Революция 1905—1907: «теракт» на крестном ходе, прокламации в форточку и «умиротворительные» расстрелы

Крестный ход, теряющий популярность

Общественные настроения можно проследить по характеру традиционных крестных ходов. Одним из самых значимых таких событий в Казанской губернии всегда была встреча иконы Смоленской Божьей матери, которая проходила в июне. Этот крестный ход собирал ежегодно до двух десятков тысяч богомольцев, однако в годы революции желающих принять участие в данном шествии заметно поубавилось. В 1905 году на население оказало воздействие поведение местных чинов полиции, которые особенно тщательно готовились к предстоящему шествию. Они обходили домовладельцев, просили их усилить охрану своих помещений. Конечно, это насторожило многих и на саму встречу иконы, по сравнению с предыдущими годами, верующих собралось значительно меньше.

Хотя само мероприятие прошло спокойно, в следующем 1906 году накануне события люди делились слухами о том, что «на встречу иконы Смоленской Божьей матери какие-то революционеры и бомбисты переоденутся в военную форму» и «произведут беспорядки». Поэтому 25 июня 1906 года, когда религиозная процессия двигалась по Кизической дамбе, упавший сверху камень стал причиной настоящей паники и давки. Богомольцы приняли камень за бомбу, и с криками «спасайтесь, кто может!» часть толпы ринулась с откоса вниз, часть направилась к реке Казанке, а другая часть бросилась в ворота Кремля, остальные побежали по Проломной улице. Верующие были страшно напуганы. Но, вероятно, местных хулиганов наоборот забавляла подобная реакция толпы. Так, в тот же день на Ивановской площади перед Спасскими воротами Кремля под ноги толпы была брошена хлопушка-пистон. Раздавшийся треск напоминал стрельбу и напуганная «толпа разлилась по Воскресенской улице, заполняя встречные переулки». Их беготня сопровождалась шумом и плачем, криками упавших. Обезумевшую от страха людскую массу сумели успокоить священники, с большим трудом все же удалось восстановить порядок. Но в результате паники и давки, множество людей пострадали, получили ранения, переломы и ушибы.

2 июля 1906 года Смоленская икона Божьей матери была обнесена по границе древней Казани. Однако крестный ход привлек весьма ограниченное количество богомольцев, напуганных беспорядком при встрече иконы. Неудивительно, что в 1906 году богомольцев было мало — обстановка в городе оставалась неспокойной.

В революционное время люди по-разному реагировали на сложившуюся ситуацию, у некоторых обострялись «душевные болезни». Так, лишь по линии думских врачей за 1906 год 13 казанцев с таким диагнозом были направлены в Окружную лечебницу для душевнобольных. Помимо думских врачей, в Казани в этот период работали земские и частнопрактикующие медики. Поэтому количество больных, безусловно, в реальности было намного больше представленных цифр. Печальным следствием душевных заболеваний являлись случаи суицида. Всего же из общего количества смертей по Казанской губернии в 1906 году 8 процентов составляли самоубийства (больше 100 человек).

Брожения на селе

Для сохранения порядка в губернском центре, периодически призывали уездных полицейских чинов. Однако блюстителей правопорядка и в уездах постоянно не хватало. Революционные волнения в деревнях Казанской губернии начались в основном осенью 1905 года. Но отдельные случаи порчи имущества случались и летом. В октябре того года аграрные беспорядки были отмечены в Цивильском уезде, в ноябре — в Чистопольском, Лаишевском, Спасском уездах.

«Беспорядки происходили при всяком удобном случае: проезжал ли какой-нибудь мифический «генерал» с «золотой грамотой от царя», появлялся ли высланный на родину «студент», повышал ли арендную цену помещик, загонялся ли крестьянский скот его управляющим, — все это служило искрой, одинаково хорошо воспламенявшей давно скопившийся горючий материал на местах, и одна за другой вставали картины, нарисованные страшной рукой мщения и нищеты», — отмечал современник.

В 1906 году протестные настроения в сельской местности усилились. Вероятно, неурожай этого года стал одним из факторов крестьянской агрессии. Поджогов было так много, что частные страховые общества перестали страховать деревянные строения в деревнях. Более того, они отказывались выдавать и страховые премии по ранее застрахованным постройкам, если причиной пожара являлись народные волнения. Поэтому как альтернатива частным страховым обществам при Казанской губернской земской управе было организовано Добровольное земское страхование.

