Золотой запас России: из рук чехословацкого корпуса на поруки к большевикам

В Иркутске

В смысле этого пункта была 26-го февраля — с одной стороны согласно приказа Заведующего Финансовым Отделом при Военно-революционном Комитете и с другой стороны согласно распоряжения начальника гарнизона Чеховойск подполковника Чила — собрана комиссия в следующем составе: 1. Председатель — представитель Финансового отдела Ф.И. Громов, 2. Представитель Финансового отдела — И.А.Страшкевич, 3. Ст. ревизор Государственного контроля — И.А.Никольский, 4. Председатель Чрезвычайной следственной комиссии — М.Ф.Миллионщиков, 5. Представитель Центрального Комитета Профессионального Союза служащих Забайкальской ж.д. — И.Е.Затылков, 6. Капитан Чеховойск Лисы, 7. Поручик Чеховойск Навратил; с правом совещательного голоса присутствовал член коллегии Комиссариата по охране государственных ценностей. Эта комиссия, в которую впоследствии вошел второй представитель Государственного контроля товарищ Бендак и третий представитель Чеховойск, подпоручик Новак, установила порядок, в каком будет производиться перегрузка и передача золота, и постановила, что до момента отъезда Чеховойск золото остается под караулом смешанной охраны — даже если бы золото формально было передано раньше того.

Комиссия начала свою работу в следующий день, 27 февраля. Производилась она таким образом, что в присутствии всех челнов комиссии и начальников обоих караулов (чехословацкого и советского) вагоны открывались, ящики или мешки с золотом, в них погруженные, подсчитывались и их количество сравнивалось с упомянутым уже актом Государственного Контроля от 4 января 1920 г. за №16. Потом золото перегружалось в большие американские вагоны. Таким порядком продолжалась работа Комиссии три дня: 27-го были наполнены 4 американских вагона (1821 ящик с золотом), 28-го перегружено золото опять в четыре вагона (402 ящика и 1678 мешков), 29-го могли быть наполнены только два вагона (1040 ящиков), потому что Управление дороги больше их не подало. По той же причине и в следующий день золото перегружаться не могло, а Комиссия только в вагонах подсчитывала ящики и мешки. Об этой работе составлялся каждый день отдельный акт, подписанный всеми членами комиссии.

Первого же марта был составлен акт об общей сумме передаваемого золота: «общее количество мешков с золотом (1678) соответствует тому количеству, которое указано в акте представителей Государственного банка и Государственного Контроля от 4-го января с.г. за № 16, а общее количество ящиков с золотом (5143) менее количества ящиков, указанного в том же акте, на 13 штук, что объясняется бывшей в эшелоне кражей, на каковую составлен акт от 12-го января с.г.».

«При осмотре ящиков с золотом, говорится в том же акте, значительная часть их оказалась с трещинами и поврежденными печатями, что объясняется многократными перевозками золота, и по объяснению старшего кассира Государственного банка И.П. Кулябко, вскрытием ящиков в Омске для проверки: растеря же монет и вообще золота из ящиков во время перегрузки не обнаружена. Осмотр мешков с золотом показал, что они частично попорчены, по-видимому, под влиянием колебаний температуры и общих условий хранения; растеря монет из мешков во время перегрузки также не обнаружена, хотя и был такой случай повреждения мешка в присутствии комиссии, при коем 9 монет выкатились из сего мешка, о чем подробно изложено в акте от 28-го февраля с.г.».

Такой же датой, 1 марта, помечен и заключительный акт, составленный и подписанный той же комиссией: «Ввиду ухода Чеховойск из Иркутска Комиссия во исполнение своего постановления, изложенного в акте от 26 февраля с.г., приняла от смешанной (чешской и русской) охраны Российского золотого запаса все вагоны с золотом, а именно 10 американских вагонов (за общим исключением по 520 ящиках или мешках в каждом) и 8 товарных вагонов (за двумя исключениями по 220—260 ящиков в каждом), в общем итоге 5143 ящика и 1678 мешков с золотом», «По проверке пломб и замков, навешенных на эти вагоны, таковые полностью оказались в исправном состоянии, а состояние вагонов с золотом имело прежний вид, указанный в акте сей же Комиссии от 1 марта с.г., составленном Комиссией по окончании работ, по проверке и частичной перегрузке золота. По освобождении смешанной охраны от несения караула таковое на себя принял русский отряд, а именно: 7-я рота Иркутского советского караульного полка под командой тов. Шелепина».

