Сергей Кривошапко: «Среди всех врачей травматологи последними останутся без работы»

Врачом стал под влиянием прабабушки из царской России

Сергею Кривошапко 60 лет, из них 39 — его трудовой стаж в медицине. Стать врачом он решил еще в 70-е годы прошлого века под влиянием прабабушки, которая была медработником, и также после длительного пребывания в стенах больниц в детские годы.

— В детстве я был ребенком с ослабленным иммунитетом, часто болел. Когда мне было 10 лет, я заболел менингоэнцефалитом и почти год пролежал в больнице. Так что с врачами я общался очень тесно, мне эта тема была понятна и знакома, — говорит он.

Прабабушка по маминой линии Клавдия Кирилловна была санитарным врачом, причем образование получила еще в царские времена, окончив женский санитарный институт в Санкт-Петербурге. Ее муж тоже был медиком, учился в Казани у профессора Груздева, но потом судьба их раскидала. Когда началась революция, потом Гражданская война, прабабушку мобилизовали в Красную армию, где она работала главным врачом санитарного поезда. Ей единственной из огромной семьи удалось избежать репрессий — из-за призыва в армию. Всю остальную семью, ввиду зажиточности, постигла печальная участь — раскулачивание, высылка в Сибирь. А семья прабабушки была очень большой — она была предпоследним, 17-м ребенком в семье. В доме была библиотека из 10 тысяч книг, а каждый ребенок мог играть на музыкальном инструменте, так что образовался целый семейный оркестр.

Клавдия Кирилловна была родом из Бугульминского района, а ее правнук Сергей Кривошапко родился в Ижевске, где тогда жили его родители. Отец работал инженером-механиком, он трагически погиб во время охоты, а мама была пианисткой, окончила консерваторию в Кишиневе и работала в филармонии.

«Разговаривать с пациентами современные студенты учатся на артистах»

Школу Сергей Валерьевич окончил с золотой медалью. После успешной сдачи единственного экзамена по биологии, а у медалистов тогда были такие «бонусы», поступил в Ижевский медицинский институт. Учеба давалась легко, параллельно успел поработать и медбратом в онкодиспансере, и фельдшером на скорой помощи.

— Я никогда не зубрил, не заучивал часами. Мне достаточно было посидеть на лекциях, послушать, законспектировать, и фактически я уже все запоминал, — рассказывает он, как окончил факультет «Лечебное дело» по специальности «хирургия». — На операции нас привлекали уже начиная со второго курса — сначала на простые, потом более сложные.

Свою первую операцию на втором курсе под присмотром хирурга помнит как сегодня — Кривошапко проводил вскрытие абсцесса в области позвоночника. К поступлению в мед готовился еще со школьной скамьи и всегда был в первых рядах на биологии, когда нужно было препарировать лягушку. Поэтому и за операционным столом особо не мандражировал, хотел скорее набраться опыта и помогать пациентам.

Ижевск в конце 1984 года переименовали в Устинов, а уже через пару лет городу вернули прежнее название. Кривошапко выпустился в 85-м году и стал одним из немногих медработников, обладающих дипломом выпускника Ижевского мединститута в городе Устинове. Институт окончил с красным дипломом. Сергей Валерьевич посетовал, что сейчас студенту мединститута нельзя даже подойти к пациенту и расспросить о болезни.

— Собирать анамнез, разговаривать с пациентами современные студенты учатся на артистах. Я был крайне удивлен, что в медицинском сидит специальная актерская группа, которая изображает из себя пациентов с разными болезнями. И только когда студент окончит институт и пройдет аккредитацию, он получит право подойти к пациенту и о чем-то с ним разговаривать. Естественно, такой подход сказывается на качестве образования не лучшим образом. Я убежден, что во времена Советского Союза у нас была одна из лучших систем медицинского образования. Когда больные поступали в больницу, они сразу давали согласие, причем в устной форме, на все манипуляции. А сейчас от нас требуют получить множество расписок и заполнения бесконечных 20-страничных форм, — сокрушается он.