В росте протестных настроений немалую роль сыграли агитаторы, проводившие как личные беседы с крестьянами, так и распространявшие революционную литературу в виде прокламаций и брошюр. Среди революционизированных просветителей много было представителей так называемого третьего элемента: учителей, врачей и других служащих. Кроме интеллигенции, источником информации служили рабочие, выходцы из деревень. После увольнения из-за участия в рабочей забастовке, как правило, они возвращались в родные края.

«Слово «забастовщик» приобрело у крестьян совершенно новое значение: оно обозначало что-то вроде бунтовщика, революционера, что раньше выражалось словом «студент», — отмечал В.И. Ленин. — Но поскольку «студент» принадлежал к среднему сословию, к «ученым», к «господам», он был чужд народу. Наоборот, «забастовщик» сам вышел из народа, сам принадлежал к числу эксплуатируемых…».

В рабоче-крестьянской среде в революционный период менялось постепенно и отношение к самим студентам. Это происходило не только под влиянием митингов, демонстраций, городских и аграрных беспорядков, но и в результате совместного времяпрепровождения в местах заключения. Например, алафузовский рабочий М. Борисов вспоминал о том, как его коллегу А. Вендиктова арестовали в 1905 году. При этом рабочий не имел никакого отношения к революционному движению и был далек от леворадикальных идей. Однако долгое нахождение в одной камере со студентами не прошло для него бесследно: рабочий открыл для себя учащуюся молодежь с новой стороны. «Нечего говорить, люди хорошие, со мной обращались как с братом, все вместе пили и ели, все что им не принесут с воли, все делят поровну и мне тоже доля…».

«Неблагородная» девица

Революционные годы в какой-то степени сблизили некоторых представителей абсолютно полярных социальных слоев. Особенно это было характерно для молодежной среды, где в период революции были размыты традиционные социальные границы. Например, до 1905 года вряд ли можно было застать за совместной работой дворянку и простого рабочего. В октябре 1906 года в Казани была задержана полицейскими гимназистка Вера Булич, дочь уважаемого земского деятеля Петра Булича. Вместе с напарником-рабочим она расклеивала прокламации. Это был не первый случай ареста взбалмошной гимназистки, несмотря на запреты родителей, она вновь и вновь убегала из дома и участвовала в новых революционных акциях. Отец периодически за солидный денежный залог вызволял ее из-под ареста. Летом 1906 года в Чистопольском уезде Вера Петровна, совместно с местными крестьянами, подожгла имение собственного дяди, земского начальника Александра Булича.

Столь радикальное поведение этой девушки было обусловлено и семейным воспитанием. Несмотря на всю внешнюю респектабельность семьи Булич, в родителях Веры давно зрело недовольство общим положением в стране. Этот скрытый протест выражался в чтении либеральной прессы и в духовной опустошенности. Семейная чета Булич очевидно находилась в поиске морально-ценностных ориентиров. Их не устраивала церковная жизнь: они не посещали службы, не соблюдали религиозные обряды.

Мать Веры, урожденная Чаадаева, увлекалась идеями толстовцев. При этом какую-то достойную духовную альтернативу своим детям они не дали. Дочерей устроили в гимназии, где исповедовались вполне традиционные ценности с ежедневными молитвами и Законом Божьим. С детской искренностью Вера отрицала все эти требования, чем навлекла гнев гимназического начальства и была еще в 1904 году отчислена из Родионовского института благородных девиц.

Но и в частной гимназии Котовой, куда ее привели родители, программа обучения и воспитания мало чем отличалась от казенных учебных заведений. Моральная неустойчивость юного создания, ее социально-психологическая неустроенность (гимназистка не могла наладить контакт со своими однокурсницами), амбивалентность суждений и поведения родителей очевидно и привели к радикальным действиям. Всю сознательную жизнь Вера Булич (в замужестве Брауде) посвятила революционной деятельности, пренебрегая даже обязанностями матери. Ее единственную дочь воспитывали родители. И таких участников революции 1905 года, вроде Веры Булич-Брауде, среди молодежи было немало.

«Домой вернулась уже на рассвете, за что и получила нагоняй от матери, — вспоминала об одной из маевок 1905 года еще одна девушка А.С. Комлева. — Пришлось сознаться, где я была и что видела. Мать — в слезы: «Ох, Тонька, Тонька, пропадешь ты когда-нибудь!». Но ни слезы, ни уговоры матери меня не остановили. Я твердо решила идти по намеченному пути». Именно такая молодежь вела основную агитационную работу среди широких слоев населения.

