«В тени Минтимера»: «Потихоньку стала говорить вполне сносно по-татарски»

Это и есть мое счастье!

В то время, когда мы познакомились, Минтимер приехал в свой родной район на преддипломную практику. Мы встречались каждый день. А после окончания практики он уехал обратно в Казань. Мы каждый день писали друг другу письма, разговаривали по телефону. Он звонил и обязательно спрашивал меня: «Ты написала мне сегодня?» Его любовь была так сильна, что даже его друзья говорили мне, что я, наверно, его околдовала. Один из его студенческих друзей — Гайнулла — рассказывал, что Минтимер никуда не ходит, ни на какие вечера его не вытащишь. Сидит целыми днями и смотрит на мою фотографию, а ночью кладет ее под подушку. Друзьям даже казалось, что он сходит с ума.

После защиты диплома Минтимера направили на работу в Муслюмово, инженером в РТС. Примерно в это же время, в 1959 году, был упразднен Калининский район. Я собиралась вернуться в Казань. Минтимер стал меня уговаривать выйти за него замуж и остаться в Муслюмово. Я не соглашалась. Тогда я заочно училась на третьем курсе Московского высшего финансового института и мне хотелось доучиться. И еще мне казалось, что я не готова к замужеству. Поэтому настояла на своем. В 1960 году вернулась в Казань к маме, но со своими я пожила только год. Потому что к нам приехал папа Минтимера — сватать меня.

Вот здесь, наверное, надо рассказать о Шаймиеве-старшем. С ним я познакомилась (вернее сказать, о нем узнала) гораздо раньше Минтимера. В первый раз я увидела своего будущего свекра на рынке в Поисево. Это был 1958 год. Тогда раз в неделю устраивали специальный базарный день. Шарип-абый приехал на базар на тарантасе, запряженном черным конем, таким ухоженным, что кожа его лоснилась и блестела на солнце. Этот человек буквально притягивал внимание: казалось от него исходит какое-то сияние, посмотрев на него, невозможно было оторвать взгляд. Что-то неуловимо симпатичное было в его аккуратных черных усах, густых волосах, приятном голосе. Я, как околдованная, забыв обо всем, стала наблюдать за ним. А потом, опомнившись, начала расспрашивать о нем. Кто это, откуда? Мне охотно отвечали: это председатель нашего колхоза Шаймиев, замечательный человек, уже больше двадцати лет председательствует, его все любят…

Папа очень любил лошадей. В основном из-за этого я стала чаще встречать его на улице. Его рысаки принимали участие во всех сабантуях и часто побеждали. Тогда я еще не знала, что у него есть сын Минтимер. А Шарип-абый, оказывается, меня тоже заприметил. И как-то сказал Минтимеру, мол, нечего искать себе невесту где-то. «Здесь в райпотребсоюзе работает казанская девушка, красивая и веселая, познакомься с ней — никого лучше не найдешь», — сказал он сыну. Минтимер выслушал его улыбаясь, потому что ко времени этого разговора мы были уже знакомы с ним. Чем он и порадовал своего отца.

Симпатию Шаймиева-старшего к себе я ощущала всегда. Наш приезд в отчий дом всегда был праздником. Папа всегда закалывал барашка. Еду готовили в большом казане, в котором помещалось полбарашка. После супа мама ставила на стол мясо в большой миске, а папа, поточив нож о край, отрезал самый вкусный кусок и давал его мне. Мне было неудобно, ведь за столом сидела старшая невестка — жена старшего брата Минтимера. Думаю, что папа так любил меня, потому что я была самая младшая и молодая невестка. Я отвечала папе поистине дочерней привязанностью. Ведь своего отца я потеряла очень рано. Да и мои родственники уважали моего свекра — он был достойным человеком во всех отношениях.

Папа был очень привязан к каждому из своих пятерых детей. И нам он всегда говорил: «Приезжайте к нам на каждые выходные. Не забываете про нас». И в самом деле, где бы мы ни жили, на выходные всегда приезжали в деревню, к родителям Минтимера. Вспоминается случай, когда мы чуть не потеряли младшего сына. В дороге у Радика началось сильнейшее расстройство кишечника. Встретивший нас папа, увидев, в каком состоянии ребенок, сказал: «Сильно не расстраивайтесь, вы молодцы, у вас еще будут дети…» Я растерялась, а Минтимер тут же посадил нас в машину и увез нас обратно в Мензелинск, мы тогда там жили. В районной больнице нам сказали, что если бы мы опоздали хотя бы на полчаса, мы бы действительно потеряли ребенка. Слава Аллаху, все обошлось.

