Шамиль Идиатуллин, «Ъ»: «Не было бы «Коммерсанта» — не было бы наших конкурентов»

«Нынешний акционер «Коммерсанта» Алишер Усманов не стремится, как Березовский, влиять на повестку»

— Шамиль, в этом году журналисты отдела политики покинули «Коммерсантъ». Удалось ли восполнить потерю?

— Это была огромная потеря и для «Коммерсанта», и для журналистики России в целом, и для всего общественного сознания. Выяснилось, что можно просто взять и убить живое образование. Понятно, это был не каприз отдела. Просто группа высочайших профессионалов поняла, что в таких условиях работать больше нельзя, поэтому перестала работать. Как писал Владимир Ильич, жить в политике и быть свободным от политики невозможно, даже в наше время, когда политика сводится к ритуалам.

Всякие подонки через телеграм-каналы утверждали, что это согласованная акция, чуваки заранее с кем-то договорились. Они радостно писали: «по нашим сведениям», понятно откуда слитым (придуманным на «фабриках троллей»), отдел политики договорился с неким олигархом и устраивает скандал, чтобы обеспечить себя пиаром, через неделю — месяц создаст новое СМИ, ради которого все и затевалось. Было понятно сразу, что такие сведения — ложь, гнусная клевета и провокация, отработка заказа вполне конкретных чиновников или чиновничьей среды. Ушедшие от нас ребята до сих пор никакое новое СМИ не создали, никакой олигарх не появился. Кто-то из них устроился в действующие издания, не на первые роли, кое-кто остается без работы, а кто-то вообще ушел из профессии. Это доказывает, что это была действительно штука неожиданная, катастрофическая, потрясающая основы политической журналистики в стране и показывающая, что действительно писать можно не обо всем, но по максимуму писать, о чем возможно, мы будем обязательно.

Сейчас политическую тему ведет отдел неделовых новостей. Он усиливается, ищет людей, которые будут этим заниматься. По моей информации, этот процесс уже завершен. Очевидно, что первые месяцы после ухода отдела политики были катастрофическими, политическая повестка совсем ушла со страниц. Сегодня она вернулась: так или иначе мы это дело закрываем. В силу того, что пришли другие люди с другими подходами, которые понимают другие форматы добывания информации, мы рассказываем о политике с других точек зрения. Можно обратить внимание, что цитируемость политических текстов «Коммерсанта» осени выше, чем у материалов конкурентов.

Мы раскопали этот довольно циничный и кошмарный ответ: мало ли, что муж жене руки отрубил, вы преувеличиваете значимость таких вещей. Мы первые сделали эту новость, нашли ответ отдельных российских официальных лиц. И сделали такую официальную презумпцию достоянием гласности

Недавний пример — резонансный текст о том, как российская власть ответила на запрос европейской инстанции о домашнем насилии. Мы раскопали этот довольно циничный и кошмарный ответ: мало ли, что муж жене руки отрубил, вы преувеличиваете значимость таких вещей. Мы первые сделали эту новость, нашли ответ отдельных российских официальных лиц. И сделали такую официальную презумпцию достоянием гласности. Потом все уважающие себя СМИ об этом рассказали, что показывает значимость этого события. Факт того, что многие не ссылаются на «Коммерсантъ», говорит о том, что мы довольно значимый конкурент, мы продолжаем пугать их как СМИ, которое пишет в том числе и про политику.

— Шамиль, а часто ли акционеры вмешиваются в политику издания? Говорят, чтобы сняли материал или о чем-то не писали?

— Напрямую такого вообще не происходит, когда отдельно взятый журналист узнает, что акционер не велел писать. На это есть руководство редакции, которое находится в постоянном контакте с акционерами, так происходит в любом СМИ. Дальше все зависит от взглядов на жизнь и степени публичности этого руководителя. Когда главредом был Андрей Васильев, он через год-два весело рассказывал, как общался с Березовским, тогдашним владельцем «Коммерсанта», по разным поводам его посылал и ставил в неудобные позы. В легенды и учебники уже вошло, как единоличный владелец «Коммерсанта» Борис Березовский, контролировавший половину всего, что движется по России, в своем родном «Коммерсанте» мог опубликовать какие-то свои размышления только на правах рекламы с крупным уведомлением за крупные деньги. Эта подлинная легенда, помимо прочего, показывает, насколько было интересно и лихо тогда и насколько трудно себе представить такую ситуацию сегодня.

