Всеволод Чаплин: «Участие государства в «публичной казни» поджигателя храма было бы совершенно правильным»

Чей храм?

Погибший шедевр деревянного зодчества — Успенская церковь в Кондопоге — увы, была совершенно беззащитна. И, к сожалению, это можно сказать о многих других храмовых зданиях, «охраняемых государством».

За последние дни куча народа попыталась громко поставить вопросы «кто виноват» и «что делать». Отвечая на первый, представители церковного и культурного истеблишмента дружно валили вину друг на друга, а также на федеральные власти. У храма по сути было два хозяина — федеральный и церковный. Галина Брун, карельский министр культуры и по связям с общественностью, еще в 2010 году заявила, что на здание оформлено право собственности Российской Федерации. А уже после фатального пожара не менее официальное лицо — начальник теруправления Росимущества Валентина Трошиева рассказала, что в мае 2017 года по договору безвозмездного пользования церковь была передана кондопожскому приходу храма Рождества Богородицы.

Кому-то такая схема может показаться странной — собственник один, а пользователь другой. Но в случае с культовыми зданиями она очень распространена. И причина очень проста: у религиозных общин нет ни кадровых, ни финансовых возможностей отвечать по обязательствам собственника, которым остается государство. Впрочем, когда храм или мечеть передаются в пользование, власти по сути снимают с себя львиную долю ответственности. И получается так, как в Кондопоге: памятник федерального значения охраняется одним сторожем, и больше никем. Да, со стороны государства приезжают различные инспекции, но их приезд обычно не означает выделения денег даже на реставрацию — что уж говорить об охране…

«Успенская церковь была очень уязвимой. Деревянное здание — и ни ограды, ни полицейского присмотра, ни противопожарной пропитки, которая, по мнению экспертов, могла бы спасти храм от случайного возгорания. И так обстоят дела со множеством храмов, особенно расположенных к северу от Москвы в малонаселенных местах». Фото Сергея Свердлова / wikipedia.org

Покуситься на памятник архитектуры — то же самое, что броситься под машину

Успенская церковь была очень уязвимой. Деревянное здание — и ни ограды, ни полицейского присмотра, ни противопожарной пропитки, которая, по мнению экспертов, могла бы спасти храм от случайного возгорания. И так обстоят дела со множеством храмов, особенно расположенных к северу от Москвы в малонаселенных местах. Кто угодно может сделать что угодно. Причем даже ночной сторож, который в Кондопоге был, в таких случаях редкость. Соседний приход (а именно к такому была приписана древняя деревянная церковь) лишь в некоторых счастливых случаях может позволить себе платить за ночной присмотр. Денег едва хватает на выплаты персоналу основного храма — и речь, как правило, идет не о полноценном окладе, а о небольшой компенсации за труды волонтера. Не хватит средств на охрану всех памятников и в местном бюджете, и даже в федеральном. К каждому храму и каждой усадьбе полицейского не приставишь. И я сильно опасаюсь, что так будет всегда. А слова «охраняется государством» на табличках — скорее фикция, не способная напугать более-менее наглого злоумышленника.

К неудовольствию либеральной интеллигенции рискну предположить, что единственный способ сохранить культовые здания от вандалов — это ужесточение наказания и его неотвратимость. Через телевидение, интернет, блогосферу в подкорку молодого человека должна быть «зашита» простая мысль: покуситься на памятник архитектуры — то же самое, что броситься под машину. Пострадаешь сильно, вся жизнь будет искалечена.

Нынешняя статья 243 Уголовного кодекса предполагает довольно широкую амплитуду наказаний — от минимального штрафа и обязательных работ до 6 лет лишения свободы. Несовершеннолетнему, который подозревается в поджоге Успенского храма, тюрьма определенно не грозит, да и брать с него нечего. Вот он и бахвалится. Странно, что селфи на фоне горящего храма никуда не выложил. И значит, наказание надо ужесточать. А сейчас взимать с родителей поджигателя максимальный штраф в 3 миллиона, даже если это будет означать переселение их с сыночком в социальное жилье.

«Главное – если подозрение подтвердится, надо навсегда забыть про #онижедети и публично опозорить малолетнего поджигателя так, чтобы это не забылось ему никогда». Фото patriarchia.ru

Осторожно: антирелигиозный экстремизм

Есть и пункт 2 статьи 167, который описывает умышленное уничтожение или повреждение имущества, в том числе совершенное из хулиганских побуждений путем поджога. Эта норма распространяется на лиц в возрасте от 14 до 16 лет и предполагает до 5 лет лишения свободы. Применение ее в данном случае более чем уместно.

А главное — если подозрение подтвердится, надо навсегда забыть про #онижедети и публично опозорить малолетнего поджигателя так, чтобы это не забылось ему никогда. Такой позор могут обеспечить и простые люди, но участие государства в «публичной казни» было бы совершенно правильным.

Пока нет никакого внятного подтверждения тому, что подозреваемый был сатанистом, а тем более принадлежал к какой-либо группе дьяволопоклонников. Но если это действительно так, необходимо отдельное расследование поступков всех организаторов и участников группы. Вот где надо искать настоящий экстремизм — а не среди традиционно верующих людей и не среди любителей случайных лайков и репостов.

Антирелигиозный экстремизм, «оправдывающий» себя сатанизмом или атеизмом, сегодня все сильнее распространяется в России и мире. Он не менее опасен, чем псевдорелигиозный. К тому же он — не в Сирии или Ираке, а здесь, рядом, среди «добропорядочных» обывателей вполне себе коренной национальности. И если он пока не перешел к масштабному насилию и террору, это говорит лишь о слабой «разработанности» темы «героями ютьюба». Не будет строгости и неизбежности наказания — «разработают», будьте уверены. У их духовных предшественников в 20-е и 30-е годы прошлого века это вполне себе получилось.