Кирилл Шлыков: «Вечерняя Казань» должна оставаться городским изданием»

Вторая часть. Первая часть здесь.

«Издание всегда было сильно тем, что умело подстраиваться под время»

— Какие конкурентные преимущества есть у обновленной «Вечерней Казани»?

— Как мне кажется, наше конкурентное преимущество в команде. В редакторском составе. Это, естественно, мое личное мнение. Редакторский состав и команда журналистов, которая собралась сегодня, способна на достижение больших целей. Для меня это является главным конкурентным преимуществом. Неравнодушные люди, которые хотят чего-то добиться в профессии. А нюансы, какие-то технические вещи, они примерно у всех одни и те же. Сложно придумать что-то новое, изобрести велосипед. Другой вопрос — насколько быстро ты умеешь крутить педали. Если быстро крутишь — будешь впереди. А если любишь ехать не спеша, враскачку, будешь ехать позади остальных.

— Основная тематика обновленного издания — «социалка»?

— Одна из тем. Вторая тема, которая для нас очень важна, — это экономика и промышленность. Потому что мы понимаем, что Казань является крупным промышленным городом. Здесь сосредоточено огромное количество предприятий. Экономика занимает важную составляющую в жизни Татарстана. Для нас супермегаважно, чтобы в «Вечерней Казани» были сильные большие аналитические материалы на тему экономики и промышленности. Мы специально под это взяли журналистов, которые не работают с событийкой, а сосредоточены на подготовке именно этих больших аналитических материалов с погружением, с экспертным мнением. У них есть время, чтобы подумать, проанализировать и выдать качественный грамотный контент. И я должен отдельную благодарность высказать учредителю. Когда мы писали концепцию, я говорил, что эти люди обязательно нужны. Он со мной согласился, что должен быть не только событийный новостной поток, но и люди, которые могут подумать и проанализировать происходящие события. Это очень важно для нас.

— Я видел у вас аналитику, которая была посвящена позициям Казани среди других регионов по каким-то показателям…

— По бюджету. Этот материал вчера вышел.

— Мне понравилась там инфографика.

— Это как раз наша креативная составляющая, о которой я говорил ранее. Елена Вавилова, креативный продюсер, отвечающая за то, чтобы материал был не просто «много букв», но и содержал креатив, который потом можно использовать в работе с социальными сетями. Я же не могу заставить аудиторию прочитать 10 тысяч знаков, которые есть на сайте. Мы понимаем, что 70—80% трафика генерируется из мобильных устройств, мы должны под это подстраиваться. И часть этой работы — хороший дизайн, информативные карточки, инфографика и прочие маленькие форматы.

— Честно говоря, наблюдая за вашей работой в «Вечерней Казани», я не смог сформировать четкое понимание позиционирования издания. «Вечерка» на моей памяти никогда не была городской газетой, это всегда было общественно-политическое издание, больше даже политическое. На мой взгляд. Несколько лет все держалось на авторах. Последние несколько лет писали обо всем подряд с акцентом на проблемные темы. Как тобой формулируется позиционирование издания сегодня?

— Когда я пришел в издание, я очень внимательно изучил историю издания. Ты знаешь, как вообще появилась «Вечерняя Казань»?

— Только что-то понаслышке…

— К вопросу о том, что «Вечерняя Казань» — это городское издание. В свое время в Советском Союзе собралась какая-то группа людей и решила, что во всех городах-миллионниках должны появиться периодические издания, которые будут рассказывать о жизни в этих городах. «Вечерняя Казань», «Вечерняя Самара», «Вечерняя Уфа» и так далее. Если сегодня мы посмотрим, до сих пор эти издания сохранились в том или ином виде. «Вечерняя Казань» исторически была городским изданием, и создавалось оно для городских жителей. Чтобы горожане знали, чем город живет, какие проблемы существуют и как их собираются решать. Вот задача, которая была поставлена перед тем, как запустить издание в 1979 году.

Коллектив газеты «Вечерняя Казань» всегда умел адаптироваться под то время, в котором жил и работал. Сначала они адаптировались под советский период, потом под перестроечный, потом под 90-е, криминал и чернуху. Потом начались нулевые, они много писали про политику. В какой-то момент даже оказались оппозиционным изданием, или не оппозиционным… Но это веяние времени. Издание всегда было сильно тем, что умело подстраиваться под время. Это одно из условий долголетия издания. Если оно не умеет адаптироваться под современные реалии, оно будет постепенно умирать.

