Эльвира Хайруллина: «Я — нарколог. Я работаю не в салоне красоты и не в элитной клинике»

«Полюбила тайны мозга»

До 11 класса наша героиня мечтала поступить в финансово-экономический институт — готовилась к карьере экономиста. А в 1996 году, в 11 классе, Эльвира посмотрела сериал «Бланш»: это историческая драма, описывающая нелегкую историю небогатой девушки, ставшей сестрой милосердия. И это дало импульс к переключению: в финансисты больше не хотелось, возникла мысль о медицинском университете.

В те годы одного импульса было мало: каждый вуз принимал свои экзамены, а конкурс в медицинский был огромный. Девушка засела за методические пособия по химии и биологии, ходила на подготовительные курсы… и в 1997 году по конкурсу в вуз не прошла. Но цель уже была поставлена, поэтому наша героиня отправилась в медицинское училище. А окончив его через три года, в 2000-м все же поступила в КГМУ, на медико-профилактический факультет.

— В те времена еще была возможность добрать учебные часы и получить вторую специальность на лечебном факультете. В результате я проучилась в вузе семь лет, и у меня было два диплома — по медико-профилактическому и по лечебному делу. Так что всего я училась на медика 10 лет, не считая интернатуры, — подсчитывает наша героиня.

В этой сфере изучается личность, характер. И то, как найти в человеке ресурсы, которые откроют ему другое мировоззрение, другой путь

В медицинском вузе можно было получить и дополнительное образование — Эльвира выбрала специальность медицинского психолога. И именно это обучение, которое длилось четыре года, сподвигло ее отказаться от первоначальной мысли стать терапевтом и направило в сторону психиатрии и наркологии.

— Человек — цельный, каждый орган важен, но я про себя могу сказать: полюбила тайны мозга. Ведь психиатрия и наркология — это не только про болезни. В этой сфере изучается личность, характер. И то, как найти в человеке ресурсы, которые откроют ему другое мировоззрение, другой путь, поднимут его на уровень выше, — рассказывает Эльвира Альфаридовна.

Она горячо убеждена: в наркологии это возможно, хотя многие люди думают, что из зависимости не выбраться, если она уже сформировалась. Если показать человеку, что есть другая жизнь, с другими возможностями — если он еще способен думать, он выходит на этот новый уровень. Этим наркология и подкупает врача, в том-то и состоит интерес — мотивировать человека, вывести его в новую жизнь. Это бывает очень сложно — но не невозможно.

«В наркологии ты переводишь человека из одного «сословия» в другое»

Нашей героине довелось учиться у корифеев: например, у профессора Давыда Моисеевича Менделевича, легенды советской и российской психиатрии. Она вспоминает, что работая с ним, можно было влюбиться в стены психиатрической больницы. Профессор сыграл большую роль в ее выборе.

Интернатуру Эльвира Альфаридовна проходила в психиатрической больнице на ул. Волкова. Там окончательно и определилась: хочет заниматься наркологией.

— Я потом не раз задумывалась, почему же выбрала именно наркологию, а не психиатрию. И пришла к выводу: наверное, потому что в ней возможен тот самый выход на новый уровень. В психиатрии ты можешь добиться стойкой ремиссии и зафиксировать человека в определенном состоянии. А в наркологии ты, можно сказать, переводишь человека из одного «сословия» в другое. Ради этих результатов я в нее и пришла.

В наркологии ты, можно сказать, переводишь человека из одного «сословия» в другое

В 2008 году Эльвира Альфаридовна окончила интернатуру, и обучение наконец осталось позади. Видимо, за двадцать два года бесконечного учебного цикла (школа — училище — университет — интернатура) наша героиня, по ее собственному выражению, получила «передозировку» учебы. Поэтому выход на работу стал чем-то абсолютно новым и воодушевляющим. Первым местом работы была наркологическая поликлиника на Тунакова. В такую поликлинику ежемесячно обращаются на прием люди, состоящие на диспансерном учете у нарколога. Но очень быстро доктора пригласили работать в стационар, в мужское отделение наркодиспансера врачом психиатром-наркологом. К этому она и стремилась.

Наша героиня рассказывает: в самом начале были и волнение, и сомнения в собственной компетентности, и некоторый страх начать неправильно лечить больного.

