«Мы могли обанкротиться три раза в год, но к декабрю все равно стать миллионерами»

«Мы вышли на дикий рынок, где нужно было вертеться-крутиться»

— Начнем с вашей цитаты. «В 16 лет я мечтал сколотить к 27 годам миллионное состояние, но сделал это даже раньше. И я задал себе следующую цифру — к 40 годам сделать миллиард. Я не знаю, успею или нет. Но если удастся к 45-ти годам, тоже будет здорово». Скоро вам 45 лет, вашей компании 20 лет. Год юбилейный. План выполнен?

— Когда доллар стоил 30 рублей, мы считали, что выполнен. Сейчас доллар убежал, будем ждать, когда мы подрастем еще раз. Была отсечка, которую можно было тогда зафиксировать, но мы не ставили задачу уходить с рынка, так что оценка эта ушла. Многие компании в то время делали продажи, например «Петросоюз» — ребята вышли с хорошей капитализацией. Но мы тогда стоили дороже, чем они.

Так что можно сказать, что тогда это было выполнено. Сегодня все переоценено, российские активы стоят гораздо дешевле, чем можно было их тогда продать. Сегодня и капитализация «Газпрома» заниженная, и Сбербанка, российские активы пока никого не интересуют. Но мы еще не собираемся уходить с рынка, дождемся, когда он опять поднимется и, возможно, когда-нибудь нам эту цифру назовут. Трудно жить, когда нет цели, она всегда должна маячить впереди.

— Какую цель сейчас себе ставите?

— Мы хотим достичь оборота в миллиард долларов.

— Через сколько лет?

— К какому-нибудь следующему юбилею. Например, к 50 годам.

— Экономические реалии 90-х — что вы помните об этом времени в стране?

— Мы вышли из школы в 1990 году. Рождение новой страны совпало с нашим новым временем. Нам не казалось, что это какая-то революция. Это была эволюция того, как мы должны жить дальше. Вот закончилась школа, и мы вышли на дикий свободный рынок, где нужно было вертеться-крутиться. Мы и в школе пытались зарабатывать, а когда стали дееспособными, нам казалось, что можно все. И поэтому амбициозные планы рождались в голове у каждого второго, кто выходил на рынок, начиная от продажи ваучеров. Мы торговали и продуктами питания, и шмотками, и куртками, мы сами шили джинсы. Тогда это было какая-то новая заря, и мы никак не могли надышаться этим воздухом свободы. И казалось — сколько ты сможешь вдохнуть в себя, столько и получишь. Поэтому я вспоминаю 90-е как большое окно возможностей, которое открылось и стало светить так, что многие даже зажмуривались.

В тот момент было очевидно, что если ты умный, то можешь себя проявить не только как в Советском Союзе, заняв должность научного сотрудника в НИИ, но и сделать что-то более значимое. Поэтому многие предприниматели выходили именно из интеллектуальных кругов. Те же самые Ходорковский и Березовский были научными работниками. Многие профессора открывали бизнес и кооперативы, и они делали это гораздо быстрее и лучше, чем мы, неучи. Но нам казалось, что мы сможем еще догнать. Была задача быстро набрать компетенцию, которой не было и негде было получить, поэтому мы проглатывали любые книги, которые появлялись.

— А какие книги о бизнесе были в те годы?

— Я как-то купил книгу «Думай и богатей» Наполеона Хилла. Чушь полная, но тем не менее была какая-то мода на них. Потом Карнеги стал что-то писать, потом начали появляться тренинги, я прошел все ступени «Лайфспринга», тогда очень модные. Не могу сказать, что это было хорошо или плохо, но для меня это было грандиозно. Потому что я попал в среду, которая была максимально мотивирована в тот момент. Были такие концентрации мотивированных людей, они образовывались где-то в Москве. Маленькие сообщества, ячейки людей, которые поднимали определенные бизнесы. А мы хватали из воздуха все то, что валялось. По идее, в 90-е любая палка, воткнутая в землю, давала быстрый результат и зеленела. Можно было открыть ларек, и он давал больше прибыли, чем сегодня гипермаркет по тем масштабам. Можно было открыть агентство путешествий, и туда выстраивалась очередь. Можно было открыть любую биржу, даже региональную, и она тоже была бы успешной. Рынки появлялись, и это все захватывало. Количество успешных историй тогда преобладало над количеством неуспешных. Сегодня у нас на одно успешное — сто неуспешных, а тогда было абсолютно наоборот. Кто смел — тот и побеждал.

