Новости раздела

«Татарские священнослужители не берут жалованья, но принимают добровольные приношения»

Французский историк XVIII века знакомит мир с татарами. Часть 3

В петербургском издательстве «Дмитрий Буланин» вышла книга выдающегося французского историка Пьера-Шарля Левека (1736—1812) «История народов, подвластных России», посвященная этнографическому описанию Российской империи XVIII века. Редактор издания Игорь Кучумов специально для «Реального времени» подготовил очередной отрывок из этой работы, посвященный татарам (перевод с французского — Лилия Сахибгареева).

Об их женитьбе. О положении их женщин. О воспитании их детей

Согласно Корану, татары не могут иметь одновременно более четырех законных жен; все жены равными пользуются правами, но неодинаково счастливы, ибо супруги по-разному относятся к ним. За приобретение невесты ее родителям выплачивается калым; он пропорционален состоянию, всегда довольно значителен, и женщины обходятся жениху дорого.

Однако у татар нет толп холостяков, добровольно отказывающихся от продолжения своего рода или которые, по меньшей мере, способны на это, но предпочитают плодить разврат. Вера, нравы, домашнее хозяйство требуют, чтобы у всех татар были семьи.

Поелику многоженство бывает обыкновенно причиной домашних несогласий, то больше держат они по одной только жене. Очень редко у богатых их бывает более двух: вторую обычно берут, когда старшая состарится. Таким образом они надеются обмануть естество и помешать ему, заменив уже неспособную к деторождению супругу, ведь сами они это еще могут. Возможно, этот практицизм, противоречащий нашим устоям, породил на Востоке многоженство. У нас в Европе, где рождается девочек меньше, чем мальчиков, сама натура согласуется с христианской моралью.

Младшая жена пользуется особой любовью мужа, старшая почитается благодаря своему возрасту, нежным воспоминаниям о любви, которую она когда-то внушала, и признанию оказанных ею услуг. Торговые люди, которые в разных местах производят торги и имеют там свои дома, содержат во всяком месте по одной жене. Ежели же которая-нибудь из таких жен вступит в полюбовные дела к ущербу мужнина имения, то он уступает ее милому ее другу, а сам женится на другой. Они не полагают свою честь оскорбленной и не страдают от того, что их счастье разрушено легкомысленным поведением вероломной супруги. Месье Георги встретил в Оренбурге татарина, который мирно расстался со своей восьмой женой и собирался жениться в девятый раз.

Решив жениться, мужчина не просит руки невесты сам, а посылает для этого свата. Размер калыма, то есть вознаграждения отцу за дочь, обсуждается очень крепко. Его сумма не превышает ста наших франков для бедных и ста луидоров для зажиточных; она выплачивается скотом, одеяниями и серебром. Строгих сроков внесения его нет, и жених иногда может встречаться со своей возлюбленной до окончательного расчета.

Священнослужитель (мулла) освящает помолвку, сопровождая ее несколькими молитвами. О свадьбе оповещают в мечети заранее, подобно тому, как в наших церквах вывешивают об этом публичные объявления.

За несколько дней до свадьбы девки приходят к невесте, у которой лицо бывает занавешено, и оплакивают вместе с ней ее девство. Накануне ее тайно отводят в дом, где быть свадьбе, и тут она видится со своими новыми родственницами, которые ее утешают и приласкивают.

Свадебная церемония очень проста и происходит вне молебной храмины. Мулла спрашивает жениха и невесту, желают ли они вступить в супружество, и, получа подтвердительный ответ, объявляет их, читая молитву, сочетавшимися браком.

А как потеряние девичьей чести почитается у них за великое бесчестие, то немолчаливый жених может в день свадьбы как по справедливости, так и напрасно сорвать с тестя и тещи какой ни есть подарок.

Свадебные их увеселения состоят в пиршестве, музыке и пляске и продолжаются иногда несколько дней. Обыкновенно мужчины пляшут проворно и бодро, а девки ходят кругом как будто бы украдкой и держат распростертые руки перед лицом, чтобы показать скромность, а не изящество своей фигуры и грациозную гибкость движений.

Их песни сочетают простоту мелодий с выспренностью слов.

Нам известно только о двух их музыкальных инструментах. Один из них походит на открытую сверху и подобную кораблю скрипку о двух струнах, из которой они извлекают скверные звуки. Другой инструмент напоминает наклонную арфу или псалтериум о восемнадцати струнах (описывается думбыра — струнный щипковый музыкальный инструмент татар, а также башкир, казахов, узбеков и других народов, проникший в Урало-Поволжье из древней Ассирии через Закавказье, Среднюю Азию, Персию, — прим. ред.). Струны поддерживаются низкой подставкой, находящейся рядом с местом крепления; скрипичные колки располагаются с другой стороны. Строй этого инструмента необычен: это не наша обычная прогрессия, сыграть на нем нашу музыку было бы сложно, но он способен воспроизвести всю нашу гамму. Между первой и второй струнами — квинта, третья струна на полтона выше второй, четвертая отстоит от второй на терцию, пятая на терцию от четвертой, шестая на полтона выше пятой, седьмая на тон выше шестой и так далее. Музыкант сидит на земле; басы он играет правой рукой, а верха левой (описываются гусли — древнейший инструмент русских и народов Поволжья: татар, чувашей, марийцев, удмуртов, мордвы, — прим. ред.).

