«Мысль о влиянии монголов на Русь у него доведена до странной крайности»

I. ВВЕДЕНИЕ

3. Высказывания советских историков о взаимоотношениях русских и татар

М.Н. Покровский, хотя и написал свою «Русскую историю с древнейших времен» в 1910 г., должен быть с полным правом отнесен к числу советских историков, так как его «История» только после Октябрьской революции получила наибольшее распространение, и сам автор, будучи старым большевиком с 1905 г., принимал деятельное участие в строительстве советского государства в качестве бессменного заместителя наркома по просвещению с 1918 г. по конец своей жизни в 1932 г., и написал в этот период много книг и статей по вопросам истории, причем его «Русская история в самом сжатом очерке» выдержала много изданий и долгое время употреблялась в школах как основное и единственное учебное руководство.

В своих трудах Покровский доказывал, что татары даже в XIII—XIV столетиях «были довольно высокоорганизованным полуоседлым народом», стоявшим выше своих русских противников (благодаря главным образом влиянию Китая, отчасти и арабов), и указывал, что влияние татарского завоевания на русских не ограничилось только отрицательным результатом, но имело и положительный, а именно оно содействовало сложению новой удельной Московской Руси. Покровский также отметил долговечность некоторых из введенных на Руси татарами учреждений, а именно: «сошного письма», «числа», «яма» и «тамги».

«В своих трудах Покровский доказывал, что татары даже в XIII—XIV столетиях «были довольно высокоорганизованным полуоседлым народом», стоявшим выше своих русских противников». Фото auction-imperia.ru

Из других историков нашего советского времени взаимоотношениями татар и русского народа занимался А.Н. Насонов («Монголы и Русь»). Но у него мы находим только изложение татарской политики до второй половины XIV в., политики, которая, по словам Маркса, заключалась в том, чтобы «натравливать русских князей друг на друга, поддерживать несогласия между ними, уравновешивать их силы, никому из них не давать усиливаться»; в то же время вопрос об оставленном нам татарами наследии в виде различного рода заимствований и влияний Насоновым совершенно не затронут.

Отрицательный отзыв о татарском влиянии на русскую жизнь из советских историков дал академик Б.Д. Греков в его коллективном (вместе с А.Ю. Якубовским) труде «Золотая Орда и ее падение», изд. АН СССР, 1950 г.

Греков отрицает первенство татар в введении на Руси переписей населения. Он также не видит большого татарского влияния на устройство на Руси правильных почтовых сообщений, на что указывал еще С.М. Соловьев, и на организацию финансово-податной системы русских княжеств. Вопроса о влиянии татар на организацию административного аппарата и на суд в Московской Руси Греков совершенно не касается. Признав, что «общение русского народа с Золотой Ордой… не могло не оставить следов на различных сторонах жизни русского общества, в частности на бытовой стороне», не отрицая «наличия в русском языке многих восточных слов, относящихся к политической, общественной и бытовой сторонам жизни», Греков пытается умалить это признание тем, что многие слова могли попасть к нам от арабов и через Западную Европу и быть заимствованы от турецких народов в домонгольский период русской истории.

Главнейшим мнениям о значении татарской власти в истории России Греков посвящает целую седьмую главу своего очерка. Эту главу он начинает двумя цитатами из проповедей владимирского епископа Серапиона (конец XIII в.), в которых рисуются ужасы татарского завоевания. Напоминая все испытания, пережитые русским народом во время завоевания его татарами, указывая на позор порабощения и на разорение русской земли, Серапион называл завоевателей «народом немилостивым, народом лютым, народом, не щадящим красоты юношей, немощи старцев, младости детей». Отмечая, что такие проповеди (вряд ли способные пробудить у русского народа симпатии к поработителям) духовенством в то время произносились часто, Греков как будто забывает свое утверждение, сделанное ранее и основанное на словах М.Н. Покровского, что ханы не ошиблись в своем расчете на содействие им русского духовенства: «публичная молитва о ханах внедряла в массы мысль о необходимости подчинения татарской власти».

