«Фирмы не вели реальную деятельность» — как бизнес Роберта Мусина получал миллиарды

Тут помню, тут не помню

Суд начал допрашивать самых мелких сотрудников банка, которые с председателем правления ТФБ лично никогда не пересекались, но выполняли всю работу по ведению безнадежных кредитных портфелей аффилированных группе компаний DOMO фирм. В отличие от сотрудников более высокого ранга, они легко и подробно рассказывали о своих обязанностях, поскольку в силу невысокого должностного положения лишь выполняли указания начальства.

Впрочем, первой была допрошена свидетельница из числа сотрудников среднего звена, и она еще осторожничала. Зульфия Аитова, которая сейчас трудится директором в казанской «Астории», с 2010 года по август 2013-го трудилась в «Татфондбанке» начальником управления розничного кредитования, а затем вплоть до последнего дня, когда уволили всех сотрудников, занимала должность директора департамента рисков.

Должностные обязанности Аитовой, по ее словам, заключались в деятельности по «минимизации рисков» при выдаче кредитов клиентам, в том числе предприятиям малого и среднего бизнеса. Но из ее ответов на вопросы обвинения и представителей АСВ следовало, что анализ финансового состояния компаний, которым выдавались кредиты, осуществлялся по предоставленным ими документам.

Зульфия Аитова пояснила, что решения о выдаче кредитов принимал кредитный комитет под председательством самого Роберта Мусина либо его заместителя Рамиля Насырова. Прозвучали также фамилии Потапова, Якушкиной, Ионовой, Хакимова. На вопрос обвинения, проходило ли голосование за или против выдачи кредита тому или иному клиенту и кто на заседаниях комитета выступал инициатором выдачи кредита, женщина ответила:

— Нет, по каждому вопросу мнение за или против выражал в протоколе каждый [член правления]. Инициаторами [которые представляли заявки] были руководители департаментов, например, Якушкина. Доклады готовили инициаторы сделки, документы заранее направлялись членам кредитного комитета. Документы готовили сотрудники департаментов — это были заключения со всеми параметрами сделки.

— В кредитном заключении имелась информация о финансовом состоянии заемщика? — поинтересовался представитель обвинения.

— По-моему, нет. И я не помню, была ли в заключении рекомендация выдавать кредит или нет.

На вопрос обвинения, знала ли она о существовании фирм, аффилированных DOMO (гособвинитель их перечислил), и знает ли их конечного бенефициара, бывшая начальница департамента рисков ТФБ ответила отрицательно, также выяснилось, что названия большинства компаний ей не знакомы. Но Аитова подтвердила, что «некоторым из них выдавались кредиты на перекредитовку»:

— В департаменте крупного бизнеса был план по уменьшению кредитного портфеля этих компаний… Такая схема возможна для реструктуризации долга.

При этом, как она сообщила, в кредитном комитете при ней не возникало обсуждения вопроса о том, что кредитный портфель ряда компаний только растет и дальнейшее их кредитование нецелесообразно.

А представителю АСВ, пожелавшему выяснить, как решался вопрос о выводе залогов по безнадежным кредитам и вставал ли вопрос о равноценности вводимого взамен обеспечения, так и не удалось прояснить ситуацию с помощью Зульфии Аитовой.

— Вопросов было много, я не помню, — ответила она.

«У моих компаний ничего не было»

Зато Екатерина Шигапова, до замужества трудившаяся в «Татфондбанке» под девичьей фамилией Грибанова и с марта 2016 года до общего увольнения сотрудников занимавшая должность ведущего специалиста отдела кредитования юридических лиц, на вопросы отвечала подробно и, если ссылалась на провалы в памяти, то лишь в случае, когда надо было говорить о совсем уж мелких подробностях. Она перечислила компании из ГК DOMO, которые «вела» в ТФБ: ООО «Алнаир», «Армада», «Люксор» и «Югра-Электроника».

И прояснила, что у этих и других известных компаний были признаки объединения в группу, куда входила и основная компания — ООО «Бытовая электроника»: у них были «один адрес, бухгалтерия велась в одном месте, в моих компаниях бухгалтеры одни и те же».

— Когда я пришла в отдел, мои компании уже находились в плохом финансовом состоянии, — уточнила Шигапова. — Суммы кредитов — по 500—800 миллионов у каждой организации.

— У них в качестве залогового имущества что было? — поинтересовался представитель обвинения.

— У моих ничего не было.

— На какие цели расходовались кредиты?

— Приобретение материальных ценностей, в документах писали.

— А реально?

— Какой-то компании выдавался кредит, эти средства проводились по счетам и возвращались на погашение кредита... По документам я видела, что мои компании работали только друг с другом.

Отвечая на вопросы обвинения и представителей АСВ, Екатерина Шигапова нарисовала немудреную схему: компании на кредиты приобретали (на бумаге) бытовую технику, и деньги, в соответствии с законодательством, выходили из банка, потом техника уходила в другие фирмы, а деньги возвращались на счета компаний и шли на выплату процентов по кредитам и на уменьшение тела кредитов — если оставались.

