Поляки в Казани: яблоки капеллана, заговор на все Поволжье и приют от баронессы

Слишком краткая идиллия

Шли годы. Бурные события начала XIX века затронули польские земли как никакие другие. Разделы страны и окончательное прекращение ее государственного существования в 1795 году, лавины иноземных войск, прокатившиеся в обоих направлениях — все это мало способствовало нормальному развитию польского народа. Наконец, в 1815 году на небольшой, но важной части бывшей Речи Посполитой было образовано так называемое Царство (Королевство) Польское как автономная часть Российской империи, объединенная с нею династической унией. 6 июня 1815 года император Александр I принимает титул Царя Польского, а еще через год появляется гимн Царства Польского, написанный Алоизом Фелинским, бывшим адъютантом Тадеуша Косцюшко.

Ty, coś na koniec nowymi ją cudy
Wskrzesił i sławne z klęsk wzajemnych w boju
Połączył z sobą dwa braterskie ludy,
Pod jedno berło Anioła pokoju…

Гимн прославлял Александра как ангела мира, примирителя и объединителя под одним скипетром двух братских народов. И по сию пору этот гимн известен всем как «Боже, храни Польшу» — Boże, coś Polskę — и является главной религиозно-патриотической песней поляков.

Вот как вспоминает в своих известных мемуарах Лонгин Пантелеев о панихиде в петербургском католическом соборе св. Екатерины и о чувствах поляков при пении этого гимна:

«Прошло с лишком сорок лет, но у меня и теперь как перед глазами тот момент панихиды, когда для нас, русских, совершенно неожиданно раздалось пение польского гимна и все поляки в одно мгновение пали на колени. И надо было видеть возбужденное выражение их лиц! Одни, точно изваяния, стояли со взором, обращенным к алтарю, у других ручьем лились слезы».

От коронации к низложению

Политическая идиллия длилась недолго и закончилась еще при жизни Александра Павловича. Польское общество и его сознательный слой — шляхта — не хотели примириться с утратой независимости. Недовольство, сначала глухое, а потом все более явное, затронуло и часть польской аристократии. Политика нового царя Николая Павловича добавляла раздражения и в без того напряженную обстановку в Конгресовой Польше (так часто называли Царство польское сами поляки, имея в виду Венский конгресс, на котором и было установлено новое разделение польских земель).

Пытаясь придать легитимность своему правлению в Царстве Польском, Николай все же решился короноваться польским королем, как было положено по Конституции Царства Польского. Но коронация, демонстративно проведенная не так, как того требовали польские коронационные правила и традиции, стала крайне неудачным и провоцирующим жестом. Пройдет совсем немного времени, и 25 января 1831 года в том же зале Сената в варшавском замке, где проходила коронация, будет подписан документ о детронизации Николая.

Варшава, Бельведер, подхорунжий Высоцкий

В нынешнем Войске Польском существует праздник под названием «День подхорунжего». Празднуется он 29 ноября, а в пяти высших военных школах в этот день бывают «Балы подхорунжего». Так вспоминают унтер-офицеров Школы подхорунжих пехоты в Варшаве, в ночь с 29 на 30 ноября начавших под командой Петра Высоцкого восстание нападением на Бельведер, резиденцию наместника.

Ноябрьское восстание, длившееся больше года, закончилось поражением, и казанский гарнизон пополнился ссыльными польскими солдатами. Здесь надо сказать, что именно поляки-военные составляли большинство католиков Казани. Николай I отменил данную Александром I Царству Польскому конституцию и распространил на его территорию почти все законы Российской империи, в том числе и рекрутские наборы. Больше того, солдат поляков намеренно направляли на службу в отдаленные от Польши губернии России. В результате количество солдат-католиков в воинских частях Поволжья быстро возросло. К 1833 году в городе Казани было около 400 католиков, в основном солдат и офицеров. К ним следует прибавить некоторое число чиновников, среди которых были учителя и профессора.

Задолго до создания прихода были в губернии и ксендзы. Это были ссыльные. Так, в середине 1830-х годов только в Ядринском уезде Казанской губернии жили пятеро ссыльных ксендзов. Они не были лишены сана, но запрещены в служении.