— Мне помогла с этим справиться наша тогдашняя заведующая Гульнара Фаяковна Маматова. Ее, к сожалению, уже нет в живых. Она помогла мне пройти первые шаги и преодолеть страх самостоятельной работы. Гульнара Фаяковна сама никогда не боялась лечить. Она была очень аристократичная — таких людей заметно, они наполняют собой комнату, когда заходят в нее. И при всех своих тонких манерах никогда не останавливалась перед сложностями, не боялась тяжелой работы. У нас лежали хронические больные, с ними было непросто. Но я так рада, что именно она стала моей наставницей!

«Отбрасывается брезгливость, ты видишь человека, которому надо помочь»

В стационаре наркологического диспансера оказываются люди, страдающие алкоголизмом и наркоманией. Чаще попадают они сюда в остром состоянии: в психозе, в тяжелом или в средне-тяжелом абстинентном синдроме. Крайне редко пациент приезжает в стационар сам. Обычно его привозят или родственники, или скорая помощь, или сотрудники полиции.

Поступающий пациент может находиться в разных состояниях — быть заторможенным или, наоборот, агрессивным. Может выглядеть более или менее опрятно (если о нем позаботились родственники), а может — почти потерять человеческий образ после многодневного употребления психоактивных веществ. В приемном отделении, прежде чем препроводить в стационар, его приводят в порядок, и если нужно — моют, переодевают. Эльвира Альфаридовна говорит:

— Чувства брезгливости при виде запущенных больных у меня ни разу не возникало. Это же пациент, и я мыслила исходя из этой категории. Мне кажется, медиками работают только те, у кого внутри заложено это, на генетическом уровне: отбрасывается брезгливость, ты видишь человека, которому надо помочь, кем бы он ни был и как ни выглядел бы.

Есть люди, которых не устраивает. И они готовы измениться, приложить к этому физические и психологические усилия

В стационаре пациент обычно проводит до 30 дней. Врач-нарколог занимается тем, что сначала приводит человека в нормальное физическое состояние. Надо, чтобы пациент вышел из абстинентного синдрома, начал нормально есть, у него наладился сон, чтобы он физически поправился. Параллельно вместе с психологом, прикрепленным к каждому отделению, мотивирует его на дальнейшее лечение у психотерапевта.

Что будет дальше — сходу предсказать невозможно. Есть те, кто благодарит докторов и честно признается: «Спасибо, что меня поправили, но до свидания. Я пошел назад в свою жизнь, к которой я привык».

— Ведь в той жизни не нужно брать на себя никакой ответственности, — объясняет доктор. — И его все устраивает. Зато с него взятки гладки. А есть люди, которых не устраивает. И они готовы измениться, приложить к этому физические и психологические усилия. Психологических, кстати, потребуется больше, потому что психика так устроена: за определенными мыслями и эмоциями идут определенные действия, которые несут свои последствия. И некоторые из этих причинно-следственных связей человек должен будет полностью перестроить, а это нелегко.

«Думаю, действительно женская зависимость тяжелее, чем мужская»

И если человек решает идти по пути выздоровления дальше, он отправляется в реабилитационный центр. Здесь он проводит несколько месяцев. С ним по специальным программам работают психотерапевты и психологи — реабилитация проходит безмедикаментозно, здесь работают с корневой причиной зависимости, а она кроется в голове. Пациент осознает свою проблему, пытается открыть ее истоки, понимает, что он не один со своей бедой. И что изменить жизнь — возможно. Параллельно идет работа с его близкими — проблему созависимости никто не отменял, болеет не один человек, а все его окружение, в той или иной степени. И если, пройдя длительное лечение и реабилитацию, человек с новыми мыслями попадает в эту же старую ячейку, где ведут себя по-прежнему, — он может сорваться снова.

Выходя в обычную жизнь из реабилитационного центра, он не остается один на один со своей зависимостью — есть группы анонимных алкоголиков и наркоманов, которые оказывают поддержку, есть врачи в диспансере, есть психотерапевты, которые помогут и поддержат. Путь избавления от зависимости — сложный и длинный. И главная задача нарколога на первом этапе — сделать все, чтобы человек решил по нему пойти.