Мы говорим сегодня, что «Вечерняя Казань» должна оставаться городским изданием. Но мы же не должны, условно говоря, жить прошлым. Мы должны жить настоящим и подстраиваться под сегодняшние реалии. О чем они нам говорят? Что Казань является крупным промышленным городом, что здесь сосредоточено огромное количество предприятий. О том, что казанцы сегодня живут не только в районе улицы Кремлевской, но и в пригороде. О том, что есть «Салават купере», есть Куюки. Казань развивается, расширяется. Есть много поселков, где живут те же самые казанцы, которые приезжают сюда в город работать, привозят детей в школы. Мы тоже об этом говорим, это тоже жизнь города.

Вот какое у нас позиционирование. Мы исходим из того, какой Казань является сегодня. Мы не можем писать только о том, какой Казань была в начале нулевых. Мы должны писать о том, что волнует людей сегодня. Если людей волнует, как добраться из точки А в точку Б, и они говорят, что на Мамадышском тракте пробки и надо решать эту проблему, мы будем писать об этом. Если людей интересует, станет ли платным Вознесенский тракт, об этом много разговоров среди жителей города, меня этот вопрос тоже волнует как жителя города, мы про это тоже будем рассказывать. Если люди жалуются, что у них перебои с водой, проблемы с вывозом мусора, мы будем об этом рассказывать. Это все городская жизнь, городские проблемы, о которых городское издание должно говорить. Поэтому тут, мне кажется, все достаточно просто и понятно.

— Если бы я руководил изданием с таким позиционированием, я бы задавал сам себе вопрос: если у мэрии города есть свой портал kzn, где они публикуют все самое новое и важное из городской жизни, есть право «первой ночи» у «Бизнес Онлайн», который сначала все это публикует в формате слива и слухов, а потом это публикуется на kzn... Как они вчера опубликовали: оказывается, была какая-то встреча краеведов по поводу названий улиц в районе Новой Портовой. СМИ об этом мероприятии не знали. Так вот, по поводу вашего позиционирования: ваши учредители так или иначе связаны с властями города, поэтому сильно ругать их вы не сможете. В то же время все эксклюзивы публикуются в имеющихся ресурсах. Вы обречены работать с горожанами, но как вы будете это делать? Как это будет работать с твоей профессиональной точки зрения? Как вы будете писать? Чем отличаться от остальных? Какова ваша фишка?

— По поводу связи учредителей и мэрии — это, мне кажется, какие-то твои фантазии. На самом деле ничего такого нет. Что касается того, что мы помогаем людям — это же классно. Что касается жесткой критики в адрес мэрии, то если есть проблема, о ней надо говорить. С точки зрения профессиональной журналистской работы мы просто должны предоставлять слово всем сторонам. Если человек придет и пожалуется, допустим, на замусоренность, то в мэрии же тоже видят, что эта проблема есть, и не закрываются от нее. Они сами ее поднимают и обсуждают. И мы это показываем, что надо эту проблему решать и с людей, которые отвечают за это, должен быть спрос. А что ты подразумеваешь под жесткой критикой?

— Жесткая критика — это то, что было в «Вечерней Казани» до прихода нынешнего инвестора. Когда газета писала максимально жестко и остро, переходила на персоналии. И это находило отклик у аудитории, потому что остальные были причесаны.

— Возможно, «Вечерняя Казань» занималась этим, когда еще выходила газета. Мне сложно оценивать, насколько газета была жесткой. Это эмоциональный момент, субъективный.

— Например, «Метшин, доколе!?» в заголовке статьи — это жестко. Знаешь, как в общепите: бывает вкусно и невкусно. Может показаться, что это тоже субъективное понятие, но на самом деле нет, все профессиональные рестораторы знают, что бывает вкусно, а бывает невкусно — объективно. Так и в СМИ.

— Вот сейчас мы пишем материал про «Водоканал». Никак не можем до них достучаться. Это какая-то черная дыра. А нам хотелось бы, чтобы в этом материале позиция предприятия была как-то обозначена. Но если она не будет обозначена, это же их проблема, а не моя. Это уже вопрос не с точки зрения позиционирования, а с точки зрения коммуникации, людей. Это же не мы с тобой придумали, что надо предоставлять слово всем сторонам. Да, есть авторская журналистика, а есть репортажная. Ты должен рассказать о проблеме и попытаться дать возможность ответить на жалобы и претензии. Чтобы те, кто жалуется, получили ответы на свои жалобы и вопросы.

