Михаил Абрамский, ИТИС КФУ: «Разработка искусственного интеллекта может стать новым Манхэттенским проектом»

«Потребность в продвинутых разработчиках уровня «мидлов» и «сеньоров» колоссальна»

— О недостатке ИТ-специалистов на российском рынке говорят сегодня практически все его участники. Буквально на днях глава Минцифры Татарстана Айрат Хайруллин говорил о том, что Татарстану не хватает 10 000 айтишников. Большая часть из них — это специалисты уровня middle и senior. Где их брать и действительно ли вы тоже наблюдаете этот дефицит на рынке?

— 10 000 — это примерная оценка. Но если бы министр озвучил цифру 20 000, я бы тоже не удивился. Потому что спрос на квалифицированных ИТ-специалистов, особенно разработчиков и тех, кто умеет работать с данными, колоссальный. Ведь это неотъемлемая часть цифровой экономики. К 2030 году треть рабочих мест в Татарстане должны занимать люди с цифровыми компетенциями. Это не значит, что все они должны быть разработчиками. Но кто-то должен обеспечивать эти рабочие места. Появляется целая экосистема, для которой нужны новые решения. Так что озвученная министром цифра совершенно не удивительная.

Потребность в продвинутых разработчиках уровня «мидлов» и «сеньоров» колоссальна. (Я далее буду где-то придерживаться иностранных формулировок, поскольку они устоялись в ИТ-сфере). Это дорогие для рынка специалисты, составляющие основу отрасли. Но их отсутствие обходится еще дороже. Скажем, кто такой middle-специалист? У него должен быть опыт и знания разработчика, до которых нужно поработать года три. Бывает так, что по компетенциям человек проходит, но желательно, чтобы он еще имел навыки тим-лида или опыт долгосрочных проектов. То есть важны еще софт-скилы. А если мы говорим про усредненного выпускника вуза, то он рассматривается индустрией как специалист уровня «джуниор».

— Так где же все-таки взять и подготовить столько квалифицированных специалистов?

— Есть разные способы, как их готовить. Это и проект инженерных школ, которые готовят инженерные кадры в том числе и для работы с программным обеспечением. Есть и подход с участием заказчика обучения от индустрии, по запросу которого готовят специалиста. По всей стране есть опыт запуска совместных программ с гигантами отрасли. И если работодатель заходит на площадку вуза, в котором готовится будущий специалист, и во время учебы дает ему профильные компетенции — то старшекурсник у него уже работает, а значит, из вуза уже имеет шансы выйти «мидлом».

Ведь, по сути, «мидл» — это человек, который претендует на зарплату, большую, чем «джуниор». Есть несколько вариантов, за счет чего он будет зарабатывать свои деньги — за счет глубоких технических знаний, за счет уникального опыта по координации проектов и специалистов или фундаментальных знаний математики.

Если бы министр озвучил цифру 20 000, я бы тоже не удивился. Потому что спрос на квалифицированных ИТ-специалистов, особенно разработчиков и тех, кто умеет работать с данными, колоссальный

«Минимум 5 000 студентов в КФУ так или иначе можно отнести к айтишникам»

— То есть подготовить нужное количество специалистов — реально?

— У нас нет другого выбора. Перед нами стоит задача, нам нужно ее решить. Каждый год мы увеличиваем количество выпускаемых специалистов. В этом году наш выпуск дорос до 250 специалистов, а набор — до 350 человек. Когда мы только открылись в 2011 году, набрали только 40 студентов. И это только наш институт. А ведь в нашем университете есть и другие институты, выросшие из классических факультетов, где тоже готовят потенциальных ИТ-специалистов. И они еще больше нас! Минимум 5 000 студентов в КФУ так или иначе можно отнести к айтишникам.

— Плюс есть еще КАИ, Университет Иннополис, другие технические вузы, где тоже есть эти направления подготовки.