Думаю, действительно женская зависимость от алкоголя или наркотиков тяжелее, чем мужская. Причем не в физическом плане

Эльвира Альфаридовна рассказывает, что за четыре года работы в отделении ей доводилось видеть яркие случаи перехода людей на новый уровень. Но, к сожалению, только в мужском отделении:

— В женском я такого не припомню. Видимо, мужчине более свойственно сделать такой рывок. А у женщины слишком сильно переплетено все внутри эмоционально. Думаю, действительно женская зависимость от алкоголя или наркотиков тяжелее, чем мужская. Причем не в физическом плане — мужчина до момента встречи с врачами как раз способен куда глубже себя физически разрушить. А именно в плане психическом. Мужчина рационален, у него меньше метаний, он больше склонен идти по установленному плану, как солдат. И ему по природе важнее доказать и показать, что он может сделать. А в работе с женщинами я в стационаре такого не наблюдала. Возможно, в реабилитации видят какую-то другую картину. За четыре года работы в стационаре я видела только одну женщину, которая смогла выйти на другой уровень и переключить что-то в голове. Она рассказывала: «Когда родители выгнали меня из дома, я села и подумала: «Там тепло. Там есть кровать. Там мама. Зачем я это делаю?» Потом эта женщина работала консультантом в мужском отделении — в консультанты берут как раз бывших зависимых, которые по своему опыту знают, как проходит процесс, и поддерживают на этом пути своих товарищей по несчастью.

Почему человек становится зависимым

О том, по какому механизму человек впадает в зависимость, полностью теряя инстинкт самосохранения, доктора уже имеют представление. Эльвира Альфаридовна объясняет: от химических стимуляторов (тех же самых наркотиков или алкоголя) человек получает удовлетворение, радость очень быстро, практически не задействуя никаких собственных сил, усилий характера. Ведь чтобы почувствовать счастье в любви — нужно сделать что-то, чтобы понравиться избраннику или избраннице. Чтобы насладиться результатом своей работы — сначала эту работу надо сделать. А при употреблении психоактивных веществ человек ощущает эйфорию молниеносно, никак не напрягаясь. Проблемы исчезают.

— К примеру, сейчас популярны синтетические наркотики — они дают чувство превосходства, всемогущества. Под воздействием дозы человек становится радостным, у него оживляется мыслительная деятельность, ему хочется двигаться, повышается активность. Это очень подкупает, ведь чтобы получить тот же эффект без психоактивных веществ, нужно постараться. В результате меняется биохимия организма: нарушается выработка гормонов радости — дофамина и серотонина. Они в огромных количествах выбрасываются в кровь во время приема наркотиков. Но процесс выработки не бесконечный, ведь в организме нет бездонной бочки с гормонами радости. Поэтому на обычное функционирование организма их уже не хватает, резерв истощен. Жизнь кажется серой и безрадостной, человек впадает в уныние. Но он прекрасно знает: чтобы вновь получить нужные эмоции и состояние, достаточно принять новую дозу. Результатом становится зависимость, — объясняет врач.

Чтобы получить тот же эффект без психоактивных веществ, нужно постараться. В результате меняется биохимия организма

Один раз в жизни выпив бутылку водки, человек вряд ли станет алкоголиком — эта зависимость так быстро не формируется, и у организма есть естественные барьеры, которые сопротивляются формированию привычки к этанолу (хотя мы прекрасно видим, сколько наших сограждан успешно преодолевают эти барьеры и впадают в алкогольную «нирвану»). А вот зависимость от наркотических веществ может сформироваться буквально за считанные разы употребления — здесь биохимия организма меняется молниеносно.

При этом по мере развития зависимости необходимая доза постоянно увеличивается, потому что толерантность организма к психоактивному веществу повышается. Чтобы получить тот же эффект, нужно выпить или принять больше. Поэтому, кстати, растущая толерантность к алкоголю — не предмет для гордости. Это вовсе не означает, что человек «научился пить». Это один из первых признаков того, что рушатся защитные механизмы организма и начинается алкоголизм. Правда, большая часть зависимых от алкоголя утверждают, что могут не пить и никакой болезни у них нет: «Вот захочу — и завтра перестану. Просто пока хочу пить». Это отрицание болезни называется анозогнозия, и она очень мешает пациенту увидеть свою проблему и понять, что пора лечиться.