— Вы считаете, что в 90-е было легче подняться, чем сегодня?

— Тогда мы могли обанкротиться три раза в год и к концу декабря все равно стать миллионерами.

— А сегодня?

— В нашем возрасте это вообще воспринимается болезненно, но я считаю, что сегодня молодой человек до 25 лет тоже может шесть раз обанкротиться и к 30 годам стать миллионером. Но тогда это считалось днями, а сейчас это годы.

«Все пошли учиться на водителей, чтобы получить права, а я записался на швею-мотористку»

— Вы помните тот день, когда вы решили — хочу заниматься бизнесом. Как я понимаю, в школе вы уже пытались заработать…

— В школе «заработать» — это просто пополнить карманные деньги.

— Каким образом?

— На самом деле был острый дефицит каких-то шмоток. Поэтому, когда мы записывались в УПК (учебно-производственный комбинат, — прим. ред.), все пошли учиться на водителей, чтобы получить права, а я записался на швею-мотористку. И мы получили доступ к швейной фабрике, где были хорошие станки, оверлоки, то оборудование, которое невозможно было купить на рынке. Поэтому мы имели возможность в свободное время приходить и делать там джинсы. Потом мы научились варить их, продавать, хорошо зарабатывать. Это были наши золотые годы. Мы всегда имели в кармане 50 рублей, не только на мороженое. Но не было цели сделать из этого бизнес. Когда швейная фабрика продавалась, у меня не возникло желания ее купить. Потому что к этому бизнесу у меня не лежала душа. Это было мне интересно как хобби. Делать что-то руками — это как зодчество. Но не было масштабов, тогда мы заглядывались на другие горизонты, и нужно было повысить свою компетенцию.

— И все же вы — швея-мотористка 4-го разряда. Что шили, джинсы?

— Мы шили джинсы, рубашки, куртки. Сначала сшили себе — пошли в уцененку и купили джинсы 50 какого-то размера, распороли их, получились хорошие лекала для нас, тинейджеров. Хватало, чтобы сшить хорошую курточку из пары брюк. Мы сшили, потом сварили их, и пацаны в школе говорят — а сделайте нам то же самое. Ребят, все очень просто — покупаете там материал, платите нам за работу и мы делаем. В конце концов мы получили определенный бренд. Я съездил в Октябрьский, там в комиссионке продавались наборы, которые раньше привозили моряки. Лейбл, застежки, кнопочки. Доступ ко всему оборудованию на швейной фабрике у нас был. Мы делали очень сносные продукты, скажем так. Продавались хорошо. По средам был УПК, за один день мы успевали сделать один комплект, продавали его, и у нас всегда было 50 рублей на неделю.

— Можно для зрителей и читателей фишку вареных джинсов под брендом «Леонид Барышев»?

— Сначала джинсы хорошо смочить и в полусухом состоянии сжать в мелкую складочку. Не скручивать, а сжать. Потом распрямляешь, берешь какой-нибудь отбеливатель и полусухой губочкой чуть-чуть проводишь. Чтобы верхние бугорки немного пропитались этим хлорированным составом. А потом все в кипятилку. И когда это закипает, вынимаешь, стираешь и вот этот верхний слой образует такую сеточку-вареночку. Швы не прогорали и получалась такая варенка, по цвету прямо импортная. Шикарно. Эта фирменная варенка хорошо у нас продавалась. Хлорки, правда, мы тогда надышались… Кстати, когда были распродажи в «Медиамаркт», я побежал покупать там швейную машинку.

— У вас есть дома швейная машинка?