Однако ни Покровский, ни Греков не указывают, откуда ими взяты сведения о публичной молитве за ханов. О таковых молитвах не говорят ни средневековые путешественники к татарам (Плано Карпини и Рубруквис), ни историки русской церкви (Голубинский). Судя по древним церковным служебникам и молитвенникам, на ектеньях обычно поминались князья, княгини и их чада и не всегда цари. Царями в служебниках назывались византийские василевсы, а не татарские ханы, которых наши летописи также именовали царями. В служебнике XIV ст. митрополита Киприана, который перевел этот служебник с греческого языка на русский, стоит поминовение «благочестивых и вернейших наших царей». Но вел. Василий Дмитриевич, хотя и принял митрополита Киприана, утвержденного константинопольским патриархом, но не позволил ему поминать царя, говоря: «мы имеем церковь, а царя не имеем и знать не хотим». Эти слова безусловно относились к царю византийскому (василевсу), а не к золотоордынскому (хану). В служебнике Варлаама, дословно сходном с служебником Киприана, вместо «царей» стоит «князья», а вместо «царство» — «владычество». В чине избрания и поставления в епископы начала XV в. в многолетии и ектеньях говорится только о великом князе и князьях, а не о царе.

«Греков отрицает первенство татар в введении на Руси переписей населения. Он также не видит большого татарского влияния на устройство на Руси правильных почтовых сообщений, на что указывал еще С.М. Соловьев, и на организацию финансово-податной системы русских княжеств». Фото litres.ru

Из ярлыков, данных золотоордынскими ханами русским митрополитам, видно, что ханы были озабочены тем, чтобы русское духовенство молилось Богу за них, за их жен и детей и за все их племя «без всякой скорби и печали», ради чего духовенству и были дарованы различные льготы, главным образом податного характера. В то же время ни один ярлык не требует, чтобы эти молитвы были публичными, наоборот, из них можно вывести заключение, что ханы имели в виду молитвы мысленные, сердечные. Так, в ярлыке хана Узбека, данном митрополиту Петру, мы читаем: «А попы и диаконы и причты церковные пожалованы от нас по первой нашей грамоте, и стоят молящийся за нас Богу правым сердцем и правою мыслью: а кто учнет неправым сердцем о нас молиться Богу, то грех о нем будет». Та же мысль повторяется и в ярлыке Менгу-Тимура русским митрополитам безыменно и всем церковным людям вообще: «аще ли кто иметь неправым сердцем за нас молите Бога, но тот грех на нем будет». Выражения: «то грех о нем будет» и «тот грех на нем будет» свидетельствуют о том, что ханы не требовали публичных молитв, при которых всякое уклонение от требуемой молитвы могло быть всегда замечено, и виновный в этом всегда мог быть подвергнут наказанию со стороны людей, а не только от Бога.

После Серапиона Греков приводит мнения о татарском владычестве историка XVIII века Болтина, затем Карамзина, Полевого и Соловьева, не сопровождая их никакими комментариями. Приводя далее мнения и высказывания других русских историков о влиянии татар на различные стороны русской жизни, Греков сопровождает их весьма строгими оценками: «Костомаров совершенно неправильно понимал процесс образования русского централизованного государства». «С этой ненаучной теорией заимствования (Бестужева-Рюмина, — С.А.) согласны были и… М.А. Дьяконов и В.И. Савва». «Ключевский не только не сделал ни одного шага вперед в понимании образования русского государства… но вернулся к самому порочному толкованию этого вопроса… отсюда он, как и Костомаров, делает грубейшую ошибку в понимании одного из важнейших вопросов истории России». «Платонов не понимал ни подлинных причин прекращения княжеских усобиц, ни роли татар, мешавших, а не содействовавших образованию русского государства». «Сергеевич… тоже придавал татарской власти немаловажное значение». «Антинаучную точку зрения на вопрос высказал М.Н. Покровский». В его высказываниях «сказалась вся концепция автора со всеми ее нелепостями». Грушевский, по отзыву Грекова, является в этом вопросе представителем «украинской националистической антинаучной и политически тенденциозной историографии». Обзор мнений главнейших русских историков прошлого времени Греков заканчивает следующими словами: «С такими печальными итогами по одному из крупнейших вопросов истории России пришла буржуазная историография к концу своего существования».