— Конечно. Плюс еще надо помнить, что все 10 тысяч необходимых специалистов нельзя готовить одинаково. Они все должны готовиться в разных условиях, по разным направлениям, они разными способами будут получаться.

— Каких областей подготовки сегодня в первую очередь касается дефицит? Ведь ИТ — это огромная область. Кого не хватает на рынке особенно?

— Разумеется, большая часть рынка — это те, кто пишут код, разрабатывают его. Нужно много качественных разработчиков прежде всего. Или специалисты по информационной безопасности — тоже очень востребованный класс сотрудников.

— Разнообразные организации по подготовке ИТ-специалистов тоже сегодня пытаются угнаться за потребностью рынка в кадрах, специализированные факультеты есть сегодня едва ли не в каждом крупном вузе страны. Нет ли перегрева в этой части, не получится ли у нас через 5—6 лет ситуация, как в девяностых и нулевых, когда самым престижным образованием было юридическое и экономическое, а потом оказалось, что рынку не нужно столько кадров?

— Хочу подойти к этому вопросу с нескольких сторон. Во-первых, озвученная министром цифра в 9—10 тысяч «сеньоров». Они должны получиться не из 9—10 тысяч выпускников. Их должно быть гораздо больше. Потому что, во-первых, человек, получив диплом, может решить, что это не его — выберет другую работу, откроет бизнес. Есть пример, когда наша выпускница с красным дипломом поступила в художественное училище, а потом пошла учиться на сценарное мастерство. Поэтому, чтобы получилось множество «сеньоров», нам надо выпускать гораздо больше специалистов.

Во-вторых, возвращаясь к примеру с девяностыми годами. На мой взгляд, повсеместное открытие юридических и экономических факультетов не было вопросом кадрового рынка — это был вопрос престижности. А сейчас за каждым ИТ-факультетом стоят конкретные компании-работодатели, которые говорят: «Мы возьмем ваших выпускников на работу. Они нам очень нужны».

В-третьих, когда говорят «ИТ-специалист», очень часто имеют в виду человека с цифровыми компетенциями в широком смысле. Это может быть геолог, филолог, лингвист, медик, химик, но который владеет ИТ-навыками.

«Онлайн-образование — не волшебная палочка, которая превратит человека в айтишника»

— «Войди в ИТ» — слоган, который мы слышим сейчас чуть ли не отовсюду. Множество образовательных компаний организовывают онлайн-курсы, где обещают за 3—6 месяцев сделать из вас «джуниора», готового к работе в ИТ. Насколько такое обучение действительно эффективно?

— Лично мне легко было говорить о том, какой плохой этот онлайн, до двух моментов. Первое — до тех пор, пока я не подружился со многими из этих компаний, и второе — до того, как онлайн-образование открылось у нас в институте.

Онлайн — это особая форма обучения, она совершенно другая. Я как человек, который третий год организует университетское онлайн-образование, понимаю: там учатся совершенно другие студенты с абсолютно другой мотивацией. Онлайн — это для мотивированных людей. Это не волшебная палочка, которая превратит человека в айтишника. Скорее такое обучение может стать зерном, которое упадет в благодатную почву и взрастит в человеке эту компетенцию. Среднестатистический курсант может ждать, что он ничего не умел, а, окончив курс, станет понимать, что такое микросервисная архитектура. Но если это не подкреплено средой, в которой он будет практиковаться, делать проектную работу и погружаться в ИТ, стажироваться, участвовать в хакатонах, заводить соответствующее окружение, вряд ли что-то получится. Онлайн без этой части не сработает. Но если человек взаимодействует со средой — это может сработать. Но для этого нужна очень сильная внутренняя мотивация.

Есть хорошие примеры, когда люди проходили курсы и устраивались на работу. У нас есть интересный опыт, когда мы проводили курсы по тестированию для мам в декрете. Базовое тестирование имеет порог вхождения в профессию чуть ниже, чем, например, разработка, но здесь очень серьезные требования к софт-скилам. Человек должен быть скрупулезным, уметь описать проблему, журналировать ее.

