«Татарские священнослужители не берут жалованья, но принимают добровольные приношения»

Об их женитьбе. О положении их женщин. О воспитании их детей

Согласно Корану, татары не могут иметь одновременно более четырех законных жен; все жены равными пользуются правами, но неодинаково счастливы, ибо супруги по-разному относятся к ним. За приобретение невесты ее родителям выплачивается калым; он пропорционален состоянию, всегда довольно значителен, и женщины обходятся жениху дорого.

Однако у татар нет толп холостяков, добровольно отказывающихся от продолжения своего рода или которые, по меньшей мере, способны на это, но предпочитают плодить разврат. Вера, нравы, домашнее хозяйство требуют, чтобы у всех татар были семьи.

Поелику многоженство бывает обыкновенно причиной домашних несогласий, то больше держат они по одной только жене. Очень редко у богатых их бывает более двух: вторую обычно берут, когда старшая состарится. Таким образом они надеются обмануть естество и помешать ему, заменив уже неспособную к деторождению супругу, ведь сами они это еще могут. Возможно, этот практицизм, противоречащий нашим устоям, породил на Востоке многоженство. У нас в Европе, где рождается девочек меньше, чем мальчиков, сама натура согласуется с христианской моралью.

Младшая жена пользуется особой любовью мужа, старшая почитается благодаря своему возрасту, нежным воспоминаниям о любви, которую она когда-то внушала, и признанию оказанных ею услуг. Торговые люди, которые в разных местах производят торги и имеют там свои дома, содержат во всяком месте по одной жене. Ежели же которая-нибудь из таких жен вступит в полюбовные дела к ущербу мужнина имения, то он уступает ее милому ее другу, а сам женится на другой. Они не полагают свою честь оскорбленной и не страдают от того, что их счастье разрушено легкомысленным поведением вероломной супруги. Месье Георги встретил в Оренбурге татарина, который мирно расстался со своей восьмой женой и собирался жениться в девятый раз.

Решив жениться, мужчина не просит руки невесты сам, а посылает для этого свата. Размер калыма, то есть вознаграждения отцу за дочь, обсуждается очень крепко. Его сумма не превышает ста наших франков для бедных и ста луидоров для зажиточных; она выплачивается скотом, одеяниями и серебром. Строгих сроков внесения его нет, и жених иногда может встречаться со своей возлюбленной до окончательного расчета.

Священнослужитель (мулла) освящает помолвку, сопровождая ее несколькими молитвами. О свадьбе оповещают в мечети заранее, подобно тому, как в наших церквах вывешивают об этом публичные объявления.

За несколько дней до свадьбы девки приходят к невесте, у которой лицо бывает занавешено, и оплакивают вместе с ней ее девство. Накануне ее тайно отводят в дом, где быть свадьбе, и тут она видится со своими новыми родственницами, которые ее утешают и приласкивают.

Свадебная церемония очень проста и происходит вне молебной храмины. Мулла спрашивает жениха и невесту, желают ли они вступить в супружество, и, получа подтвердительный ответ, объявляет их, читая молитву, сочетавшимися браком.

А как потеряние девичьей чести почитается у них за великое бесчестие, то немолчаливый жених может в день свадьбы как по справедливости, так и напрасно сорвать с тестя и тещи какой ни есть подарок.

Свадебные их увеселения состоят в пиршестве, музыке и пляске и продолжаются иногда несколько дней. Обыкновенно мужчины пляшут проворно и бодро, а девки ходят кругом как будто бы украдкой и держат распростертые руки перед лицом, чтобы показать скромность, а не изящество своей фигуры и грациозную гибкость движений.

Их песни сочетают простоту мелодий с выспренностью слов.

Нам известно только о двух их музыкальных инструментах. Один из них походит на открытую сверху и подобную кораблю скрипку о двух струнах, из которой они извлекают скверные звуки. Другой инструмент напоминает наклонную арфу или псалтериум о восемнадцати струнах (описывается думбыра — струнный щипковый музыкальный инструмент татар, а также башкир, казахов, узбеков и других народов, проникший в Урало-Поволжье из древней Ассирии через Закавказье, Среднюю Азию, Персию, — прим. ред.). Струны поддерживаются низкой подставкой, находящейся рядом с местом крепления; скрипичные колки располагаются с другой стороны. Строй этого инструмента необычен: это не наша обычная прогрессия, сыграть на нем нашу музыку было бы сложно, но он способен воспроизвести всю нашу гамму. Между первой и второй струнами — квинта, третья струна на полтона выше второй, четвертая отстоит от второй на терцию, пятая на терцию от четвертой, шестая на полтона выше пятой, седьмая на тон выше шестой и так далее. Музыкант сидит на земле; басы он играет правой рукой, а верха левой (описываются гусли — древнейший инструмент русских и народов Поволжья: татар, чувашей, марийцев, удмуртов, мордвы, — прим. ред.).

