«Была проведена работа по погашению прежде всего корпоративных кредитов «Ак Барса»

«Какую методику делал Forbes и зачем он ее делал — не совсем понятно»

— Владимир Алексеевич, в прошлом году «Ак Барс» вслед за многими другими банками решил выйти из АРБ и вступить в новую (точнее, обновленную) ассоциацию «Россия». Прошло уже достаточно времени. Можете объяснить причины этого решения? Вы не пожалели об этом?

— Мы высоко ценим многолетнее членство в Ассоциации российских банков, которое способствовало решению ряда актуальных задач, а также определению трендов и перспектив дальнейшего развития финансовой системы в соответствии с мировыми стандартами. Что касается членства в ассоциации «Россия» — при ее поддержке банк планирует привлечь новых стратегических партнеров для реализации совместных проектов. И нет, мы не пожалели о данном решении.

— Недавно Forbes изучил рейтинги и финансовые показатели «Ак Барс» Банка и расположил его на 63-м месте из 100 по надежности, с рейтингом уровня B. Каково ваше отношение к подобным рейтингам?

— Во-первых, это был уровень B2, а не В — Forbes немного ошибся. На мой взгляд, каждый рейтинг имеет право на существование. Мы работаем с клиентами и видим, на что они реагируют. Мы также видим, что в 2017 году у нас произошло увеличение количества клиентов. Мы видим, что, невзирая на все информационные атаки, у нас увеличились остатки на счетах физических лиц. Замечу также, что эта тенденция продолжается и в I квартале 2018 года — у нас увеличиваются остатки вкладов, депозитов, кредитов, текущих счетов и карточек физических лиц.

Критерий надежности является важным для клиента, и мы дорожим им. По этой причине мы работаем с Moody's, и, я думаю, в ближайшее время они возьмутся за подготовку анализа по нашему банку. Также мы сотрудничаем с «Эксперт РА», АКРА и надеемся, что до конца года мы получим российские рейтинги.

Какую методику делал Forbes и зачем он ее делал — не совсем понятно. Если бы я оценивал надежность банка, я бы смотрел на два показателя. В первую очередь — ликвидность (у нас нормативы мгновенной ликвидности находятся на рекордных позициях). Во-вторых, я бы учитывал коэффициент достаточности капитала. Вот это — наша подушка безопасности. По отчетности МСФО, коэффициент достаточности капитала на 1 января 2018 года у нас составляет 16,5%, а было 14%. Вот это надежность — ликвидность и достаточность капитала.

Если бы я оценивал надежность банка, я бы смотрел на два показателя. В первую очередь — ликвидность. Во-вторых, я бы учитывал коэффициент достаточности капитала. Вот это — наша подушка безопасности

— Российские агентства АКРА, «Эксперт РА», которые вы уже упомянули ранее, — какова сейчас их роль? Банки стали отказываться от рейтингов «большой тройки»…

— Повторюсь, мы сотрудничаем с «Эксперт РА» и АКРА, и надеемся до конца текущего года получить и российские рейтинги.

— Это касается разделения на универсальные и базовые лицензии?

— Да. Мы, конечно, будем универсальным банком — это понятно.

— А банковское сообщество как относится к таким агентствам?

— С уважением. Мы будем сотрудничать.

— Клиенты часто запрашивают информацию о рейтингах?

— Действительно, клиенты иногда запрашивают подобную информацию. Так как у нас действует рейтинг от Moody's, то мы предоставляем его.

— Если вам будет присвоен рейтинг от АКРА, вы будете предоставлять его?

— Да, конечно. Как только мы получим российский рейтинг, мы сразу же его опубликуем и будем предоставлять его клиентам.

«В Европе все точно так же»

— Владимир Алексеевич, отчетность по международным стандартам более репрезентативна и отражает реальное финансовое положение банков. Остались ли те, кто «по старинке» доверяет отчетности РСБУ?

— Мы считаем, что и та, и другая отчетности — достоверны. Они проходят обязательный аудит: отчетность МСФО, как вы знаете, аудирует PricewaterhouseCoopers, а аудитор по РСБУ— СВЭБ. Вместе с тем, отчетность РСБУ, как и отчетность по МСФО, внимательно проверяется Центральным банком. Они сверяют ее — в ЦБ есть экспертиза…

Несомненно, есть различия. К примеру, по ряду объектов инвестиционной собственности: в МСФО она стоит по цене покупки, а в РСБУ — по справедливой цене. Также есть небольшие различия по резервам.

В целом, регулятор движется в сторону сближения этих отчетностей. Думаю, с 2019 года резервы в РСБУ и МСФО будут отражаться одинаково, поскольку в текущем году мы внедряем МСФО-9 — новый стандарт по созданию резервов. Со следующего года Центральный банк обяжет нас делать то же самое в ежемесячной и ежедневной отчетности по РСБУ. Различий становится все меньше, и, я думаю, нужно доверять обеим отчетностям.