К счастью, нынешний акционер «Коммерсанта» Алишер Усманов не стремится, как Борис Абрамович, напрямую влиять на общественно-политическую повестку с помощью каких-то манифестов. А если это происходит, он не задействует «Коммерсантъ», а обращается через другие площадки. «Коммерсантъ» в этом не мог быть задействован, иначе мы бы на этом хрустнули и сломались. Все понимают: мы не дубинка, мы СМИ.

— Говорили, что отдел политики как раз ушел по звонку Алишера Бурхановича.

— Не нам звонили, поэтому можно только гадать. «Коммерсантская» выучка велит мне оперировать только данными, подтвержденными с двух-трех сторон, если они анонимные. Верифицированных данных нет, подтверждения двух-трех сторон нет, поэтому ответственно говорить не могу. Просто воспринимаю это, с одной стороны, как трагедию, с другой стороны, нам неоднократно заявляли, что в нашем освещении политики ничего не меняется: не вводятся «двойные сплошные», запретные темы, неприкосновенные фигуры. Мы можем писать про все, но должны быть уверены в том, что пишем, и оперировать подтвержденными данными. Тот же Андрей Васильев, легендарный главред «Коммерсанта», сильно ругал статью, из-за которой пошел весь сыр-бор, он говорил: «Я бы такую заметку не поставил». Он бы не поставил, поэтому он не работает в «Коммерсанте» десятых годов. Он работал в нулевых, потом понял, что дальше не может или не хочет. А мы продолжаем — как можем.

Не нам звонили, поэтому можно только гадать. «Коммерсантская» выучка велит мне оперировать только данными, подтвержденными с двух-трех сторон, если они анонимные. Верифицированных данных нет, подтверждения двух-трех сторон нет, поэтому ответственно говорить не могу

«Одно из ключевых слов во внутреннем словаре — «просос»

— За последние три десятилетия появилось много деловых изданий. Как «Коммерсантъ» выживает в условиях конкуренции?

— Во-первых, мы сами ее создаем. Не секрет, что от 30—40 до 100 процентов штата РБК, «Ведомостей», «Медузы» составляют бывшие сотрудники «Коммерсанта». Главред (Илья Булавинов, — прим. ред.) и владелец «Ведомостей» (Демьян Кудрявцев, — прим. ред.) — это бывший зам главного редактора и экс-гендиректор «Коммерсанта». А главред РБК Игорь Тросников — бывший завотделом потребительного рынка «Коммерсанта». До последнего времени его сотоварищем была Лиза Голикова, которая ранее была завотделом финансов «Коммерсанта», а после этого рулила онлайном «Коммерсанта». То есть не было бы «Коммерсанта» — не было бы всех их. Понятно, кто-то уходит, исходя из своих амбиций, кто-то хочет попробовать сделать что-то новое, кто-то уходит на большие деньги, причин множество. Конечно, все они в какой-то степени являются конкурентами. И это хорошо: без конкуренции образуется болото. Если нас не будут подгонять, не будет постоянной угрозы, что мы в чем-то опоздаем, тогда мы заснем.

Одно из ключевых слов во внутреннем словаре «Коммерсанта» — «просос»: мы «прососали» новость, то есть пропустили что-то значимое и не написали, зато об этом написали конкуренты. Если мы уберем концепцию «прососов», значит, мы останемся без довольно значимой и бесящей всех вещи. Досадно, что в регионах концепция конкуренции, «просасывания» не возникает совсем. Мне корреспонденты из регионов жалуются: «Мы написали что-то значимое, хоть бы одна зараза перепечатала. Никто даже не понял, что произошло». Я уж не говорю, чтоб кто-то сам раскопал и опубликовал это раньше нас. Это ярко характеризуют подготовленность читательской и пишущей аудитории. Почти не осталось живых конкурентов, готовых это оценить или хотя бы украсть. Но мы продолжим про это писать: это гораздо важней, чем скандалы, связанные с певцами.

— Издание отличается особой стилистикой. Те же «господин», «госпожа». Откуда такие слова, ведь «господа» уже сто лет назад кончились?