Казанский костел

И здесь мы переходим к истории казанского католического прихода. Единственным пособием по его истории служит весьма добротная работа покойного Е.В. Липакова и Г.Г. Нугмановой «История католического прихода в Казани. Историко-архивные исследования». Им мы и воспользуемся, внеся лишь некоторые поправки.

Опустим совсем раннюю историю участка на нынешней ул. Горького, где расположено бывшее здание костела. В 1830 году здесь появился великолепный деревянный с мезонином и четырехколонным портиком усадебный дом профессора химии и технологии Казанского университета Ивана Ивановича Дунаева. В 1838 году вдова Дунаева продала дом и участок Николаю Осиповичу Ковалевскому. За недоимки, числившиеся на этой земле, в 1855 году Ковалевский передал ее в собственность города. А так как в это время капеллан Галимский ходатайствовал об отводе городской земли для постройки римско-католической церкви, то городское управление ввиду отдаленности этой пустопорожней земли как от центра города, так и от православных храмов, уступило ее.

Все постройки Ковалевского были разобраны. На их месте вскоре возникли каменное здание костела, деревянный дом для церковнослужителя, немного позднее — деревянный флигель, службы. Участок оказался разделенным на отдельные зоны. Угол его занимал обширный, свободный от построек двор, в центре которого разместился костел. Далее в глубине на хозяйственном дворе стояли церковные постройки: за костелом на одной с ним оси — двухэтажный дом настоятеля, по сторонам его фланкировали одноэтажные корпуса флигеля и служб, и еще дальше на границе с садом симметрично относительно продольной оси — другие служебные постройки. Остальную часть участка занимал огромный яблоневый сад за деревянной решетчатой оградой, в котором насчитывалось до 80 яблонь. Капеллан Галимский был известен в городе как садовод-любитель. Ежегодный доход от продажи яблок шел на нужды церкви. Участок был обнесен со стороны улиц металлической оградой на кирпичных столбах. Вход располагался со стороны Лядской улицы. Туда вели массивные кирпичные ворота с калитками по сторонам.

На протяжении полувека на участке не возводилось никаких новых строений. Большие работы по благоустройству были произведены лишь при капитальной перестройке костела в 1907 году. Коренным образом изменился внешний облик церкви. Восточный торцевой фасад был акцентирован колонным портиком с треугольным фронтоном, и вход в костел теперь располагался здесь. Газовые фонари были заменены электрическими. В это же время на участке появляется новая постройка — здание приходской школы.

Тревожные шестидесятые. Ссыльные дети и старухи

Самой драматической страницей в истории казанских поляков явились шестидесятые годы XIX века. Начавшееся в ночь с 22 на 23 января 1863 года крупнейшее в истории восстание поляков через год с небольшим было подавлено. Обилие литературы, посвященной восстанию, делает излишним подробный рассказ о нем здесь. Вместо этого расскажем о том, как устроена ссылка.

В основном ссыльные направлялись в Сибирь, но в силу малонаселенности и неосвоенности ее, часть из них пришлось размещать в некоторых губерниях Европейской России. Казанская входила в число тех 14 губерний. Польские ссыльные прибывали в Казанскую губернию, проделав долгий путь, полный страданий и мучений, то есть сама дорога к месту ссылки превращалась в дополнительное наказание, а сопутствующие унижения, дорожные трудности и лишения становились средством устрашения. Система пешего этапирования предусматривала норму дневного перехода в 20—25 верст (напомню, что ссыльные шли в кандалах), а через три дня на четвертый устраивалась дневка.

Дорога была долгой. Так, первая партия ссыльных вышла из Варшавы 16 сентября 1863 года, а добралась до города Ядрина Казанской губернии 1 декабря. Русские власти ссылали не только мужчин, но и женщин и детей. Например, была сослана как политически неблагонадежная Богумила Висконт, девушка 18 лет, умершая в казанской больнице через год. Сослали за «прикосновение к политическим делам» и 60-летнюю Францишку Вноровскую. Напомню, что в ссылку ее отправляли отнюдь не в купейном вагоне. В списках зачастую читаешь: жена его Каролина (45 лет), сыновья Адам (16 лет) и Викентий (13 лет), дочь Гелина (11 лет). И это далеко не самые малолетние из списков. Например, с Конрадом Издебским были сосланы его жена Юзефа, сын Алоизий (10 лет) и дочь Мария (4 года), а с Карлом Костровицким — жена и дети Станислав (8 лет), Казимир (5 лет), Амброзий (2 года) и Дорофея (10 лет).

