Казань в 1917 году: новая люстрация, безработная охранка и паника вкладчиков

Безработные жандармы

В целом революционная свобода была воспринята однобоко, и наступила она явно не для всех граждан нового государства. Общество предпочитало делить людей на поклонников старой власти и новой, поэтому началась кампания доносов на монархистов, служителей царских правоохранительных органов и т. п. «бывших людей». Например, 17 марта 1917 года в квартиру известного казанского монархиста А.Т. Соловьева пришли представители общественной милиции и устроили обыск, изъяли весь архив хозяина квартиры и его револьвер, а самого арестовали. Освободили его через несколько дней. Позднее выяснилось, что арест Соловьева был произведен из-за поступившей в комитет общественной безопасности информации о «вредной противоправительственной деятельности Соловьева». Документы ему были возвращены.

Упразднение жандармерии и обнародование документов тайной полиции также дестабилизировало общество. Для разбора дел жандармерии были образованы особые комиссии в составе председателя прокурора или товарища прокурора местного окружного суда, губернского комиссара и начальника железной дороги. Дела передавались по назначению: «по строевой и хозяйственной части» — уездным воинским начальникам, а «политические и общеуголовные» — штабы военных округов. Обнародованные документы стали публиковаться на страницах прессы. В обществе шла охота на секретных агентов, которые подлежали аресту. Люди наводили справки о конкретных лицах в органах власти. Например, в конце апреля 1917 года в Казанском городском исполнительном комитете общественной безопасности уточняли прошлое казанского фельдшера В.А. Черенкова. Знакомые хотели узнать, не служил ли он в казанском охранном отделении.

Оставшиеся без работы бывшие служащие жандармерии и полиции не могли устроиться на новую службу. Сначала многие бывшие полицейские были взяты в ряды общественной милиции. Но из-за общественного протеста их стали освобождать от должности. «Семьи бывших городовых Казанской городской полиции, уволенных в марте месяце от службы и не принятых в число милиционеров, настойчиво просят о выдаче им пособий размере двухмесячного содержания. Положение просителей тяжелое», — телеграфировал в Петроград казанский губернский комиссар Плотников.

Иногда бывшие служители царского правопорядка не могли работать и на обычной гражданской службе, не связанной с новой властью. Население вело настоящую борьбу с бывшими полицейскими. Например, 20 апреля 1917 года казанскому губернскому комиссару поступила следующая телеграмма от «кружка родителей» Казанского Родионовского института, в которой они просили устранить от должности управляющего хозяйственной частью Казанского Родионовского института П.К. Кульчицкого, «как состоявшегося по прежней его службе начальником одного из карательных отрядов».

Паника вкладчиков

Если с одной стороны происходили обыски и аресты, с другой в революционной России освобождали политических арестантов. Причем не только из тюрем, подлежали освобождению заключенные, которые в этот период содержались в психиатрических лечебницах. Из Казанской окружной психиатрической лечебницы из 73 заключенных-пациентов, по решению прокурора Казанского окружного суда, подлежали немедленному освобождению 17 человек, еще несколько больных должны были выйти на свободу, после окончания курса лечения, весной 1917 года.

Часть общества весть об освобождении заключенных встретила как праздник свободы и торжество революции, другая часть наоборот серьезно опасалась этого факта. Состоятельные граждане беспокоились о сохранности своих банковских сбережений. Вероятно, в памяти еще были живы экспроприации первой русской революции. Поэтому после смены власти многие люди стали в срочном порядке закрывать счета и забирать свои сбережения из банков. Активность вкладчиков создавала панические настроения в городе. Уже 6 марта 1917 года исполняющий обязанности директора Казанской государственной сберегательной кассы просил губернского комиссара о том, что бы он через газеты успокоил граждан и заверил, что «за целость вкладов отвечает все Государство — Россия, и что нет никакого основания брать денежные суммы из сохранного места — Казанской государственной сберегательной кассы».

Паника вкладчиков была вызвана как сменой власти, так и усиливающимися случаями грабежей и других нарушений закона. По Казани в начале марта распространились слухи о том, что могут насильственно освободить заключенных из пересыльной тюрьмы. Даже военные реагировали на такие слухи и председатель Временного военного комитета Казанского гарнизона, полковник Григорьев дал распоряжение 11 марта 1917 года о полной боевой готовности взвода юнкеров на случай экстренного вызова.

