Мария Ильченко: «Я первая беру в руки малыша. И это здорово!»

Казань — Тамбов — Москва — Забайкалье

Маленькая Маша с шести лет хотела стать доктором. Она просто не видела себя никем другим. А начинала первые шаги в будущей профессии… с дворовых собак:

— Помню, как мы с соседскими малышами организовали тимуровский отряд по помощи собакам, которые жили в нашем дворе. Даже устраивали концерты для местных жителей — пели, танцевали, играли в силу своих способностей. Со зрителей собирали по копеечке, шли в магазин и на эти деньги покупали для собак колбасу — как сейчас помню, стоила она 2,80. А по ночам я таскала из родительской аптечки бинты и йод, и мы делали бедным животным всякие повязки. Так что можно сказать, что мои первые медицинские шаги относились к этим собакам. Потом, с возрастом, мое желание не менялось. Я училась и в музыкальной школе, и физику очень любила, и много других увлечений у меня было — но медицина это все пересилила.

Школу Мария заканчивала в Тамбове — еще в 9-м классе уехала туда жить к бабушке. Там медицинского вуза не было, а в Казань возвращаться не хотелось. Девушка решила: если уж выигрывать — то сразу миллион! И поехала поступать в Москву, в знаменитый 2-й мед (ныне — РНМУ им. Пирогова). И… не получилось. До попадания в заветные списки не хватило полбалла. «Не беда, поступлю на следующий год», — подумала несостоявшаяся студентка, вернулась к бабушке в Тамбов и устроилась санитаркой в областную больницу.

На следующий год повторилась та же история. Опять злосчастные полбалла, опять Тамбов и опять областная больница. На третий год удалось поступить на рабфак, а еще через год — на первый курс заветного института. Закончила его Мария Владимировна с отличием. Субординатуру во время 6-го курса прошла по акушерству и гинекологии, а потом вышла замуж за военного — и уехала за мужем в Читинскую область, в Забайкалье. Там в Читинской областной больнице прошла интернатуру, а потом пять лет отработала в центральной районной больнице Оловяннинского района (на самой границе с Китаем). Она до сих пор вспоминает эти годы с улыбкой и с некоторым недоумением: дескать, да как же я смогла?

По молодости это все кажется таким интересным — в тебе так заинтересованы люди, ты такой важный и значимый… Только потом понимаешь, что за все надо платить, и что эти бесконечные ночи, нервы — они потом сказываются на здоровье, например

«Говорят, молодых специалистов бережет Бог»

Сегодня Мария Владимировна задумчиво улыбается, вспоминая те годы. В ЦРБ, где ей довелось начать карьеру, не было централизованной канализации и водопровода. Воду туда привозили в цистернах, руки мыли в рукомойниках. Туалет больницы представлял собой огороженную выгребную яму. А ведь в Забайкалье зимой стоят 50-градусные морозы. Снег не выпадает, и земля имеет совершенно фантастический вид — как растресканный камень. Так и работали…

Мария Владимировна рассказывает:

— Это была такая школа! Мы там были практически земскими врачами. Говорят, молодых врачей бережет Бог. Я сейчас вспоминаю, что там делала — столько раз могла ошибиться! Там ведь мне практически не с кем было посоветоваться, ведь второй районный гинеколог уехал вскоре после того, как там появилась я. Так что даже поучиться не у кого было. Помню, как щипцы первые наложила — акушерка мне вслух читала учебник, а я накладывала. Операции мы делали вместе с хирургом. А он был совершенно фантастический: оперировал, например, на открытом сердце без всякого аппарата искусственного кровообращения. Привезли как-то туда раненого местного жителя с пулей в перикарде — и он его оперировал. А я ассистировала, потому что не было никого больше. Или, например, была резекция желудка с некрозом кишки. Мы три часа проводили эту операцию…

Как и во многих сельских ЦРБ, там, в глухом уголке Забайкалья, врачей был дефицит. Тот самый хирург, например, был один-единственный — и чтобы выйти в отпуск, ему приходилось дожидаться, пока из области пришлют кого-нибудь на замену. А значит, и ночные, и выходные дежурства обеспечивались одним врачом на всю больницу, включая и туберкулезный блок. Доктор вспоминает самые разные случаи: и легочное кровотечение в туберкулезном блоке, и катетеризацию мочевого пузыря мужчины, и искусственное дыхание малышу с крупом, которому потом диагностировали дифтерию... В общем, все было чуть ли не по «Запискам молодого врача» Булгакова.