Редко кому из ссыльных удавалось найти работу. Суммы же, выдаваемые на пропитание были смехотворны, да и тех денег зачастую надо было добиваться настойчивыми и унизительными прошениями. Несмотря на все лишения, ссыльные старались не терять духа и надежды. Взаимопомощь была необходимым условием выживания в неволе. Очень большую роль в жизни ссыльных поляков играла религия и связанные с ней обычаи. Полотна известного живописца Яцека Мальчевского показывают эпизоды из жизни ссыльных поляков. «Смерть на этапе» не нуждается в пояснениях. «Вигилия в Сибири»: вигилия — ночное бдение у католиков перед Пасхой или Рождеством. Стол убогий: ничего, кроме чая со щепотью сахара. Но все собрались и даже по возможности приоделись.

Казанский заговор

Говоря о поляках в Казани никак нельзя обойти так называемый Казанский заговор. С целью отвлечь во время восстания карательные русские войска от Польши несколько польских и русских революционеров предприняли попытку поднять восстание в Поволжье. Предполагалось, что центром восстания станет Казань (отсюда эта акция получила название «казанского заговора»). В марте 1863 года в Москве был отпечатан подложный манифест якобы от имени Александра II и прокламации от имени «Временного народного правления», призывавшие народ к немедленному восстанию и созданию органов революционной власти для передачи всей земли крестьянам. По замыслу заговорщиков, восстание, начавшись в Казанской губернии, должно было охватить Нижнее Поволжье, Урал, Дон, а затем соединиться с польским восстанием. Этот план был заведомо нереален. По доносу провокатора Глассона в конце апреля заговор был раскрыт и участники его арестованы. 31 человек был предан военному суду, по приговору которого пять человек были расстреляны, остальные отправлены на каторгу и в ссылку.

История Казанского заговора изучена если не досконально, то очень хорошо. И не только потому, что в архивах отложилась обширная переписка по поводу заговора, но и потому, что издательством «Молодая гвардия» в 1929 году была выпущена книжка уже покойного к тому времени Ивана Марковича Красноперова, прикосновенного к заговору участника студенческого кружка, отсидевшего в тюрьме 4 года (1863—1867). Другой участник всей этой истории, впоследствии яркий и талантливый журналист, юрист и даже перводумец-трудовик Константин Викторович Лаврской тоже поделился воспоминаниями о своей революционной юности.

Именно из их воспоминаний и черпают нынешние авторы подробности, особенно подробности казни четырех заговорщиков на лугу у Подлужной слободы, о музыке у генерал-губернатора Тимашева в губернаторском дворце в кремле и о бале казанского дворянства по случаю «расстреляния» заговорщиков.

Учили, заботились, помогали

А польская община Казани продолжала жить своей жизнью, центром которой, конечно же, был костел. Наряду с богослужениями в костеле давали концерты исполнители — этнические поляки. Одним из них был знаменитый драматический тенор Юлиан Федорович Закржевский, о котором с такой теплотой и сочувствием отзывался Ф.И. Шаляпин. Молодой Владимир Ульянов тоже вспоминал о Закржевском в роли Элеазара в опере Галеви «Жидовка». Историки оперного пения отмечают Юлиана Федоровича как образцового исполнителя думки Йонтека из оперы Монюшко «Галька» («Меж горами ветер воет и в лесах шумит…»). Умер знаменитый артист, блиставший на столичных и европейских сценах, в Казани в крайней бедности.