— У меня и оверлок, и швейная машинка есть. Про оверлок всю жизнь мечтал, чтобы он дома был. Я купил его, но не распечатал. Нет надобности. Но когда сыну надо было подшить штаны, никто в семье… Только я подшивал ему штаны.

По идее, в 90-е любая палка, воткнутая в землю, давала быстрый результат и зеленела. <...> Количество успешных историй тогда преобладало над количеством неуспешных. Сегодня у нас на одно успешное — сто неуспешных, а тогда было абсолютно наоборот. Кто смел — тот и побеждал.

«Купил у уставшего предпринимателя фирму за 5 тысяч рублей, называлась ЧП «Фреди»

— О швейном бизнесе поговорили, к майонезному вы придете только к 1998-му. А с чего вы начинали? Купи-продай?

— Да, стандартная была тема. Брали в Москве с оптовых баз продукты, где-то две фуры в неделю, развозили по рынкам Татарстана. У нас на каждом рынке в каждом городе была своя точка. Так и торговали в течение двух лет. Каждый раз ротировали ассортимент, рано или поздно наткнулись на бакалею, на майонез и выяснили, что есть острый дефицит этого продукта, именно качественного. Потому что как-то мы напоролись, и он у нас весь взорвался. Были большие убытки, и мы стали уже разбираться среди производителей, кто дает качественную продукцию. Не просто ты покупаешь журнал «Товары и цены» и там находишь, что дешевле, а уже понимаешь, где продукт более-менее. И так мы нашли одного производителя, и как раз при более близком знакомстве с этим производством я обнаружил, что у собственника бизнеса хороший автомобиль…

— Это стало мотивацией?

— Да, я понял, что, наверное, не тем бизнесом занимаюсь. Надо заниматься производством майонеза.

— О майонезе чуть позже. Вы занимались торговлей как ИП или нелегально?

— Я купил в свое время у одного уставшего предпринимателя фирму за 5 тысяч рублей, называлась ЧП «Фреди». Настал первый момент, когда надо было сдавать отчет. Я пришел в налоговую инспекцию и такой потерянный хожу с печатью в руках и думаю, что мне делать-то. И на мое счастье там оказался выпускник Канашского училища бухгалтеров Александр Цыпленков. Пришел к нему и смотрю — лицо знакомое. В школе, в УПК, мы с ним пересекались. Я ему говорю, здравствуйте, не могли бы помочь мне сделать отчет. Ну ты идиот, говорит, ты хоть бумаги какие-то принеси. У меня печать есть, говорю.

Вот по вечерам он учил меня бухгалтерии. Я понял, что это абсолютно мне не дается, но мы с ним сделали первый отчет, который он принял как налоговый инспектор, и первый отчет, который я сдал как директор. Теперь Цыпленков мой заместитель. Спустя много лет, когда я понял, что нужен хороший заместитель, который разбирается во всех финансовых вопросах лучше меня, я сказал, знаете, нам надо уговорить Цыпленкова. В то время он уже работал заместителем начальника налоговой районной инспекции.

— Схантили?

— Да, схантил. А тогда, в 90-е, он посоветовал мне нанять бухгалтера, и после этого я нашел женщину, которая мне на полставки делала эти отчеты. Близкое знакомство с бухгалтерией состоялось, после чего я понял, что это должен делать профессионал.

— Значит в бизнес вы пошли после автомобиля, увиденного у производителя майонеза?

— После этого я пошел в производство. А бизнесом мы до этого занимались разным. Удалось побывать на московской бирже — мода пошла на ваучеры, и я решил поинтересоваться, что это такое. Чисто из любопытства пошел в сберкассу и увидел объявление — продаем-покупаем ваучеры. Встал рядышком, смотрю, люди интересуются. Поинтересовался, почем продают? 7 тысяч рублей — точно не помню, но примерно такая сумма была. Деньгами я тогда какими-никакими обладал, купил 30-40 штук ваучеров. Знал, что все едут в Москву их продавать. Приехал в Москву и так, спрашивая по улице, узнал, где находится биржа. Зашел на биржу, заплатил взносы, дали мне столик, где это можно продать. Продал их успешно на аукционе за 11 тысяч рублей. Подумал — тема-то есть!