Банки стали максимально прозрачными: они публикуют большое количество информации, а также отсылают большие объемы данных в Центральный банк. По этой причине ЦБ оперативно реагирует на любые изменения, а мы находимся у регулятора под постоянным контролем

— У МСФО есть один недостаток — ретроспективный характер. Эта отчетность показывает лишь точечную динамику. Огромный временной лаг не позволяет своевременно оценить финансовое положение банка и оперативно принять инвестиционные решения. Особенно это касается показателей ликвидности. Есть ли варианты решения этой проблемы?

— Варианты нетривиальные, они обсуждаются. Один из возможных вариантов — делать отчетность по МСФО на перспективу. Эта тема широко обсуждается на Западе. Речь о том, чтобы банки публиковали не только отчет за предыдущий период, но и свой бюджет, а аудиторы, в свою очередь, давали бы подтверждение. Это решит проблему озабоченности пользователя, который видит, что случилось, но не знает, что будет в будущем. Если данная схема будет ведена со стороны комитета по МСФО или со стороны регулятора, озабоченность пользователя будет снята. Однако стоит заметить, что это сложный технический процесс.

В принципе, именно для этого регулятор собирает ежедневную отчетность, где имеются все показатели ликвидности. И именно для этого мы ежедневно считаем экономические нормативы (в частности, нормативы по ликвидности).

Данные есть, публикуется 101-я форма, поэтому квалифицированные пользователи — к примеру, инвесторы или крупные вкладчики — могут получить от нас всю необходимую информацию. Банки стали максимально прозрачными: они публикуют большое количество информации, а также отсылают большие объемы данных в Центральный банк. По этой причине ЦБ оперативно реагирует на любые изменения, а мы находимся у регулятора под постоянным контролем.

— Если банки оперативно представляют отчетность, то почему потом вскрываются «дыры»? Как вы считаете, почему регулятор не видит их сразу?

— Этот вопрос не к нам (смеется).

— Но так было со многими банками…

— Я бы не стал комментировать другие банки.

— Хорошо, в таком случае, как все происходит в Европе?

— В Европе все точно так же. Давайте возьмем английский банк NorthernRock — вы, наверняка, видели, как ему помогло британское правительство. Также можно вспомнить кризис 2008 года и страховую компанию AIG — она получила десятки миллиардов долларов.

Почему вскрываются «дыры»? Почему регулятор не видит их сразу? Этот вопрос не к нам

— То есть их регуляторы имеют те же проблемы?

— На мой взгляд, эта проблема универсальна для всей банковской практики. Банки были национализированы не только в России, но и в Америке, Великобритании, Корее. А почему регулятор не видит каких-то конкретных вещей — я сказать не могу.

К слову, есть прекрасная книга Too Big to Fail («Слишком большой, чтобы упасть», — прим. ред.), рассказывающая про кризис американской банковской системы, когда такие крупнейшие американские банки оказались в кризисном положении.

— У нас многие ориентируются на Америку и на европейское сообщество, а есть ли страны, в которых банковская система идеальна?

— Позвольте привести вам один простой пример. На моем предыдущем месте работы (это было в Великобритании около 10 лет назад), мы сотрудничали с крупным филиалом одного швейцарского банка. Регулятор нашел там следующую проблему: на протяжении последних, наверное, 10 лет они неправильно сообщали английскому регулятору, FSA, сведения о размере крупнейших рисков на крупнейших заемщиков.

По поручению регулятора я принимал участие в проверке и мы пытались выяснить, почему так получилось. Причина оказалась банальной: они росли, а вместе с ними росли их IT-системы; в разных IT-системах разные департаменты совершали сделки с одним и тем же клиентом, однако они не смогли правильно консолидировать эту информацию. Регулятор обнаружил эту проблему, в результате чего консультанты и ревизоры проверяли ретроспективу примерно десяти лет. Это вопрос качества данных, вопрос дальнейшего внедрения IT-технологий. И, наверное, я не могу сказать, что знаю идеальные примеры.

— Консолидированная отчетность по группе компаний всегда интересна, но в российских реалиях головная компания не дает никаких гарантий выполнения обязательств своими подконтрольными структурами, поэтому без отчетности по РСБУ трудно принимать решения. Не считаете ли вы, что отчетность по МСФО превращается в «танцы» вокруг объективных цифр с целью скорректировать их в нужном направлении?