— На айтишников сейчас учат и крупные экосистемные компании. Взять те же Сбер, Т-Банк, Яндекс. Они организовывают собственные лаборатории, школы, идут в вузы. Как вы оцениваете эту их деятельность и насколько конкурентно образование, которое они дают?

— Все компании, которые вы перечислили, — партнеры КФУ, и все они имеют с нами совместные образовательные программы. И не только КФУ, они работают со многими вузами. Большие компании как партнеры мне нравятся тем, что они подходят к вопросу широко и осознают: надо готовить специалистов не только для себя, но и для страны в целом. Небольшая компания, приходя в вуз, решает прежде всего свою задачу. Но когда это большой «бигтех», деятельность которого важна для всей страны, он задумывается и в целом о проблеме, и несет эту важную миссию. Я оцениваю их учебные программы положительно. Любому вузу сложно сделать ИТ-образование без партнеров. И когда они приходят, это очень положительно влияет на качество обучения.

«Деятельность Министерства образования часто демонизируется»

— Перейдем к университетскому образованию. К нему много вопросов: ведь на то, чтобы изменить учебную программу, порой требуются годы. При этом ИТ — сфера, которая меняется даже не каждый год, а каждый день. Как справляются с этим вузы?

— Как раз для этого и нужны упомянутые вами два других кластера ИТ-образования: онлайн-курсы и крупные компании. Когда они приходят с партнерскими программами в университет, происходит разделение того, кто за что отвечает. За практикоориентированность отвечает компания.

— А университет — за философию и математику?

— Этого не стоит недооценивать! На самом деле, философия или другой общегуманитарный предмет — все это трансформируется. У меня, как у декана ИТИС, есть запрос к преподавателям общегуманитарных дисциплин, я прошу учесть, что перед ними айтишники. Например, в качестве зачетной работы по истории они могут сделать тематический сайт. А что до философии — она развивает критическое мышление. Говорят же, что в XIX веке университеты готовили джентльменов. В смысле того, что выпускник — это человек образованный, разбирающийся, думающий, рефлексирующий. Это у университетского образования не отобрать.

Но! Хочу сказать, что практикоориентированность может быть и в вузе, если у него есть специализированное подразделение, находящееся во фронтире. Это может быть лаборатория, которая позиционируется в индустрии, участвует в конференциях, митапах и хакатонах. Там знания развиваются вместе с рынком.

Приведу пример из нашего института: мы уже 10 лет занимаемся геймдевом. И теперь, накопив компетенции, решили открыть кафедру по геймдеву. Есть уже даже первый кандидат наук, который защитился в этой сфере! Ведь геймдев — это не просто компьютерная игра, не надо так узко его воспринимать. Здесь, например, есть очень интересная область генерации сценарных прототипов. Ведь на их основе идет разработка еще и симуляторов, тренажеров, разработка ПО для телеуправления и многих других прикладных задач.

— А Минобр как на это смотрит? Говорит «О’кей, разрабатывайте программу и делайте что хотите»?

— Деятельность Министерства образования часто демонизируется. Но ФГОСы последнего поколения, к примеру, не регламентируют перечень предметов и образовательных технологий. Пожалуйста, придумывайте, экспериментируйте! Конечно, есть универсальные компетенции, которые обязательно нужно учесть, но есть и достаточная свобода у университета на то, чтобы делать собственные адаптации.

«В реальности первой вашей работой в ИТ будет конвейер»

— Кто к вам сегодня приходит, с какими надеждами — и кого вы реально выпускаете? Мальчик с мечтой стать крутым разработчиком эту мечту выполнит?

— Индустриальный разработчик ПО — это основная специальность, которую мы выпускаем. Ее можно делить на веб, мобильную разработку и другие сферы ИТ. Это человек, который пишет код, берет существующие инструменты, компонует с их помощью решение, проверяет его.