Одновременно ушел от вагонов с золотом последний чехословацкий караул 2-й пулеметной роты 10-го полка. Последний же чехословацкий эшелон (пулеметный батальон 10-го полка) отошел со ст. Иркутск в 19 часов того же дня. Подполковник А. Чила, в то время командир 10-го чехословацкого полка, выехавший из Иркутска с последним чехословацким эшелоном, отметил в своей статье «Золото» (Чехословенски Денник №№ 679 и 680, от 16 и 18 мая 1920) следующую важную деталь: «Поезд сопровождало несколько старорежимных чиновников, которые состояли при золотом запасе постоянно, еще с момента его отправки из Петербурга; они вели списки о количестве и о сортах золота и устроились в золотом эшелоне вместе со своими семьями, как дома».

О том, в какие руки попал золотой запас после ухода чехословацкого войска из Иркутска, нарисована в статье Чилы следующая картинка:

«При вагоне, в котором находилось караульное помещение, мы были свидетелями характеристической сцены. Пришла караульной роты смена, то есть около двух дюжин подростков, не имевших совсем никакого понятия и никакого интереса к тому, к чему их назначили; стояли они в кучке, хохотали или ругались, большей частью глазели туда и сюда. Товарищ Шелепин (командир первого советского караула) хотел видеть их командира, которого нельзя было отыскать; наконец он откуда-то выскочил — без оружия и без пояса — так только, в шинели и в валенках.

— Где у вас ружье? — спрашивает Шелепин.

— Нету — пять других тоже нет, — отвечает начальник смены.

— А как же так?

— Так — не выдали. Говорят: нету — передавайте друг другу.

— А патроны есть?

— Немного — по пять штук, и то еще не у всех, а только у некоторых.

— Так чего вы — к чорту — пришли на смену! Ружей нету, патронов нету… Какого вы полка?

— Мы — из города.

— Какого же полка?

— Полка-то? А бог его знает, как его того…

— А кто вас послал?!

— Какие-то там, в казармах; собирали нас, собирали, и говорят: идите на смену — к золоту. Но вот мы и туг — а кто нас послал, ей богу, уж не знаю — забыл, перепутал, теперь же все не так, а как-то — черт знает — ничего не разберешь…

— А пароль есть?

— Есть.

И несчастный товарищ Шелепин отвел начальника смены в свой вагон… о чем они там сговорились, я не знаю — но через полминуты знаменитый начальник смены стоял опять перед вагоном, обвел смущенным взором свое стадо и направился с ними куда-то обратно в город».

Но это состояние недостаточной охраны золота продолжалось недолго: немного спустя прибыли в Иркутск части регулярной большевистской армии, которая согласно условий перемирия продвигалась на расстояние 100—150 верст за чехословацким арьергардом. Золотой запас потом, наверное, был перевезен в центральную Россию, где он в дальнейшем разделил судьбы остального русского золота, находившегося в руках большевистского правительства.

Наконец еще небольшое примечание из области, так сказать, статистики: о том, сколько золота было привезено в Омск и сколько его увозил с собой Колчак на восток. В упомянутой выше статье журнала «Пржерод» (г.из. 1, № 3) Брушвит сообщил, что к перевозке казанского золота, которое (и с упаковкой) весило около 80 тыс. пудов, понадобилось два поезда, каждый в составе 40 вагонов. Насколько же помнит генерал Сыровы, золота в Челябинск было привезено три эшелона в составе около 120 вагонов — разницу в этих цифрах можно объяснить тем, что кроме золота было в Казанском запасе и серебро и другие драгоценности. Адмирал Колок увозил с собой из Омска только 28 вагонов.