А когда у нее спросили, как она готовила проекты заключений о выдаче кредитов для кредитного комитета, она сообщила, что делала это по указанию руководства и честно приводила там сведения о плохом финансовом состоянии фирм, но вопрос о целесообразности выдачи кредитов, разумеется, решать не могла. И случаев, когда бы кредитный комитет по таким заключениям вынес отрицательное решение о выдаче кредита, припомнить не смогла:

— По моим компаниям такого не было.

Был залог — и весь вышел

Екатерина Шигапова помогла пролить свет на вывод из «Татфондбанка» поручительства Зеленодольского завода им. Горького. Из ее допроса выяснилось, что решение о выводе залогового имущества ООО «Траверс компани», которой ТФБ выдал кредитов на миллиард рублей, хотя та имела залогового обеспечения всего на 20—30 % от этой суммы, было оформлено задним числом «где-то в декабре 2016 года», и что «взамен другой договор о залоге не составлялся». По другим компаниям и залогам, как выяснилось, также имела место подготовка заключений и проектов сделок с открытой датой, дававшей возможность оформить их задним числом.

Описала она и общую схему вывода залогов, действовавшую в ТФБ:

— Заключение на расторжение договора [залога] обычно готовилось примерно через неделю после заключения договора о залоге.

О тех же схемах в ходе допроса рассказала и другая свидетельница — тоже специалист отдела кредитования. Она сообщила, при каких обстоятельствах был расторгнут договор залога векселя ООО «Интерстар».

Распечатывала накладные

Заседание продолжилось допросом директоров фирм из группы компаний DOMO. Надежда Гилязутдинова, экономист «Горводзеленхоза», в 2016—2017 годах работала в ООО «Бытовая электроника», а ранее — в ООО «Коммерческая недвижимость» бухгалтером и выступила фиктивным учредителем и директором ООО «Бриг».

— Я знаю, что на эту и другие фирмы [из группы компаний DOMO] выдавались кредиты, — сообщила она суду. — Некоторые фирмы не вели реальную деятельность. Их директора параллельно являлись сотрудниками «Бытовой электроники»… частично. <...> Я знаю, что выдавались кредиты, но это никто никогда не обсуждал, на это было руководство. Накладные, которые я делала — я не знаю, куда они шли. Может быть, их использовали и для получения кредитов. Но я знаю только, что их отдавали директорам фирм на подпись.

Гилязутдинова заявила, что ей неизвестно, для каких целей создавались компании, которые не вели реальную хозяйственно-финансовую деятельность, а свою роль в работе тех, которые «работали» лишь на бумаге, она описала так:

— Данные на них были в программе 1С, я распечатывала документацию, по стопочкам раскладывала, чтобы забирали потом директора. Данные менялись — разные товары, бытовая электроника.

Фиктивные документы, чтобы изобразить деятельность, которой на самом деле не было, она как бухгалтер не изготавливала, утверждала Гилязутдинова:

— В программе были накладные и счета-фактуры. Они есть — и я их распечатывала. А насколько товары существовали в реальности, на складах, я не могла знать. Поэтому не могу знать, реальны они или не реальны. Это могли знать только работники склада.

Экс-бухгалтер «Бытовой электроники» уточнила, что, судя по накладным, товары и деньги переходили внутри группы компаний — от одной фирмы к другой, и ей это показалось подозрительным. Однако подчеркнула: у нее нет оснований утверждать, что это были фиктивные сделки, потому что она видела только документы, а не реальные товары.

Сам себе директор

Вторым допросили экс-директора ООО «Новая нефтехимия» Сергея Таргина. Он руководил компанией с 2013 года по 2016-й, собственниками фирмы, как он сообщил, были юрлица. Названий этих компаний Таргин не припомнил, лишь отметил, что «вроде бы одно было иностранное». Эту должность ему доверил сам Роберт Мусин — с экс-банкиром Таргин знаком с института, они учились на одном потоке, и Мусин принял его лично в своем офисе в банке.

В подчинении у директора «Новой нефтехимии» был только главбух, работавшая в Казани. Других работников, кроме некоторое время служившего под его началом курьера, Таргин не припомнил. Работала компания в Москве, из оборудования в арендованном помещении были компьютер и телефон. Работа директора заключалась в том, чтобы «отвечать на звонки, получать и отправлять документацию». Документы Таргин подписывал, по его словам, предварительно просмотрев их содержание, но случаев, когда он отказался бы поставить подпись, вспомнить не смог. В конце 2015 года, сообщил экс-директор, фирма переехала в Казань, он хотел остаться в Москве, и его попросили написать заявление об увольнении. Уволили его в 2016-м.

«Новая нефтехимия», по словам бывшего директора, была прибыльным предприятием — счет шел на миллионы, но подробно ни об оборотах, ни о движении средств он рассказать суду не смог, как и припомнить контрагентов руководимой им фирмы. Кто фактически создал эту странную фирму, Таргин тоже суду не сообщил, но не исключил наличие связи между этим предприятием и экс-главой ТФБ Робертом Мусиным.