Прокламация в форточку

Помимо газет, основную часть агитационных материалов составляли прокламации. Их расклеивали на улицах, оставляли в местах большого скопления народа. Например, в начале января 1906 года в городе Тетюши на углу дома местного купца Михаила Калсанова городовые срывали прокламации социал-демократов «К солдату». Распространителя прокламации так и не нашли.

9 января 1906 года в разных местах Алафузовского завода были найдены несколько экземпляров прокламаций. На следующий день во время выхода рабочих с завода, когда они столпились возле главных ворот, выброшено было около 100 прокламаций. Органам власти не удалось установить распространителя агитационных материалов. При этом практически все бумаги были быстро разобраны рабочими.

Агитаторы старались использовать любую возможность донести информацию до широких масс. Для этого они посещали культурно-массовые мероприятия и незаметно проносили в зрительный зал агитационные материалы. Прокламациями были заполнены территории вокруг промышленных предприятий, торговых и учебных заведений, церквей, складских помещений, места общественного гуляния, пароходные пристани, вокзалы, улицы, дороги, частные дворы и пр. Их иногда удавалось пронести внутрь заводов и фабрик, театров и других публичных мест. Прокламации расклеивали на заборах и столбах, на стенах жилых и общественных зданий, оставляли в отхожих местах. Разносчики газет умудрялись распространить прокламации вместе с газетами.

Порой прокламации подбрасывались через открытые форточки. Например, часть революционных воззваний к учащимся в мае 1906 года оказалась в классных помещениях 2-й Казанской гимназии. Очень часто их обнаруживали дети и приносили взрослым. Агитационные материалы находили и в городах, и в сельской местности. Люди обнаруживали прокламации у себя во дворе, потом отдавали эти материалы в органы власти. Некоторые крестьяне не могли даже прочитать революционные листки, т. к. среди них достаточно было неграмотных. Непонятные бумаги они приносили для прочтения волостным писарям и другим должностным лицам.

Помимо прокламаций, практически всеми партиями, большими тиражами выпускались различные брошюры. Например, в январе 1906 года Чебоксарским уездным исправником на дороге недалеко от деревни Бигильдино Никольской волости были обнаружены брошюры «Постоянная армия и милиция», «Путь революции», в селе Байглычеве Алькеевской волости Тетюшского уезда — брошюры «Год войны», «Хватит ли на всех земли, если ее разверстать правильно», «Положение русского крестьянства».

Умиротворение населения: обыски, аресты, расстрелы

Если с одной стороны население постоянно сталкивалось с революционной литературой, чаще всего с подпольной, то с другой, повсеместно весной — летом 1906 года проходили судебные заседания, где рассматривались дела того или иного активиста, задействованного в аграрных или других беспорядках. Поэтому власти ждали от народа новых протестных выступлений. Из-за этого в дни судебных слушаний усиливали меры безопасности. В уезды, где проходили сессии Казанского окружного суда, направлялись наряды полиции. Любопытно, что ожидаемые чиновниками беспорядки иной раз заканчивались отменой судебного заседания по причине неявки основных свидетелей. В качестве обвиняемых по этим делам проходило иногда огромное количество людей. Например, на 12 июня 1906 года было назначено судебное заседание в городе Чистополе. В аграрных беспорядках обвинялись 155 человек.

Показательно, что в уездах в 1906 году действовали даже специальные комитеты по умиротворению населения. Их деятельность была направлена прежде всего на работу с населением во время подготовки к выборам в Государственную думу. К лету того же года действие уездных комитетов по умиротворению населения считалось утратившим свое значение.

Переполненность тюрем, аресты и обыски, показательные судебные слушания, общая подозрительность вокруг, безусловно, действовали угнетающе, внушали страх. Поэтому и агитационная литература часто оценивалась как источник зла и неприятностей. Более того, в 1906 году были случаи расстрела за хранение и распространение нелегальной литературы. Поэтому обращает на себя внимание то, что люди, как огня, боялись прокламаций и другой агитационной продукции, всячески открещивались от связи с революционерами.