Заключительное слово

О Казанском золотом запасе часто говорят и пишут в том смысле, что обвиняют чехословацкое войско в России, как будто оно лишило русский народ его золотого запаса. Иногда это толкуется с действительной или притворной симпатией к названным легионам, с симпатией, которая старается их оправдать, другой же разе ненавистью указывается на то, что чехословацкие легионеры растащили из золотого запаса, сколько хотели. Нередко утверждают, что из золота, таким образом украденного, образовался основной капитал и фонды Банка чехословацких легионов. Нелепая агитация некоторых групп русских реакционеров развлекает свою публику сказками о том, что высокий (в сравнении с другими среднеевропейскими государствами) курс чехословацкой кроны подложен золотом, украденным из Казанского золотого запаса.

Вот почему я написал этот очерк истории той части российского золота, которая летом 1918 г. была взята большевиками в Казани и в начале весны 1920 г. досталась им обратно. Материал доставили мне, помимо упомянутых в тексте статей и книг, равно как и соответственной литературы о легионах, прежде всего устные информации, которые я старался, насколько это было возможно, достать от всех лиц, причастных к истории золотого запаса; из них я называю И.М. Брушвита, генерала И. Сыроваго, генерала Ст. Чечена, полковника Л. Крейчи, подполковника Фр. Шипа, подполковника Р. Медека, доктора И. Блажова; доктор Глос послал мне из Познани свой рассказ письменно. Всем им высказываю искреннюю благодарность. В 5 и 6 главах я опирался прежде всего на официальные документы штаба чехословацкого войска в России и чехословацкого Управления финансов в Сибири».

Одним из наиболее тяжелых периодов в истории Казанского отделения явились 1918 — 1920 гг. Как финансовое учреждение, банк практически прекратил свое существование, не хватало специалистов и служащих. Сотрудник банка В. Калинин вспоминал. «Некоторым служащим, назначенным в командировку при первых этапах (эвакуация золота, — прим. авт.) удалось сдать золото в Самаре и возвратиться в Казань. Большинство осталось в Самаре или проследовало дальше, транспортируя эвакуированное золото.

К моменту взятия Казани советскими войсками в банке в наличии оставалось меньше половины служащих, и кто мог возвратиться, являлись в Казань поодиночке». Здесь их за содействие белочехам ожидала расплата. Приказ по Народному банку Наркомом по делам финансов от 29 октября 1918 г. гласил: «Увольняются от службы за невозвращение к исполнению служебных обязанностей после освобождения Казани от белогвардейцев и чехословаков, и в случае задержания предаются революционному суду управляющий Казанским отделением Народного банка П. А. Марьин и контролер Ф.И.Гусев». Не желая сотрудничать с новыми властями, тогда же банк покинули еще 25 местных и еще 16 эвакуированных в Казань в I Мировую войну и гражданскую войну чиновников и сотрудников западных отделений Госбанка.

Немудрено, что в конце 1918 — начале 1919 гг. наркомату финансов пришлось фактически с нуля формировать администрацию и личный состав КОНБ. Так 1 декабря 1918 г. новым управляющим отделения был назначен старший контролер Московской конторы Илларий Владиславович Наконечный, а контролером 30 декабря того же года бывший сотрудник Московской конторы Сергей Николаевич Кондорский. Наконечный активно включился в работу. На него была возложена окончательная ликвидация казанских общественных банков, но бесконечные кадровые встряски, характерные для этой нестабильной общественной ситуации, существенно мешали нормальной работе отделения. И.В. Наконечный, едва приняв дела, 1 мая 1919 г., был временно отстранен от должности, и обязанности руководителя КОНБ перешли к находящемуся в Казани в эвакуации управляющему Чистопольским отделением С.И. Добринскому. Однако последний уже 3 июня 1919 г. вновь был отправлен в Чистополь.

КОНБ вновь возглавил И.В. Наконечный, но с 15 ноября он сдает дела новому управляющему Казанским отделением Николаю Романовичу Мышко, фактически утвержденному лишь с 15 января 1920 года. Обязанности управляющего в этот переходный период исполнял Д.А. Доброхотов. Только большими усилиями удалось достичь некоторой стабильности кадрового состава отделения.

В 1920 г. контролерами здесь служили Д.А. Доброхотов, С.Н. Кондорский, главным бухгалтером И.П. Поппель, секретарем К.А. Марьинский. И еще один интересный момент: 16 февраля 1920 г. впервые за всю более чем полувековую историю Казанского отделения в число его руководителей вошел татарин Гали Ситдикович Ахмадуллин, ставший главным кассиром КОНБ. Все эти финансовые деятели, являвшиеся настоящими профессионалами с дореволюционным стажем работы, люди исключительной порядочности и честности, обеспечили преемственность традиций в богатой и созидательной истории банка, драматически расколотой бурными социальными катаклизмами и потрясениями начала XX столетия.