Здесь, как и повсюду на Востоке, жены полностью зависимы от мужей. Бедные мужья вынуждены соблюдать подобие равенства, но богатые не допускают жен к совместной трапезе. Женщины никогда не выходят из дома, не покрыв головы накидкой. Они не могут показаться перед чужеземцами даже в собственном доме, ежели только этого не потребует муж, и это высшая честь, которую он оказывает своим гостям. На улицах с открытым лицом ходят только простолюдинки и прислуга.

Горе бесплодной женщине! Ежели она единственная супруга, муж считает ее обузой в доме и не может ей простить, что она не подарила ему счастья отцовства; ежели у мужчины несколько жен, плодородные поступают с ней весьма презрительно, и она становится вроде их невольницы. Но и детородные тоже подвергаются оскорблению, ибо женщина почитается нечистой во время родов, к ней не приближаются и стараются избежать ее взгляда, кажется, что от нее что-то зловредное. После родов она очищается омовением и молитвами.

До семи дней после рождения ребенка несут в мечеть. Мулла, прошептав ему на ухо короткую молитву, дает ему имя и молится потом уже вслух. Имена заимствуют они по большей части от названия текущего месяца, и, следовательно, мужских и женских имен было бы вообще только тринадцать, ежели бы отцы на родинах не давали детям своим и других имен.

Обрезание мальчиков бывает с седьмого по шестнадцатый год. Этим занимается не мулла, а особый обрезчик, которого называют абдал (абдал — форма мн. ч. от араб. бадил, «ассистент». В данном контексте под ним подразумевается знахарь; он же осуществлял процедуру обрезания мальчиков, — прим. ред.). Для этого он ездит повсюду, и богатые часто платят ему за бедных детей. День, когда ребенка обрезают, — праздничный день для семьи.

Гмелин присутствовал на такой церемонии в Тобольске. По его словам, она началась с пиршества, на котором мулла занимал почетное место. Насытившись, привели детей, прочитали молитвы, а обрезчик получил благословение у муллы. Затем мальчиков вместе с матерями отвели в комнату, где все и произошло. Богатые отметили это событие конскими скачками и обычными на татарских свадьбах увеселениями. Вскоре обрезанному побрили голову, и это опять было торжество.

Отцы много внимания уделяют воспитанию своих детей. Сызмальства они заботятся о том, чтобы их наследники были честными, рачительными, бережливыми, ответственными, соблюдали традиции и веру пращуров. Обыкновенно их воспитание состоит в обучении чтению и письму по-арабски и изучению основ веры. В каждой деревне есть молебная храмина и школа, священнослужитель и учитель для подрастающего поколения, но детей чаще всего учат только читать и писать по-арабски, без понимания смысла написанного. Являясь обыкновенно выходцами из простонародья, священнослужители и учителя просто стараются заработать себе на жизнь, не заботясь о качестве знаний. В крупных татарских деревнях и слободах имеются школы и для девочек. За воспитание молодежи отвечает ахун, то есть духовный глава.

Так как у мало испорченных народов семейный союз является надежнейшим стражем нравов, у татар вменяется родителям в грех, когда они долго сыновей своих воздерживают от женитьбы, но многие родители грешат еще и тем, что подбирают сыновьям сожительниц. У нас это считалось бы верхом развращенности, но у восточных народов сие даже не является пороком, ибо для них домашнее сожительство является разновидностью брака. Все дети, рожденные в таких союзах, обладают одинаковыми правами с детьми законных супругов, и лучше, ежели магометанин сам приводит юную невольницу в постель своего сына, чем позволит сделать это подлому служителю разврата.

Об их вере

Духовенство казанских татар состоит из верховного священнослужителя, называемого ахун, из священнослужителей простых (мулла) и из пономарей (муэдзин). Священнослужители их не берут никакого жалованья, но принимают от прихода добровольные приношения, однако они при всем том должны для пропитания своего отправлять промыслы, торги и проч. У российских татар нет монахов.

Они полагают, что благочестие и добрые дела обеспечат им вознесение на небо, и самыми похвальными делами у них почитаются раздача милостыни и соблюдение постов, которые длятся по сто пять дней в году. Сии посты, в отличие от католиков или греков, заключаются не в воздержании от употребления некоторых блюд, а в запрете питаться до захода солнца.

Верование, что судьбы наши неминуемы и что всякого смертоносный ангел в определенное время из мира сего переселит, укрепляет их против всяких несчастий и предохраняет от самоубийства.

Они вменяют себе в осквернение всякое к мертвому прикосновение, также нечистые ествы, соитие (даже в браке; будь они разумнее, то не относились бы к любви, как к разврату!), все естественные испражнения и так далее. Очищаются же они омовением и молитвой.