Ижевск — Елабуга — Казань

По окончании мединститута Кривошапко попросил о распределении в Елабужскую ЦРБ, где на тот момент была ставка хирурга.

— В Ижевске на тот момент нормальных условий для жизни и работы не было. Я успел первый раз жениться, мы снимали квартиру. Сразу попасть в оперирующие врачи в городе было сложно. А специалисты, которые уезжали на работу в центральные районные больницы, получали доступ к операционному столу практически сразу после трудоустройства. Сначала я съездил в Елабугу, посмотрел, что там в больнице есть большое хирургическое, травматологическое отделения, отделение урологии, и попросился туда. Поскольку вуз я окончил с красным дипломом и при распределении у меня были льготы, мою просьбу удовлетворили. Так я попал в Татарстан и остался тут навсегда.

Правда, в дальнейшем выяснилось, что хирургов в больнице было вполне достаточно и не хватало травматологов. Так что Кривошапко после окончания интернатуры на базе ЦРБ перешел на работу в травматологическое отделение и ни разу не пожалел о решении. Даже если представить, что ученые изобретут вакцины от всех болезней, травмы все равно сопровождают человека на протяжении всей жизни.

— Аппендицит бывает у человека только один. Его удалили — и больше не будет. А костей у человека 276, и каждую из них возможно сломать, причем по несколько раз. Среди врачей всех специальностей травматологи останутся без работы одними из последних. По статистике, человек встречается с травматологами 4,7 раза в жизни. Около пяти раз за жизнь каждый человек получает ту или иную травму.

В Елабуге медик проработал 17 лет — с 1985 по 2002 год. Работая в ЦРБ, заочно окончил аспирантуру Ижевской государственной медицинской академии, защитил кандидатскую диссертацию, получил ученую степень, высшую категорию. По признанию Кривошапко, возможно, он до сих пор бы продолжал работать в Елабуге, если бы Минздрав не взял вектор на централизацию здравоохранения.

— У нас была очень развитая ЦРБ, по всем профилям оказывалась медпомощь, было большое межрайонное травматологическое отделение на 90 коек. И работа мне нравилась, и коллектив был хороший, но пошли сокращения. Сначала количество коек сократили до 60, затем до 55. А потом и вовсе сняли статус межрайонного центра, запретили делать отдельные виды операций. Тогда, в начале двухтысячных, в Минздраве посчитали, что достаточно оставить два центра оказания травматологической помощи — в Казани и Челнах, и направлять всех больных туда. Стали сокращать койки в ЦРБ, закрывать участковые больницы, ФАПы, все функции передавать в Казань. В итоге порушили выстроенную систему здравоохранения, где квалифицированный медработник был в каждом селе. У нас не Европа, где от одного города до другого 30 км, там эта система работает на пятерочку. У нас Татарстан 500 на 400 км. Если больного везти из Бавлов в Казань — ехать под 400 км. У нас такая система не работает, учитывая расстояние и плотность населения. Сейчас отчитываются, что построили столько-то ФАПов, районных больниц. Но это все было и работало. К счастью, сейчас Минздрав опять развернулся в эту сторону, — отметил врач.

В начале 2000-х Кривошапко, несмотря на свою высшую категорию и стаж, получал зарплату менее 2000 рублей. Чтобы содержать семью, приходилось вести подсобное хозяйство, выращивать картошку. В 2002 году его пригласили работать в 12-ю горбольницу в Казани, где предложили зарплату в четыре раза выше елабужской. Здесь он сначала был врачом-травматологом, ортопедом, а вскоре возглавил отделение травматологии.

«Смертность от травматизма снизилась в 1,5 раза»

В 12-й горбольнице проработал десять лет, до 2012 года, когда начались кадровые проблемы в травматологической службе Республиканской клинической больницы. Тогда министр здравоохранения республики Айрат Фаррахов пригласил на должность замглавврача РКБ — руководителя республиканского центра травмы. Параллельно на протяжении шести лет был главным внештатным специалистом травматологом-ортопедом Минздрава РТ. Кривошапко гордится достигнутыми результатами в этой должности:

— Без серьезных капиталовложений мы добились снижения смертности от травматизма в 1,5 раза. В 2012 году смертность составляла 129 на 100 тысяч человек, а к 2018 году показатель удалось снизить до 78,2. Смертность от ДТП снизилась в 1,7 раза. Этих результатов удалось добиться благодаря ряду организационных решений, — поясняет он.