Гражданская война и иностранная военная интервенция прервали создание новой банковской системы. К 1920 г. натурализация хозяйственных отношений, вызванная жесткой централизацией распределения материальных ценностей и обесцениванием денег, привела к значительному сокращению и упрощению функций финансовой системы. Дальнейшее обособленное существование финансовых органов и народного банка, ставшего расчетно-кассовым аппаратом государственного бюджета, являлось нецелесообразным, и в январе 1920 г. Народный банк РСФСР был слит с центральным бюджетно-расчетным управлением Народного комиссариата финансов. В Казани функции КОНБ были переданы губернскому финансовому отделу.

Управляющие Казанским отделением Народного банка РСФСР в 1918 — 1920 гг.

П.А. Марьин (12.04.1918 — 29.10.1918)

Петр Александрович Марьин (29.06.1869 — ?) родился в семье служащих, образование получил на юридическом факультете университета Св. Владимира в Киеве. В августе 1895 он был определен помощником секретаря 2-го разряда в Киевское ОГБ. В период с сентября 1896 по февраль 1906 он служил в должности секретаря Таганрогского, с мая 1897 — Житомирского, с февраля 1902 — Воронежского отделений Госбанка. Следующая ступень Марьина на государственной службе — должность бухгалтера Воронежского ОГБ (20.02.1906). Через 5 лет, в июне 1911 он был утвержден контролером Читинского ОГБ. Дальнейшую карьеру Марьин продолжил в Казани. В феврале 1915 он сначала был назначен контролером. В октябре этого же года он перенес операцию по ампутации одной ноги и находился на лечении в Москве.

Приказом № 116 по Народному банку от 12.04.1918 Марьин вместо уволенного Тихенко И.А. был назначен управляющим Казанским отделением. Этот пост он занимал до 29.10.1918. После освобождения Казани от белогвардейцев и чехословаков в 1918, Марьин не вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. Он был отстранен от занимаемой должности и в случае задержания предавался революционному суду.

Марьин удостаивался следующих знаков отличия: орденов Св. Владимира 3 ст. (1904), 2 ст. (1913); светло-бронзовой медали в память 300-летнего юбилея Царствующего Дома Романовых (1913), светло-бронзовой медали на ленте ордена Белого Орла (1915). Последний известный классный чин — статский советник (1915). Он был женат на Фаине Евстафьевне Владимировой, воспитывал дочь.

И -Ф. В. Наконечный (1.12.1918- 1.05.1919, 3.06.1919 -1920)

Илларий-Феликс Владиславович Наконечный (5.01.1868 — ?) родился в населенном пункте Држевче Ново-Александровского уезда Люблинской губернии, в польской семье. Его отец служил писарем Држевецкой гмины (в органе низшей сельской административно-территориальной единицы польских губерний, входивших в состав Российской империи). В1896 И-Ф.В. Наконечный получил образование на историко-филологическом факультете Московского университета, удостоившись диплома I степени. По рекомендации академика архитектуры статского советника А.Попова управляющий Московской конторой Госбанка Н.Я. Малевинский принял его в штат конторы канцелярским чиновником в 1897.

Уже в год принятия на работу он назначается помощником бухгалтера разряда, в 1903 — помощником секретаря, в 1906 — контролером 2 разряда, в 1909 — 1 разряда. С1 января 1914 И.-Ф.В. Наконечный утверждается старшим контролером Московской конторы. В 1915 на него дополнительно были возложены обязанности наблюдения за деятельностью Московского отделения АО «Гергард и Гей».

И.-Ф.В. Наконечный неоднократно командировыался в Казань, сопровождая «груз особой важности», например, 25 мая, 28 июня, 15 мая 1918. И.2 сентября 1918 приказом (лавного комиссара Народного банка, старший контролер Московской конторы И.-Ф.В.Наконечный был назначен председателем Временной Коллегии по ревизии и управлению Казанским Отделением Народного банка и исключен из списков служащих Московской конторы. 1 декабря 1918 распоряжением Народного комиссара по делам финансов Наконечный был определен на должность управляющего КОНБ. 19 ноября 1919 он в соответствии с телеграммой Главного комиссара — Управляющего Народного банка был откомандирован в Москву.