— На мой взгляд, цифры в РСБУ объективны — они показывают финансовое состояние банка во всех существенных аспектах. Совершать какие-то «танцы», когда мы ежедневно представляем отчетность в ЦБ и когда они ежедневно видят весь наш кредитный портфель, абсолютно невозможно. Мы полностью прозрачны. Когда к нам приезжает целая команда аудиторов, сидит здесь два месяца, а потом подписывает аудиторское заключение — никакие «танцы» невозможны. Поэтому это не про наш банк.

Первый квартал мы закончили с прибылью по РСБУ в районе 600 млн рублей. Думаю, по итогам 2018 года планируется получить прибыль не менее 1,2 млрд рублей

— Имеется в виду группа компаний, а не именно банк…

— Все дочерние компании банка подробно раскрываются в нашей отчетности.

— А если говорить не про банк, а про систему в целом?

— Это зависит от двух вещей: от целостности менеджмента, а также от аудиторов. Если менеджмент готов открыто представлять отчетность рынку (я считаю, что у нас менеджмент целостный и ничего скрывать не собирается) — в таком случае все в порядке. Если аудитором выступает «большая четверка» — качество этой отчетности гораздо выше. Понимаете, есть два аспекта: дочерние компании и МСФО. Про МСФО я уже сказал, а что касается дочерних компаний, то их доля в консолидированном отчете невелика как по активам, так и по доходам, поэтому, в первую очередь, значимы результаты деятельности банка.

— Вы говорите, что разница между российской и международной отчетностью станет незначительной. Но, может быть, останутся какие-то показатели, которые будут отличаться?

— Думаю, таких показателей не будет. В трех-четырехлетней перспективе будет одна отчетность.

— Тогда имеет ли смысл отчитываться два раза?

— Конечно, нет. Мы не будем отчитываться дважды — мы будем делать это всего один раз.

— Тогда какая из двух отчетностей останется?

— Совершенно неважно, как она будет называться. Важно, чтобы данные отражали реальное положение дел в банке — по доходам, по процентной марже, по коэффициенту достаточности капитала, по ликвидности. А что касается стандартов бухучета — все будет одинаково. Активы — по справедливой стоимости, обязательства — по консервативной, а разница между ними — и есть капитал.

«Активы уменьшились за счет того, что мы выкупили собственные субординированные еврооблигации»

— В 2017 году вся группа получила прибыль 7,3 млрд рублей. И все-таки, как «Ак Барс» закончил 2017 год по МСФО, в то время как прибыль по РСБУ составила без малого 800 млн рублей?

— Наша чистая прибыль составила 7,3 млрд рублей против 5 млрд рублей годом ранее. Если посмотреть совокупный доход, то это вопрос того, как переоцениваются ценные бумаги. В РСБУ они переоцениваются в капитал, а в МСФО они переоцениваются через отчет о прибылях и убытках. Если взять отчетность по РСБУ — наш совокупный доход — и сравнить его с чистой прибылью по МСФО, то получится примерно то же самое.

Чистые процентные доходы выросли на 27%, комиссионные доходы выросли на 17%, собственный капитал вырос на 31% и составил 58,6 млрд рублей, а общий капитал группы составил 70,4 млрд рублей при коэффициенте достаточности капитала 16,5% против 14% годом ранее. Рентабельность капитала в 2017 году составила 14% против 12,6% в 2016-м. И еще один важный для нас показатель — рентабельность активов — вырос до 1,9% против 1,2% в 2016 году.

— Какие планы у банка по прибыли в среднесрочной перспективе?

— Хороший вопрос. Первый квартал мы закончили с прибылью по РСБУ в районе 600 млн рублей. Думаю, по итогам 2018 года планируется получить прибыль не менее 1,2 млрд рублей.

— Активы группы снизились на 17 млрд рублей, или на 5%. Основная причина — это то, что кредитный портфель снизился на 18% или на 38 млрд рублей. Снижение коснулось практически всех видов кредитования, кроме ипотечного (+4 млрд рублей) и кредитов госорганизациям. Объем корпоративных кредитов снизился на 40 млрд рублей. Чем вызвано такое сильное падение?

— Активы уменьшились на 9 млрд рублей за счет того, что мы выкупили собственные субординированные еврооблигации. Поскольку мы их выкупали, при составлении отчетности по МСФО они, соответственно, не включались в состав активов. Они дорогие — купон по ним был 8%.

Что касается кредитного портфеля: была проведена большая работа с заемщиками — по досрочному погашению, плановому погашению, по продаже (прежде всего корпоративных кредитов). На наш взгляд, эта работа позитивно повлияла на качество кредитного портфеля.

Сейчас размер ключевой ставки ЦБ составляет 7,25%, и мы ожидаем дальнейшего снижения этого показателя до конца текущего года. В целом снижается процентная маржа, и разница между стоимостью привлечения и стоимостью размещения становится все меньше

— Значит, это были плохие долги?