— Почему дальше не пошли в этом направлении?

— Во-первых, в Елабуге ваучеров было не так много, их надо было собирать. Во-вторых, более умные люди делали это более профессионально и хорошо. Сети разбрасывали и собирали их уже у трудовых коллективов. А в сберкассе я сколько мог купить? Может, три ходки я бы сделал… В конце концов, с деньгами я решил из Москвы не возвращаться, заехал на Лужники, закупил там пуховиков, приехал и в Елабуге их продал. Потом мы выяснили, что ходит какой-то поезд через Березино, там китайцы продают куртки, поехали туда, купили там эти куртки. Потом встретили одного чувака, у него был магазинчик, и он продавал там наши куртки. Его звали Паша, он был авторитетный в наших кругах в Елабуге парнишка. А потом он запил. Так мы вышли на рынок продуктов питания. У Паши были хорошие отношения с зернокомбинатами, и тогда ему предлагали гречку. И мы подумали — а почему продавать только в Елабуге, давайте продавать в Удмуртии. Поехали туда, нашли директоров магазинов, которые покупали, и примерно за две недели мы заработали на машину.

— На какую?

— Купил красный «Москвич». Я до сих пор думаю, что когда у меня будет много денег, я снова куплю себе красный «Москвич». Чтобы у меня был такой же, это как ностальгия. Ездить на нем никто не собирается, это напоминание о 90-х. Это первая купленная машина в моей жизни. Затем мы нашли в Казани кондитерскую фабрику «Заря», покупали здесь за наличку и по тем же каналам продавали в Удмуртию. Потом из Москвы стали возить. Так мы пришли к бакалее, к майонезу.

«Торговали бананами — они у нас почернели, апельсины на Новый год завозили — они у нас пропадали»

— Метания в бизнесе у вас были серьезные…

— Ротация ассортимента была большая. Потому что мы, в принципе, куда ветер дул, туда и шли. Где прибыль, там и зарабатывали. Торговали бананами — они у нас почернели, апельсины на Новый год завозили — они у нас пропадали. Потом мы выяснили, что лимоны пропадают меньше, стали их возить. И компания «Фреди» стала потом фруктовой компанией «Фреди». Мы арендовали большой холодильник в Елабужском торге и снабжали Елабужский район и ближайшие магазины лимонами.

— «Фреди» еще существует?

— Мы закрыли ее примерно 10 лет назад. Я недавно перебирал у себя в кабинете, ремонт делали. Обнаружил папку с моими документами «Фреди». Аж слеза навернулась.

Я до сих пор думаю, что когда у меня будет много денег, я снова куплю себе красный «Москвич». Чтобы у меня был такой же, это как ностальгия. Ездить на нем никто не собирается, это напоминание о 90-х. Это первая купленная машина в моей жизни

«Мы решили: походим в старых джинсах, но сделаем компанию номер один»

— Когда сформировалось убеждение, что должны заниматься производством майонеза?

— Мы к этому времени понимали все в том, как продавать. У нас не было проблем с «продать». Мы думали — если решим проблему с производством, то с продать проблем вообще не будет. Так и оказалось. Когда мы наладили производство, мы поняли, что самое главное сегодня — получить компетентных людей, которые могут быстро наладить производственную линию, чтобы она давала столько, сколько мы сможем продавать. И дальше уже нет никаких ограничений. И на самом деле мы удваивались раз в три месяца. Рынок был свободный и пустой, и мы просто не видели там никаких преград. Может, повезло, что это майонез, может, не повезло, я не знаю. Но когда линия заработала и, спустя первый месяц, мы поняли, как это работает в реальности (до этого были только теоретические выкладки)… Помню, стояли с Вадимом и был вопрос — пойти купить себе новые машины или вложить в новый цех. Мы решили: походим в старых джинсах, но сделаем компанию номер один. И мы договорились, что ближайшие 10 лет все, что зарабатываем, вкладываем в производство.