Женщина не только выходит замуж за конкретного мужчину, но и принимает всех его родственников как часть своей семьи. Чем сильнее и мудрее род, в который приходит невестка, тем больше вероятность создания крепкой семьи. Мне повезло — я вошла в род Шаймиевых. Я прожила и живу внутри этого рода много лет и питаю к нему огромное уважение и большую любовь.

Великий философ, основоположник одной из трех главных мировых религий Будда говорил, что трудно найти благородного человека. Они редко рождаются, но если родился такой мудрец, значит, процветает счастливый род. Эти слова как нельзя лучше подходят к роду Шаймиевых.

Мне повезло и в том, что с первых дней нашей семейной жизни родственники мужа сразу приняли меня. И для меня они стали самыми близкими людьми. Минтимер на моем юбилее сказал, что среди его родни ходят целые легенды о моем гостеприимстве. Наш дом был всегда открыт для всех родственников. Мне кажется, что я не делала ничего особенного, старалась, чтобы всем им было комфортно у нас, а племянников, которые в разные годы учились в казанских вузах, я старалась опекать, помочь им привыкнуть к казанской жизни. Где-то что-то посоветовать, объяснить, поддержать… Важность этого, наверное, каждый понимает. Молодым начинать самостоятельную жизнь всегда сложно, особенно без родителей.

Решительный и работящий род Шаймиевых принял меня к себе. Папа не имел привычки что-либо повторять по два раза. Так было и со сватовством. Хотя я плакала и говорила, что не хочу пока замуж, он успел склонить на свою сторону и маму, и брата. Мне не оставалось ничего другого, как дать свое согласие. После отъезда отца Минтимера, мои только и говорили о нем: какой он замечательный, решительный, твердый.

Бракосочетание по мусульманскому обряду — никах — провели в Казани. А свадьба должна была пройти в деревне у Минтимера. Мы отправились в путь на белом пароходе. Наверное, это одно из наших самых романтичных воспоминаний. Мы — молодые, красивые, влюбленные… Красота и вокруг — живописнейшие берега Волги, Камы… По случаю выхода в свет книги «Первый Президент Татарстана» Р. Мустафина и А. Хасанова Минтимер Шарипович подарил мне экземпляр с собственноручной надписью: «Любимой Сонульке! Увозя свою красавицу на белом пароходе в родные края, мог ли подумать этот курносый юноша, что именно он окажется капитаном татарстанского корабля, а она — его путеводной звездой в штормующем океане судьбоносных лет своего народа. С бесконечной благодарностью за любовь и доброту, Минтимер. 30 декабря 95 года».

Намного позже один из журналистов задал Минтимеру Шариповичу вопрос: «Помните ли Вы свой самый счастливый день?» Он ответил не сразу. Сильно задумался, перебирая какие-то бумаги, собираясь на очередное важное совещание. И лишь перед самым уходом ответил, будто только что услышал вопрос.

— Самый счастливый день, говорите? О, это было давно, когда мы с Сакиной плыли на пароходе из Казани в Набережные Челны…

После этого он опять умолк, но по его лицу блуждала мягкая, добрая улыбка. Наверное, ему вновь представилась наша отдельная каюта, казавшаяся нам сверхкомфортабельной, плеск волн за бортом, крики чаек и зеленые берега — цветущие луга, загадочные леса, красивые деревни на взгорках. Может показаться — ничего особенного. Но когда смотришь на это влюбленными глазами — совсем иная картина…

На Челнинской пристани нас встретил папа. Он приехал за нами на председательской «Волге». Я была смущена и рада. Немножко побаивалась, но очень гордилась, когда кое-кто на палубе, сразу заприметив его на пристани, стал спрашивать, не наш ли это папа, так как очень похож на нас. Папа выглядел счастливым. Он был очень горд, когда вез нас до деревни. Было видно, что очень рад. Вскоре сыграли свадьбу.