— А уж по своей профессии мы там такого навидались… Район там очень большой, транспортная доступность — не очень хорошая, и женщины к нам приезжали порой в крайне запущенном виде. Уровень образования там оставлял желать лучшего, поэтому они плохо понимали уровень опасности. Например, женщины с рубцами на матке: им говорили ехать в Читу на кесарево сечение, а они отказывались, потому что боялись бросать хозяйство. В мое дежурство как-то раз одна такая женщина к нам поступила — с рубцом, 41 неделя беременности, низкий гемоглобин, и вот я тут, неопытная, зеленая… И со всем этим приходилось справляться.

Помогали коллеги — Мария Владимировна до сих пор благодарна им. И тому самому хирургу, и медсестрам, и остальным своим коллегам по той маленькой больнице в бескрайней глуши. Она говорит:

— По молодости это все кажется таким интересным — в тебе так заинтересованы люди, ты такой важный и значимый… Только потом понимаешь, что за все надо платить, и что эти бесконечные ночи, нервы — они потом сказываются на здоровье, например. Но тогда это было очень важно, значимо и ценно. В том числе и для моего профессионального роста, и для того, что там я окончательно утвердилась в своей цельности и поняла, что правильно выбрала свой путь.

Слава богу, профессиональное выгорание обходит меня стороной, и интерес к профессии не теряется. Несмотря на то, что наша область довольно традиционная, и в ней странно было бы придумать что-то новое

«Еще десять лет назад акушерская агрессия преобладала»

Мария Владимировна переехала в Казань в начале девяностых. Еще до этого здесь, на своей родине, она проходила цикл повышения квалификации по оперативной гинекологии. Местная кафедра акушерства и гинекологии, которую возглавляла тогда профессор Зайнаб Гилязутдинова, очень понравилась молодой женщине. И она приехала сюда учиться в ординатуре с маленьким сыном. Два года провела на кафедре, а потом пришла на работу в казанский роддом ГКБ №16 (тогда он назывался роддом №4 на Гагарина).

— И слава богу, профессиональное выгорание обходит меня стороной, и интерес к профессии не теряется, — говорит доктор. — Несмотря на то, что наша область довольно традиционная, и в ней странно было бы придумать что-то новое. Но я считаю, что всегда можно на этот исконно древний акт посмотреть с другой точки зрения и найти для себя очень интересные вещи. Конечно, большую роль в нашей преданности профессии играет и чудо новой жизни, которому мы каждый день помогаем свершиться. Что греха таить, сегодня люди очень негативно настроены по отношению к врачу любой специальности. Но у нас все-таки уровень негатива поменьше, эти моменты обходят нас стороной. А еще в нашем роддоме собрались единомышленники в отношении бережного рождения. Мы считаем, что это наша правильная сторона. Естественная, благостная для Вселенной. Может быть, это звучит несколько высокопарно, но мы действительно так думаем. Еще десять лет назад акушерская агрессия преобладала. И это неправильно. Я вспоминаю, как мы работали, и сейчас за некоторые вещи становится даже неловко. Но тогда это была общепринятая точка зрения. А сейчас протоколы изменились, в них появились бережные методики, и мы максимально стараемся им следовать.

Здесь, в роддоме ГКБ №16, исходят из концепции бережного рождения. Как говорит Мария Владимировна, это рождение в любви. Процесс, когда природе не мешают.

— Мы просто созерцаем, и если все идет хорошо, то ничего не улучшаем — потому что в процессе нормальных родов нечего улучшать, природа давно все за нас придумала. Мы действуем без встрясок, без всяких вмешательств, если этого не требуется. Предоставляем женщине и ее телу психологически комфортную обстановку, и тогда в большинстве случаев все идет так, как задумано природой, — объясняет доктор.

Мы просто созерцаем, и если все идет хорошо, то ничего не улучшаем — потому что в процессе нормальных родов нечего улучшать, природа давно все за нас придумала

«Рожать дома — это как съезжать с горы на лыжах»

Но если что-то идет не так — конечно, требуется вмешательство. Поэтому доктор настоятельно призывает женщин: не рожайте дома!