Есть у школьника, который еще не погружен в среду, иллюзия. IT в его понимании — это стартапы, новые проекты, вкусный кофе, возможность сидеть под пальмой с ноутбуком и из любой точки мира зарабатывать большие деньги. Но надо понимать, что это все приходит, когда вы уже поработали определенное время. А в реальности первой вашей работой в ИТ-сфере будет конвейер. Много мелких задач, которые разработчик должен решать. Надо заставить себя это делать, быть усидчивым, говорить опытным коллегам, если что-то не получается. Надо уметь оценивать время, которое вы потратите на решение конкретной задачи.

В этом и состоит одна из наших задач: подготовить человека, который начнет встраиваться в индустрию не после окончания вуза, а уже внутри университета будет понимать, к чему готовиться. Самое страшное, что со студентом может случиться в университете, — это двойка. А в компании — как минимум финансовые потери. Поэтому пусть он лучше во время учебы набьет все эти шишки. Научится коммуницировать с людьми, сделает ошибки, научится их прорабатывать.

— Все, о чем вы сейчас говорите, — это софт-скилы.

— Конечно! В этом и заключается главная иллюзия будущего айтишника — в том, что это все ему не нужно. А на самом деле нужно! И это то, что должен организовывать университет. Ведь в онлайн-курсе это сложно воспроизвести.

— Проходные баллы на околоайтишные специальности традиционно высоки во всех вузах. Что с этим у вас в ИТИС, какой был проходной балл в прошлом году на бюджетные места?

— Проходной балл зависит от года. Вот уже три года у нас они варьируются от 268 до 273. Мы этим очень гордимся. Причем эти проходные баллы — это ведь не на десять мест! У нас 70 мест общего конкурса на бакалавриат. Проходной балл на англоязычные программы еще больше.

Есть в университете и другие программы ИТ-обучения. У каждого есть своя ниша.

Самое страшное, что со студентом может случиться в университете, — это двойка. А в компании — как минимум финансовые потери. Поэтому пусть он лучше во время учебы набьет все эти шишки.

— Много ли у вас учится студентов из других регионов России и из других стран?

— Больше половины, а порой и больше 60%. Это могут быть не только соседние регионы: едут к нам и из Сибири, с Кубани, с Дальнего Востока. Казань — один из центров притяжения, это комфортное место и для иностранных студентов. У нас в институте сегодня защищались ребята из Нигерии, Колумбии, с Ближнего Востока. Число иностранцев у нас растет, их сегодня 10% от всего количества студентов у нас в институте. А еще пару лет назад мы открыли англоязычную программу образования, это и для наших преподавателей тоже хороший опыт, который нас развивает.

«Сейчас нам всем нужно развивать, кроме ИТ-грамотности, еще и ИИ-грамотность»

— Как вы думаете, нужно ли в принципе человеку получать фундаментальное образование, чтобы успешно развиваться в ИТ? Ведь практика показывает много примеров, когда сильными разработчиками становились и люди, не имеющие профильного диплома.

— Универсальной «таблетки» или «прививки» нет. Нельзя сказать: «Если ты получишь фундаментальное образование — ты точно станешь айтишником». Вузу часто задают вопрос: «А вы вообще зачем? Мы ведь можем пойти в корпоративное образование или на онлайн-курсы». На этот вопрос много ответов. Во-первых, вуз — это социальная история. Часть жизни, которая понятна человеку в нашей стране. Человек после школы становится студентом, у него начинается переход между детством и рабочей жизнью. Он уже взрослый человек, но еще имеет право на ошибку.