Здесь, как и повсюду на Востоке, жены полностью зависимы от мужей. Бедные мужья вынуждены соблюдать подобие равенства, но богатые не допускают жен к совместной трапезе. Женщины никогда не выходят из дома, не покрыв головы накидкой. Они не могут показаться перед чужеземцами даже в собственном доме, ежели только этого не потребует муж, и это высшая честь, которую он оказывает своим гостям. На улицах с открытым лицом ходят только простолюдинки и прислуга.

Горе бесплодной женщине! Ежели она единственная супруга, муж считает ее обузой в доме и не может ей простить, что она не подарила ему счастья отцовства; ежели у мужчины несколько жен, плодородные поступают с ней весьма презрительно, и она становится вроде их невольницы. Но и детородные тоже подвергаются оскорблению, ибо женщина почитается нечистой во время родов, к ней не приближаются и стараются избежать ее взгляда, кажется, что от нее что-то зловредное. После родов она очищается омовением и молитвами.

До семи дней после рождения ребенка несут в мечеть. Мулла, прошептав ему на ухо короткую молитву, дает ему имя и молится потом уже вслух. Имена заимствуют они по большей части от названия текущего месяца, и, следовательно, мужских и женских имен было бы вообще только тринадцать, ежели бы отцы на родинах не давали детям своим и других имен.

Обрезание мальчиков бывает с седьмого по шестнадцатый год. Этим занимается не мулла, а особый обрезчик, которого называют абдал (абдал — форма мн. ч. от араб. бадил, «ассистент». В данном контексте под ним подразумевается знахарь; он же осуществлял процедуру обрезания мальчиков, — прим. ред.). Для этого он ездит повсюду, и богатые часто платят ему за бедных детей. День, когда ребенка обрезают, — праздничный день для семьи.

Гмелин присутствовал на такой церемонии в Тобольске. По его словам, она началась с пиршества, на котором мулла занимал почетное место. Насытившись, привели детей, прочитали молитвы, а обрезчик получил благословение у муллы. Затем мальчиков вместе с матерями отвели в комнату, где все и произошло. Богатые отметили это событие конскими скачками и обычными на татарских свадьбах увеселениями. Вскоре обрезанному побрили голову, и это опять было торжество.

Отцы много внимания уделяют воспитанию своих детей. Сызмальства они заботятся о том, чтобы их наследники были честными, рачительными, бережливыми, ответственными, соблюдали традиции и веру пращуров. Обыкновенно их воспитание состоит в обучении чтению и письму по-арабски и изучению основ веры. В каждой деревне есть молебная храмина и школа, священнослужитель и учитель для подрастающего поколения, но детей чаще всего учат только читать и писать по-арабски, без понимания смысла написанного. Являясь обыкновенно выходцами из простонародья, священнослужители и учителя просто стараются заработать себе на жизнь, не заботясь о качестве знаний. В крупных татарских деревнях и слободах имеются школы и для девочек. За воспитание молодежи отвечает ахун, то есть духовный глава.

Так как у мало испорченных народов семейный союз является надежнейшим стражем нравов, у татар вменяется родителям в грех, когда они долго сыновей своих воздерживают от женитьбы, но многие родители грешат еще и тем, что подбирают сыновьям сожительниц. У нас это считалось бы верхом развращенности, но у восточных народов сие даже не является пороком, ибо для них домашнее сожительство является разновидностью брака. Все дети, рожденные в таких союзах, обладают одинаковыми правами с детьми законных супругов, и лучше, ежели магометанин сам приводит юную невольницу в постель своего сына, чем позволит сделать это подлому служителю разврата.

Об их вере

Духовенство казанских татар состоит из верховного священнослужителя, называемого ахун, из священнослужителей простых (мулла) и из пономарей (муэдзин). Священнослужители их не берут никакого жалованья, но принимают от прихода добровольные приношения, однако они при всем том должны для пропитания своего отправлять промыслы, торги и проч. У российских татар нет монахов.

Они полагают, что благочестие и добрые дела обеспечат им вознесение на небо, и самыми похвальными делами у них почитаются раздача милостыни и соблюдение постов, которые длятся по сто пять дней в году. Сии посты, в отличие от католиков или греков, заключаются не в воздержании от употребления некоторых блюд, а в запрете питаться до захода солнца.

Верование, что судьбы наши неминуемы и что всякого смертоносный ангел в определенное время из мира сего переселит, укрепляет их против всяких несчастий и предохраняет от самоубийства.

Они вменяют себе в осквернение всякое к мертвому прикосновение, также нечистые ествы, соитие (даже в браке; будь они разумнее, то не относились бы к любви, как к разврату!), все естественные испражнения и так далее. Очищаются же они омовением и молитвой.

Им предписано омываться по нескольку раз в день. В случае недостатка воды перетирают они руки землей или песком. Конечно, удобнее очищать свое тело песком или водой, чем душу добродетелью.