Вначале мне было несколько неловко общаться с новыми родственниками. Они родились, выросли и жили в деревне. Говорили в основном по-татарски. Я же была городской девушкой, выросшей в русскоговорящей среде. В школе родной язык не преподавался, подруги были русскими девушками. Что там говорить, меня и по имени Сакина никто не называл. Все называли меня Соней, Сонечкой. И муж до сих пор любовно называет — Сонулька. И вот я стала в новой семье говорить на родном, но таком «незнакомом» для меня языке. Все покатывались со смеху от моих корявых предложений. Я смущалась, но старалась изо всех сил. Родителей Минтимера Шариповича называла — эткей, энкей. Потихоньку стала говорить вполне сносно. Десять лет в сельских районах, где преимущественно говорили по-татарски, сделали свое дело. Хотя писать правильно не удалось научиться, иногда делаю такие смешные ошибки…

Начало семейной жизни

Наша семейная жизнь началась в Муслюмово. Нам выделили одну комнату в здании барачного типа, рассчитанного на четыре семьи. В каждой комнате стояла большая «русская» печка. В нашем совместном хозяйстве были: железная кровать, подаренная на свадьбу папой, постельное белье, которое я привезла из Казани, по две алюминиевых ложки и вилки, две столовых тарелки, маленький стол и два стула. Еще была керосинка, на которой я готовила еду. Несмотря на всю скромность нашего быта, мы были счастливы: у нас есть стол, за которым мы можем вместе сидеть, у нас есть кровать, на которой мы можем спать, обнявшись крепко. И вроде ничего нам больше и не нужно…

Минтимера, видимо, это не очень устраивало. Ему хотелось, чтобы у семьи был свой дом. Но строиться нам не разрешали, хотя муж уже работал главным инженером Муслюмовской ремонтно-технической станции (РТС). А директор почему-то был против. И вот однажды директор заболел: у него развилась экзема, он лег в больницу. Минтимер поинтересовался у врачей, долго ли тот пробудет у них. Ему ответили, что пару месяцев. Обязанности директора возложили на главного инженера. А он, воспользовавшись отсутствием начальства, стал строить себе дом. Такой поступок требовал большой смелости и решительности. Директор был человеком очень жестким и не терпел никаких самовольных решений, к тому же в то время такое называлось «самоуправством». Через два месяца рядом с директорским домом появилось похожее строение со всеми надворными постройками. Директору это, естественно, не понравилось, он сразу по выходе из больницы написал в Казань жалобу. Минтимеру объявили строгий выговор…

Мне тоже не хотелось сидеть без работы. В Муслюмово была единственная организация, которая занималась вопросами торговли в сельской местности — райпотребсоюз. Естественно, я пошла туда работать. Меня приняли на должность старшего экономиста-плановика. Но проработать там мне пришлось всего год. Потому что карьера Минтимера складывалась удачно. Люди, давно работавшие в РТС и хорошо знавшие свое дело, его приняли. Им понравился его независимый и решительный характер, доскональное знание своего дела. К тому же у него быстро появилась жилка настоящего лидера. Он недолго проработал главным инженером. Вскоре его назначили директором Мензелинской межрайонной «Сельхозтехники».

Естественно, я поехала за ним в Мензелинск. Мне не хотелось прерывать стаж работы, поэтому и там я сразу устроилась на работу в Мензелинскую государственную торговую контору тоже на должность экономиста-плановика. Эта контора занималась всеми вопросами торговли в городе, где тогда проживало около 20 тысяч человек.

В мои обязанности входило планирование всех основных экономических показателей, составление статистических отчетов по большой номенклатуре товаров, подготовка справок по финансовым вопросам и конъюнктурной информации для вышестоящих органов. В те годы было принято плановое ведение народного хозяйства, поэтому моя профессия была востребована. Может быть, именно поэтому я свою работу очень любила. Заниматься тем, что нужно другим, чувствовать, что от твоих усилий что-то зависит, — это прибавляет сил, исподволь подводит тебя к тому, что работаешь на подъеме, с энтузиазмом.

Надо сказать, что в те непростые годы людям был свойственен настоящий энтузиазм в работе и жизненный оптимизм. Мне могут сказать, что тогда я была молода, полна сил и поэтому сейчас несколько идеализирую те времена. Я готова с этим согласиться, но только частично. Приходится слышать от совсем молодых людей, родители которых в те годы были скорее всего детьми, что на основании книг, фильмов тех лет или современных, но посвященных этой эпохе, незаметно складывается ощущение какого-то внутреннего света, тепла, особой душевности и искренности в отношениях людей. И это несмотря на все трудности жизни. Надо всегда помнить, что даже в сплошной темноте ночи светят звезды, горит свет в одиноком окне, и не бывает все одного — черного — цвета.