По словам врача, до 2013 года помощь в Казани оказывалась в трех дежурных клиниках поочередно. Тогда попеременно дежурили 12-я больница, БСМП и РКБ. По Татарстану ситуация была и того хуже: в эти же казанские больницы привозили пациентов со всей республики. Пациента с переломом бедра из Бугульмы грузили в машину скорой помощи и везли в дежурную больницу в Казани.

— Когда мне достались «погоны» главного травматолога Минздрава, я ходил раз 15 к министру здравоохранения, объясняя, что такую систему дальше использовать нельзя. Мы теряли людей по дороге, или они приезжали в плохом состоянии. Я предложил зонировать оказание медпомощи районам по принципу санитарной авиации, в итоге республику закрепили за тремя центрами: Челны, Альметьевск и Казань. А саму Казань разделили на три зоны, и одновременно стали дежурить три клиники — 12-я, РКБ и 7-я. Сейчас до сих пор эта система работает. Пациентов не возят из Казанского аэропорта в 12-ю больницу или с «Оргсинтеза» в РКБ. Время доставки пациентов с травмами сократилось с двух часов максимум до 20 минут, — утверждает Кривошапко.

Пациенты годами ждут протезирования

В 16-й больнице доктор оказывает сложным пациентам консультативную помощь и продолжает оперировать. Считает, что ему очень повезло — главврач тоже травматолог-ортопед, так что у них полное взаимопонимание.

Но многие вопросы в оказании медицинской помощи все еще тревожат. Так, врач сетует, что возможности эндопротезирования в количественном плане пока значительно отстают от реальной потребности пациентов. В свое время, когда встал вопрос об открытии федерального центра эндопротезирования, рассматривался вариант с Казанью. Но по разным причинам центр открыли в Чебоксарах.

— Если бы федеральный центр был в Казани, мы бы свою республиканскую потребность полностью покрывали самостоятельно. У федерального центра проектная мощность порядка 10 тысяч эндопротезов в год. Силами республики мы закрываем порядка 3 тысяч максимум. Сейчас в Татарстане протезированием занимаются в семи клиниках —12-й, 7-й, 16-й и РКБ в Казани, а также в БМСП Челнов, в Нижнекамске и Альметьевске. У нас в 16-й больнице неотложной помощи нет, поэтому мы осиливаем 500 протезов в год. Расчетная потребность в эндопротезировании по республике — порядка 8 тысяч. Около 3 тысяч пациентов ежегодно уезжают из Татарстана на протезирование в Чебоксары, Киров, Питер, Москву, Курган, Нижний Новгород. В РКБ лист ожидания доходит до трех лет. У нас в 16-й на листе ожидания мы не держим пациентов подолгу — если к нам обратились, в течение 2—3 недель стараемся прооперировать.

Кости ломаются легче, а срок заживления удлинился

Характер травм татарстанцев в последнее время изменился, поскольку поменялись их образ жизни и питание — и это сказалось на организме далеко не в лучшую сторону. По словам ортопеда, кости у людей стали более хрупкими, ломаются намного легче, казалось бы, даже при незначительной нагрузке. Так что и заживают намного дольше.

— Если в 85-м году, когда я начинал работать, перелом лучевой кости или ключицы срастался за две недели, то сейчас срок удлинился минимум в три раза — за полтора месяца в среднем срастается перелом лучевой кости, а перелом ключицы — за полтора-два месяца. Перелом бедра срастается от 6 месяцев до года, хотя раньше самый тяжелый перелом срастался максимум за три месяца, — утверждает травматолог.

Прежде всего такие изменения медик связывает с малоподвижным образом жизни и рационом питания, которое стало менее натуральным.