Почему же одни люди спиваются, а другие — нет, хотя на первых порах употреблять алкоголь они могут в одном и том же объеме? Эльвира Альфаридовна объясняет: доказаны механизмы наследственной передачи этой склонности. Огромное влияние оказывают среда, в которой вырос человек, и воспитание. Условно, ребенок, чьи отец и мать страдали алкоголизмом, пойдет по этой же дороге с большей вероятностью, чем человек, выросший в благополучной семье.

Обращений в наркодиспансер становится меньше, а в частные центры — больше

За те 15 лет, что работает наша героиня, изменился «ассортимент» зависимостей. К примеру, сегодня очень много людей с зависимостью от синтетических наркотиков, а вот потребителей опиоидов, того же героина, сегодня очень мало. Основная доля зависимых — это люди дееспособного, «рабочего» возраста. У многих есть образование. Иными словами, это цветущие люди, которые могли бы себя прекрасно реализовать. Вчерашних подростков, молодежи лет 18—20 в числе больных алкоголизмом или наркоманией немного. Мужчин в наркодиспансере гораздо больше, чем женщин: тут три мужских стационарных отделения и только одно женское, причем в последнем, как правило, всегда есть свободные койки.

Пациентов с алкоголизмом традиционно больше, чем с наркоманией, но за 15 лет процент наркомании вырос. Однако в общем количество обращений в наркодиспансер за минувшие годы снизилось — по прикидочным оценкам доктора, процентов на тридцать. Эльвира Альфаридовна связывает это с развитием частных наркологических центров, которых раньше не было. Поэтому пациенты с определенным достатком, которые могут заплатить за такую услугу, обращаются именно в частные центры — чтобы уберечься от постановки на учет, который, возможно, «светит» им в государственной наркологической службе (если заболевание будет доказано).

Я точно осознаю, что ко мне придет больной алкоголизмом или наркоманией, который расторможен. И именно поэтому спокойно на все реагирую

Человек, состоящий на диспансерном наркологическом учете, получает некоторые социальные ограничения: ему запрещено управлять автомобилем, он не может получить разрешение на оружие, для него закрыта работа в охранной деятельности и на любом производстве, связанном с повышенной опасностью. Сняться с диспансерного наблюдения можно, если вступить в устойчивую ремиссию — и после этого ограничения снимаются.

Есть определенная социальная проблема в том, что частные центры не обмениваются данными с государственной наркологической службой. С одной стороны, есть закон о врачебной тайне. С другой — врач в частной клинике не имеет полномочий ограничить социальные возможности пациента. С третьей — зависимый человек, допущенный и до управления автомобилем, и до владения оружием, и до опасного производства, представляет серьезную опасность и для себя, и для общества. Эта социально-правовая дилемма в нашей стране пока не разрешена.

«Я точно осознаю, что ко мне придет больной алкоголизмом или наркоманией»

Человек с зависимостью, приходя к доктору, часто ведет себя неадекватно. Доктор называет это термином «расторможенность». Могут и грубить медикам, и использовать весь матерный спектр русского языка, и даже угрозы от них нередко звучат. Но врач ведь тоже человек. Ему обидно. Как терпеть такое к себе отношение и продолжать помогать человеку, который в процессе костерит тебя на чем свет стоит? Наша героиня объясняет:

— Во-первых, я реагирую на это так: я работаю в наркологии. Не в салоне красоты и не в элитной клинике для высокопоставленных пациентов. Я — нарколог. Я точно осознаю, что ко мне придет больной алкоголизмом или наркоманией, который расторможен. И именно поэтому спокойно на все реагирую. Бывают и угрозы со стороны пациентов, и в такие моменты мы вызываем охрану. Я и своим сотрудникам говорю всегда: «Мы ведь с вами не в театре работаем. Сюда, кроме зависимых, никто не придет. Поэтому надо относиться к пациентам снисходительно».

За них кто-то все решает. А так жить очень удобно

За годы работы в наркологии врач определила для себя признак, объединяющий ее пациентов: инфантилизм. Она задумчиво качает головой: нет, зависимым может стать не каждый.

— Это, как правило, люди, которые полностью складывают с себя ответственность. За них кто-то все решает. А так жить очень удобно. Но если в человеке есть стержень, он может выбраться из зависимости, взять себя в руки и перейти на тот самый новый уровень, о котором я говорю.