Всякий день они бывают по пять раз на молитве: при восхождении солнца, около полудня, после полудня, вечером и ночью. Во время молитвы надевают на себя богатые люди турецкую чалму, в которой ахуны всегда, а муллы в молебных храминах по большей части ходят.

От молитвы никто нарочно не отгуливает. Ежели же что-нибудь в том кому воспрепятствует, то он молится, по крайней мере, уединенно в доме или в поле при восхождении и захождении солнца, при этом скидывает с себя башмаки и становится иногда на разостланное по земле свое одеяние. Когда кто молится усердно, обратя лицо свое в ту сторону, где Мекка, или в доме своем к написанному на стене имени Божьему (Алла), то ни из-за чего молитвы своей (а она длится полчаса) не прервет.

Моления приносятся на арабском языке. Священнослужитель, сидя перед мирянами на цыпках, медленно читает молитвы, а слушатели подтверждают их словом «аминь». Как скоро помянет он имя Божье Алла, то миряне со стонанием зажимают уши как недостойные слышать сие имя, в священном трепете они склоняют головы и закрывают глаза. Творя молитву своим ангелам-хранителям, оглядываются они по обе стороны, как бы ища глазами духов, к которым взывают. Чаще всего они остаются сидящими на цыпках, а иногда стоят, кланяются низко и долго в сем положении пребывают да сверх того преклоняют лицо свое несколько крат к самой земле.

Когда надобно им присягать, то моются, берут Алкоран, ударяют троекратно оным себя в грудь и говорят: «Ежели я присягаю неправо, то да постигнут меня твои клятвы!».

В городах молебные их храмины обширны и чисты, но без всякого украшения, и в них сделано только возвышенное место, с которого читают и толкуют Алкоран. Пол в молебных их храминах устлан коврами, а перед входом в оные построены сени, где всяк скидывает башмаки. Рядом с молебной храминой находится башня, откуда муэдзин призывает народ на молитву, крича во весь голос: «Есть только один Бог, да Магомет пророк его».

Об их похоронах

Опасно больных посещают священнослужители и творят с ними молитву. Покойников обоего пола моют и пеленают потом в холст или в бумажную материю так, что одно только лицо остается видно, а затем опрыскивают их водой, в которой растворена камфора. Священнослужитель пристегивает на грудь покойнику ярлык со следующей арабской надписью: «Есть только один Бог, да Магомет пророк его».

Кладбища их бывают вне деревень. Умершее тело, которое провожают одни только мужчины, несут к могиле во гробе, головой вперед, а в могилу опускается без гроба. Могилы бывают глубиной до пяти футов, располагаются с северо-востока на юго-запад, продолговато, и имеют в одной стороне пещеру, в которую укладывают покойника так, что земля, которой после могилу закидывают, до него не касается, ибо они верят, что скоро придут два ангела и поведут умершего на суд. Как скоро опустят покойника в землю, то мулла творит молитву, а по окончании оной могилу засыпают. В том доме, из коего вынесен покойник, не должно по закону их целые три дня сряду держать огня. В течение четырех недель после кончины отправляются два раза торжественные мольбы за упокой, потому что они думают, что столько времени производится над ним суд и расправа.

Зажиточные люди отличают могилы своих родственников небольшими бревенчатыми избушками, либо расставленными вокруг каменьями, либо столбами с небольшими надписями, а иногда кладут в той стороне, в которой положен покойник головой, надгробный камень с высеченной надписью на арабском языке или с одним только заручительным его знаком. В качестве примера приведем одну такую надпись, которая высечена на надгробном камне на берегу Демы, неподалеку от Уфы: «Гас Гусям-бек, знаток всех законов и праведный судья умер. Молим тебя, единого Бога, чтобы ты над ним умилосердился и благоволил бы отпустить ему его грехи. Он скончался в 744 году (хиджры), в седьмую ночь святого месяца. Он вязал и хотел вязать, но смерть воспрепятствовала затеям человеческим. Никто в мире сем вечно жить не будет. Всяк должен у гроба сего привесть себе на память свою кончину» (речь идет о надписи на могильном камне проповедника ислама в Башкирии Хусаин-бека (Хусейнбека; ум. 1341/1342 гг.) в его мавзолее на окраине современного поселка Чишмы Чишминского района Республики Башкортостан, — прим. ред.).

Эта надпись, несомненно, не лишена вкуса: в ней нет смехотворных усилий ума, который бы ломал себе голову, сочиняя помпезную галиматью или милые мадригалы (небольшое музыкально-поэтическое произведение, обычно любовно-лирического содержания, — прим. ред.] для надгробного камня.

См. также:

«Неверно полагать, что вместо городов у татар стоят лишь шатры, окруженные повозками»

«Казанские татары честолюбивы и даже надменны...»