— Когда мы росли, не было компьютеров, видеоигр, практически нечего было смотреть по телевизору. Все дети бегали на улице. Если спрыгнул с козырька подъезда — обычно никто ничего не ломал, максимум получил синяк, отряхнулся и побежал дальше. Сейчас наши дети сидят у компьютера и почти не гуляют. В итоге поехали с горки на санках, санки подпрыгнули — и уже компрессионный перелом позвоночника, — говорит врач. — У меня в детстве картошка была картошкой, колбаса была из мяса, а не из сои. Важное значение имеет и то, что сейчас мы живем фактически в условиях электрического поля с обилием точек освещения, путаницей проводов, под влиянием мобильных телефонов. То есть живем практически в электромагнитном поле. Я убежден, что на организм человека мобильная связь действует не лучшим образом.

«Если 100 кг приходятся на скелет, рассчитанный на 50 кг, кости такую нагрузку не выдерживают»

Кривошапко дает советы, как сохранить костную ткань в надлежащем состоянии. В частности, нужно правильно питаться. Основу рациона человека должны составлять фрукты, овощи, мясо и рыба. Причем не сосиски, колбасы и консервы, а натуральные продукты. Не стоит налегать на сладкое и мучное. Во-вторых, обязательно нужна двигательная активность.

— Кровообращение в кости происходит только при движении. Если сосуды, которые располагаются в мышцах, имеют мышечную стенку и кровь по ним перекачивается за счет сокращения, то сосуды в кости располагаются в костных каналах. Если человек не ходит, кровоток по костным канальцам не идет. Даже проводили эксперименты: если молодого здорового человека уложить в постель, у него за месяц настолько ослабевает костная ткань, что ему заново надо учиться ходить, — отмечает он. — Обязательно надо двигаться, совершать 7—10 тысяч шагов в день. Дети должны играть в игры на свежем воздухе, а не сидеть у компьютера. Если это соблюдать, не придется потом делать сложные операции по замене суставов.

К сожалению, вопрос избыточного веса все больше актуален и в России, предупреждает врач. Чаще, с этой проблемой сталкиваются женщины.

— В школьном возрасте все худенькие и стройные. А скелет у человека формируется до 17 — максимум 20 лет. Если девушка в школьном возрасте весила 45—50 кг, а потом она вышла замуж, забеременела, родила детей, наступили гормональные нарушения и она набирает больше 100 кг, они приходятся на скелет, который был рассчитан на 50 кг. Естественно, кости такую нагрузку не выдерживают. В первую очередь выходит из строя суставной хрящ, а потом уже начинается костный дисбаланс. Обычно этому контингенту людей приходится менять суставы чаще всего, — подчеркивает он.

Если же человек с детства был массивным, у него и кость развивается больших размеров. В итоге у него изначально формируется крупный скелет, широкая кость, трущаяся поверхность больше, соответственно, и нагрузка на нее меньше. «Основная проблема с суставами бывает у тех, кто в юности был худой, а потом располнел — у них суставы не выдерживают в первую очередь. Важно, чтобы не было резких перепадов веса», — поясняет специалист.

По словам Кривошапко, как правило, с эндопротезированием сталкиваются люди после 50 лет. А основная масса пациентов — за 70 лет.

Безнадежный пациент с претензиями и молодожены после ДТП

Наиболее памятные случаи в карьере Кривошапко пришлись на период его работы в Елабужской ЦРБ.

— Было начало 90-х, я дежурю в больнице. Привозят пострадавшего после ДТП — 23-летний молодой человек на мотоцикле заехал под КАМАЗ на встречную полосу. Пациента привезли в крайне тяжелом состоянии с давлением фактически 40 на 0, у него была открытая черепно-мозговая травма, травматическая энуклеация глаза — глаз был буквально вырван, зияла рана. Также была деформация черепа, детрит выделялся через дно глазницы, были сломаны 10 ребер с одной стороны, 11 ребер с другой стороны, с обеих сторон кровоизлияние в грудную клетку, разрыв печени, разрыв селезенки, открытый перелом плеча, бедра, обоих коленей, — вспоминает собеседник.