Прихожане костела заботились о малоимущих детях. Как только это стало возможно по закону, была организована польская приходская школа. Это было малокомплектная с одним учителем начальная школа с 4-летним сроком обучения. Она занималась по программам, утвержденным Министерством народного просвещения. На выпускных экзаменах, принимавшихся инспекторами народных училищ, выдавался аттестат о народном образовании, то есть преподавание общеобразовательных предметов находилось под контролем инспектора народных училищ Казани. Их преподавала учительница, получавшая жалование. Дополнительные предметы — польский язык, католический закон Божий, рукоделие и рисование преподавались бесплатно. Закон Божий преподавал приходский ксендз, остальные — активные прихожане. Школа была предметом гордости и постоянной заботы прихожан. В течение многих лет здесь бесплатно обучали детей С. Хрщонович, Ю. Домбровская, сестры К. и А. Струсинские и др. Доктора Ф. Стефановский, С. Малиновский также бесплатно их лечили. Здание школы было построено по проекту и под наблюдением Леонида Хрщоновича.

В 1897 году по инициативе активного прихожанина костела — доктора медицины, главного полевого хирурга Казанского военного округа Фаддея Константиновича Стефановского и курата костела Шимкевича был составлен проект устава Общества пособия бедным Казанского римско-католического прихода, утвержденный казанским губернатором 16 декабря 1897 года. Член общества типограф Бронислав Домбровский бесплатно печатал годовые отчеты общества, они хорошо сохранились и дают достаточно полную картину его деятельности. Непосредственно на помощь бедным в первый год работы общества было истрачено 333 руб., а в 1914 году — уже 3730.

Названные выше суммы тратились по решению правления на помощь бедным католикам в Казани — единовременные и регулярные выплаты старикам и инвалидам, погорельцам, многодетным семьям, оплату расходов на лечение. Шести или семи мальчикам и девочкам ежегодно оплачивалось обучение в средних учебных заведениях Казани, а двум-трем и пансион. Дети из бедных семей получали подарки к Рождеству и Пасхе. Иногда в костел обращались католики, которых в Казани обокрали и ограбили, и общество выделяло им средства на билеты домой.

Из кратких сообщений в газетах известно, что особенно активную деятельность общество развернуло во время Первой мировой войны, когда его обороты составляли уже десятки тысяч рублей и помощь беженцам, военнопленным и интернированным была весьма существенной. Но никаких материалов общества за этот период не сохранилось.

И последнее, что автор еще может втиснуть в текст, — это Детский приют общества пособия бедным римско-католического прихода.

Приют общества пособия бедным римско-католического прихода был основан 22 октября 1903 года. Первоначально располагался в наемном помещении в доме Васильева (Хворова) на Новокомиссариатской (ныне Комлева, 18/39). В 1904 году баронесса Генриетта Марцелловна Шаффалицкая специально для приюта купила дом, куда он и был переведен 1 августа 1904 года. Дом этот находился по адресу: ул. Жуковского, 25, сейчас от него нет и следа. Замечу, что у баронессы была роскошная, размашистая и каллиграфически безупречная подпись, очень украшавшая документы.

В 1904 году в приюте 3 девочки, в 1907 году — 7 девочек. Младшие учились в школе при костеле, старшие — в гимназии Шумковой (Жуковского, 14). Приют полностью содержался на пожертвования, причем не только католиков, они поступали и деньгами и продуктами, причем значительную их часть попечительный комитет распределял между бедными католическими семьями. В мае 1907 года приют получил благословение от Папы Пия Х.

Г.М. Шаффалицкая умерла 4 января 1914 года. Она завещала обществу пособия бедным все свое движимое имущество и дом на улице Жуковского с условием, что в нем вновь разместится приют для девочек. Общество приняло дар, но воля завещательницы не была выполнена. С началом Первой мировой войны в бывшем доме Шаффалицкой общество стало размещать для временного пристанища многочисленных беженцев.

И совсем последнее. Когда вы будете проезжать по Свияжскому мосту, помяните добрым словом соавтора его проекта Андрея Павловича Пшеницкого. Да, это тот самый Пшеницкий, который несколько лет спустя спроектировал Дворцовый мост в Петрограде. А после Первой мировой уже в возрожденной Польше он становится профессором и ректором Политехники Варшавской. На портрете он в мантии и с регалиями ректора.

Читатель, безусловно, заметил, что в выпуске нет ни слова о казанской польской профессуре. Но размер заметок и так уже превышен, и автор решил вовсе не писать о ней, чем обижать память ученых беглой скороговоркой.