Взглядам русских буржуазных историков, не понявших «настоящей сущности роли татарского ига», Греков противополагает мнения Пушкина и Чернышевского, которые видели главную заслугу русских в том, что они были невольными и бессознательными спасителями Европы от монгольского ига: что «их необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы», и что русские «были спасителями от монголов… Европы, быв ей стеной». Более, однако, интересен для нас и верен следующий отзыв Пушкина о татарах, о их влиянии на русскую жизнь, отзыв, помещенный Грековым в качестве эпиграфа к написанной им части цитируемой книги «Татары не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля».

В заключении Греков высказывает следующее положение, которое вряд ли бы стали оспаривать и все те, ныне покойные, историки, которых он подверг такой суровой критике: «Не при содействии татар, а именно в процессе тяжелой борьбы русского народа с золотоордынским гнетом создавалось русское государство с Москвой во главе. Не Золотая Орда его создала, а родилось оно вопреки воле татарского хана, вопреки интереса его власти».

Соавтор Грекова, историк Средней Азии профессор А.Ю. Якубовский, признавал наличие древней и сложной культуры в Хорезме, Булгарах и крымских городах, вошедших в состав золотоордынского государства, а также большого влияния Хорезма на культуру и искусство золотоордынских городов Нижнего Поволжья, в частности на умственную жизнь столиц Золотой Орды, обоих Сараев (Бату и Берке), указывает на неправильное представление многих о полной дикости монголов начала XIII века. Он говорит: «Мы не раз отмечали, что широко распространенное представление о монголах (татарах) как о варварах, стоящих на чрезвычайно низком уровне цивилизации, не соответствует действительности».

Проф. М.Н. Тихомиров в 1946 г. высказал положение, что «не только русские влияли на татар, а в XVI в. татары, т.е., вернее, при посредстве татар Средняя Азия чрезвычайно влияла на русскую культуру. И если мы от этого отмахнемся, — добавил он, — то также сделаем большую ошибку».

«В 1825 г. Рихтер поместил в «Отечественных Записках» небольшую, но очень содержательную статью под названием «Исследования о влиянии монголо-татар на Россию», скромно скрывши свое имя в конце статьи под инициалами А.Р.». Фото litfund.ru

4. А.Ф. Рихтер. Ложный патриотизм русских ученых. Отзывы иностранцев

Таким образом, большинство крупных наших историков, говоря о влиянии татар на русскую жизнь, останавливали свое внимание, главным образом, на следующих последствиях этого влияния: на разделении Руси на Восточную и Западную, на объединении русских княжеств и развитии единовластия и самодержавия; на задержке в развитии просвещения и огрубении нравов; на порче нравов и обнищании народных масс. Из этих вопросов они больше всего заостряли свое внимание на замене народоправства самодержавием и на огрубении нравов.

Детальной разработкой вопроса о татарском влиянии на русскую жизнь: на ее государственные учреждения, финансовую политику, быт и нравы общества и на язык, — иными словами с разного рода позаимствованиях у татар или через их посредство, кроме Леонтовича и мало известного теперь Рихтера, никто не занимался.