— Скажем так, мы хотели бы, чтобы заемщики погасили эти долги. Мы видим дальнейшее движение вперед с другими заемщиками.

— Эти заемщики входили в группу «Ак Барс» Банка?

— Нет. Если мы посмотрим на кредиты связанным сторонам, то на конец 2016 года их сумма составила 35 млрд рублей, а на конец 2017 года — 13,7 млрд рублей. То есть 21 млрд рублей было погашено связанными сторонами.

Для нас это позитивный момент, поскольку рейтинговые агентства, а также СМИ постоянно говорили и писали о том, что у нас существенные кредиты выданы связанным сторонам. Мы работаем над этим.

— Какой объем резервов был высвобожден за счет этого?

— Продажа активов осуществлялась по стоимости, близкой к номинальной, и накопительным итогом не привела к возникновению дополнительной прибыли, но оказала положительное влияние на качество активов.

— Хорошо, тогда такой вопрос: почти 30%, или 50 млрд рублей, кредитов в общем портфеле являются необеспеченными. Из них 40 млрд — это корпоративные кредиты и кредиты государственным организациям. Причем кредиты госорганизациям практически на 100% не обеспечены. Что это за компании и почему банк идет на выдачу таких кредитов, увеличивая риски и отчисления в резервы на возможные потери?

— В соответствии со стратегией банка одним из ключевым клиентских сегментов в корпоративном блоке банка в 2017 году стал сегмент «Крупнейшие корпоративные клиенты» (годовой оборот от 15 млрд рублей). Результатом работы стала аккредитация банка более чем в 20 крупнейших компаниях РФ. Общий объем установленных банком кредитных/гарантийных лимитов на компании из числа топ-300 РФ составил на данный момент более 50 млрд рублей в таких отраслях, как нефтедобыча и нефтепереработка, химия и нефтехимия, энергетика, телеком, машиностроение и проч.

— В 2017 году произошло снижение как процентных доходов, так и расходов. Но при этом чистый процентный доход увеличился на 2 млрд. Это, видимо, связано с падением ставки рефинансирования. Какой прогноз вы ставите на 2018 год касательно и ставок, и ваших условий для клиентов?

— Ставки будут падать… Сейчас размер ключевой ставки ЦБ составляет 7,25%, и мы ожидаем дальнейшего снижения этого показателя до конца текущего года. В целом снижается процентная маржа, и разница между стоимостью привлечения и стоимостью размещения становится все меньше. Мы также отмечаем, что к нам приходят клиенты и просят снижения ставок по кредитам.

— Вы говорите о рефинансировании кредитов?

— Все верно… По нашей оценке, маржа будет по-прежнему падать, ставка по годовым депозитам в конце года составит 6%, а по кредитам — ипотека будет падать ближе к 9%.

— И сейчас уже есть 9%.

— Откровенно говоря, это зачастую заблуждение. В банке могут объявить и 8,5%, но часто тебе доплачивает застройщик, чтобы ты продавал его квартиры. Плюс заемщики покупают страховки. Поэтому на деле ставка оказывается выше. Поясню, что я сейчас говорю про эффективную ставку. Можно объявить и 8% ставку, а если застройщик готов доплачивать, то можно кредитовать и под 6%, а потом добирать с него доходность.

По нашей оценке, маржа будет по-прежнему падать, ставка по годовым депозитам в конце года составит 6%, а по кредитам — ипотека будет падать ближе к 9%

— А по бизнесу?

— Думаю, для малого и среднего бизнеса ставка будет 10%, а для крупного — ближе к 8%.

«В казанском головном офисе зарплата не поменялась...»

— Вопрос, вытекающий из всего сказанного выше: есть ли задача увеличения комиссионных доходов? В прошлом году комиссионный доход увеличился на 400 млн рублей.

— Когда мы принимали стратегию в 2016 году, мы четко для себя определили, что маржа снижается, и мы будем зарабатывать на комиссионных доходах: расчетно-кассовом обслуживании, гарантиях, аккредитивах, внешнеэкономической деятельности и продажах других небанковских продуктов — страховок, пенсионных продуктов и брокерских услуг.

В 2018 году у всех в нашем банке два основных ключевых показателя эффективности: количество клиентов и чистый комиссионный доход. Мы концентрируемся на этом, постоянно обсуждаем. Увеличение клиентов — это задача каждого в банке, включая обеспечивающие и поддерживающие подразделения.

— Насколько я помню, по комиссионным расходам лидирует пластик. Это касается, скорее всего, карты Evolution?

— Дело в том, что мы начали выпускать больше карточек, соответственно, растут расходы, связанные с международными платежными системами.

— Что касается карт, в частности, Evolution: есть ли в этом какой-то цимес?

