История Ногайской Орды: как кочевники создавали московскую кавалерию

Кочевое скотоводство

Ногаи были кочевыми скотоводами. Вся их экономика строилась на сезонных передвижениях населения и скота по Дешт-и-Кипчаку (Половецкой степи). Иноземные наблюдатели видели в ногаях скитальцев, чуть ли не непрерывно мигрирующих с пастбища на пастбище. Это неудивительно. Ногайская Орда располагалась в степной зоне Нижнего Поволжья, Волго-Яицкого междуречья, Западного и отчасти Центрального Казахстана. В этих краях произрастали травы и травяные кустарники, лесов же было немного.

Ногайское стадо имело обычный для средневековых степных скотоводов набор видов: «кони и верблюды, овцы и животина» (т. е. крупный рогатый скот). Интересную характеристику дал Адам Олеарий: «Их скот велик ростом и силен… У овец …имеются большие толстые хвосты из чистого сала, весящие иногда до тридцати фунтов … Лошади их невзрачны, но сильны и очень выносливы. У них имеются и верблюды, но редко с одним, а обыкновенно с двумя горбами на спине». Коровы славились размерами и удоями и позднее составили основу пород Ставрополья. Лошадей, как правило, держали косяками из десяти маток и одного породистого производителя; косяки объединялись в табуны по 100—150 голов.

Обычным соотношением видов скота у рядовых кочевников было таким: одна лошадь, одна корова, 6—7 овец. Мирзы, конечно, могли себе позволить больший процент лошадей и коров. Достаточным для скудного существования считалось иметь стадо из 50 голов; 500 голов делали человека зажиточным, а тысяча и более — богатым. Именно скот являлся главным богатством и показателем зажиточности: «а опроче … лошадеи и животины, иных никаких животов (т. е. имущества, — прим. Б.Р.) у них нет».

Сравнительно немногочисленные верблюды использовались в основном как тягловая сила для перевозки колесных кибиток и иногда при пахоте.

Самым тяжелым и убыточным сезоном для скотоводов была зима. Холодное время в восточном Деште (Казахстане) продолжается в среднем 6 месяцев. Стужа и бураны могли нанести сокрушительный урон поголовью скота, а, следовательно, и благосостоянию ногаев. Если же морозы оказывались сильнее обычных или снега выпадало больше, да еще бушевали эпидемии и междоусобицы, то ногаи терпели настоящую катастрофу. В середине 1550-х годов погиб их скот, вспоминал Андрей Курбский, «яко стада конские, так и других скотов, а на лето и сами (ногаи, — прим. Б.Р.) исчезоша, так бо они живятся млеком точию от стад различных скотов своих». Уже к концу зимы дополнительный урон наносили февральские и мартовские оттепели, когда могли вновь ударить холода, сковав льдом и настом подснежную траву. Ногаи издавна боялись наступления марта, у их дагестанских потомков даже бытовала пословица: «Прошел март — прошло горе».

Нескотоводческие занятия

Важным подспорьем для кочевого хозяйства всегда были охота и рыболовство. В Дешт-и-Кипчаке издавна практиковалось три вида охоты: облавная (на антилоп-сайгаков), зверование (на мелких животных) и соколиная. Все они фиксируются у средневековых ногаев.

Загон сайгаков был любимым развлечением зимующих кочевников. Оставив в кыслав женщин, детей, стариков и бедняков, мужчины, случалось, на несколько месяцев уходили выслеживать добычу. Едва на Волге становился лед, охотники шли на Крымскую сторону, в Подонье, где, очевидно, сохранялись значительные популяции сайгаков. Любопытствующим русским ногаи подробно расписывали свое зимнее времяпрепровождение, когда «люди неуимчивы, ходят для сайгачьи ловли многими людми в степь мало не всю зиму, а в улусах у них в те поры безлюдно». Помимо потехи и военной тренировки массовые облавы приносили и существенную прибавку к пропитанию («тем… они в зимнее время кормятца»).

По мере концентрации жителей Ногайской Орды в астраханской округе все более важной становилась рыбная ловля. Для разоренных в смутах улусов она зачастую оказывалась единственным способом выжить в зимние месяцы (если падеж или угон лошадей не позволял отправиться на охоту). Есть сведения, что истолченную в муку сушеную рыбу употребляли как хлеб.