К концу 1906 года многие губернии находились на военном положении. По инициативе губернатора в Совете Министров специально обсуждался и был положительно решен вопрос об усиленной охране города Казани. В городе действовал военно-полевой суд. В этих условиях немного странным представлялся призыв вице-губернатора Д. Кобеко украсить дома национальными флагами и иллюминацией по случаю годовщины манифеста 17 октября 1905 года. При этом под строжайшим запретом были любые манифестации, шествия и уличные собрания, а Государственную думу уже распустили, и готовились к выборам депутатов второго созыва.

Постепенно революционное движение шло на спад. Власти пытались контролировать население, наряду с арестами и обысками, продолжали практиковаться гласные и негласные надзоры за «неблагонадежными лицами». Однако все эти меры были направлены не на устранение причины явления, а лишь последствий. Образ власти, особенно самого императора, сильно видоизменился. Он уже не рассматривался широкими массами как гарант некой справедливости. В период «свободы слова» политика как царя, так и его правительства подвергалась жесткой критике на страницах печати. Эти умонастроения выражались, в том числе, и через визуальные образы — карикатуры на царя.

В 1907 году в Казанском окружном суде рассматривалось достаточно много, по сравнению с предыдущими годами, уголовных дел с обвинениями представителей разных сословий в богохульстве, оскорблении царя и власти. Дела с такой формулировкой превалировали в судебной практике Казанской губернии и в 1908 году. Недоверие к высшей власти стало очевидной тенденцией общественных умонастроений.

«В 1905 году мы проснулись»

Но страх за себя и близких вынуждал некоторых людей отречься от своих слов и действий. Прежде всего, приверженцы либеральных взглядов оправдывались и пытались показать свою нереволюционность, отделить себя от радикалов. Вероятно, это было вызвано и тем, что в обывательском сознании в 1907 года революция уже ассоциировалась в первую очередь с экспроприациями и террором.

Усиление полицейского режима способствовало развитию в народных массах (в особенности в интеллигентских кругах) меланхоличных настроений, вызванных крахом многих либеральных идей. Тревожность и разочарование определили мрачное восприятие времени в условиях наступившей реакции.

«Дела здесь обстоят в общем не важно. Реакция господствует и реакция такого сорта, про которую можно сказать, что она находится не вне нас, а внутри, — писал о ситуации в Казани революционерке Вере Булич (Брауде) в Париж один из ее единомышленников, студент университета Григорий Вечтомов в январе 1908 года. — Полицейских репрессий особенных нет, но царит настроение худшее всяких репрессий: полнейшее равнодушие и апатия. Это и среди рабочих, и среди интеллигенции, поэтому с.д. [социал-демократическая] организация влачит жалкое существование. Районных комитетов нет, кружков во всем городе функционирует не более трех, квартир нет, иногда трудно найти место для собрания 4–5 человек». Автор письма являлся председателем ликвидированного 5 января 1908 года казанского комитета РСДРП.

Это непростое время показало глубокую дифференциацию общества не столько по сословным или социальным признакам, а сколько поколенческий разрыв между различными общественными силами. Пресловутый вопрос «отцов и детей» обрел катастрофические масштабы. В период буржуазного развития общества серьезно трансформировались морально-религиозные ценности, происходила рационализация сознания, пошатнулись церковные авторитеты. Но духовные потребности во многом оставались неудовлетворенными. В этих условиях, когда уже не работали традиционные религиозные принципы, призывающие к смирению и индифферентному отношению к мирской жизни, возникло стремление немедленно изменить окружавшую действительность. Задыхающаяся и скучающая в тисках жесткого режима молодежь тяготела в большей степени к радикальному решению назревших проблем. Она искала выхода своей бурлящей энергии, необузданной в свое время объединяющей государственной идеей.

Люди зрелого и старшего возраста предпочитали реформаторский путь или же согласились оставить все как есть. В силу особенностей возрастной психологии для них были больше характерны инстинкты самосохранения. Да и на фоне разгула в стране агрессии и насилия часть общества отказалась от революционных идей, испугавшись наступления анархии, и выбрала меньшее зло в виде прежнего режима власти.

Впрочем, несмотря на крах многих надежд, связанных с либеральным переустройством общественного порядка, революция дала некоторые результаты. И эти изменения коснулись, главным образом, массового сознания, по словам поэта Габдуллы Тукая: «… в 1905 году мы проснулись». И никакие попытки свернуть разыгравшееся революционное действо не могли уже убить зародившиеся в сердцах многих простых обывателей сомнения в правильности окружающего уклада, а также стремления к построению гражданского общества.