— Я же не ошибаюсь — договоренность эта не была нарушена ни в течение этих 10 лет, ни долгое время после?

— Да, это была договоренность, которой мы придерживались долго. У нас была возможность купить Kia Sportage, очень модные они тогда были, только появились. Я говорю, Вадим, если мы сейчас потерпим, то через 10 лет никому в голову не придет, на чем должен ездить Махеев. Он должен ездить только на самой последней модели Mercedes. А сейчас нам не нужен Kia Sportage, мы купили «Окушку», и на этой машине Вадим поехал покупать банку в Пермь. И все деньги, которые мы планировали потратить на Sportage, мы потратили на покупку банки.

— Помните ли вы первый день, когда была запущена производственная линия и был дан старт компании «Махеев»?

— Мы сделали продукцию, но у нас еще не было сертификата. Мы попробовали запуск линии, сделали коробки четыре. Это совпало с днем рождения моего сына, и мы сначала сделали 4 коробки, а потом отмечали. Во дворе сняли дверь с косяка, поставили на эти коробки и на ней устроили пикник.

— Майонез был?

— Да. Я помню, это был самый вкусный майонез, который мы когда-либо пробовали. Потому что мы сделали его сами и он был настолько вкусным. И когда мы пошли продавать его на рынке, мы заставляли людей пробовать. Попробуйте, а потом скажете — возьмете или не возьмете.

— Первый формат дегустации для компании…

— Мы дали попробовать, а потом была проблема, как получить сертификат. Потому что никто не покупал без сертификата. А что, сертификат надо было???

— И как вы его получили?

— А я пришел к начальнику санэпидстанции. Говорю: я пришел за сертификатом. Вот у меня банка майонеза, не могли бы выдать сертификат? Смотрит на меня Бариев Ильгизар Халикович, сейчас он возглавляет Роспотребнадзор в Набережных Челнах, и говорит: как тебя зовут парень? — Леонид Барышев. — Ну ты удивил меня. Сейчас людей позову — поржать просто. Ты знаешь, что нужно сделать проект, заключение? — А где это нужно сделать? — Иди отсюда!

Тогда мы встали перед первым барьером, который стал для нас непреодолимым. Проект мы нарисовали, но в этом помещении у нас не было канализации. В августе было собрание с жителями, проводил его новый глава Гафуров. Я встал на этом собрании и говорю: вот, мы цех построили, а открыть не можем. Нам злой товарищ из санэпидстанции не дает сертификат, не могли бы помочь? Он говорит: ну ладно. Ильсур Миннурович, заместитель по экономике, с вами разберется. Тот приехал, посмотрел на нас и говорит: «Ну вы идиоты». Давай так, сколько стоит канализация? Тогда она стоила примерно 10 млн. Он говорит — возьмите кредит. Какие кредиты?! Кто нам даст? Хорошо, напишите гарантийное письмо, что вы сделаете канализацию в течение трех месяцев. Я говорю, за три месяца я 10 млн не заработаю. Вы что, с ума сошли? Он говорит — иначе не получишь. Никто не возьмет на себя ответственность. Пришлось написать, что мы построим канализацию. В итоге через три месяца мы быстренько срулили с этого помещения в новое здание. А так эти три месяца с гарантией нас никто не теребил. Ильгизар Халикович часто вспоминает, когда пересекаемся, нашу эпичную встречу.

— Сертификат когда вы все-таки получили?

— 8 сентября 1998 года. И мы начали продажи. Мы сами мыли днем баночки, ночью делали майонез, утром отвозили на рынок. Мы все были и директора, и снабженцы. Нас было четыре человека, сложно было из нас выделить — кто посудомойка, кто директор.

— Какие были продажи в первые месяцы работы предприятия?

— У нас были такие эпизоды, когда приезжали оптовики и предлагали купить продукцию на год вперед. То есть было продано сразу все. Дефицит был страшный.

— Как о вас узнавали?

— Мы привозили на рынок, на рынке обнаруживались оптовики, которые снабжают эти рынки.

— Сарафанное радио — как первая реклама?