— Это хорошая традиция. Придумал «господ» Васильев. Он ввел шпаргалку, которая должна категорически использоваться. Невежливо называть человека по фамилии, фамилия употребляется либо с именем, либо с «господин-госпожа», либо, если речь о военных и полицейских, со званием. Исключение было сделано только для спортсменов и деятелей культуры. Это была попытка вывода манер и самосознания на заданный уровень вежливости. Не секрет, что в личном общении у нас существуют большие проблемы, как обращаться к незнакомому человеку. «Товарищ» и «гражданин» уже ушли, «милейший» и «барышня» еще не пришли, за это можно и в рыло получить. Поэтому на каком-то этапе «Коммерсантъ» счел для себя необходимым внедрять хотя бы на своих страницах культуру обращения. То, что это не прижилось, это не проблема «Коммерсанта».

— А твердый знак в конце названия газеты — тоже своеобразный принцип?

— Сначала было агентство «Постфактум» и кооператив «Факт». Потом Владимир Яковлев решил новую зарождающуюся экономику кооперативов обеспечивать информационно. Когда он придумал делать газету, хотелось обозначить, что она не внезапно появились, а представляет российское предпринимательство, которое помнит не только наперсточников, ларечников, спекулянтов и фарцовщиков джинсами, — это явление, составляющими которого были Третьяков, Мамонтов, Савва Морозов, которое строило города, империю, которое имеет текстовое воплощение. Поискали в архивах и нашли газету «Коммерсантъ», выходившую веком раньше и придумали остроумную мульку, она до сих пор украшает первую страницу каждого номера: газета выходит с 1909 года, с 1917 по 1990 годы не выходила по не зависящим от редакции причинам.

Яковлев объявил себя правопреемником давно сгинувших, рассеянных и расстрелянных людей, явлений и комплекса вещей. Поскольку та газета следовала дореформенным правилам, в названии присутствовал твердый знак, новый «Коммерсантъ» этот твердый знак и воспроизвел. И с этим ером наперевес мы и идем, от этой славной традиции отказываться не собираемся.

Были такие частные случаи, которыми могли заниматься либо юристы, которые инкорпорированы в разные сообщества, поэтому не могут себе этого позволить, либо опытные люди, но отмороженные на голову — это, как правило, журналисты. Ну, или из последних примеров — дело Ивана Голунова, в разрешении которого «Коммерсантъ» сыграл не последнюю роль

«Обвалить мы можем что угодно, ломать не строить»

— Как деловая пресса влияет на экономику России?

— Очень значимо. Пресса, СМИ — один из органов чувств общественного организма, как зрение, слух, осязание. Нужно не только смотреть себе под ноги, чтобы не упасть, иначе во что-нибудь головой врежешься…

— В мировой практике были случаи, когда из-за публикаций в прессе обваливались акции, изменялись цены на нефть.

— Был знаменитый иск «Альфа-банка» с утверждением, что мы пытались его скомпрометировать и обвалить, когда написали, что у банка есть проблемы с выдачей наличных. Наши корреспонденты увидели в нескольких банковских пунктах очередищи, а «Альфа-банк» настаивал, что мы все врем. «Альфа-банк» нас наказал в суде, исходя из логики, которая довольно убедительна: любой банк держится на доверии клиентов и может обвалиться щелчком недоброжелателя.

В Казани в начале 1990-х годов была газетка, распространявшаяся по почтовым ящикам. Ее владелец занимался шантажом: приходил в банки и говорил: «Ребята, если вы мне не дадите такую-то сумму, я в следующем номере напишу, что у вас проблемы с ликвидностью и выдачей денег, вы рухнете». И банкиры понимали, что он не совсем лукавит, потому что действительно — если распустить слух про проблемы у банка, то они тут же возникнут: набегут сотни людей, чтобы вытащить свои деньги, пойдет лавинообразный эффект. Вероятность негативного сценария для этого банка очень велика, потому что этот бизнес держится на доверии. Потом этого человека посадили. До сих пор такие вещи используются в недобросовестном маркетинге, когда в WhatsApp начинаются горячие обсуждения, что у этого банка проблемы, бегите все отсюда.