Если журналист пишет запрос, он хочет получить ответ. Если он ответ не получает, он пишет, что сторона не дала ответ. А сторона потом начинает обижаться и говорить про издание неприятные вещи. Мне очень не нравится, что у нас во всем обвиняют журналистов. У нас такая черта. Сейчас уже в меньшей степени, но одно время журналисты были виноваты во всем. С чего это они решили? Пытались журналистов загнать в определенные рамки. Зачем это делать? Просто общайтесь с журналистом и все, ему нужно только это — чтобы ему давали информацию и отвечали на вопросы. Журналист, понимая, что для решения какой-то проблемы нужны деньги, время и другие ресурсы, доносит это до аудитории. А когда с журналистом не общаются, материал такой и выходит, что сторона проигнорировала запрос — то есть не выходит на связь. Вот у «Водоканала» проблема с коммуникациями со СМИ…

— У «Водоканала» проблема с коммуникациями во всех смыслах.

— Видишь, как мы хорошо придумываем заголовки.

«Когда ты как представитель СМИ имеешь доступ в те кабинеты, в которые не всегда могут или хотят зайти блогеры»

— А зачем вообще нужны средства массовой информации в нашем мире, который наполнен telegram-каналами, блогерами, микро- и макро-инфлюэнсерами. Когда у нас все читают и смотрят Собчак, иноагента Пивоварова. Зачем мы с тобой нужны в этом мире?

— Зачем мы с тобой нужны — это не нам с тобой решать. А зачем нужны СМИ? Наверное, затем, чтобы у людей была возможность сформировать у себя определенную картину мнений. И критическое мышление. Есть возможность прочитать «Телеграм», посмотреть «ВКонтакте», СМИ-иноагенты, государственные СМИ, коммерческие СМИ и сложить определенную картину мира. Это классно. Когда существует одна площадка — это не очень хорошо. А когда огромное количество разных мнений, человеку так лучше. Я не говорю, что проще, но лучше. Есть возможность выбора.

В этой череде площадок мы занимаем свое место и должны бороться за качество производимого продукта. Внутри редакции должны для себя ставить задачу писать грамотные тексты, формировать интересные заголовки, рассказывать людям о том, что их волнует и интересует, помогать людям находить ответы на их вопросы. Инфлюэнсер, что ли, будет писать запрос в «Водоканал», прости господи? Есть люди, у которых такая профессия. Я часто слышу, что такой профессии нет, но это не так. Я по профессии журналист, у меня есть соответствующий диплом. Этому надо учиться. Ты можешь работать журналистом, будучи экологом, биологом, химиком, экономистом, это да. Это будет авторская журналистика, но не традиционная журналистика в ее классическом понимании.

— Традиционная классическая журналистика вообще нужна?

— Да, конечно. Это показывает и отклик аудитории «Вечерней Казани». Людям нужно приходить куда-то жаловаться, просить о помощи, а мы можем помочь. «Вы же СМИ, вы же журналисты, нашу проблему увидят, о ней узнают и нашу проблему решат». Журналисты нужны для того, чтобы держать определенную связь с властью. Когда ты как представитель СМИ имеешь доступ в те кабинеты, в которые не всегда могут или хотят зайти блогеры.

— А если блогеры смогут зайти, СМИ тогда умрут?

— Они заходят, как мне кажется, в каких-то отдельных случаях, но в своей массе — нет. Потому что они занимаются бизнес-проектами, зачем им ходить по кабинетам с вопросами от простых людей? Они заточены под то, чтобы зарабатывать деньги. Да и их аудитории наши темы не интересны. Ей интересно, какой кофе блогер сегодня пьет: растворимый или зерновой. С точки зрения бизнеса это так выглядит. Я, как блогер, настроен на заработок денег, а не социальную пользу.

— А telegram-каналы как ты оцениваешь с точки зрения конкуренции со СМИ?