Во-вторых, фундаментальное образование, как я уже сказал, сейчас трансформируется. Попытки говорить о том, что фундаментальное образование не нужно, небеспочвенны. Объясню почему. Студент может попасть в ситуацию противоречия, когда он поступил в вуз и хочет быстрее развиваться и начать делать проекты. А ему нужно сдавать фундаментальные дисциплины. Он говорит: «Но я же не за этим поступал?» Но ничего другого, кроме как университетская школа мышления, человечество пока не изобрело. Уметь учиться, осваивать большой объем знаний человек учится именно в вузе. Еще один важный аспект — профнавигация. Университет должен привести студента к выбору профессии с возможностью посмотреть на нее, возможно, отказаться от нее и выбрать что-то другое.

Много причин, по которым я сказал бы, что фундаментальное образование необходимо. Но не буду спорить: есть случаи и ситуации, когда студент уходил из университета и становился успешным человеком. Но это не признак того, что «фундаменталка» не нужна.

— Какие направления в области ИТ будут развиваться в ближайшее десятилетие, на что стоит обратить внимание сегодняшнему абитуриенту?

— Есть технологии, которые при появлении дают всплеск, а потом занимают определенную нишу. К таким технологиям я отнес бы все, что связано с финтехом и электронными деньгами, вплоть до блокчейна и криптовалют. Это важная, очень серьезная дисциплина на стыке криптографии, цифровых денег. И она будет развиваться, создавая абсолютно новую экономику.

Следом — роботизация. Чем быстрее дешевеют роботы, тем быстрее будет развиваться эта сфера, и процесс уже начался. Еще одно перспективное направление — все, что связано с иммерсивными средами: виртуальная реальность, нейроинтерфейсы. Очень востребованными будут специалисты по анализу данных.

И, конечно, очевидно, это искусственный интеллект. Сейчас нам всем нужно развивать, кроме ИТ-грамотности, еще и ИИ-грамотность, чтобы понимать, к чему это приводит. Дальше — все, что связано с персональными помощниками в работе. Некоторые наши студенты говорят старшекурсникам: «Мы не знаем, как вы учились без ChatGPT». Браузер с подсказкой, сам доступ к ИИ — все это для современного студента данность. Надо понимать, как это работает, потому что, развиваясь, искусственный интеллект будет трансформировать саму отрасль.

Человек после школы становится студентом, у него начинается переход между детством и рабочей жизнью. Он уже взрослый человек, но еще имеет право на ошибку

«С ИИ не надо бороться, с ним надо научиться работать»

— Есть мнение, что впоследствии будут вводиться даже специальные дисциплины, связанные с искусственным интеллектом, например правовые или даже психология ИИ.

— Такие дисциплины уже есть. Например, у нас в магистратуре разбираются подобные вопросы. Мы с нашими психологами и философами об этом говорим. Но вообще, ИИ будет трансформировать саму сферу и в целом процесс разработки. Мы в рамках нашей лаборатории завершили со студентами исследование, посвященное влиянию использования CoPilot (ИИ-ассистента, который помогает писать код) на процесс разработки. Результаты очень серьезные. Мы взяли одинаковых по уровню студентов, часть из них использовала CoPilot, а часть — нет. Выяснилось, что человек, который не знает технологию, с использованием ИИ-ассистента написал работающий код быстрее, чем человек, который эту технологию знал.

— Какой из этого можно сделать вывод?

— Время, которое отводится разработчику на задачу, определяется тем, сколько он будет писать код. Выходит, что с использованием ИИ код, на который раньше уходил весь день, разработчик будет писать за час. Пока получается, что выгоднее использовать искусственный интеллект. И это совершенно ломает устоявшиеся подходы в индустрии.

— Заменит ли ИИ разработчика-«джуниора»? И не выйдет ли так, что через четыре года те, кто сейчас поступает к вам в надежде стать разработчиками, окажутся не у дел, потому что проиграют конкуренцию роботу, который будет писать код?

— Классическая разработка ПО через какое-то время трансформируется. И произойдет это в ближайшие лет пять. Но, по сути, технологии уже некоторое время отмирают. Есть языки-ассемблеры, которые до сих пор в обязательном порядке преподаются на некоторых компьютерных факультетах. Но зачем? Ведь на них разрабатываются только специализированные решения, они массово больше не используются.