Ногаи, видимо, абсолютно не знали металлургии. В 1576 г. два русских корабля-бусы стояли на рейде у волжского устья. Ногаи подобрались к ним «и те бусы изпортили и изпросекли, и гвоздье и скобы повыдергали». Данная «акция» диктовалась, несомненно, не вандализмом нападающих, а нуждой в железных изделиях. Вместе с тем минимальные потребности в утвари кочевники обеспечивали себе самостоятельно. Например, освоившись на Крымской стороне, они выбирали для становищ лесистые местности Пятигорья, так как «к тем местам подошли леса, и делают… оне (ногаи, — прим. Б.Р.) избы (т.е. кибитки, — прим. Б.Р.) и телеги. И как… оне избы и телеги поделают и всяким издельем лесным наполнятца, и оне… покочуют к Астрахани».

Своеобразный всплеск внимания властей Орды к хлебопашеству наблюдался в пору самого жестокого кризиса, когда кочевой сектор экономики в ходе второй Смуты деградировал. В то время земледелие приобрело чрезвычайное и в целом несвойственное ногаям значение для их обеспечения. Когда же ситуация стабилизировалась, просьбы о поставках зерна из России вновь стали очень редкими, поскольку Орда смогла вернуться к кочевому скотоводству. Население вернулось к привычному (и престижному) выпасу стад, и «начатки земледелия» закономерно заглохли.

Торговля

При господстве кочевой экономики Ногайская Орда жизненно нуждалась в получении продукции земледелия и ремесла от оседлых соседей. Будучи окруженной в основном сильными державами, она не могла рассчитывать на обогащение от постоянных набегов и тем более на завоевание их, поэтому необходимые изделия и материалы приобретала чаще путем обмена.

Развитию русско-ногайской торговли способствовали объективные условия, и прежде всего близкое взаимное расположение стран. Самым привлекательным товаром для русских были лошади. Степные кони, по русским источникам, подразделялись на аргамаков, иноходцев, коней отрядных и кобыл. Все они славились силой и выносливостью. Сами ногаи подразделяли своих скакунов на тулпаров (богатырских), бедеу (княжеских), аргымаков (породистых скаковых), юйрик ат (скаковых), ебе и аласа (ординарных). Признанными авторитетами считались знатоки лошадей — сынши, умевшие распознавать качества особи с жеребячьего возраста.

Русский рынок кавалерии формировался еще во времена Золотой Орды. Лошади в ней были чрезвычайно дешевы. Ордынцы гоняли табуны на продажу в русские княжества и Иран. Ввоз коней в Россию в 1470—1480-х гг. продолжала и Большая Орда. С 1520-х гг. главными импортерами стали ногаи. За два столетия они поставили в Россию огромное количество лошадей. Масштабы конского импорта из-за Волги в XV—XVI вв. были столь значительны, что создается впечатление, что словом «конь» обозначались тогда лошади только ногайской породы. Из Дешт-и-Кипчака поступал племенной фонд породистых лошадей. Не будет преувеличением утверждать, что дворянская конница формировалась в основном из него.

Табуны гнали в Россию начиная с середины весны, дождавшись, «как конскои болшои корм поспеет». Излишняя спешка, слишком ранние или поздние снегопады и заморозки в степи приводили к истощению животных, потере их потребительских качеств и удешевлению. Так произошло, например, в 1539 г., когда «были лошади дешевы, едва и живы пришли (в Москву, — прим. Б.Р.), а иных много помроша, понеже снег пал рано, безъкормиа ради». Поэтому цены колебались в зависимости не только от породы лошадей, но и от физического состояния их.

Торговля ногаев на рынках Восточной Европы не ограничивалась лошадьми. На втором месте по значению в степном экспорте стояли, очевидно, коровы и овцы. Как правило, «животинный базар» устраивался в поволжских городах. Славились также могучие, тучные быки, которые паслись на лугах левобережья.

Один из самых ранних рынков на Руси был посад Холопий в окрестностях Углича, при впадении Шексны в Волгу, — оживленное круглогодичное торжище, куда съезжались и европейские, и восточные купцы. Традиционно привлекательной была Казань, где до русского завоевания устраивались регулярные ярмарки на Гостином острове. Сразу после присоединения ханства к России торг там заглох, но в самом городе базары продолжали работать, и почти вслед за утверждением русской администрации ногаи и Москва стали договариваться о налаживании коммерции в бывшей столице Юрта. Торговля восточными товарами сосредоточилась на Тезицком дворе в центре казанского посада, на Спасской площади. Неподалеку, у церкви Петра и Павла, за Гостиным двором, расположилась особая конская площадка для ногайских табунов.