— Вообще супер. Я за любую конкуренцию. Мне очень нравится. Павел Дуров красавчик, умеет создавать продукты, которые помогают СМИ и не дают СМИ расслабиться. Это к вопросу о том, выживут или не выживут СМИ. Пока мы существуем, сколько было создано соцсетей и площадок? Но мы же продолжаем жить и работать. И та конкуренция, которая сегодня существует с социальными сетями, просто необходима журналистам. Когда у нас в редакции на планерке кто-то начинает предлагать темы, начиная со слов «вот, в «Телеграме» написали…», сразу возникает вопрос: а ты тогда зачем? Почему ты берешь тему из «Телеграма»? Найди тему, о которой после того, как ты напишешь, расскажут в «Телеграме». Вот так надо работать. В этом сегодня конкуренция.

«Рекламодатели неглупые люди и прекрасно понимают, что такое цитируемость. Они прекрасно осведомлены о различных рейтингах»

— Материал потом украдут и опубликуют.

— Да пусть крадут. К вопросу о ссылках на источники. Я всегда к этому относился очень просто. Если ты делаешь классный хороший контент, зачем тебе звонить кому-то и ругаться по поводу ссылок? Если ты делаешь интересный контент, у тебя будет аудитория, даже если этот контент у тебя будут воровать. Все равно найдутся те, кто на тебя сошлется.

— То есть пусть так оно и будет? Воруют — и ладно, не воруют — и хорошо? «Вечерняя Казань» ссылается на источники?

— У нас позиция, что если ты можешь эту информацию подтвердить, не надо ставить ссылку. Если ты прочитал где-то про тендер, залез и сам нашел этот тендер, то публикуй без ссылки на того, у кого прочитал. Если не нашел, не подтвердил, тогда тебе нужно сослаться. Недавно у нас выходил аналитический материал о нехватке складов в Казани. Там у нас как раз приводилась ссылка на «Коммерсантъ», который пообщался с компанией «Вкусвилл». У меня к журналисту был вопрос: почему мы ссылаемся на «Коммерсантъ»? Почему мы не подтвердили эту информацию сами? Не было времени. Ладно, я понимаю, дедлайн есть дедлайн. В идеале здесь мы, увидев эту информацию, должны были обратиться к первоисточнику.

— То есть по «Медиалогии» и индексу цитируемости ты не ставишь для «Вечерней Казани» никаких целей и задач? Ты его игнорируешь?

— Нет, я за ним слежу. Это тоже спортивный интерес. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Естественно, я хочу встать во всех рейтингах выше всех.

— А как тогда двигаться в рейтинге «Медиалогии», если не выстраивать работу по цитируемости?

— Делать качественный контент, на который захочется ссылаться другим людям. Который захочется распространять. Не секрет, что есть СМИ, которые вступают друг с другом в сговор и начинают ссылаться перекрестно. Большие медиахолдинги любят это делать, повышая таким образом свою цитируемость. Ну и что, ну повысил ты цитируемость, и что?

— Псевдоцитируемость.

— Это псевдоцитируемость. Ну повысил ты ее. Качество контента у тебя от этого лучше, что ли, стало? Любого спроси: все говорят про качество контента. Зайди в ведомства, к рекламодателям — всем нужен качественный контент. Когда ты предлагаешь свои услуги, ты же должен понимать — сможешь ты выдать качественный продукт тому или иному партнеру или нет? Даже если ты будешь гипер-, суперцитируемым, но твоя команда не в состоянии сделать проект для партнера. Но зато у тебя огромное количество СМИ, которые друг на друга ссылаются. Ради чего это все? Ради красивых цифр и отчетов? Это же приписки. Зачем это надо? Ради чего? Сиюминутной прекрасной картины мира?

— Ну почему. Может быть, ради денег — чтобы показать рекламодателю свои позиции.

— Рекламодатели уже давно неглупые люди и прекрасно понимают, что такое цитируемость. Они прекрасно осведомлены о различных рейтингах. Пиар-службы у нормальных рекламодателей очень щепетильно относятся к выбору СМИ-партнеров. Так что приписки в рейтингах — это разве что для того, чтобы самого себя потешить, что «я смог забраться на первое место, какой я молодец». Но с точки зрения работы с партнерами это не определяющий фактор. Партнеры захотят посмотреть, какие материалы ты делаешь, какая у тебя аудитория. В свое время, допустим, было и сейчас есть издание «ПроКазан». Они рассказывали про городские проблемы. По большому счету, было такое добротное городское издание. Но сегодня мы его не видим.

— Они были последним городским изданием в Казани, на мой взгляд. Поэтому я и пытаюсь вытянуть из тебя четкое позиционирование, которое ты задумал для «Вечерней Казани». Городское издание в сегодняшней действительности должно быть супергородским, оно должно быть в чатах соседей.