Возможно, что через некоторое время базовое программирование станет таким же «ассемблером». Но появляются новые истории. Например, профессиональный промпт-инжиниринг. Как попросить искусственный интеллект сделать то, что ты хочешь? Мне кажется, это маячит перед нами и приходит на смену базовому программированию. Искусством разработчика теперь будет не только написание кода, но и умение попросить ИИ написать нужный код, оценить его по классическим критериям. А классические критерии нужно откуда-то знать.

Кроме того, «сеньоры» просто так не возникнут, они вырастают из обычных разработчиков. А значит, нужно, чтобы еще в университете будущий ИТ-специалист уже учился работать с ИИ. С ним не надо бороться, с ним нужно учиться работать.

Есть такой параметр у ИИ — называется он температура, и этот параметр можно регулировать. И чем выше мы поднимаем температуру, тем сознание ИИ «спутаннее», тем больше нейросеть будет проявлять таких галлюцинаций.

— А нужно как-то ограничивать развитие искусственного интеллекта, бороться с ним? Я слышала, что уже есть опасения крупнейших специалистов в области ИТ о том, что надо вводить международное госрегулирование, иначе развитие будет неконтролируемым и непонятно, до чего может дойти ИИ в своих посылках и методах. Мы ведь не живем в книге Азимова, где действуют три закона робототехники.

— Это правда. Госрегулирование развития искусственного интеллекта будет, это неизбежно. Проведу параллель с ядерным оружием. Вещь, которая появилась в рамках гонки вооружений в середине прошлого века. После ужасной трагедии ее первого применения весь мир осознал, что произошло. И началось управление этими вещами, сдерживание. А сейчас говорят, что разработка искусственного интеллекта может стать новым Манхэттенским проектом. Во-первых, потому что в создание собственного ИИ будут вкладываться силы государств. Во-вторых, рано или поздно введут регулирование. Как, собственно, и интернет, который на заре был диким полем, а сейчас очень даже упорядочен и зарегулирован. У любой технологии есть такой путь развития: на определенном этапе она институционализируется и начинает регулироваться.

— А технически реально зарегулировать ИИ? С учетом его самообучения и саморазвития?

— Еще одна параллель — добыча нефти. Страны договариваются о снижении уровня добычи, чтобы удерживать определенные цены на нее.

— Но нефть сама себя не развивает.

— Вопрос заключается в появлении сознания. Пока массовый ИИ — это нейронные сети, которые используются для диалогового общения. Все зависит от того, какие функции на ИИ возложить. Если это функции, связанные с поддержкой принятия решений, — это одно. А если вы подключаете к нейронной сети какой-то объект управления — даже на нынешней стадии развития может что-то плохое случиться, потому что ИИ может ошибаться. У него, кстати, даже бывают «галлюцинации»! Например, когда мы спрашиваем о чем-то ChatGPT, он может выдать абсолютно правдивый ответ. А может придумать отъявленный бред. Есть такой параметр у ИИ — называется он температура, и этот параметр можно регулировать. И чем выше мы поднимаем температуру, тем больше нейросеть будет проявлять таких галлюцинаций.

— Сейчас стало еще страшнее.

— Я вас успокою. Любая технология, когда возникает, вызывает опасения. Конечно, ее надо просвещать и ее надо регулировать. Нет в мире ни одной неуправляемой технологии, все они законодательно зарегулированы. И здесь тоже это нужно.

Второй момент — важно, что именно мы доверим искусственному интеллекту. Если останемся в рамках систем принятия решений, которые подсказывают что-то человеку, у ИИ не будет доступа к контролю реально опасных вещей. А испортить что-то можно уже сейчас, если подключить его напрямую к управлению. В конечном счете все сводится к тому, допустит ли это человек.

Уверен, все будет хорошо!