При вступлении послов и купцов на русскую территорию правительство обеспечивало их охраной, бесплатными подводами, вьючными животными и, если требовалось, брало на себя расходы по их содержанию. Правда, иногда делегации были столь велики, что эти льготы приходилось ограничивать: на бесплатный корм для лошадей могли рассчитывать только послы биев и мирз, а купцы (которые шли в Россию, как правило, в составе посольств) должны были покупать его.

При продвижении караванов и табунов по русской территории к месту торга купцам запрещалось совершать сделки с населением, а местным воеводам вменялось в обязанность выведывать ассортимент товаров и заблаговременно извещать о самых ценных государя. По пути ордобазарцы сами должны были следить за сохранностью своих тюков и животных. Местные власти и правительство снимали с себя ответственность при нарушении режима следования, и в случаях, если что-нибудь из товара пропадет, торговцам заранее заученно заявляли, что «то им от себя (то есть по собственной вине, — прим. Б.Р.) станетца, а платежу (т.е. компенсации, — прим. Б.Р.) им на Москве… не будет».

По прибытии в Москву огромный табор размещался на кошеном лугу: во избежание потравы запрещалось ставить ногаев на травостойных угодьях. В принципе, власти следили, чтобы между пришлыми коммерсантами и местными жителями не возникало конфликтов. А если они все же случались, то к разрешению их привлекались высокие чины из дипломатического ведомства — Посольского приказа. Но ногаям строго-настрого велели сидеть в своих «корованах» в окружении стрелецкой стражи «от татбы», «чтобы не ходили и не ездили куды торговати, кто их позовет… а торговали б на базаре. Зане ж государство великое (т.е. большое, обширное, — прим. Б.Р.) — ино лихово где нет?». Пренебрегавшие этими рекомендациями «базарные люди» принимались разъезжать по «непригожим местам» и, случалось, бесследно исчезали в лабиринтах московских закоулков.

Существенным источником дохода мирз и улусников был полон (плен). Поступал он в основном из набега на русские «украйны». Иногда ногаям удавалось захватить проезжих купцов либо послов или же обратить в рабство и продать послов тех государей, с которыми у Орды портились отношения. В 1560—1570-х годах московское правительство торговало с ордобазарцами «литовским» или «немецким» полоном — европейскими воинами, захваченными воеводами во время Ливонской войны.

Но все же в большинстве своем в ногайскую неволю попадали именно русские. Это были самые беззащитные перед набегами кочевников жители приграничных селений. В источниках отмечено, что полон у ногаев — только деревенский, нет ни одного горожанина.

Когда набег удавался, русские пленники шли с рук в Большой Ногайской Орде «дешевою ценою: человека золотых в десеть и в пятнатцать, а доброго и молодого в дватцать золотых». Если же добыча оказывалась слишком многочисленной, то «имали… за руского молодого человека по чаше проса, а старых руских людеи били (т.е. убивали, — прим. Б.Р.), для того что было их купить некому». В мордовских исторических песнях рассказывается о жизни пленных в ногайских кочевьях. Мужчины в основном занимались выпасом скота, а женщин ногаи брали в жены.

Главным предназначением полона у ногаев была его перепродажа на азиатских рынках. Центрами торговли людьми считались Кафа и Стамбул. Русские люди надолго оказывались в ужасающих условиях каторги. От 1627 г. сохранился рассказ некоего Юшки Петрова. В десятилетнем возрасте он был увезен кочевыми воинами из родной деревни, продан в Стамбул и провел в неволе 14 лет.

Другим важным направлением сбыта рабов была Средняя Азия («Туркмен», «Юргенч», «Бухары»). Именно туда везли вероломно захваченных русских послов, гонцов, толмачей, служилых людей, направлявшихся для переговоров к биям и мирзам. Порою в узбекские ханства вели вереницы невольников, взятых в набегах. Из Мавераннахра и Каракумов добраться до родины русским людям было неизмеримо труднее, чем из Крыма или Анатолии.

Итак, в плане общественного уклада Ногайская Орда была наиболее характерным наследником Улуса Джучи, являясь эталоном степного общества для своих соседей. Это была очень мощная в военном отношении держава, что позволяло ей некоторое время существенно влиять на политику соседних государств. У ногаев практически полностью отсутствовал оседлый сегмент общества. У них не было ни одного города, за исключением столицы — Сарайчука (это было наследие Золотой Орды, сами ногаи искусством градостроительства не владели). Данные аспекты существования ногайского государства позволяли ему являться гегемоном Дешт-и-Кипчака некоторое время, однако с изменением исторических условий Мангытский Юрт к середине XVI в. потерял свои позиции и сошел на периферию международной жизни Восточной Европы.