— К сожалению, сейчас эта тенденция развивается, и это печально. Потому что в России нет системы, которая бы охраняла женщин при родах на дому. Мое мнение — если бы у нас была налажена такая система, я была бы за. Но только при условии, если женщина обследована и здорова, если фактор риска минимальный, у ребенка правильное предлежание, и если она рожает не в первый раз, а первые роды прошли хорошо. Еще одно важное условие — машина скорой помощь, дежурящая под окнами, и наличие современного медицинского центра в минутной доступности, чтобы в него можно было моментально приехать, если что-то пойдет не так. Но в России этого нет! А значит, рожать дома — это как съезжать с горы на лыжах: неизвестно, во что въедешь. Не стоит рисковать ни собой, ни ребенком, ни своей семьей, ни своей дальнейшей жизнью.

В роддоме ГКБ №16 предусмотрены в родильных залах условия, максимально приближенные к домашним (насколько это вообще возможно в соответствии с медицинскими правилами и стандартами). Во-первых, присутствие на родах близкого человека (это может быть отец ребенка, мама, сестра роженицы или доула). Во-вторых, здесь отдельные родильные залы: создается интимное пространство, в котором, кроме женщины, ее близкого человека и медиков, никого нет. Все это создает условия базовой безопасности. В каждом таком родзале есть ванна, где можно полежать, если хочется. В родах допускается свободное положение, лежать так, чтобы обеспечить удобный доступ медикам, никто не требует. Можно лежать, ходить, сидеть, быть в ванной, покачиваться на гимнастическом мяче и даже висеть на шведской стенке.

В-третьих, доктор рекомендует приносить с собой на роды флешку с музыкой, под которую женщине хотелось бы, чтобы родился ее ребенок. Можно принести ароматерапию — приятные запахи тоже могут помочь сформироваться правильной родовой доминанте. Мягкий плед, подушка, рубашка, принесенные из дома, тоже скрасят процесс ожидания новой жизни. В родильном зале нет яркого света, здесь темно и тепло.

— И вот это все в комплексе, бережная атмосфера максимально приближена к домашней, — говорит Мария Владимировна. — И поэтому у нас возникает вопрос: зачем рисковать и оставаться дома? Для чего? Тем более что сейчас разрешена ранняя выписка. Если мама с ребенком через 6 часов захочет уйти домой — пожалуйста! Она напишет расписку и пойдет домой. Это ее желание и ее право. Конечно, мы предупреждаем ее о том, что ко вторым — третьим суткам могут возникнуть осложнения — например, когда матка не очень хорошо сокращается или температура поднимается. Но это право каждой женщины — сказать, хочет ли она оставаться в роддоме, будет ли она это делать. И если нет — значит нет. Ну и у нас в принципе ранняя выписка: если с мамой и малышом все хорошо, то на второй — третий день они отправляются домой. Поэтому смысла рисковать, рожая дома, нет!

Рожать дома — это как съезжать с горы на лыжах: неизвестно, во что въедешь. Не стоит рисковать ни собой, ни ребенком, ни своей семьей, ни своей дальнейшей жизнью

«Удачные случаи домашних родов — это когда женщине просто повезло»

Между тем в интернете с самого начала нулевых продолжается активная кампания за домашние роды, за максимально естественный процесс и, что самое страшное, за максимальное отстранение от этого процесса врача. Женщины доверяются духовным гуру, малообразованным коучам, подозрительным доулам — но не докторам. Набирают популярность и сообщества женщин, выбирающих рожать соло — в полном одиночестве. Мария Владимировна качает головой:

— Сейчас в интернете есть множество разнообразных сообществ. Там есть сообщество домашних родов с рубцом, например. Очень много, очень красиво пишут, как женщина дома родила с рубцом на матке. И ей все начинают писать, какая она молодец, умница и героиня. Я когда читаю такие вещи, расстраиваюсь. Потому что никто в этих сообществах не пишет о плохом. Никто не рассказывает о женщинах, которых привозят к нам после таких родов. Никто не пишет о детях, которые родились в таких условиях — недавно нам привезли такого малыша, практически в состоянии асфиксии. Они пытались сами два-три часа то ли оживлять его, то ли не оживлять, и когда сюда приехали, он был уже при смерти. Когда начинаются кровотечения, послед не отходит — об этих случаях никто не пишет. Но я могу прямо сказать: удачные случаи домашних родов — это женщине просто повезло. Я первое время очень бурно реагировала и даже писала в этих сообществах. Но это бесполезно. Я считаю, эту проблему можно решить только на государственном уровне — когда стереотип врача-убийцы, господствующий в нашем обществе, поменяется на другой образ — доктора-врачевателя. Врача-помощника.