— На упаковке был наш адрес, телефон 4-50-50. С первых денег оплатили радиорекламу. Мой друг и одноклассник Гриша Вьюков написал ролик, который мы записали на «Русском радио» и запустили.

Это был самый вкусный майонез, который мы когда-либо пробовали. Потому что мы сделали его сами и он был настолько вкусным. И когда мы пошли продавать его на рынке, мы заставляли людей пробовать. Попробуйте, а потом скажете — возьмете или не возьмете

— Как звучит, помните?

— «Зима. Крестьянин торжествуя, в Елабугу поехал через лес. Его лошадка снег не чует, лошадка чует майонез. Бразды пушистые срывая, он у «Махеевского» слез, они с лошадкой точно знают, где лучший в мире майонез».

— УФАС к «лучшему в мире» не придиралась?

— Тогда нас вообще никто не преследовал. Самое интересно, когда люди приезжали, обнаруживали цех и говорили — это что ли завод «Махеев»?! Мы сразу заявляли, что завод у нас в другом месте. Цех был размером всего в четыре раза больше, чем комната, в которой мы снимаем интервью. Но мы называли сразу — завод. И когда у нас возник вопрос с брендингом, пришла к нам одна девочка. Она окончила, кажется, в Набережных Челнах факультет промышленного дизайна и как дипломную работу нарисовала нам бренд «Махеев». Который сейчас знаменит, а тогда под кружком был бородатый мужик, как у Довганя. Она пришла и говорит: не купите ли у меня дипломную работу за 5 тысяч рублей? Это была такая настоящая работа, папка, в ней было все. Говорю, давайте купим. Взяли 5 тысяч, поехали в Роспатент, запатентовали всю историю, и вот за 5 тысяч рублей мы получили шикарный нейминг.

— Фактически на долгие годы… Ребрендинг был, но не настолько серьезный.

— С тех пор мы минимально меняем всю эту историю. Но когда мы покупали, не думали, что это будет бренд. Давайте пока в качестве эксперимента… Но когда реклама пошла, и мы стали позиционироваться с брендом «Махеев», это все пошло само собой.

«Когда нужны были инвестиции, оказалось, что мы с Вадимом вдвоем и денег у нас нет»

— Отговаривали ли вас родные и близкие от пути бизнесмена?

— У нас были такие разговоры с ребятами, с которыми мы до этого вместе работали по бизнесу продажи. Потому что, когда я загорелся этой идеей, из нашей шайки-братии меня поддержал фактически один Вадим. А те ребята, с которыми мы занимались торговлей, сказали — нужно бегом расходиться, потому что ты не в ту сторону идешь. Какое производство, какой майонез, вы что, с ума сошли? И к моменту, когда нужны были инвестиции, оказалось, что мы с Вадимом вдвоем и денег у нас не было вообще никаких.

— В итоге, каким был стартовый капитал, где нашли инвестиции?

— Я продал свою машину, Вадим свою. Заняли у родителей денег. У нас не хватало 70 тысяч рублей на покупку еще одного узла. Но мы поехали и купили некомплектную линию. Вадим с Мишей, моим родственником, поехали обучаться. Мы знали, что кровь из носу где-нибудь денег достанем, купим, сделаем. Поэтому заднего хода не было. Хотя многие вокруг смотрели на нас, как на сумасшедших. Мол, что вы делаете…

— Хотя бы раз в тот момент появилось сомнение, что вы не тем занимаетесь?

— Я тогда учился в Академии внешней торговли, у меня был выбор. Или ехать продолжать учебу, или оставаться здесь. Тогда у меня был такой рубеж… И я понял, что лучше сделать такую ставку — не как наемник, не обучаться дальше, а сделать карьеру предпринимателя здесь. Поэтому взял там академический отпуск и понял, что заднего хода не будет. И ни грамма сомнения не было.

«В нужном месте и в нужное время появилась женщина, которая выглядела полусумасшедшей»

— Возвращаясь в цеху-заводу. Кто она, легендарная тетя Рая, которая так помогла компании?