Это вопрос даже не влиятельности СМИ, а влиятельности слухов. Но сила деловой прессы, «Коммерсанта» не в этом. Обвалить мы можем что угодно, ломать не строить. Значимость прессы в том, что она может что-то создать. Например, в 1990-е годы в «Коммерсанте» была рубрика «Против налогового пресса». Тогда в России вводились адские перекрывающие друг друга налоги на все сферы, налогообложение предпринимателей зашкаливало, доходя до 80 процентов. После цикла публикаций «Коммерсанта» налоговая политика изменилась и в какой-то части стала одной из самых вменяемых в Европе. Еще пример: наш обозреватель Вероника Куцылло судилась в Конституционном суде с властями Москвы за прописку, добиваясь права получать московскую прописку для новых москвичей. Были такие частные случаи, которыми могли заниматься либо юристы, которые инкорпорированы в разные сообщества, поэтому не могут себе этого позволить, либо опытные люди, но отмороженные на голову — это, как правило, журналисты. Ну, или из последних примеров — дело Ивана Голунова, в разрешении которого «Коммерсантъ» сыграл не последнюю роль.

Остальных проще переформатировать, сказать: про это не пишем, пишем про безобразия у хохлов и публицистику. Так закрывается от общества большая часть значимых событий: не существует никакого Егора Жукова и никакого «Московского дела», закрытия малого бизнеса, недолетов чешских министров до Казани — «не обращайте на них внимания»

Наша работа — писать о значимых событиях. Мы помогаем участникам рынка понять в каких условиях они находятся и чего им ждать. Это позволяет и читателям, не вовлеченным вроде в бизнес и управление, понять, что происходит и что будет. Деловые СМИ в силу того, что они придерживаются «журналистики факта», последними затыкаются и последними перестают писать о фактах. Остальных проще переформатировать, сказать: про это не пишем, пишем про безобразия у хохлов и публицистику. Так закрывается от общества большая часть значимых событий: не существует никакого Егора Жукова и никакого «Московского дела», закрытия малого бизнеса, недолетов чешских министров до Казани — «не обращайте на них внимания». Когда повестку формирует телевизор, это очень опасно: это кривое отражение, и мы не заметим раковую опухоль или экзему.

— Шамиль, вы являетесь писателем. Как ваше руководство относится к параллельному творчеству своих сотрудников: литература, блогерство, колумнистика для других изданий?

— Запрещено сотрудничество с конкурентами. До последнего времени действовало правило, согласно которому сотрудник «Коммерсанта» мог публиковаться в любых СМИ, но обязательно с указанием, что он работает в «Коммерсанте». Сейчас, наверное, будет некоторое ужесточение и введут ограничение: мы не можем использовать то, о чем пишем на родном сайте, в других СМИ, потому что это кормит конкурента. Возможно, то же самое будет касаться и блогов. Блоги, телеграм-каналы и мессенджеры стали явлением одного уровня резонансности, сопоставимым со СМИ. У отдельных телеграм-каналов ежедневная аудитория выше, чем у большинства СМИ. Наверное, будет так: ребята, если вы написали заметку и опубликовали на сайте, то у себя ее перепечатывать в блоге больше, чем на 40 процентов, нельзя, иначе непонятно, за что вы зарплату получаете в газете. Это логично. На другие темы писать — вперед, у нас свободная страна.

Я сам, как руководитель реготдела, злобно отношусь к тому, что некоторые сотрудники в «Фейсбуке» пересказывают заметку и не дают ссылку на нее. Получается, он украл у «Коммерсанта» читателя: все пересказал, своих подписчиков подкормил, а того, кто ему выдает зарплату, оставил без необходимой аудитории. Это как минимум неблагородно.

Что касается книг, руководство, по-моему, относится к этому философски и равнодушно. Кроме меня еще есть, например, великий, без дураков, русский писатель Юрий Буйда, который работает в «Коммерсанте» с начала нулевых годов рерайтером. Рерайтер — блестящий словесник, который с момента создания ИД переписывал фактуру, собранную тогда еще неискушенными в изящной словесности, как мы помним, корреспондентами. Получалось то, из-за чего «Коммерсантъ» стал легендой: великолепный русский язык со стебом, веселухой, хлесткими заголовками. Сейчас каждый журналист «Коммерсанта» — мощный словесник, который может писать по-русски получше писателя, но пишет все равно в формате. У нас сухой стиль, мы можем отыгрываться только в заголовках. Заголовки — это вещь, в которой мы дерзки, хлестки, наглы на уровне формы.

Мои книги, произведения Юрия Буйды и других, кто здесь работает, максимально далеки от происходящего в «Коммерсанте»

К тому, что я пишу книги, все относятся спокойно. Мои книги, произведения Юрия Буйды и других, кто здесь работает, максимально далеки от происходящего в «Коммерсанте», хотя это досадно, потому что история издания требует литературного воплощения.