Мария Владимировна размышляет: стереотип мышления о том, что все врачи — непременно агрессоры и пытаются навредить женщине в родах во что бы то ни стало, сложился в девяностых. А потом, в нулевых, возник шквал информации из интернета, которая никем не проверяется… Доктор возмущенно рассказывает:

— Я иногда читаю, что пишут в сообществах о родах, и диву даюсь. Например, одна дама авторитетно отвечала на вопрос о том, когда пора ехать в роддом: «Я вас сейчас научу: вы сядете на корточки, два пальца во влагалище введете и посмотрите, какое у вас открытие. И если 5—6 сантиметров, то вы можете ехать спокойно рожать». Вы представляете себе? А ведь люди верят. Между тем у нас врачи, которые приходят со студенческой скамьи, когда делают влагалищные исследования, далеко не сразу понимают, что происходит. А здесь мало того, что предлагается так запросто оценить степень раскрытия без медицинского образования, так еще и сделать это будучи беременной, самостоятельно, на корточках. Вот эта жесткая цензура в одних местах и отсутствие всяческой цензуры в других — меня просто потрясает! И речь не о том, что все, о чем мы с вами разговариваем, вызывает шевеление волос на голове. Бог с ними, с волосами. Но ведь это может закончиться трагедией — и порой заканчивается!

Все, о чем мы с вами разговариваем, вызывает шевеление волос на голове. Бог с ними, с волосами. Но ведь это может закончиться трагедией — и порой заканчивается!

«Важно, какими словами ты говоришь и с какой интонацией»

Концепция бережного рождения в роддоме с медиками характеризуется тем, что манипуляции обсуждаются с роженицей. Ей предоставлена возможность выбирать, соглашаться на медицинскую манипуляцию или нет.

У нас возникает вопрос: а что, к примеру, если у женщины слабая родовая деятельность, воды уже отошли, уже возник риск гипоксии ребенка, а она никак не соглашается на медицинское вмешательство? Тогда медики молча наблюдают за тем, как наступают нежелательные последствия? На это Мария Владимировна отвечает: во-первых, в роддоме стоят приборы, которые отслеживают состояние ребенка. Поэтому для начала слабую родовую деятельность пробуют скорректировать физиологическими методами: оставить женщину в покое, тишине и темноте. Так медики стимулируют выработку собственного окситоцина.

— Но если это не помогает, тогда нужно подключать медикаментозную стимуляцию, — объясняет доктор. — Я с ней обязательно разговариваю, говорю: «Миленькая, у тебя вот такая ситуация. Объективно есть два пути: можно назначить капельницу, а можно продолжить ждать. Но если мы дальше продолжаем без медикаментов, то могут возникнуть вот такие осложнения». Мне практически всегда удается уговорить женщину. Я стараюсь говорить с ней с точки зрения эмпатии, не транслируя разницу в положении: дескать, я врач, а ты — пациент. Это может вызвать сопротивление. Поэтому важно, какими словами ты говоришь и с какой интонацией. И все меня слышат, мне удается убедить. Сочувствие, сопереживание, содействие, уровень совместной осознанности — все это работает.

Умение убедить — не случайный навык доктора. В 2017 году она пошла учиться во второй раз, получила еще одно образование — клинического психолога. Продолжает учиться психологии и сейчас — переходит на вторую ступень курса гештальт-терапии и даже думает начинать консультировать как психолог.

Мария Владимировна уверена: доктор в отделении патологии беременности и в процессе ведения родов обязательно должен подробно и много говорить с пациенткой. И очень печально, что сейчас, в пандемию, врачей не хватает — они болеют. И внимания женщинам тоже не хватает. А между тем каждая спорная ситуация, как говорит наша собеседница, возникает, когда нет времени хорошо поговорить с пациенткой. Все жалобы — от этого.

