Рафаэль Хакимов: «В нашу пользу сработала крестьянская психология руководителей республики»

Неразбериха

Первой моей функцией как советника стала подготовка текста Договора республики с федеральным центром. Благо был проект Союзного договора, где многие пункты были неплохо сформулированы. Их и взяли за основу.

Внутренняя политика тоже требовала к себе внимания. Сегодня, с высоты достигнутого, кажется, что не было особых проблем. Татары и русские всегда жили мирно, и вообще, мы интеллигентные люди. Однако все не так. С точки зрения международных экспертов в Татарстане был уникальный случай мирного разрешения проблемы разделенного общества, т. е. общества, где сосуществуют две очень разные культуры и религии, при этом с непростой историей взаимоотношений. Международная практика говорила о неизбежном конфликте с печальным концом.

Мы создавали прецедент вопреки теории. В нашу пользу сработала крестьянская психология руководителей республики, придерживавшихся простых вещей, типа надо вначале людей накормить, соблюсти равноправие, не ущемлять язык, дать надежду на спокойное будущее для детей. В пользу Татарстана сработала также неразбериха в Москве, чья политика не воспринималась русскими. Соблюдение баланса интересов русского и татарского населения стало основой всей политики Татарстана.

В условиях неразберихи иногда приходилось хулиганить. В России не было новой Конституции, она все еще была советской и социалистической, но Москва требовала, с одной стороны, демократии, с другой — полного подчинения устным указаниям и никакой самостоятельности. Доморощенные «демократы» были теми же перерядившимися партийцами, а некоторые и вовсе с монархическими лозунгами «единой и неделимой». Страна на глазах распадалась по воле московских властителей, а от Татарстана требовали неукоснительного исполнения воли центра. На самом деле шло разбазаривание собственности. Кто мог, тот приватизировал, кто не мог — тот возмущался.

Выборы

В 1993 году на декабрь были назначены выборы в Государственную думу. В это время я был в командировке. Приезжаю домой и слышу: «Готовимся к выборам».

— Как выборы? — опешил я.

Расспрашиваю у помощника президента, он подтвердил. Я бегом к Шаймиеву.

— Наверное, я ослышался об участии Татарстана в выборах?

— Все верно. В декабре проводим выборы, указания уже даны.

— Нельзя этого делать.

— Почему?

— Тогда нам не видать договора.

— Почему?

— Проведение выборов депутатов в законодательный орган означает вхождение в российское правовое поле. Договор становится избыточным.

— Но мы уже с Верховным Советом и Кабмином приняли решение. Поздно.

— Это решение неправильное.

Вся бурная переговорная политика пошла коту под хвост. Я, естественно, расстроился. Через пару дней звонит Шаймиев:

— Зайди!

Я, не зная вопроса, захожу в кабинет, а там сидят первые лица из наших ветвей власти. Меня усадили напротив, и начался допрос: «Почему нельзя участвовать в российских выборах?». Я изложил свои аргументы. Послышалось:

— Введут войска.

В 1992 году была такая опасность, они стояли вдоль границ республики.

Я отвечаю:

— Не введут.

— Почему?

— У них нет ресурсов. Боеспособные части стянуты на Кавказе и в Подмосковье.

— Мы же не можем отделяться, находясь в центре страны.

— Не надо отделяться, нужно равноправие, иначе мы останемся как обычная внутренняя колония.

Мы обсудили детали ситуации и приняли решение выборам не мешать, дабы нас не обвинили в противодействии демократии, а аппарату дали команду «Не содействовать». У нас любую команду понимают с энтузиазмом, и кое-где просто сказали: «На выборы не ходить!».

Выборы не состоялись, и начался финишный раунд переговоров.

Речи

На меня как на советника легла еще одна ответственная функция — подготовка выступлений президента, будь то в виде тезисов или же готового текста. М. Шаймиев всегда говорил, а не зачитывал текст, но он редко импровизировал, иначе говоря, к каждому выступлению тщательно готовился. Сложные вещи просил разъяснить, приговаривая: «Если я не пойму, как же народ поймет».

У меня был опыт работы с текстами. Последние годы жизни отца я ему помогал как секретарь. Печатал стихи и статьи. Причем статьи переводил. Я освоил лаконичный стиль отца, в котором не было лишних слов. Он не любил деепричастные обороты или какие-то украшения, все предельно просто, но таким языком очень трудно писать. Шаймиеву нравился этот стиль, и мне порой приходилось готовить не только политические тексты, но также выступления на другие темы: по новой Конституции, по экономике, по литературе и истории. Так я стал универсальным спичрайтером. Порой я пытался тихо «возражать», но безуспешно.

«Говорите его голосом…»

Как-то на юбилей Тукая Минтимер Шаймиев поручил мне написать текст его выступления. Я намекнул, что есть ИЯЛИ в Академии наук, где работает целая группа тукаеведов. На что он мне показал их текст со словами:

— Можешь почитать, если хочешь, но завтра к обеду свой текст принеси.

Конечно, я мог написать выступление. Мне приходилось переводить статьи отца о Тукае, однажды я даже написал предисловие к московскому изданию сборника стихов Тукая за его подписью, то есть мне это было не впервой. А дело было так.

На юбилей Тукая Таткнигоиздат заказал предисловие к сборнику. Отец написал, я перевел. Дело вроде сделано. И тут из Москвы приходит заказ на такое же предисловие к такому же сборнику. Отец:

— Мне больше нечего сказать, если хочешь напиши сам. Незадолго до этого мы с ним записывали на магнитофон беседы под названием «Семь осенних вечеров». Один вечер был посвящен Тукаю. Я его перелопатил и показал отцу. Он, не исправляя, отправил его в редакцию. Так появилась статья Сибгата Хакима, написанная мною. Я постепенно вжился в эту роль.

Однажды из радиокомитета попросили меня рассказать об отношении Сибгата Хакима к Тукаю, при этом заметили:

— Только говорите его голосом!

Я опешил:

— Как это его голосом?

— Ну так, как он бы рассказал.

— А-а-а... Это можно.

Продолжение следует