Башкирия молодая: как Заки Валиди просил большевистскую Москву о договоре

«Слабое звено» белых

В горах Ахметзаки чувствовал себя в безопасности. При общем отступлении войск стало не до заговорщика. Под давлением большевиков в декабре-январе были оставлены Уфа, Стерлитамак, Оренбург. Отходящая от Мелеуза в предгорье Урала потрепанная 9-я башкирская дивизия соединилась с отрядом Валидова. Популярности у рядового состава ему хватило на то, чтобы объявить себя командующим. Временно. Офицерам оставалось только смириться.

С этого момента ход событий предлагаю рассматривать более пристально, так как в истории образования первой советской автономной республики, на мой взгляд, много слипшихся страниц. Следите за датами и продвижением красных войск.

29 января 1919 года. В этот день временный командующий, упрочняя свое положение, создал новый штаб, назначив себе оклад в 1000 рублей.

Из донесения в Омск генерала Дутова: «…гражданин Валидов назначает себе командиром башкирского войска, уродливо формирует свой штаб… благодаря политике Башкирского правительства 9-я Башкирская дивизия совершенно неспособна, слаба, малочисленна».

Итак: молодой «генерал» на коне! Мечтавший о корпусе, он из одной «большой» дивизии сделал две маленькие. Обстановка была настолько тяжелой, что в штабе белых вынужденно терпели такого союзника. Очень хотелось считать, что есть еще соединение в несколько тысяч штыков.

Башкирские полки, располагаясь между Западной и Юго-Западной армиями, заняли Мелеузовский отрезок фронта, прикрывая сердце Башкирии (современный Бурзянский район). Севернее находились части Стерлитамакского сводного корпуса, южнее — оренбургские казаки. В этой цепочке башкирский участок оказался слабым звеном.

1 февраля. Из тревожного донесения Валидова в Челябинск: «На реке Белой, по сегодняшним сведениям, они [красные] свои штабы переносят из Мелеуза вверх по реке Белой в предгорный район и там накапливают большие силы. Нужно немедленно подготовиться к отпору».

Как мы видим, командующий вовсе не собирается переходить на сторону противника…

3 февраля. Красные двинулись вперед. Первая башкирская дивизия, не выдержав натиска, уступила большое село Мраково. О состоянии 2-й дивизии свидетельствует донесение поручика Набокова: «В конце концов, если я начальник дивизии, то мне даже неизвестно мое прямое начальство. Довожу до вашего сведения, что мне абсолютно ничего неизвестно о левом участке «Мраковских войск». Я знаю, что оттуда 2-й кавалерийский полк перешел в Максютово-Суюшево и один эскадрон в Акбулатово. Штаб полка, находящийся в 25 верстах в тылу от меня, до сих пор найти не могу. На участке 1 кавалерийского полка усиленные поиски неприятеля. В 6 стрелковом полку сильное брожение солдат. Согласно последнего донесения командира полка, конная команда разведчиков в составе 70 человек самовольно снялась с фронта и ушла в Табынское кантонство для защиты своих аулов».

6 февраля. К этому дню башкирские части сдали ряд населенных пунктов восточнее Мраково. Бои начались за важнейший горный проход, ведущий к Кананикольскому заводу, в котором теперь находился штаб командующего.

Завод, располагаясь в центре Уральских гор, занимал ключевое положение. Через Кананикольский противник мог выйти в тыл соседям по обороне. С его утратой башкиры выдавливались на равнину Зауралья — потеря скорее морально-психологическая, но для Валидова такая перспектива была равна личной катастрофе. Слияние с главными силами Белой армии как минимум лишало его контроля над полками, не говоря уж о возможном аресте за участие в заговоре.

К вечеру 6-го числа удрученный Валидов докладывает в штаб Западной армии: «Мы потеряли всю степную полосу долины реки Ик и предгорную полосу реки Белой… Возникла угроза открытия пути до Кананикольского завода и далее до верховья Кана и Зилаира».

7 февраля. Командующий перебрался на восточный склон Уральского хребта в село Темясово (70 км от Кананикольского завода), чем вызвал панику среди местного населения. Это был предпоследний крупный пункт, который еще занимали башкирские войска. За спиной оставались лишь редкие аулы, упиравшиеся в станицы верхнеуральских казаков.

В Темясово же находились и члены правительства. Им, правда, пришлось обратиться к народу с успокаивающим заявлением: «7-го февраля распространился ни на чем необоснованный слух о взятии большевиками завода Кананикольска и грозящей опасности с. Темясову. Правительство Башкирии извещает, что Кананикольск большевиками не занят и опасности для с. Темясова нет…».

Обратите внимание на прямую стратегическую зависимость села от завода…

«Остается один путь: перейти к нашим врагам — большевикам…»

Слухи опережали событие не более чем тройка коней экипаж. Иначе бы… Впрочем, предоставим слово свидетелю: «Валидов вызвал меня 7 февраля 1919 года в Темясово… и предложил мне, как служившему одно время в Центральном мусульманском комиссариате в Москве, ехать в качестве парламентера к красным, т.к. для башкир сейчас необходимо во что бы то ни стало сохранить свою территориальную автономию. Ввиду того, что адмирал Колчак распорядился предать нас военно-полевому суду… остается один путь: перейти к нашим врагам — большевикам… Вечером я был вызван еще раз Валидовым на квартиру, где на сей раз мне было приказано в категорической форме исполнить поручение. Я ночью же выехал домой и предпочел бежать в Челябинск».

8 февраля. Можно не сомневаться, что Валидов осуществил бы свое намерение. Но искать нового парламентера не пришлось — очень кстати явился засланный ранее.

Политика, как известно — дело тонкое. И гибкое.