— Поскольку я облачена во врачебный мундир, много знаю, много понимаю — значит, я обязана объяснить. Мы стараемся врачевать не только тело, но и душу. Я поэтому, наверное, и увлеклась психологией: считаю, что разделение на доктора и психолога в клинической медицине достаточно искусственное. Принято считать, что, когда тебе о твоих проблемах и твоей душе говорит человек, который в прямом смысле видел тебя изнутри, это одна ситуация. А когда психолог — это совершенно другое. Но у меня получается некий симбиоз.

Поскольку я облачена во врачебный мундир, много знаю, много понимаю — значит, я обязана объяснить. Мы стараемся врачевать не только тело, но и душу. Я поэтому, наверное, и увлеклась психологией: считаю, что разделение на доктора и психолога в клинической медицине достаточно искусственное

«Я помню всех пациенток, которые прошли через мои руки с потерями»

Как и в большинстве врачебных специальностей, в акушерстве и гинекологии случаются трагические ситуации. В отделении патологии беременности мама может потерять неродившегося малыша. Что-то может пойти не так в любых родах — и хотя случаи такие сегодня редчайшие, они все же происходят. Мы спрашиваем Марию Владимировну уже не только как врача, но и как психолога: как она действует, когда случается беда?

— В тяжелых ситуациях, конечно, помогает психология. Слава богу, у нас сейчас трагических случаев стало гораздо меньше. Но они есть. И приходится включать психолога. Травмы, работы с потерями — это очень тяжело. У нас в штате есть специалист, но, поскольку мы всю жизнь работаем с людьми, врачи тоже психологи поневоле. Здесь главное — дать женщине прогоревать, не отстраняться. Очень часто говорят: «Ты молодая, ты забудешь, у тебя все будет хорошо». Но так это не действует. Нужно эту тему в себе закрыть — отпустить, вдохнуть и идти дальше. У всех это происходит по-разному, в разный срок, с разными потерями в жизни. Но все равно это происходит. И насколько мы здесь можем подействовать за короткий срок — мы это делаем. И потом стараемся таких мамочек отдать нашему психологу на участок, чтобы он с ними занимался. Очень важно, чтобы и родственники ее во всем поддерживали.

Мы спрашиваем у доктора, а как она сама реагирует на трагедии, когда женщины теряют детей, умеет ли не пускать в себя их боль. Мария Владимировна на минуту замолкает, отворачивается. И почти шепотом отвечает:

— Нет. Не умею, к сожалению. До сих пор не научилась. У нас иногда бывает и так, что ребенок родился хорошо, но у мамы осложнения, и она лишается репродуктивной функции. Я и это воспринимаю как свое личное горе. Не могу отстраниться. Помню всех пациенток, которые прошли через мои руки с потерями, с неудачами. Эта фраза звучит жестко — у каждого врача свое кладбище — но это правда. И я их всех помню.

Но бывает, что трагические события разрешаются в итоге чем-то очень светлым. Мария Владимировна рассказывает удивительную историю. Когда она только еще пришла работать в 4-й роддом, здесь в родах от кровотечения умерла женщина. У нее развилось грозное осложнение, от которого умирают 9 из 10 рожениц — эмболия околоплодными водами. Родив своего третьего ребенка, она погибла. А через много лет ее старшая дочь случайно познакомилась на психологическом форуме с Марией Владимировной. Доктор рассказывает:

— Я узнала, чья она дочка, совершенно случайно. И мне было очень тяжело общаться с ней сначала, потому что я все равно воспринимала ее потерю как свою собственную вину. Хотя мы здесь боролись до конца за ее маму. А она с такой светлой грустью вспоминала то время. И тот момент, когда мы отдавали ей мамины вещи… Мы стали с ней общаться, и она в итоге ко мне пришла рожать и родила у меня двоих хорошеньких малышей… Есть такие истории....

Но, конечно, говорит наша героиня, многим после неудачных беременностей больше не хочется сюда приходить, и это совершенно понятно — психологическая травма все-таки слишком сильна, и не каждая готова бередить эту рану.

Помню всех пациенток, которые прошли через мои руки с потерями, с неудачами. Эта фраза звучит жестко — у каждого врача свое кладбище — но это правда. И я их всех помню

«Волшебный стул» и папа в красных трусах

Но в работе акушера все-таки больше добрых и счастливых моментов. А бывают и откровенные курьезы. Например, Мария Владимировна рассказывает о загадочной истории с «волшебным стулом».

