком основании мы должны это делать? Разве аллею мы должны делать сами? Нам было сказано другое. Мы ответили, что это невозможно, ведь это наша могила, мы сами ухаживаем за ней, это наше право. Находится она в ухоженном виде, и то, что там лежит, значит, мы считаем это нужным. Я снова пошла в военкомат, чтобы разобраться, но опять не получила внятного ответа.
«Прокуратура подала в суд на администрацию Пестречинского района»
— Вы попросили администрацию провести водопровод в дом, где проживали мама с сыном, почему вам отказали?
— Да, в этом дома мама жила с Собиром, и в память о нем я хочу, чтобы там была вода. Так как колонка от дома находится в 100 метрах, пока брат был жив, воду носил. До ухода на спецоперацию брат хотел провести воду в дом, но уже не успел. А сама мама не может таскать воду из колонки в силу возраста, я этого делать тоже не могу. В администрации района нам сказали, что помощь будет оказана. Но обещания же не написаны на бумаге и быстро забываются.
Так прошло время, 8 августа мы пошли на прием к главе Пестречинского района Ильхаму Кашапову. Написала я заявление, с просьбой узнать, будет ли нам проводиться в дом вода. На встрече глава стал разговаривать на повышенных тонах, тогда я ужаснулась, потеряла дар речи. И сказал, что никакой воды в дом проводить не будет. Стал говорить, что мама там не проживает, а значит, и воду делать не будут. Но какая разница, дом же записан на маму, там она жила с братом. Да, его нет, она пока живет со мной в квартире, кто-то же должен за ней смотреть. Но раз она там не живет, поэтому и воды не будет.
Да, когда узнали, что брат погиб, мы сначала хотели продать дом, но потом мама передумала и решила оставить его в память о Собире. И решила воду проводить. Но по сей день ее там до сих пор нет. На днях был звонок из администрации, собираются назначить встречу, якобы нам должны провести воду.
По вопросу проведения водоотведения я написала письмо депутату Госдумы от Татарстана Айрату Фаррахову и в прокуратуру Пестречинского района. Фаррахов также сделал туда обращение с просьбой подключиться прокурору района Фанису Шайхаттарову. Сейчас районная прокуратура подала в суд на администрацию Пестречинского района за отказ в проведении водопровода. Первое заседание прошло 15 декабря, но оно было перенесено на 12 января.
Также на встрече я подняла вопрос по поводу Аллеи Славы, так как нам обещали. Кашапов ответил, что об этом речи не идет. А ведь за могилой Собира мы ухаживаем сами, косим траву, которая летом там была по колено.
«Разве мама погибшего заслуживает такого отношения?»
— С чем еще вы столкнулись после смерти брата?
— Один раз я ходила в местный фонд «Защитники Отечества», просила, чтобы на территории дома скосили траву и снесли старую баню. На следующий день оттуда позвонили и сказали, что траву скосить могут только перед воротами. Но как так? У нас же нет мужской силы, мы две женщины.
Недавно пришлось опять обращаться в прокуратуру, хотели попасть в дом, но перед входом сугробы оказались огромные. Попасть не смогли. Дом находится прямо у дороги, когда чистили дорогу — все сгребли к нам. Спасибо прокуратуре, которая помогла, вход прочистили.
Обращалась я и в соцзащиту, чтобы убрать старые ворота. А вместо этого нам предложили уход за мамой. Но он нам не нужен, за ней ухаживаю я. Нам требуется мужская рука, но во всем было отказано. Разве мама погибшего заслуживает такого отношения? Это нелепо, очень больно.