— Мы переехали в цех «Нарат», там было 1,5 тыс. кв. м, и он был более-менее похож на завод. Настоящий завод появился позже, в 2000 году, при помощи аферы с вьетнамцами. Тетя Рая — это женщина, которая работала в приватизированном общепите. Тогда он принадлежал нескольким акционерам. В том числе трудовому коллективу принадлежало 80% акций. Трудовой коллектив в свое время выбрал гендиректора. Но у них дела не шли, они кукурузные палочки продавали. Тетя Рая подговорила весь коллектив, чтобы они выступили против того директора, что он не туда ведет компанию. Они пришли ко мне и говорят — давайте мы будем майонез производить, а не кукурузные палочки. Как вы себе это представляете, говорю. Мы же акционеры, мы же можем назначить вас директором, и будет «Нарат» производить у нас майонез. Тогда мы пошли к юристам, спросили, возможно это или нет. Они сказали — да, могут. Нужно провести собрание, назначить директора, и вы как директор будете решать, чем будет заниматься эта компания. Думаю, неужели так просто… В итоге я стал директором, погасил все долги компании перед бюджетом, много там было всяких задолженностей, судебные приставы стали приходить. В конце концов мы получили от ООО «Нарат» в аренду вот этот цех. Весь трудовой коллектив «Нарата» стали моими первыми работниками.

— В современной жизни такое возможно?

— Это чудеса. Если бы мне кто-то рассказывал это со стороны, я бы не поверил. Просто в нужном месте и в нужное время появилась женщина, которая выглядела полусумасшедшей, но все получилось. Мы сами были в шоке.

— Это означало новый виток в развитии бизнеса?

— Конечно. Мы получили новый цех. Естественно, мы сразу же увеличили мощности. Если в первом цехе мы делали 2 тонны в смену, то в этом уже 10 тонн.

Это чудеса. Если бы мне кто-то рассказывал это со стороны, я бы не поверил. Просто в нужном месте и в нужное время появилась женщина, которая выглядела полусумасшедшей, но все получилось. Мы сами были в шоке

— Сколько потом проработала на вашем заводе тетя Рая?

— Тетя Рая работает до сих пор. Она жива-здорова, слава Богу. Она у нас лицо, ум, честь и совесть нашей компании. Наверное, с ней нельзя провести больше 5 минут вместе, потому что она просто надоест своими идеями и разговорами. Она стала чуть ли не членом нашей семьи, внедрилась полностью в мою жизнь, жизнь моей семьи, жизнь нашего предприятия. Она знает все про всех абсолютно. Мы ее на пенсию десять раз провожали, но никогда ее не отпустим, наверное. Когда Путин сказал об увеличении пенсионного возраста, это про тетю Раю. Ее нельзя отправить на пенсию никогда.

— Напоминает профсоюзного работника из «Служебного романа»… Выдвинули, а задвинуть не могут.

— Да, ее никогда не задвинуть. Она всегда занималась разрешительной документацией, делала то, что мы не умели. Работала в общепите, знала много санитарных норм. Я помню, когда приехал в Казань подписывать какой-то документ, на меня посмотрели «Ты кто такой?». Вот, майонез производим. Чему обучался? Я окончил ЕГПИ. Женщина говорит — я 6 лет обучалась в медицинском вузе, чтобы надеть белый халат и выдавать разрешения, а ты просто так окончил пединститут и будешь нас кормить?! Нет! Я вышел и сказал — тетя Рая, иди к ней ты. Она методично ездила в Казань и привезла через неделю все документы, потому что она единственная в нашей компании разговаривала на этом языке и могла это делать. Мы сказали — тетя Рая, отныне всегда будешь ездить ты. Теперь ее дочь этим занимается.

Как афера с вьетнамцами обеспечила триумф компании, оставив главу района без мукомольного комплекса? С чем и с кем связаны уголовные дела «Махеева» и три попытки захвата бизнеса? Почему Барышев «никудышный политик»? Об этом и многом другом читайте в продолжении интервью Леонида Барышева в ближайшие дни.