После проведения противошоковых мероприятий в операционной собрались четыре бригады хирургов, нейрохирургов, ортопедов. Оперировали буквально всю ночь — с 22.00 до 6 часов утра. После операции Кривошапко пошел на несколько часов домой вздремнуть и уже не чаял увидеть пациента живым.

— Вернулся я на работу около 9 утра. Захожу в реанимацию и вижу нашего тяжелейшего пациента, который сидит на кровати весь в трубках и очень громко ругается: «Доктор, что у вас за больница? Я два часа уже как проснулся, и меня до сих пор не кормят, что за безобразие!»

В итоге этого пациента лечили около полутора лет. Но после того как его поставили на ноги и буквально собрали по частям, вместо благодарности он выкатил 27-страничную жалобу в Минздрав на действия персонала больницы.

— Он писал, что все ему сделали плохо. Что выбитый глаз, вместо которого ему поставили стеклянный, у него не видит. А когда он поднимается на 5-й этаж, у него появляется одышка, и ему якобы плохо залечили ребра. Он также жаловался, что если раньше до травмы он мог выпить три бутылки водки и чувствовал себя хорошо, то сейчас после полутора бутылок его начинает тошнить. Кроме того, он жаловался на оставшиеся после операций рубцы. И писал, что, пока он лежал в больнице, мама купила 273 шприца и до сих пор их не вернули, — сокрушается Кривошапко. — В Минздраве запросили историю, посмотрели лечение. Всем было понятно, что человек просто каким-то невероятным образом выжил, ему бы радоваться, что живой. А он поступил вот так… Именно после этого мой завотделением пошутил: «Сергей Валерьевич, я понял, что если человек действительно хочет жить — медицина бессильна».

При этом Кривошапко говорит, что большинство пациентов все же благодарны своим спасителям. У собеседника довольно много бывших больных, которые перешли в категорию настоящих друзей и идут с ним бок о бок уже несколько десятилетий, подставляя плечо помощи в трудных ситуациях.

— Мне довелось оказывать помощь молодоженам, которые попали в ДТП в день свадьбы. Они ехали из ЗАГСа на свадьбу на уазике. И по проселочной дороге из впереди идущего КАМАЗа в них прилетели большие камни, пробили лобовое стекло. Жениху лицо попортило, невесте камень пришел в голову и остался там. Его пришлось удалять, делать новоиспеченной жене трепанацию черепа. Но вот уже течение лет 20 эта семейная пара меня поздравляет с каждым праздником, присылает открытки. И детей своих они привозили мне показывать, рассказывали, как у них все в семье хорошо.

«Врача превратили в мальчика для битья»

Тем не менее уважение к профессии врача сейчас заметно упало, сетует медик.

— Сейчас врача превратили в эдакого мальчика для битья. В понимании многих — если в обществе что-то плохо, то в этом виноваты врачи и учителя. Да и люди сами по себе изменились. Раньше были другие ценности, люди заботились о своем здоровье: были физкультура, нормы ГТО, работа.

За 17 лет работы в Елабужской ЦРБ поступило всего три жалобы — тогда сделать это было непросто: пойти на почту, купить конверт с марками, написать обращение от руки и отправить по назначению. Сейчас, в век информационных технологий, когда каждый может с мобильного телефона отправить жалобу онлайн, их поступает неприлично много, причем во всех клиниках схожая ситуация.

— В лучшем случае одна из 30—40 жалоб бывает по существу, по делу, а остальные — надуманные, лишь бы написать. Это очень неприятно и сильно отвлекает от работы. Вместо реальной работы и помощи людям мы создаем комиссию, разбираемся, пишем ответы. Необоснованные жалобы очень серьезно мешают в работе.

Хорошо бы медработников России освободили от ненужной бумажной волокиты, несвойственных им обязанностей и просто дали делать свою основную работу — лечить людей, мечтает врач.