— Суть следующая: во-первых — это остатки, а во-вторых — клиенты. Если мы привели клиента за счет кешбэка, то мы уже понимаем, кто он и какие продукты ему предлагать: это будут либо предодобренные кредиты, либо страховки, либо индивидуальное обслуживание. Карточка — это просто путь к тому, чтобы «завести» клиента. Основных ценностей у банков сейчас две — люди и клиенты. Люди, которые будут внедрять современные технологии, и клиенты, которые будут приходить и обслуживаться в банке. Для нас это большая задача.

— Административные расходы банка увеличились на 2,5 млрд рублей до 10,7 млрд рублей. Из них 700 млн — это увеличение расходов на персонал. На 1 млрд увеличились рекламные, маркетинговые услуги. Что интересно, увеличились расходы на аренду, но при этом снизились платежи по охране. С чем связан такой рост расходов во времена оптимизации и экономии?

— Давайте по пунктам. По персоналу мы немного количественно приросли, но приросли очень профессиональными специалистами.

— Там 200 человек — в принципе, не критично.

— В 2017 году мы провели большое исследование по уровню заработной платы рядовых сотрудников, которые работают в сети (кассиры и менеджеры по работе с клиентами), в сравнении с другими банками. Мы поднимали зарплаты в диапазоне 10—15%.

— Как изменилась средняя зарплата за 2016 и 2017 годы?

— Тут нельзя приводить средние цифры. У некоторых она вообще не изменилась. К примеру, в казанском головном офисе она не поменялась, а у продавцов — у тех, кто работает с клиентами — она выросла на 10—15%.

— А что по поводу существенного роста на рекламу?

— Это агрегированный показатель — банк растет и развивается, мы активно привлекаем новых клиентов, что предполагает качественный и измеримый рост рекламных расходов. В наших планах на 2018 год переход на новую платформу бренда, отвечающую ожиданиям наших клиентов. Кроме того, банк поддерживает широкий спектр социальных и благотворительных целевых проектов как для людей в сложной жизненной ситуации, так и для одаренных студентов, школьников, специальных проектов для пенсионеров, журналистов, людей искусства. Банк также поддерживает значимые мероприятия в сфере спорта, культуры и искусства. Традиционно уже более 20 лет каждый первоклассник Татарстана получает от банка интересный образовательный подарок.

Что касается аренды: у нас был call-центр на ул. Чистопольской, где стояли пустые этажи. Сейчас мы сделали там open-space и посадили всех вместе: айтишников с бизнесом. Кабинетная система неэффективна. Плюс некоторые офисы в регионах были маленькими, тесными, узкими. Их закрыли и открыли гораздо лучше.

Основных ценностей у банков сейчас две — люди и клиенты. Люди, которые будут внедрять современные технологии, и клиенты, которые будут приходить и обслуживаться в банке

— Просто по отчетности у вас количество филиалов сократилось раз в пять, но при этом выросло количество операционных касс.

— Филиалы — да, мы сделали большую централизацию. Это связано с изменением системы управления: нам не нужно 30 филиалов, мы оставили их только в федеральных округах, ключевые из них были трансформированы в региональные центры, а другие преобразованы в операционные офисы. Сегодня нет потребности в широкой филиальной сети.

— Почему вы ушли от допофисов к операционным кассам?

— Ответ простой — вопрос оптимизации затрат.

— Планируете ли открыть филиалы в каких-то новых городах?

— Мы обсуждаем этот вопрос, однако пока нет итогового решения. У нас есть филиалы в Москве, Петербурге, на юге, в Екатеринбурге, Новосибирске, Челябинске, Барнауле, Красноярске. То есть мы присутствуем в крупных городах. Мы есть и в Поволжье.

Надо повышать производительность труда — вот это ключевая задача. Чтобы человек продавал не семь-восемь ипотек в месяц, а 27. Поскольку рынок большой, мы видим потенциал: у нас есть технологии, есть продукты, мы будем конкурировать с крупными игроками не только в Татарстане, но и по всей России. Перед нами стоят такие задачи. Отмечу, что 2017 год был хорошим по выдаче ипотеки, а 2018-й станет еще лучше.

— Будете ли вы развивать направление госгарантий?

— Будем. Мы видим в этом перспективный бизнес. В конце 2017 года как раз пришла новая команда, у которой стоит такая задача.

«Если вы помните, в конце прошлого года у ряда банков были сложности»

— Вернемся к еврооблигациям. Банк практически выкупил свои субординированные еврооблигации: долг сократился с 12 до 3,7 млрд рублей. Но почему не обнулили долг? Держатели не пошли на это или вы оставили себе «коридор», чтобы снизить нагрузку?