— У нас работают в основном женщины, мы сюда пришли, когда были примерно одного возраста. И вот все потихоньку начали беременеть и уходить в декрет. А у нас был такой стул — мы его прозвали волшебным. Кожаный, серого цвета, он выделялся среди всех. И мы заметили: кто на нем посидит — обязательно беременеет. Понимаю, что это звучит смешно, но я не придумываю — это действительно было так. Прошло несколько лет, беременеть у нас уже никому не надо было, мы этот стул передали в другое отделение. И там девочки тоже начали уходить в декрет одна за другой. И этот волшебный стул ходил у нас несколько лет по всему роддому. В общем, все мы уже сейчас родили детей, и волшебный стул куда-то пропал.

По-разному ведут себя роженицы, добавляют забавных случаев и папы. Партнерские роды здесь начали практиковать еще раньше, чем бережное рождение, и за эти годы у врачей набрался солидный пул курьезов. Мария Владимировна, смеясь, вспоминает один из них:

— Когда во время партнерских родов ребенок рождается, мы сначала кладем его маме на грудь или на живот. А потом, когда неонатолог уже малыша посмотрел, мы его взвесили, пока занимаемся мамой, его берет на грудь папа. Один раз у нас женщина рожала двойню. Малыши появились на свет, акушерка папе говорит: «Ну вы, папочка, пока раздевайтесь, мы вам сейчас малышей на грудь положим». Я пока занимаюсь женщиной, спиной к ним. Вдруг слышу — воцарилось молчание. Поворачиваюсь — а он, миленький, стоит в одних трусах. Красные такие трусы, большие, широкие. Ему акушерка говорит: «Папочка, снизу не надо, надо только сверху!» Всякое бывает, конечно. И все объяснимо — у пап ведь тоже стресс.

Я лично изо всех сил приветствую партнерские роды. Я считаю, мужчина должен быть на этом пути вместе со своей женщиной. Они начинают его вместе, и логическую точку на этом пути надо ставить тоже вместе. Это и психологически очень комфортно, и очень правильно

«Я лично изо всех сил приветствую партнерские роды»

Кстати, о партнерских родах: их Мария Владимировна считает не только очень эмоциональной, но и очень полезной практикой. Она рассказывает, как папы воспринимают рождение своих детей, как искренне плачут, когда впервые видят малыша.

— Это так трогательно! Так трогательно! Поэтому я лично изо всех сил приветствую партнерские роды. Я считаю, мужчина должен быть на этом пути вместе со своей женщиной. Они начинают его вместе, и логическую точку на этом пути надо ставить тоже вместе. Это и психологически очень комфортно, и очень правильно. Понятно, что, если мужчина не хочет, его не нужно через силу вести в родзал. Но намеренно отстранять его от этого процесса — нельзя. Кстати, в родах они женщинам очень хорошо помогают.

Доктор рассказывает, что пары, прошедшие партнерские роды, с которыми она беседовала впоследствии, рассказывали: после рождения детей их отношения укрепились. Стали более искренними, более теплыми. Кстати, Мария Владимировна обращает внимание: только увидев рождение своего ребенка, мужчина полностью понимает природу того, почему на первые несколько месяцев женщина полностью погружается в своего ребенка. И в этих случаях не возникает такая частая в наших семьях история, когда новоиспеченный отец недоволен пониженным вниманием к собственной персоне и чуть ли не ревнует к новорожденному ребенку. Если мужчина участвует в этом процессе, такого не происходит, у него сразу складывается понимание величия происходящего.

Это плохо, когда женщина относится к своему здоровью так: «А, беременная? Ну и ладно, рожу как-нибудь»

«Раздражает, когда человеку все равно»

Доктор рассказывает: с тех пор, как она начала работать, картина патологии беременности изменилась. Стало меньше грозных осложнений — например, таких как преэклампсия. Ее научились профилактировать на участке. Меньше стало кровотечений в родах — Мария Владимировна связывает это с концепцией родов без агрессии. По-прежнему много женщин с хроническими заболеваниями, но, в отличие от прошлых времен, они по большей части компенсированы. То есть в женской консультации беременных ведут так, что беременность не ухудшает их состояния.