— У врачей сейчас столько неоправданной волокиты: надо заполнять сведения о пациентах в нескольких программах, брать огромную массу расписок на каждый чих пациента. Понимаю, что это пришло с Запада, но какое-то чувство меры должно быть.

В годы работы в РКБ Сергею Кривошапко удалось изучить опыт Голландии в организации системы здравоохранения. Там все полностью компьютеризировано, бумажного документооборота нет.

— У каждого врача и медсестры свой планшет, а все сведения о пациенте хранятся в системе. Врач, взяв планшет, может увидеть, у какого специалиста 10 лет назад был пациент, что ему назначили, как шло лечение. Там это реально работает. Все прозрачно и доступно, и лечить пациента проще. Существует у них и мобильный медицинский пост. Если лекарство не назначено — то ящик с ним просто не откроется, и медсестра не сможет дать то, что не положено, — перечисляет он.

По словам нашего героя, мечта любого хирурга — спокойно делать операции:

— Только в операционной, когда успешно проходит сложная операция, ты себя чувствуешь реально нужным и необходимым. Но мы понимаем, что если мы сами не возьмем на себя и оргвопросы, будет только хуже. Так что приходится заниматься и этим фронтом. От грамотного управленца тоже зависит очень многое.

Патентная работа

На стенах в кабинете Кривошапко висит множество различных дипломов и патентов. Собеседник рассказывает, что у него восемь патентов на изобретения в области травматологии и ортопедии, в которых он был автором или соавтором. Для успешной защиты кандидатской диссертации требовались в том числе и патенты на изобретения.

— Вот мой самый первый патент от 2003 года, в котором я был единственным автором — это полностью мое изобретение, — демонстрирует он. — В мою бытность молодым врачом фактически не было устройств для реабилитации пациентов, для механотерапии, разработки суставов. В те годы врачи, которые делали сложные операции, потом сами занимались последующей реабилитацией своих пациентов до восстановления функций. Службы реабилитации в то время не существовало. Я изучал вопросы лечебной физкультуры, кинезитерапии, освоил мануальную терапию. Тогда я натолкнулся на то, что при вибрации определенной частоты восстановление функций мышц происходит намного быстрее. Я разработал портативное устройство, которое можно фиксировать на ноге пациента, и за счет низкоамплитудной вибрации стимулировалась работа мышц, кровообращение конечностей. Это позволяло быстрее поставить на ноги пациента после травм, операций. У меня получилось универсальное устройство, которое можно было использовать и для разработки коленного, тазобедренного суставов, — рассказывает он.

Устройства, изготовленные мелкой серией, используются до сих пор. К сожалению, проект не удалось довести до промышленного производства. Затраты на проведение экспертизы по тем временам оценивались в сумму около 150 тысяч рублей. То есть надо было заплатить стоимость нескольких легковых автомобилей, чтобы кто-то взялся за производство устройства.

Три патента Кривошапко были посвящены лечению оскольчатых переломов пяточной кости с помощью аппарата Елизарова. Два патента связаны с эндопротезированием. Еще три патента посвящены устройствам для реабилитации.

«Омикрон» сыграл роль естественной прививки»

В глаза также бросается диплом «Героя нашего времени». Его Сергею Валерьевичу присудили за организацию работы по развертыванию временного инфекционного госпиталя на базе 16-й больницы. Без малого два года он был бессменным его начальником. А в начале пандемии, в 2020 году, он даже три месяца безвылазно жил в больнице, не появляясь дома. Во-первых, боялся заразить домашних. Кроме того, были вопросы, которые круглосуточно требовали безотлагательного решения на месте.

— Я человек старой закалки. Когда мы учились, то давали присягу врача Советского Союза. Хотя Союза уже нет, наше поколение по большей части живет по принципу: «Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!». Так что даже во времена ковида особо страшно не было, даже когда на заре пандемии мы еще не понимали, что это за болезнь и с чем ее «едят». Просто надо — значит надо. Я понимал, что если мы это не сделаем, то волшебник на голубом вертолете не прилетит и за нас не сделает, не спасет наших сограждан, — говорит доктор.