— Мы бы купили, но текущие держатели не хотят продавать. У трейдеров стоит задача — покупать. Облигации же продаются в рынке. Вот у вас есть облигация, которая приносит вам восьмой купон. Зачем вы будете ее продавать? Где найдете такую доходность? Поэтому ни у кого не возникает желания. Мы говорили про надежность. Если посмотреть котировку наших бумаг на протяжении 2016—2017 годов, то она сильно не менялась. Это говорит о том, что люди, которые понимают и читают отчетность — нам верят. Мы — надежный банк.

— Если завтра предложат выкупить все оставшиеся бумаги, по какой цене согласитесь выкупать?

— По рынку. Это надо обсуждать.

— А если вам скажут: «Выкупайте прямо сейчас»?

— Так банки не работают, будет продавец— будем обсуждать.

— В 2017 году произошло обесценение инвестиционной собственности на 2,5 млрд рублей. Какова причина начисления убытка от обесценивания, и почему банк не предпринимает мер для «избавления» от такой собственности?

— Мы активно принимаем меры по реализации нашей инвестиционной собственности и консервативно оцениваем ее рыночную стоимость.

— Ну да, вы продали на 3,8 млрд. В связи с чем идет обесценивание?

— Мы консервативно оцениваем рыночную стоимость наших объектов.

— То есть это в связи с вашей переоценкой?

— Мы оцениваем с помощью авторитетных независимых оценщиков.

— Говорит ли это о том, что изначальная оценка была завышенной?

— Это говорит лишь о том, что на 1 января 2018 года мы считаем, что эта собственность стоит ровно столько, сколько указано в отчетности. Мы посчитали, что сможем продать ее за 7 млрд рублей, поэтому мы довели балансовую стоимость до той стоимости, за которую мы можем ее продать.

— А что за земля на 1 млрд? Она пустая? Для строительства многоэтажных домов?

— Да.

— В балансе отразились квартиры стоимостью 1 млрд рублей. Чьи это квартиры? ГЖФ?

— Нет, это не ГЖФ, а наша инвестиционная собственность в Казани.

— Несмотря на рост недоверия в целом к банкам, в прошлом году вырос объем привлеченных средств (по депозитам физлиц — на 3%, по привлеченным средствам организаций — на 12%). При этом рост у юридических лиц дали госкомпании, отток у обычных юрлиц составил почти 33 млрд рублей. С чем связан такой перекос, куда и в связи с чем ушли клиенты?

— Ряд срочных депозитов ушел по рыночным клиентам. Поскольку у нас много ликвидности, там были краткосрочные депозиты, и другие банки в моменте дали более высокую ставку. Если вы помните, в конце прошлого года у ряда банков были сложности. Мы это понимаем и видим, что в 2018 году тенденция совершенно другая. А по госкомпаниям надо смотреть немного иначе. По связанным сторонам у нас было почти 46 млрд средств органов государственной власти и государственных организаций Республики Татарстан, которые были привлечены через векселя. А на конец 2017 года этих векселей нет. Поэтому, если сложить срочные депозиты и векселя на конец 2016 и 2017 годов, суммы будут примерно такие же.

Мы считаем, что наша основная компетенция — это банковская компетенция и работа с клиентами, с физическими лицами, малым и средним бизнесом

«Бизнес-центр забрали за долги. Думаю, продадим до конца года»

— Тогда вернемся к ипотеке. В прошлом году рост составил 4 млрд. Какие планы у вас в этом году?

— Мы же измеряем по выдаче. В 2016 году мы выдали ипотеки на 11,9 млрд рублей, в 2017 году — на 14 млрд рублей. В 2018 году мы планируем выдачу на 19 млрд рублей.

— В связи с чем вы перестали активно продвигать автокредитование? За год ссудная задолженность по автокредитам снизилась более чем на 1,1 млрд рублей.

— Мы сконцентрировались на «потребах» и на ипотеке.

— Невыгодно выдавать или рисков много?

— Это больше технологии — нужен технологичный продукт, выстроенная работа с партнерами. Есть планы сделать качественный продукт по автокредитованию до конца этого года.

— Банк значительно снизил резерв под обесценивание кредитного портфеля — на 12,4 млрд рублей до 6,9 млрд рублей. За счет чего удалось существенно снизить объем резервирования?

— За счет погашений и продаж кредитов. Мы смотрим немного не так — мы смотрим на долю обесцененных кредитов: в конце 2016 года она была 16,1%, а в 2017 году — 11,7%. Обесцененных кредитов стало меньше, поэтому резерв стал меньше.

— Что за финансовые активы были проданы в 2017 году на сумму 18,6 млрд рублей и в связи с чем были произведены данные сделки?

— Если посмотреть на ценные бумаги, отражаемые по справедливой стоимости, на конец 2016 года они были 70,7 млн, а на конец 2017-го — 103,9. То есть мы продали одни активы, а другие купили.