Им предписано омываться по нескольку раз в день. В случае недостатка воды перетирают они руки землей или песком. Конечно, удобнее очищать свое тело песком или водой, чем душу добродетелью.

Всякий день они бывают по пять раз на молитве: при восхождении солнца, около полудня, после полудня, вечером и ночью. Во время молитвы надевают на себя богатые люди турецкую чалму, в которой ахуны всегда, а муллы в молебных храминах по большей части ходят.

От молитвы никто нарочно не отгуливает. Ежели же что-нибудь в том кому воспрепятствует, то он молится, по крайней мере, уединенно в доме или в поле при восхождении и захождении солнца, при этом скидывает с себя башмаки и становится иногда на разостланное по земле свое одеяние. Когда кто молится усердно, обратя лицо свое в ту сторону, где Мекка, или в доме своем к написанному на стене имени Божьему (Алла), то ни из-за чего молитвы своей (а она длится полчаса) не прервет.

Моления приносятся на арабском языке. Священнослужитель, сидя перед мирянами на цыпках, медленно читает молитвы, а слушатели подтверждают их словом «аминь». Как скоро помянет он имя Божье Алла, то миряне со стонанием зажимают уши как недостойные слышать сие имя, в священном трепете они склоняют головы и закрывают глаза. Творя молитву своим ангелам-хранителям, оглядываются они по обе стороны, как бы ища глазами духов, к которым взывают. Чаще всего они остаются сидящими на цыпках, а иногда стоят, кланяются низко и долго в сем положении пребывают да сверх того преклоняют лицо свое несколько крат к самой земле.

Когда надобно им присягать, то моются, берут Алкоран, ударяют троекратно оным себя в грудь и говорят: «Ежели я присягаю неправо, то да постигнут меня твои клятвы!».

В городах молебные их храмины обширны и чисты, но без всякого украшения, и в них сделано только возвышенное место, с которого читают и толкуют Алкоран. Пол в молебных их храминах устлан коврами, а перед входом в оные построены сени, где всяк скидывает башмаки. Рядом с молебной храминой находится башня, откуда муэдзин призывает народ на молитву, крича во весь голос: «Есть только один Бог, да Магомет пророк его».

Об их похоронах

Опасно больных посещают священнослужители и творят с ними молитву. Покойников обоего пола моют и пеленают потом в холст или в бумажную материю так, что одно только лицо остается видно, а затем опрыскивают их водой, в которой растворена камфора. Священнослужитель пристегивает на грудь покойнику ярлык со следующей арабской надписью: «Есть только один Бог, да Магомет пророк его».

Кладбища их бывают вне деревень. Умершее тело, которое провожают одни только мужчины, несут к могиле во гробе, головой вперед, а в могилу опускается без гроба. Могилы бывают глубиной до пяти футов, располагаются с северо-востока на юго-запад, продолговато, и имеют в одной стороне пещеру, в которую укладывают покойника так, что земля, которой после могилу закидывают, до него не касается, ибо они верят, что скоро придут два ангела и поведут умершего на суд. Как скоро опустят покойника в землю, то мулла творит молитву, а по окончании оной могилу засыпают. В том доме, из коего вынесен покойник, не должно по закону их целые три дня сряду держать огня. В течение четырех недель после кончины отправляются два раза торжественные мольбы за упокой, потому что они думают, что столько времени производится над ним суд и расправа.

Зажиточные люди отличают могилы своих родственников небольшими бревенчатыми избушками, либо расставленными вокруг каменьями, либо столбами с небольшими надписями, а иногда кладут в той стороне, в которой положен покойник головой, надгробный камень с высеченной надписью на арабском языке или с одним только заручительным его знаком. В качестве примера приведем одну такую надпись, которая высечена на надгробном камне на берегу Демы, неподалеку от Уфы: «Гас Гусям-бек, знаток всех законов и праведный судья умер. Молим тебя, единого Бога, чтобы ты над ним умилосердился и благоволил бы отпустить ему его грехи. Он скончался в 744 году (хиджры), в седьмую ночь святого месяца. Он вязал и хотел вязать, но смерть воспрепятствовала затеям человеческим. Никто в мире сем вечно жить не будет. Всяк должен у гроба сего привесть себе на память свою кончину» (речь идет о надписи на могильном камне проповедника ислама в Башкирии Хусаин-бека (Хусейнбека; ум. 1341/1342 гг.) в его мавзолее на окраине современного поселка Чишмы Чишминского района Республики Башкортостан, — прим. ред.).

Эта надпись, несомненно, не лишена вкуса: в ней нет смехотворных усилий ума, который бы ломал себе голову, сочиняя помпезную галиматью или милые мадригалы (небольшое музыкально-поэтическое произведение, обычно любовно-лирического содержания, — прим. ред.] для надгробного камня.

См. также:

«Неверно полагать, что вместо городов у татар стоят лишь шатры, окруженные повозками»

«Казанские татары честолюбивы и даже надменны...»

Игорь Кучумов
ОбществоИстория

Новости партнеров