Еще до начала наступления красных к советским властям Уфы явился Муллаян Халиков, заявивший, что Башкирское правительство готово к переговорам, и перечислил условия, среди которых: признание суверенитета (письменный договор) и амнистия за борьбу против большевиков.

Товарищи, расспросив посланца, пришли к следующему заключению: «Башкирское правительство в том виде, как оно сейчас существует, нельзя считать государственным самостоятельным учреждением, скорее это есть национальная партия».

Переговорами это назовут позже. А тогда Халиков зондировал почву; его визит, как было занесено уфимцами в протокол, являлся «лишь выяснением отношения советской России к национальному вопросу». Так с чем же вернулся курьер?

Греясь в лучах военного успеха, Советская власть, как сытый удав, лениво подмигнула партии Валидова. И Халиков доложил: «Она, видимо, не будет возражать против образования Башкирской автономной республики, но согласно законов РСФСР».

9 февраля. В этот воскресный день правительство Башкирии выпустило в Темясово свой первый номер газеты «Известия» под лозунгами: «Да здравствует Учредительное собрание! Да здравствует Автономная Башкирия»! Статья о взятии Оренбурга Красной армией начинается так: «Годовщина, как большевистские банды вошли через горы трупов победителями в город. И их полное кошмаров шестимесячное царствование оставило тяжелое воспоминание у обывателя».

Тираж, вероятно, вышел по инерции потому, что обрадованный командующий уже инструктировал делегацию для подписания договора с уфимскими «бандитами». Вот они — договорные отношения!

На этот раз среди условий, кроме оружия, фигурирует весьма конкретная сумма материальной помощи — 12 миллионов рублей, которую Советы должны выделить Башправительству; ничего особенного в этом нет, ведь раньше оно существовало на средства Белого движения. И более того — Красная армия должна остановиться и преследовать далее Колчака в обход территории Башкирии (тогда это означало горы и предгорья).

Едва скрылись из виду спины парламентеров, как перевозбужденный стратег отправил в Уфу телеграмму, указав место, куда следует доставить груз: «Все вооружения и деньги присылать в деревню Юмагузино, что на реке Белой в 30 верстах восточнее села Мелеуз».

Красноармейцы с ближайшей передовой, услышав подобные требования, вероятно, смеялись бы. Дело в том, что Валидов начал наводить контакты с командованием Пятой армии, тогда как против него действовала Первая, штаб которой расположился в Оренбурге!

Оправдывая в конце своей жизни в мемуарах переход на сторону большевиков, стамбульский профессор А. Валиди-Тоган оперирует политическими событиями европейского масштаба, а на деле он (будучи командующим!) не знал принадлежности стоящих против него войск…

Далекая от Уфы, но непосредственно близкая к Валидову Первая армия успешно развивала наступление. Ее командиры, видя слабость врага, ни о каких переговорах не хотели слышать: речь могла идти только о сдаче. Да и свежую башкирскую прессу разведка наверняка положила на стол…

Умереть или сдаться

11 февраля. Командир красного Смоленского полка, встретив переговорщиков, ознакомился с бумагами, из которых следовало, что башкирские войска прекратят боевые действия лишь (важная деталь!) «по установлении данного договора». Беспрепятственно пропустив делегацию, он с пролетарской прямотой пригвоздил пославшего их: «…я получил боевой приказ вперед [двигаться], и во что бы то ни стало должен разбить наголову вашу армию, что я должен выполнить».

Смоленский полк был настоящим, полнокровным, со своей артиллерией. В то время как в двух тощих башкирских «дивизиях», растянутых на десятки километров, винтовочных патронов — и тех в обрез.

Штаб указанного полка остановился в поселке Увары (Богдашкино), а линия фронта проходила восточнее, в районе деревни с подходящим названием — Побоище. Отступающие бело-башкирские части не случайно выбрали это место. И сегодня на дороге Мраково — Кананикольское здесь находится самый трудный 12-километровый участок пути, ставший в феврале 19-го воротами в Зауралье.

После недвусмысленного ответа Валидову оставалось только уповать на рельеф местности да на политическое решение Уфы. Но его еще предстояло дождаться, а значит, чтобы выиграть время, следовало максимально укрепиться на занимаемых позициях.

15 февраля. Командир Стерлитамакского корпуса белых, опасаясь за южный фланг, сообщал из Белорецка в Челябинск: «О состоянии только что названных башкирских частей: это полки только по названию. 6-го Башкирского полка — поручик Терегулов — насчитывается едва 80 человек, а в конном полку нет и эскадрона».

16 февраля. Восстановить ход событий переломного дня помогает обилие документов. Нащупав уязвимое место, красные смяли оборону и лавой устремились к Кананикольскому заводу… Башкирский штаб, надеясь на помощь, посылает срочное донесение о прорыве в штаб Юго-Западной армии Дутова…

Оправившись от первого шока, «генерал» наивно предлагает большевикам остановить войска: «По-видимому, наши делегации не смогли своевременно проехать в Уфу» (Валидов не знает, что его парламентеры второй день сидят в Уфе, но за стол переговоров их не приглашают).

А так выглядит ответ вышестоящего штаба командиру авангардного Смоленского полка: «…Сейчас они делают предложение потому, что бессильны и не имеют патронов и других боевых припасов, в данный момент у них безвыходное положение… Пусть переходят с винтовками и вообще со всем оружием, только не в руках, а на возах. Вы, наверное, знаете сами, сколько им осталось, им осталось 4 дня до окончания жизни, или сдаться. Вторично приказываю быть осторожным, окружать их, забирать живыми и ни на каких [условиях] зверей не признавать, кроме как сказать им последним словом: «Поднимай руки кверху и переходи на нашу сторону».

Продолжение следует