— Они были выгоднее?

— Да, выгоднее. По сделкам с ценными бумагами в 2017 году мы получили доходы в размере почти 13 млрд рублей.

— Кстати, у вас изменилась внутренняя документация по поводу безопасности проведения биржевых сделок после ситуации с трейдером Артемом Люлинским?

— Да. Наша служба внутреннего контроля провела большую работу после этого, в том числе изменили правила поведения трейдеров в торговом зале, правила пользования мобильными телефонами, существенно ужесточены правила внутреннего контроля.

— Мне понравился один актив, который появился у вас в 2017 году, — это бизнес-центр в Москве за 4,8 млрд рублей. Что это за недвижимость и почему группа не хочет оставить этот объект для себя или использовать его в качестве доходной недвижимости?

— Его забрали за долги. Думаю, продадим до конца года. Пусть недвижимостью занимаются другие.

— У вас много площадей торговых центров в собственности.

— Нельзя сказать, что их очень много. Но дополнительные площади нам точно не нужны, поэтому будем продавать. Мы считаем, что наша основная компетенция — это банковская компетенция и работа с клиентами, с физическими лицами, малым и средним бизнесом.

— Как вы оцениваете последние предложения по изменению регулирования банковского бизнеса? Например те, что касаются залогов?

— Да, такое предложение есть — будут понижающие коэффициенты. Мы, со своей стороны, это поддерживаем.

— Не приведет ли это к тому, что у заемщиков будет нечем крыть?

— Будем работать с заемщиками: либо сокращать кредитные риски, либо требовать дополнительное обеспечение. Работа с регулятором по улучшению банковского законодательства ведется постоянно в течение последних нескольких лет. Они нормально организовывают диалог, они не приходят и не говорят: «С завтрашнего дня все меняется». У нас есть возможность задавать вопросы, и регулятор на них отвечает. Следовательно, мы заранее готовимся к изменениям.

Лично я за конкуренцию. Чем серьезнее конкуренция, тем сильнее она движет нами, заставляет развиваться и внедрять что-то новое

«Мы хотим добиться понятной и прозрачной структуры акционеров, вертикали управления «Ак Барс Страхования»

— Недавно стало известно, что банк полностью выкупил долю в компании «Ак Барс Страхование». Здесь несколько вопросов. Во-первых, чего вы ждете от этой сделки?

— Есть большие планы по развитию страхового бизнеса — по синергии, продаже совместных продуктов.

— Но ведь «Ак Барс Страхование» и так является зависящей от банка структурой?

— Мы хотим добиться понятной и прозрачной структуры акционеров, вертикали управления, а также синергии по продаже страховых и банковских продуктов. Поэтому, на мой взгляд, это абсолютно правильный шаг.

— Как вы в целом оцениваете нынешнее состояние операционной среды для средних и мелких банков? Какие у них перспективы?

— Все зависит от акционеров. Понимаете, проблема с небольшими банками в том, что конкурентная среда меняется с очень высокой скоростью. Помимо этого, лидеры, включая нас, серьезно вкладываются в развитие новых продуктов, каналов, в тот же маркетинг. В таких условиях средним банкам все тяжелее и тяжелее конкурировать. Да, конечно, они могут найти свою нишу, если придумают новые продукты или будут заманивать клиентов какими-то новыми идеями… Время покажет.

— Эксперты предрекают, что для России 50 крупных банков — это в самый раз.

— Они это предрекают последние 15 лет.

— А вы согласны с тем, что идет укрупнение, национализация?

— Лично я за конкуренцию. Чем серьезнее конкуренция, тем сильнее она движет нами, заставляет развиваться и внедрять что-то новое.

— К слову о развитии и внедрении: у вас выросли расходы на технологиях.

— Мы развиваем «Ак Барс 3.0», наши цифровые каналы и мобильное приложение. Подчеркну, что мы активно внедряем IT-технологии в наши процессы — прежде всего, в процесс обслуживания клиентов и кредитование. Новые продукты, новые каналы продаж, привлечение клиентов — наши IT-технологии направлены на это.

— Ждать ли нам каких-то инновационных банковских продуктов в этом году?

— Мы будем развивать новые качественные продукты — помимо современных дистанционных каналов мы планируем внедрить новую систему быстрых платежей (проект под эгидой Ассоциации финансовых технологий), запустить удаленную идентификацию, активно продвигать онлайн-продажи инвестиционных продуктов, развивать эскроу-счета, чтобы удобнее работать с застройщиками. И это небольшая доля того, что мы ожидаем — следите за нашими новостями.

— По поводу эскроу-счетов — уже есть заявки о застройщиков?