— Безусловно, мы должны там присутствовать.

— А как туда добраться?

— Качество контента, понимаешь? Мы написали материал про определенный жилой комплекс. У них есть внутренний чат. Когда мы написали, мы говорим своему контакту — перешлите ссылку на материал. Это же нормальное явление, что журналист, который написал материал, отправляет потом ссылку на этот материал герою и говорит: по возможности, закиньте, пожалуйста, в ваш общий чат.

— Нейросети, системы рекомендации вы как-то будете использовать?

— Их используют большие площадки и соцсети, которые есть в интернете. Я же не могу на них влиять. Если пользователь читает много казанских, татарстанских новостей, ему они будут активно предлагаться. Так работает, например, «Дзен». Я очень много читаю местных СМИ, и он мне их постоянно предлагает. Я всех читаю. Я могу повлиять на систему рекомендации только с помощью контента. Если ты делаешь качественный контент, аудитория все равно появится. Дальше уже технологии — какие у тебя возможности по дистрибуции контента. Использовать таргет в социальных сетях или нет.

— Это стоит денег. У вас есть в «Вечерней Казани» бюджеты на дистрибуцию?

— Мы стараемся изыскивать. Таргет — это как игла. Дистрибуция — это когда ты используешь бюджет для таргета на плюшки для аудитории. Призы какие-то разыгрываешь, билеты, не знаю что. Что-то. Между подписчиками. Привлекая таким образом новую аудиторию.

— В «Татмедиа» одно время топили за то, что нейросети заменят живых журналистов. Ты согласен с этим тезисом?

— У нейросетей пока нет эмоциональной составляющей. Эмоции — это очень важно в работе журналиста и вообще в принципе в нашей творческой профессии. Ты же все равно расставляешь определенные акценты, тонкие нюансы. Нейросеть за журналиста делать это пока не умеет. Возможно, когда-то нейросеть до этого дорастет. Нейросеть сейчас — это просто еще один инструмент для работы в копилке других инструментов. Раньше был молоток, сегодня есть конвейеры роботизированные. Удобно же.

— Как ты оцениваешь историю с авторством фотографий, за которое кошмарят все приличные СМИ?

— История про то, что с точки зрения законодательства правообладатели, наверное, правы. Они все делают по закону. И это нам большой урок.

— Какие выводы ты сделал?

— Нам нужно формировать свою собственную фотобазу. Использовать можно только официально разрешенные фото. Допустим, пресс-служба раиса Татарстана. У них есть фотокоры, они делают и предоставляют фото. Ты можешь своего фотографа на их мероприятия не отправлять. Мы в редакции работаем так. Я думаю, постепенно эта история сойдет на нет.

— Покупать фото у ТАСС, АР и прочих, в каких-то фотобанках, вы не собираетесь?

— Мы размышляем над тем, чтобы начать работу с фотобанком, но только с точки зрения графики. Это постановочные, предметные фото — ручка, стакан и т.д. На такие фотобанки можно оформить годовую подписку и пользоваться потом контентом почти без ограничений.

— Почему рекламодатель должен размещать рекламу в «Вечерней Казани»? Что это ему дает, в чем выгода?

— Потому что с «Вечерней Казанью» работают лучшие.

— Лучшие кто?

— Лучшие люди, лучшие компании.

— Не так чтобы их было много, да? Вот такое у вас позиционирование.

— Ну, я думаю, их еще будет много. Для рекламодателей важно качество, а мы качество им дадим.

— Звучит круто. Просто у меня в голове никак не укладывается: как удовлетворить интересы рядовых казанцев и при этом продать рекламу с таким месседжем.

— Что тебя не устраивает?

— Лучший ли тот человек, у которого нет воды в ЖК, о чем вы будете писать?

— Для нас он лучший.

— Все, теперь я понял.

— Как это все будет реализовано? Я через год предлагаю встретиться и об этом поговорить. Какие-то определенные итоги можно будет подвести.

«Конкуренция не должна переходить во вражду»

— По поводу нашей журналистской тусовки вопрос: как ты ее оцениваешь? Существует ли она вообще или нет?