Александр Федорович Рихтер, писатель и переводчик, родился в 1797 году. Он служил в Департаменте государственного хозяйства и публичных зданий и был некоторое время домашним секретарем государственного канцлера, графа Н.П. Румянцева, известного любителя русской старины и основателя Румянцевского музея, ныне Государственной публичной библиотеки имени В.И. Ленина. Рихтер состоял членом Вольного общества любителей словесности и общества любителей словесности, наук и художеств. В 1815 году он издавал вместе с В. Федоровым журнал «Кабинет Аспазии»; сотрудничал в ряде литературных журналов первой четверти XIX столетия. Умер 16 января 1826 года на 33-м году своей жизни.

В 1825 г. Рихтер поместил в «Отечественных Записках» небольшую, но очень содержательную статью под названием «Исследования о влиянии монголо-татар на Россию», скромно скрывши свое имя в конце статьи под инициалами А.Р. Этой статье предпослан следующий эпиграф из «Наказа» Екатерины II: «Чем больше сообщения имеют между собой народы, тем удобнее перенимают обычаи».

Вот краткое содержание этой статьи:

Татары не навязывали русским ни своих законов, ни обычаев, ни языка. Русские позаимствовали татарские обычаи из подражания.

Восточное великолепие при дворе наших царей. Послы к царю говорят речи, стоя на коленях. Происхождение выражения «бью челом».

Пожалование одеждами — шубами и кафтанами. Отчуждение царей от народа. Трудность доступа в их дворцы.

Пышность царских выездов. Происхождение титула «Белый царь».

Теремная жизнь женщины у русских бояр. Жених не имел права видеть свою невесту раньше оговора или венчания.

Выезды знатных женщин в закрытых экипажах в сопровождении нескольких десятков служителей. Царицу, при ее выезде за город, знатные женщины сопровождали верхами.

Мода на восточные одежды, головные уборы и обувь. Бритье головы. В присутствии царя придворные остаются в высоких шапках.

Заимствование от татар шляп, употребляемых китайцами и японцами.

Распространение обычая входить в церковь с покрытой головой и в тафье.

Учреждение в Москве ночных караулов и решеток для замыкания кварталов.

Строительство гостиниц или караван-сараев, названных по-татарски кабаками.

Ознакомление через татар с чаем в XVII столетии. Позаимствование калачей с Востока, согласно показаниям Абул-гази.

Организация войска по монгольскому образцу. Способы ведения войны. Распространение татарского оружия, конского прибора и всего воинского снаряда. Возникновение казачества.

«Мода на восточные одежды, головные уборы и обувь. Бритье головы. В присутствии царя придворные остаются в высоких шапках».Одежда русских и тартар. Гравюра из книги Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах». Фото booksite.ru

Переходя к рассмотрению татарского влияния на гражданские законы, автор, по-видимому, «страха ради иудейска» счел нужным оградить себя следующим примечанием: «В следующем, поверхностном обозрении гражданских законов сочинитель сей статьи хотел только заметить влияния на оные монголо-татарского владычества; но ближайшее рассмотрение сих законов открывает неотрицаемую мудрость законодателей, знавших хорошо дух времени и нравы народа». Татарам он приписывает появление на Руси мучительных наказаний: битье кнутом, плетьми, сажание на кол, пытки, — и сопровождает перечень их ссылками на указы, которыми они были отменены. Среди этих мероприятий он называет также правеж и тарханные грамоты, которые действительно были позаимствованы от татар.

Далее Рихтер говорит о постройке куполообразных зданий по азиатскому образцу.

Распространение географических познаний от Китая, Северной и Средней Азии. Позаимствование от татар названия Китай, вместо Хина, или Чина, усвоенных европейцами.

Позаимствование с Востока балалайки и барабана. Искусство наводить чернь на серебро и сталь. Писание, сидя на коленях. Чеканка металлической монеты. Татарские термины: деньга, полушка (пол), алтын. Названия мер длины. Счеты.

Проникновение в русский язык многих восточных слов, в частности названий драгоценных камней и минералов.

Страсть к сказкам и повестям. Порча нравов: раболепство перед высшими, высокомерие по отношению к низшим. Недоступность знатных людей.