За неделю больница была готова к открытию ковидного госпиталя:

— Мне пришлось на три месяца поселиться в госпитале — с мая по конец августа я жил на работе. Больных возили безостановочно. И врачей надо было поддерживать — были паники, истерики. Мы не привыкли столько людей хоронить, сколько было во время пандемии, когда по 3—4 человека ежедневно умирали. Причем умирали не только пожилые, но и молодые. Болезнь была странная, непонятная.

Несмотря на то, что COVID-19 никуда не ушел, опасность возвращения пандемии таких масштабов, по мнению Кривошапко, минимальна. Достаточная доля населения привилась, значительная часть переболела:

— В этом «помог» штамм «омикрон», который обладал практически 100-процентной контагиозностью. Он протекал в более легкой форме, так что основная часть пациентов выживала. Если сравнивать со штаммом «дельта» в октябре 2021 года — это было что-то ужасное, тогда многие заболевшие умирали. «Омикрон» сыграл роль такой естественной прививки — все поболели, сформировался иммунитет, и пандемия пошла на убыль.

Доктор признался, что совсем оградиться и не пропускать чужое горе через себя не удается:

— Когда умирают люди, которых еще недавно видел живыми, это на всех врачей оказывает тяжелое воздействие. Одно дело, когда уходит из жизни человек за 90 лет с 4-й стадией рака и ждет смерти как избавления, а когда умирают молодые трудоспособные люди, которые могли бы еще жить, работать, растить детей, содержать семью, — морально это гораздо тяжелее.

Учитывая, что барьер поставить не удается, нужно находить способы переключить внимание. Среди основных увлечений собеседника — чтение исторических, военных книг. Тем более что оба деда погибли в годы Великой Отечественной войны на фронте — один на Курской дуге, второй уже почти дошел до Берлина и был смертельно ранен на территории Германии. Из современных авторов предпочитает Лукьяненко, особенно с его размышлениями о добре и зле.

Кроме чтения книг, Сергей Валерьевич любит путешествовать с семьей по России на автомобиле. А в 2016 году проехал Грузию по приглашению друзей. Этим летом, если случится отпуск, надеется отправиться на машине в Крым.

«Выздоровление тяжелого пациента — как бальзам на душу»

Брачного союза, такого, чтобы одного и на всю жизнь, не сложилось — сказались тяготы профессии.

— Я сейчас женат третьим браком. У нас не очень приветствуется «светить» свою личную жизнь. Ладно бы со школьной скамьи познакомились и до сих пор живут вместе — в том случае есть чем гордиться, хвалиться. Я же фактически всю жизнь прожил на работе, и все три мои супруги — из медицинской сферы.

Первой женой стала однокурсница. Поженились на пятом курсе и 13 лет прожили вместе. Вырастили сына и дочь — им сейчас под 40 и 35 лет соответственно, но из-за большой загруженности на работе и нехватки денег брак распался.

— Я тогда начал работать, и нас на всю больницу было три травматолога, а травмы шли нескончаемым потоком каждый день. Так что домой я приходил два раза в неделю. Приходилось и ночами дежурить, и подработки брать, и преподавать в медучилище. Зарплаты в те годы были невысокие. Так что надежд первой супруги я не оправдал, золотых гор не зарабатывал, дома фактически не появлялся.

Второй брак продлился десять лет, родилась еще одна дочь, которой сейчас 22 года. Супруги расстались. Но Сергей Кривошапко женился в третий раз почти в 50 лет, и в этом браке счастлив. У него растет четвертый ребенок — дочка 11 лет.

Врач смеется: слава Богу, никто из детей в медицину не пошел. Признается, что без юмора и оптимизма в этой работе никак: «Я говорю: чем плакать — лучше посмеяться. Если во всем видишь что-то хорошее, оно и происходит. Для меня стакан всегда наполовину полон».

— Когда выздоравливает тяжело пострадавший пациент, которому ты возвращаешь возможность полноценной жизни, — это самое приятное. Наступает чувство удовлетворения. Когда есть ощущение, что мы смогли, мы справились, — как бальзам на душу, — резюмирует он.