В тот же день заведующим губернским финансовым отделом Казанского губисполкома А.С. Гордеевым (впоследствии наркомом финансов ТАССР) ему было предписано сдать управление вновь назначенному комиссару — управляющему КОНБ Р.Н. Мышко. Совершенно очевидным является тот факт, что поводом к отстранению Наконечного от должности стало его польское происхождение и осложнение к концу 1919 советско-польских отношений, вылившихся в открытый военный конфликт буржуазной Польши с Советской Россией в 1920.

17 января 1920 А.С. Гордеев просил руководство Наркомфина утвердить временно прикомандированного к губфинотделу «для технических работ» И.-Ф. Наконечного в должности старшего инспектора с выплатой оклада с 15.01.1920. 7 июля 1920 И.-Ф.В. Наконечный получил новое временное назначение на должность инструктора расчетно-кассового подотдела, главного бухгалтера и заведующего ликвидационным подотделом губфинотдела. Некоторое время спустя он был назначен заведующим организационно-инструкторской частью сметно-бухгалтерского подотдела Татарского наркомфина.

18 марта 1921 года в Риге был подписан мирный договор между Россией, Украиной и Польшей. Уже с июня Наконечный стал хлопотать об увольнении его со службы «в виду отъезда на Родину в Польшу». На основании статьи IV Соглашения о репатриации, заключенного 24.02.1920 между Россией и Украиной, с одной стороны и Польшой с другой, 6 сентября Наконечный был уволен и выехал из страны.

За безупречную службу в банковской системе он был награжден орденом Св. Станислава 3 ст. (1910), Св. Анны (1916), медалями в память 300-летия царствующего дома Романовых (1913) и за успешное содействие мобилизации (1915). Последний известный чин — коллежский советник (1914).

И-Ф.В. Наконечный был женат на Марианне Шиманской. Вместе с домочадцами она в декабре 1918 последовала за мужем в Казань.

Р.Н. Мышко (1919—1920)

Мышко Николай Романович (1893 — ?) родился в Санкт-Петербурге. Он окончил бухгалтерские курсы Янсона и не завершил курса обучения в коммерческом училище, высшего экономического образования у него не было. Четыре года он служил счетоводом в конторе 15 участка Северных железных дорог. Затем был призван на военную службу в химическую команду N9 6. В ноябре 1917 был уволен по болезни. Уже 2 декабря того же года он обратился с просьбой принять его на работу в качестве счетовода к комиссару отдела кредитных билетов Госбанка. В условиях; саботажа банковскими работниками Советской власти, Мышко быстро получил работу и возможность продвижения, тем более что в анкете своей он упоминал о своем «сочувствии большевикам». 4 декабря он был определен в штат Госбанка.

Пробыв некоторое время на испытательном сроке, он был определен. зав. делопроизводством отдела местных учреждений Госбанка с окладом в 50 рублей. С переводом управления банка в Москву Мышко переезжает в новую столицу в должности старшего делопроизводителя. В конце 1918 он уже является ответственным работником — помощником заведующего отделением местных учреждений Центрального управления Народного банка и в связи с этим претендовал на получение продовольственной карточки 2 категории. Еще в марте 1919 он служил в Москве, а 15 ноября того же года он принимает кладовую от И.-Ф. Наконечного и вступает в исправление обязанностей комиссара — управляющего КОНБ. 15 января 1920 по предложению заведующего губфинотделом А.С. Гордеева он официально определяется на эту должность. В июле 1920 Ревком ТАССР утвердил коллегию вновь созданного финансового отдела Ревкома в составе А.С. Гордеева и Р.Н. Мышко. В сентябре того же года Мышко назначается заведующим сметно-расчетным управлением, в октябре — заместителем заведующего финотделом ТАССР, затем заместителем наркома финансов республики. Дальнейшая его судьба нам неизвестна.

Из книги «Очерки истории Национального банка Республики Татарстан», Казань, 2000