Возрастная шкала рожениц ощутимо сдвигается в сторону увеличения, это не секрет, и об этом говорят все гинекологи и репродуктологи. Но, как замечает Мария Владимировна, это не увеличило общего количества патологии. Просто женщины, которые рожают после 30 лет, делают это осознанно. А после 40 — тем более. И если они рожают осознанно — значит, они к этому идут и занимаются своим здоровьем. Свое дело делают и ранняя диагностика, и скрининги, растет мастерство врачей и доступность «умной» медицинской техники. Так что в этом направлении медицина хорошо продвинулась, — констатирует наша героиня.

А еще она с радостью отмечает:

— Сейчас молодые люди все-таки интересуются своим здоровьем. Они читают источники, знают про лекарства, про патологии, вопросы правильные задают. И доктору это приятно, это не раздражает. А раздражает, когда человеку все равно: ей назначают лекарство, а она просто равнодушно кивает. Мне всегда это казалось странным: ну как это так? У тебя внутри растет человек. Тебе назначают химический препарат. А тебя совершенно не интересует, что же и зачем тебе назначили. Это плохо когда женщина относится к своему здоровью так: «А, беременная? Ну и ладно, рожу как-нибудь».

Вот этот драйв, который я испытываю, когда процесс рождения идет поступательно, плавно, и когда в итоге появляется на свет новый человек — это так классно!

«Когда на свет появляется новый человек — это так классно!»

Размышляя об издержках своей профессии, Мария Владимировна говорит: очень тяжело не принадлежать самой себе и в любой момент быть готовой отложить свои интересы и заняться чужими.

— Мое время — оно не мое. Почти всегда. Я не могу закрыть дверь отделения и уйти домой отдыхать просто так. Женщины начинают рожать, они звонят и пишут мне с вопросами. И здесь в отделении возникают ситуации, требующие моего присутствия. Моя семья привыкла, что я в любой момент могу встать из-за стола с гостями и сказать: «Извините, вы уж дальше сами, а я пошла». Я могу построить планы на выходные, а потом сорваться и уехать на работу, сказав мужу: «Боря, извини, ты сам тут как-нибудь». Он все прекрасно знает: готовит, ходит в магазин, помогает мне во всем. Спрашивает: «Это первородка? Значит, ты не скоро вернешься». Он все понимает. И слава Богу, что он меня во всем поддерживает.

У доктора есть взрослый сын, он недавно женился, и теперь Мария Владимировна мечтает, чтобы внук или внучка родились, пока она еще работает. Правда, будет ли сама вести беременность у невестки — не знает: тревожно брать на себя такую ответственность. Хотя говорит: «Наверное, все-таки да. Но если бы это была моя дочь — я бы не стала».

Сын нашей героини в медицину не пошел, еще в юности сказал: «Мама, я на тебя посмотрел — и нет, никаким врачом я быть не хочу».

— А я и не хотела, чтобы он был врачом. Все-таки им надо родиться. Это как будто на тебя упала искра божья: «Ты будешь!». Вот тогда это и получается. А когда люди не хотят — лучше не стоит. Так что он не захотел быть врачом, и я сказала: «Ну и слава богу», — улыбается доктор.

Среди увлечений Марии Владимировны — любимый сад, где она выращивает цветы. Говорит, что это для нее уголок, зайдя в который, она будто бы выдыхает, и все заботы остаются где-то позади. «Видимо, весь негатив, который у меня накапливается, я в землю отдаю», — улыбается она.

1/2

• цветы
• цветы

— Вязать люблю, у меня выходит хорошо. Мне очень нравится и шить — нет времени совершенно на это, но когда удается, люблю заниматься рукоделием. А что касается отпуска — отдохнуть получается, только если куда-то уезжаю. Если же остаюсь в Казани, то отпуск мой заключается в том, что я не хожу каждый день на работу. Но все равно хожу на работу, — разводит руками доктор.

Отвечая на наш традиционный вопрос о том, что наша героиня больше всего любит в своем деле, она, немного подумав, отвечает:

— Мне нравится ощущать себя победителем в разных ситуациях. Но это даже не самое главное. Просто вот этот драйв, который я испытываю, когда процесс рождения идет поступательно, плавно, и когда в итоге появляется на свет новый человек — это так классно! Как будто через меня, через мои руки Господь Бог дает ему такой легкий направительный посыл. Я первая беру в руки этого малыша. И это здорово!