— В том или ином виде журналистская тусовка у нас существует, но она очень разрознена. И мы слишком воинственны по отношению друг к другу. Надо быть более восприимчивыми, более толерантными по отношению друг к другу. Конкуренция не должна переходить во вражду. Я за конкуренцию, для меня это основополагающий фактор развития любого творческого коллектива. Она заставляет нас постоянно генерить идеи, что-то делать. Ругать надо себя, а не конкурентов. Аудитория будет получать все более качественный продукт. Следом за этим пойдут рекламодатели, которые увидят, что здесь рынок — это не просто болото, в котором все пытаются не умереть, а океан. И большой выбор медиа для размещения. Мы должны к этому стремиться, чтобы создать палитру. Мне хочется, чтобы наша медиатусовка становилась более дружественной. Враждебности у нас в мире и так хватает.

— Мне кажется, что у нас никакой медиатусовки не существует вовсе. Каждый сам по себе, со своими проблемами.

— Ну вот, мы с тобой общаемся.

— Раз в несколько лет.

— Да. Я с другими журналистами пытаюсь поддерживать связь. Между собой мы общаемся. Какой-то круг коллег и единомышленников есть. А в твоем понимании, что такое медиатусовка и какая тебе была бы интересна или полезна?

— Я помню определенную тусовку, связанную с пулами. Был пул президента тот же самый, были пулы коммерческих компаний, банков. Мы приходили на пресс-конференции, подходы, завтраки. Нас это объединяло, мы перекидывались мнениями, взглядами. Сейчас, на мой взгляд, этого стало сильно меньше, и ребята друг с другом мало общаются. Может быть, мне так кажется, потому что я почти никуда не хожу. У того же раиса Татарстана теперь осталась только пара пресс-подходов и пресс-конференций в год. Раньше по несколько раз в месяц мы встречались и могли спокойно задавать ему свои вопросы на самые разные темы. Когда к нему гости приезжали, всегда был подход. Сейчас он встречается с гостями у себя в кабинете, а пресс-служба сообщает по итогам.

— Ты просто уже не полевой журналист, и я тоже. Если мы спросим у журналистов, которые ходят на пресс-мероприятия, наверняка у них есть свои внутренние чаты. Я более чем уверен, что у них своя тусовка точно существует. Редакторского чата у нас нет — это да. Когда ты можешь встретиться с коллегами и что-то обсудить, какую-то общую тему

— Редакторского чата нет, общения почти нет.

— А что касается пресс-подходов к раису, то журналисту это не нужно. Если у него есть вопрос, он должен найти нужный момент, способ подойти, свой вопрос задать и получить на него ответ. К примеру, не так давно у нас был случай — Минниханов ездил на открытие моста М-12, это было летом. Наш журналист спокойно подошел, задал ему вопрос, пообщался с ним по поводу того, стоит ли чиновников пересаживать на отечественные автомобили. Никаких проблем не было. Он стоял, доступный, все в порядке. Получив ответ, мы написали новость. С точки зрения журналиста, не нужно ждать, пока тебе кто-то что-то даст. Это такая позиция из серии: давайте организуйте нам пресс-подход, так ты зачем ждешь-то? Ты сам прояви инициативу, если тебе что-то надо. Зачем ты ждешь, пока тебе кто-то что-то принесет? Надо быть более расторопным журналистом.

— Полностью согласен.

— Тут история про то, умеешь ты быть активным или нет.

«Зарплаты в журналистике действительно очень разные. Очень разные»

— Как ты оцениваешь зарплаты журналистов в Татарстане. Они достаточно велики для того, чтобы жить комфортно, или, наоборот, слишком низкие? Есть ли вообще такое понятие, как средняя зарплата. Все получают очень по-разному?

— Денег никогда не бывает много. Их всегда не хватает. Поэтому все зависит от уровня журналиста. В нашей творческой профессии ты не можешь вчерашнему студенту дать баснословную зарплату. Конечно, если у него есть бэкграунд, опыт, он работал и создавал себе имя, пока учился. Я готов рассматривать такой вариант как медиаменеджер, но все равно должен смотреть — подойдет ли он мне под мою систему?

Это же тоже можно сравнить со спортом. Есть талантливые игроки, но впишутся ли они в команду? Что он даст изданию? Получит ли издание какой-то дивиденд от того, что он будет работать? Если ты молодой сотрудник, у тебя будет невысокая зарплата. Даже у программистов тоже есть история, что ты приходишь на зарплату, которая тебе позволяет платить за квартиру и покупать еду. Потом ты становишься более заметным и опытным, тебя начинают приглашать и ты повышаешь свою капитализацию.