— Да, есть. Мы активно работаем в этом направлении и считаем, что у этого рынка большие перспективы.

— А что вы думаете по поводу таких нововведений, как краудфандинг для юрлиц, системы распознавания лиц?

— Краудфандинг — это хорошая тема. Мы смотрим на это, размышляем, обсуждаем все возможные риски, включая репутационные. Мы уже реализовали успешный пилот. Знаете, Билл Гейтс в свое время сказал: «Банковские услуги нам будут нужны, а банки — нет». Так же и здесь, поэтому мы очень внимательно отслеживаем все, что происходит в финтехе. У нас есть «Ак Барс Цифровые Технологии» — «дочка», которая как раз-таки заточена на новые и зачастую совершенно неожиданные продукты, которые не имеют ничего общего с банковским бизнесом в его традиционном понимании.

— «Тинькофф» вообще работает без офисов — какие риски в данном случае можно усмотреть?

— Я считаю, что вскоре банк будет здесь (собеседник показывает на мобильный телефон). Нам как-то показывали фотографию, на которой был запечатлен Нью-Йорк в 1900 году — всего одна машина и множество повозок на дорогах. Затем показали Нью-Йорк в 1910 году — одна повозка и десятки машин вокруг. Сейчас прогресс будет протекать еще быстрее. Буквально 10 лет назад мы жили без Telegram, WhatsApp или «Ак Барс Online», а сейчас не можем представить себе жизнь без подобных вещей.

Конечно, раньше много говорили про то, что театры вымрут, что все будет в интернете, но этого не произошло — люди по-прежнему туда ходят. Поэтому сейчас ведется много дискуссий о том, чтобы делать маркетплейс: люди будут приходить в банки, общаться, выбирать услуги, пить кофе, делать еще что-то. Такие дискуссии действительно есть.

— Банки уже давно говорят о том, что у них будет та же связь с налоговой (она уже есть по юрлицам, а сейчас — и по физлицам), но при этом банк продолжает запрашивать кипы документов для подтверждения доходов.

— Это требование регулятора.

— Я про то и говорю. Без бумажки ты — никто. А если банк уходит в Сеть…

— Будет удаленная идентификация. Клиенту не нужно приходить в банк для того, чтобы вы смогли его идентифицировать. Будет именно так. Можно сопротивляться прогрессу, но только до определенного момента.

Мне кажется, если ты не можешь победить хаос, то ты должен его возглавить. Если ты не можешь остановить эти процессы с блокчейном и криптовалютами, то ты должен их зарегулировать

— А вы сами что думаете про это, про криптовалюты, в том числе? Имеет ли смысл легализация криптовалют?

— Мне кажется, если ты не можешь победить хаос, то ты должен его возглавить. Если ты не можешь остановить эти процессы с блокчейном и криптовалютами, то ты должен их зарегулировать. На мой взгляд, угроза здесь заключается в том, что деньги начнут двигаться между странами без контроля со стороны центральных банков. Скорее всего, они [банки] не смогут этого позволить, поэтому либо запретят это дело, либо легализуют.

— Криптовалюты к тому же ничем не подкреплены…

— Насколько я понимаю, они подкреплены производительностью компьютеров, которые выполняют определенные операции. Добавленная стоимость все-таки возникает.

— Но ведь это нельзя, грубо говоря, пощупать?

— Деньги, которые лежат у вас на карточке, вы тоже не можете «пощупать» — по сути, это просто цифры на экране. Посмотрим, как будет развиваться ситуация.

— Как вы оцениваете итоги 2017 года и чего ждете от 2018-го?

— В конце 2016-го мы приняли новую стратегию, по которой планомерно движемся все это время, и мы очень позитивно оцениваем 2017 год. Показатели по доходности активов, доходности капитала, росту чистой процентной маржи нас устраивают.

В 2018 году мы будем стараться наращивать темпы, серьезное внимание будем уделять качеству обслуживания клиентов, поскольку понимаем, что это очень важно. Мы будем активно развивать информационные технологии, поскольку это одна из основ банковского бизнеса. Будем дистанционного расширять географию нашего присутствия в регионах Российской Федерации. В общем, будем развивать клиентоцентричный, современный, масштабный, технологичный банк.

— Сейчас к вам пришла проверка — чего-то конкретного от нее ждете?

— Мы о ней знали — они приходят раз в два года.

— Возможно, есть какие-то «скелеты в шкафу»?

— Мы открыты регулятору и будем отвечать на все вопросы проверяющих.

— А те предписания, которые они давали два года назад, были выполнены?

— Слово «предписания» мне немного не нравится. Был акт проверки, по которому был составлен план мероприятий. План выполнен на 100%. Мы отчитались перед ЦБ в августе прошлого года, и больше никаких вопросов не возникало.