Всеволод Чаплин: «Нашим ближайшим потомкам придется наблюдать духовные руины некогда великой культуры»

От терактов до запрета мусульманского купальника

Теракты во Франции происходят с пугающей периодичностью — несмотря на то, что все возможные меры безопасности, очевидно, уже приняты, а имена террористов оказываются хорошо известны правоохранительным органам. За всеми не уследишь, всех вовремя не отслушаешь и не отсканируешь, особенно если речь идет о сотнях тысяч людей, составляющих социальную базу террора. И значит, надо поднимать народ — коренных жителей страны. И задумываться, что не так в государственном и общественном устройстве, порожденном «великой», а на самом деле кровавой и жестокой французской революцией 1789—1799 годов.

Некоторые политики пытаются поставить вопрос ребром. Так, Николя Саркози сказал: «Мы должны быть безжалостны. Никакие юридические тонкости, хитросплетения и помехи отныне неприемлемы. <…> Нам нельзя больше терять время. Это война, и у нас нет иного выбора, нежели победить». Ему вторит Марион-Марешаль Ле Пен: «Они убивают наших детей, наших полицейских и наших священников. Проснитесь!».

Впрочем, эти жесткие высказывания пока не затрагивают общего настроя «антитеррористической» реакции французской элиты. А она в целом такая: поменьше религии — поменьше проблем. За последние дни не раз писали о запрете мусульманского купальника — «буркини» — на Корсике и в Каннах. В последнем случае в указе мэра утверждается, что купальный костюм должен соответствовать «принципам секуляризма», а также добавляется: «Пляжная одежда, которая демонстративно выставляет напоказ религиозную принадлежность, в то время как Франция является целью террористических атак, может создать риск нарушения общественного порядка».

Французские альтернативы

Итак, превыше всего — принципы секуляризма, ради которых, дескать, следует ограничить свободу внешней демонстрации религиозности. Между прочим, Всеобщая декларация прав человека гарантирует возможность «исповедовать свою религию или убеждения <…> публичным или частным порядком». Однако верность «республиканским принципам», в том числе laicite — утрированной светскости — для французских элит определенно важнее.

Проблема, однако, в том, что в условиях войны, о которой без обиняков говорит экс-президент Франции, мобилизовать общество вокруг безальтернативной культуры пляжного полуобнажения или вокруг потребительских установок очень непросто. На самом деле — невозможно. Никого не способны сегодня поднять на борьбу и идейные установки, рожденные 150 лет назад в тайных обществах. В то время, когда надо было сбросить монархию, эти установки подпитывались негативной энергией. Но вот сейчас они психологически воспринимаются как раритет, ради которого люди не только умирать не пойдут, но и от житейского комфорта не откажутся.

Цивилизация «Шарли эбдо» нежизнеспособна. Франция либо вновь станет воинственной, навсегда отказавшись от розовых очков пацифизма и от боязни «полицейского государства» — или сменится другой цивилизацией, более энергичной. Возможно, единственный шанс для страны — вспомнить о великих временах двухвековой давности и мобилизовать общество на основе веры. Думаю, что это поймет и значительная часть французских мусульман, особенно если им будет предоставлено право жить по своей вере в обмен на безусловную лояльность религиозно-социальному выбору национального большинства. При этом, правда, должны будут уйти из большой политики секулярные элиты — но у них и так нет будущего.

Обреченные католические священники

Пока же, увы, все идет к медленному самоубийству народа, теряющего свою веру. Во Франции запланирован снос 2800 католических церквей, оставшихся без прихожан. За десять лет почти наполовину сократилось количество священников — с 24 251 до 13 822. При этом молодое духовенство все больше набирается из стран Африки и Азии — перестал работать даже кадровый резерв Польши и других стран Центральной и Восточной Европы, за счет которого французские католические епархии выживали в 90-е годы. Так, преемником убитого террористами 80-летнего священника Жака Амеля стал выходец из Африки Огюст Моанда.

Яркие фигуры французского епископата — например, архиепископ Лиона кардинал Филипп Барбарен, харизматичный интеллектуал, вдохновлявший людей выйти на улицы с протестом против признания «однополых браков» — подвергаются публичному шельмованию. Так, против Барбарена выдвинуто обвинение в том, что он не передал немедленно полицейским подозрения в педофилии, имевшиеся в отношении одного из окрестных священников. В тех же группах, которые служат социальной базой террора, подобные подозрения никого особо не волнуют — и властям на это практически наплевать.

За последние десятилетия во многих беседах с французским католическим духовенством я слышал обреченность. Эти люди оказались бессильны перед травлей секуляристов. Лишь иногда мы слышим в Европе робкие протесты против такой травли. Глава итальянского католического епископата кардинал Анджело Баньяско недавно сказал: «Гонения «классические», о которых мы знаем из далекой истории, теперь облекаются в более утонченные, но не менее жестокие формы, — легализованные, но отнюдь не справедливые. <…> «Континент законов» подвергает христианство все большей дискриминации. <…> Во имя таких ценностей, как равенство, терпимость и право, пытаются оттеснить христианство на обочину социальной жизни и создать такой мировой порядок, где Богу нет места, где различия, с одной стороны, превозносятся, а с другой — уничижаются». Констатация проблемы — правильная, но теперь не хватает одного: призвать людей к действию. Призвать подобно апостолам, пророкам, той же Жанне д'Арк.

Способна ли Франция, некогда «любимая дочь Католической церкви», к такой перемене вектора своей истории? Боюсь, что уже нет. И значит, нашим ближайшим потомкам придется лишь с почтением и грустью наблюдать духовные руины некогда великой культуры.