К лету 1917 года действительно участились случаи ограбления частных банков. Причем грабители действовали от имени различных общественных организаций и настаивали на законности своих требований. Кроме того, они просили сообщить сведения о банковских операциях (вкладах, переводах), запрещали произвести денежные выдачи клиентам банков и т. д. Некоторые хулиганы требовали от банков увеличения размера социальных пайков. В июне 1917 года Главное управление по делам милиции и по обеспечению личной и имущественной безопасности граждан Временного правительства распространило среди губернских комиссаров особый циркуляр, где просило объяснить банкам, что это противоречит уставу банков, существует «тайна счетов и дел клиентов» и такие требования могут исходить только от судебных органов власти.

Частная собственность теперь нечастная

Покушение на частную собственность стало основным признаком революционного времени. Причем происходило это на самых разных уровнях. Например, в условиях продовольственного кризиса казанские служащие организовали на окраине города, за Архангельским кладбищем, собственные огороды. Но урожай собирали не они, а солдаты Казанского гарнизона. По сообщению сторожа, «солдатами ежедневно производится порча огородных посадок, и на его просьбу прекратить дальнейшую порчу, солдаты отвечали угрозами». Служащие оказались бессильны в этой ситуации. Награбленные овощи солдаты продавали на казанских улицах. В том же июле 1917 года комиссар железнодорожной станции «Казань» М.В. Федуленко опасался за хранящийся в пакгаузах станции сахар, который принадлежал кассе мелкого кредита. «Слышатся угрозы по адресу администрации железной дороги, якобы способствующей укрывательству этого продукта от населения, совместно с продовольственным комитетом, угрожают расправой», — писал он.

Основным мотивом различных девиаций была, безусловно, проблема нехватки продовольствия. Политика Временного правительства по реквизиции продуктов питания в пользу армии также сыграла свою роль в нарастании кризиса и распространении слухов, самовольных действий различных сил. Например, в июне 1917 года Министерство внутренних дел сообщило о том, что участились случаи «вмешательства различных общественных комитетов» в «деятельность кооперативов, заготовляющих продовольственные продукты для армии и населения». Министерство предупреждало, что подобные действия местных комитетов носят незаконный характер. В сентябре 1917 года в Казани распространились слухи о том, что Казанский совет солдатских, рабочих и крестьянских депутатов собирается провести обыски в городе. Целью обысков объявлялись поиски продовольствия. В начале октября 1917 г. казанский губернский комиссар просил напечатать в газете предупреждение, что «всякие осмотры и обыски в помещениях и квартирах производимы лишь по предъявлении уполномоченными на то лицами надлежащего ордера судебной власти или милиции». Другие обыски и осмотры он считал противозаконным. Но практика революционного времени уже отличалась от его предписаний.

Казанский совет принимал резолюции, противоположные решениям губернского комиссара. К лету 1917 года участились угрозы владельцам различных казанских предприятий. Интерес представляли как помещения, так и имущество торговых и промышленных заведений. Например, в кинотеатре «Электра» Казанским мусульманским военным комитетом организовывались показы фильмов для мусульманских солдат. 22 июля 1917 г. исполком солдатской секции Совета принял резолюцию о предоставлении ему помещения кинотеатра «Электра». Солдатские депутаты считали, что здание театра крайне необходимо им для подготовки к будущему Учредительному собранию и должно перейти культурно-просветительскому отделу солдатской секции Совета.

Губернский комиссар, конечно же, был против таких решений, но его возражения часто игнорировались противоположными ему общественными силами. В том числе муниципальным комитетом общественной безопасности. Так, Казанский торгово-промышленный союз в июле 1917 года обратился Министерству торговли: владельцы предприятий жаловались на то, что исполнительный комитет общественной безопасности занимается арестами предпринимателей и угрожает продажей имущества. Таким образом, покушение на частную собственность в городах выражалось в разной форме: от разгрома лавок, экспроприации коммерческих помещений и до обысков в частных квартирах.