«Когда ты заведующая — ты отвечаешь за всю работу отделения»

С 2008 года Эльвира Альфаридовна успела поработать и в женском, и в мужском стационарном отделении, и в приемном покое. А в 2012 году ей, тогда еще совсем молодому доктору, предложили возглавить экспертно-консультативный отдел наркологического диспансера. Здесь непосредственной работы с «острыми» пациентами меньше, в отделении сосредоточены три ветви работы: судебно-психиатрическая экспертиза (она проводится по назначению следователей-дознавателей), экспертное отделение (госпитализация больных) и отделение медицинского освидетельствования (где есть свой заведующий).

— Сначала мне, как и в начале работы в стационаре, было очень страшно. Тут все-таки другая работа. И заведование — тоже совсем другая история. Когда ты врач психиатр-нарколог — ты несешь ответственность за больного. За его лечение, за свои назначения, за состояние пациента. А когда ты заведующая — ты отвечаешь и за каждого больного, и за его врача, и за медсестру, и за всю документацию. За всю работу отделения. Естественно, мне было неуютно. Тогда я так сосредоточилась на этой работе, так от всего внешнего отгородилась! Помню, целый месяц ничего постороннего не видела и не слышала — только и делала, что вникала в работу. Я, кстати, заметила, что мозгу нужен примерно месяц, чтобы вникнуть в процессы, перестроиться и начать снова «открываться» во внешнюю жизнь, — делится впечатлениями доктор.

Сейчас работа нашей героини связана в основном с документами и контролем. Она не считает себя строгим руководителем. Говорит, что предпочитает четко объяснять свои просьбы и поручения (для чего это надо, как это сделать), исходит из позиции тотального понимания задач каждым сотрудником. Но если задачи не решаются, работа не выполняется даже после двух-, трехкратных пояснений, приходится «включать строгого начальника».

Помню, целый месяц ничего постороннего не видела и не слышала — только и делала, что вникала в работу

Эльвира Альфаридовна признается: очень хочет научиться оставлять работу на работе. Выходить за дверь отделения после рабочего дня — и полностью отдаваться той жизни, которая идет за стенами больницы. Но пока не может — говорит, что руководители, скорее всего, все такие. Полностью отключиться от рабочих мыслей и процессов невозможно.

«В рутине я бы всегда пребывала в унынии»

Однако работой активная жизнь нашей героини, конечно же, не ограничивается. Она — мама четырехлетней дочки.

— Так что в свободное время я увлекаюсь только ею, — смеется доктор. — Дети созданы для внимания, они его постоянно требуют. Поэтому все время после работы у меня занято только дочкой. А пока она не родилась, я дважды в год ездила в путешествия, это было обязательно. Думаю, что когда она подрастет, мы будем ездить уже с ней вместе. Еще я очень люблю вышивать бисером — и хочу вернуться к этому занятию, когда это станет возможно. Лет семь назад я пошла учиться играть на гитаре — играла по нотам, и тоже планирую чуть позже возобновить это занятие. А еще люблю читать. Да, я — именно тот человек, который любит читать бумажные книги, перелистывать страницы!

В планах у Эльвиры Альфаридовны — выучить китайский язык. Говорит: это будет новая перезагрузка для мозга, ведь у этого языка совсем другая система. А вот когда мы спрашиваем, о чем она мечтает, наша героиня с улыбкой, но категорично отказывается отвечать: говорит, что мечту, которую хотят воплотить, нельзя озвучивать.

Когда мы спрашиваем доктора, за что она любит свою работу и почему остается на ней вот уже 15 лет, она отвечает:

— Наверное, потому что это не рутина. Постоянно все меняется, надо часто перестраиваться. Просто в рутине я бы, наверное, всегда пребывала в унынии.

В такие моменты включается и гордость, и чувство своей причастности к судьбе человека...

Под конец нашей беседы Эльвира Альфаридовна вспоминает один яркий случай из своей памяти: в стационар принесли на носилках молодого мужчину, лет тридцати. Он не мог даже шевелиться — настолько был отравлен алкоголем:

— Он очень долго лежал. Потом начал сидеть. Потом ходить, потом мы его научили себя обслуживать. И я помню то свое чувство, когда увидела, как он идет по коридору. И еще потом — когда услышала, как рассуждает о том, что так жить больше нельзя и надо прекращать пить. Больше я здесь его не видела — надеюсь, что он выздоровел. В такие моменты включается и гордость, и чувство своей причастности к судьбе человека...