Льготы, предоставленные духовенству.

Принятие татарами христианства и поступление их на русскую службу. Знатные фамилии татарского происхождения.

Статья Рихтера подкреплена многочисленными ссылками на истории Щербатова и Карамзина, на критические примечания Болтина и на «опыт повествования о древностях русских» Успенского, и на многие другие русские работы; на иностранцев: Кранца, Мейерберга, Рейтенфельса, Герберштейна, Гваньини, Маржерета, Олеария, Витзена и многих других; на Родословную историю о татарах Абулгази — Бахадур Хана.

Слишком строгий отзыв об этой статье дал А. Афанасьев, автор «Указателя статей, помещенных в «Отечественных записках» за 1818—1830 гг. В этом отзыве он, изложив кратко содержание статьи Рихтера по 8 пунктам, заключил его словами: «Автор слишком много говорит о нравах и обычаях, как будто их можно беспрепятственно перетаскивать с одной почвы на другую. Мысль о влиянии монголов у него доведена до странной крайности; этому влиянию автор приписывает употребление на Руси калачей и игру на балалайке; казаки по его мнению, одолжены своим происхождением татарам».

Статья Рихтера, содержавшая в себе много верных мыслей и наблюдений, позднейшим историкам или осталась неизвестною, или просто незаслуженно ими замалчивалась.

Как бы ни замалчивался вопрос о татарских влияниях на древнюю Русь, какие бы строгие отзывы мы ни находили у ученых рецензентов, нельзя отрицать только одного — что влияние это было и что оно должно было быть велико, так как оно продолжалось не только в период так называемого татарского ига в течении 250 лет его существования, но и более столетия после его, пока Россия не повернула окончательно и бесповоротно лицом к Западу, к Европе.

«Ознакомление через татар с чаем в XVII столетии. Позаимствование калачей с Востока, согласно показаниям Абул-гази». Репродукция картины В. Ф. Стожарова «Чай с калачами» с сайта bolshoyvopros.ru

Что же касается замалчивания по этому вопросу со стороны многих историков или их стремления найти в татарских влияниях на Русь лишь одни отрицательные стороны, то мы это склонны объяснить лишь чувством ложного патриотизма, переходящего иногда даже в шовинизм. Отрицание возможности позаимствований под татар в нашем быту и государственных учреждениях исходила у многих историков из пренебрежительного взгляда на культурный уровень татарского народа, взгляда, так хорошо выраженного автором трактата «О любви к отечеству и народной гордости» Н.М. Карамзиным: «Несмотря на унижение рабства, мы чувствовали свое превосходство в отношении к народу кочующему». Утверждая, что «русские вышли из-под ига более с европейским, чем с азиатским характером» и не позаимствовали от татар ни обычаев, ни даже слов, Карамзин заканчивает это утверждение риторическим вопросом: «Новые понятия, новые вещи требуют новых слов: что народ гражданский мог узнать у кочующего?». И даже последующие историки, которым хорошо должно было быть известно, что «кочующие» включили в свои владения много очагов древней высокой оседлой культуры, а, приняв Ислам, сами усвоили высокую культуру мусульманских народов, эти историки, повторяем, совершенно не хотели считаться с указанными обстоятельствами.

Иностранцы, для которых своеобразие русской культуры и ее отличия от общеевропейской были заметнее, чем для самих русских, всегда отмечали в ней влияния Азии. Так, например, в сборнике известного французского издателя и лексикографа Ларусса, озаглавленном «La Russie geographique, ethnographique, historique etc.», один из соавторов этого сборника писал о России: «Влияние татарщины отразилось не только на языке, но и на нравах народа: он сделался наполовину азиатским, как южная часть Италии была греческой». Чтобы выяснить, какими путями Азиатский мир оказывал влияние на русский народ в прошлом, необходимо, хотя бы вкратце, вспомнить взаимоотношение русских с турецко-татарским миром.

Продолжение следует