Зарплаты в журналистике действительно очень разные. Очень разные. Здесь все идет от того опыта и той пользы, которую ты можешь принести изданию. Условно говоря, сколько еще таких людей, как ты. Если ты один из тысячи журналистов примерно одного уровня — это одна история. Здесь уже условия диктует работодатель. А если у нас профессионалов человек 200, то здесь уже, наверное, работодатель должен уметь как-то жонглировать условиями. Не все же должны работать в одном месте. Вот так коллективы и формируются.

Почему мне нравится медиарынок Татарстана? Потому что у нас много СМИ. И нет такого, что все звездные журналисты собраны в одном издании. В каждом издании есть свои звездочки, которые формируют те или иные издания и их фишки. А если бы все они были собраны в одном издании, было бы достаточно скучно.

«Надо быть чуть-чуть активнее как журналист, поработать локоточками»

— Ты как человек, который задавал вопрос Путину, расскажи, как это было и почему именно этот вопрос?

— Аккредитовался на пресс-конференцию, приехал, побился за место, которое в итоге занял.

— Кого-то реально избил?

— Ну нет, конечно. Поскандалил.

— Вы же там сидели несколько часов, без туалета, без еды.

— Да, это такая сложная история. Несколько часов не пил воду. Приходишь за несколько часов до начала, стоишь в очереди на вход в зал. Стараешься держаться ближе к началу очереди. Потом заходишь, занимаешь место. Людям может не понравиться, что ты занял его, они могут посчитать, что ты занял чье-то место. Я считаю, что на таких мероприятий чьих-то мест нет. Да, есть пул, который огорожен ленточкой. Но на третий-четвертый ряд я сесть могу. Надо быть чуть-чуть активнее как журналист, поработать локоточками.

У меня был плакат «Татары». Спасибо коллегам из «Бизнес Онлайна», чья журналистка несколько лет ходила на пресс-конференции с этим плакатом «татары», который всегда на виду. Я тоже ночью нарисовал на белом ватмане красными буквами плакат. Он заметил, спросил. Я прекрасно понимаю, что все ждали вообще не этот вопрос. Но возвращаясь к моей жизненной позиции. Журналисты должны приносить пользу. Кому я бы принес пользу, если бы я задал вопрос не о земельных участках молодым семьям, а о наименовании должности президента в Татарстане? Вопрос, который так все хотели услышать в тот момент.

Выбирая вопрос, я понимал — огромная масса людей сегодня столкнулась с проблемой, что у них есть участок, а освоить его никак нельзя. Государство почему-то забыло о своих обязательствах. Мы, журналисты, в данном случае должны говорить государству: ребята, эге-гей, вы программу запустили в 2011 году, вы сколько участков раздали, сколько еще раздадите. Программа же еще работает. Мы, журналисты из регионов, должны задавать такие вопросы — как улучшать качество жизни людей. Если люди сидят и не могут освоить землю, то что это за государство такое, которое не может проложить дорогу, протянуть воду и газ? Мне писали и благодарили за вопрос из других регионов. Я задал суперский вопрос, он офигенный. Я считаю, такие вопросы и должны звучать на пресс-конференциях президента.

— Как тебе ответ?

— Было дано обещание, что правительство с региональными властями возьмется за решение этой проблемы. Даже было выпущено некое постановление, в котором тоже фигурировала эта тема. Дано правительству поручение, которое до сих пор выполняется. Оказавшись снова на подобной встрече, я снова задам этот вопрос.

— Потому что ничего не произошло?

— Потому что ничего не произошло. Проблема как была, так и осталась. Она как была не решена, так нерешенной и осталась. Сейчас я обращаю внимание, что и другие коллеги об этом пишут, рассказывают. Вопрос более чем актуален. Я считаю, что мы должны эту тему поднимать постоянно, постоянно о ней говорить, тогда что-то изменится. Это должен делать не только я один, а все журналисты. Тогда это будет журналистская солидарность. Когда ты сможешь повлиять на определенные решения государственного масштаба и сказать: да, мы добились того, что у нас в стране что-то изменилось. Вот, это активная гражданская позиция.

— То есть для тебя журналистика — это активная гражданская позиция и общественная деятельность?

— Для меня журналистика — это польза. Для меня эти вещи равны. Есть журналист, и он должен приносить пользу обществу в том или ином виде.