Рустем Фасахов: «Моя главная установка — жить надо по совести»

Как перспективный хирург чуть было не ушел в строители

Рустем Фасахов вырос в Новошешминском районе Татарстана, на селе. В школе у мальчика хорошо шли естественные науки — химия, биология, неплохо усваивалась и математика. Видя такое положение дел, родители посоветовали сыну готовиться к поступлению в медицинский университет. Он согласился.

Учился студент хорошо, азы медицинской науки постигал с усердием и успехом. Долго колебался по поводу того, какую специализацию выбрать — хотел стать и терапевтом, и акушером-гинекологом, и анестезиологом. В результате, попав на кафедру травматологии на пятом курсе, решил остаться в этой сфере медицины — признается, что прикипел к коллективу, а потом уже и к самой специальности.

— Все-таки есть у меня такая особенность: где меня хорошо принимают, там я и остаюсь. Потому что если ты будешь ходить на работу в нелюбимый коллектив, то радовать тебя не будет ничего — ни деньги, ни карьера, ни новые навыки. И зачем это? — спрашивает Рустем Ринатович.

В интернатуру он поступил в итоге по травматологии. Как рассказывает сегодня, во время интернатуры все-таки чуть было не ушел из медицины. Натура очень увлекающаяся, он занялся… стройкой и ремонтом. Осваивал сложное мастерство врача-травматолога, а в свободное от учебы время развивал собственную небольшую фирму: открыл ИП, снял офис, набрал сотрудников, занялся продвижением в Сети. Зимой его коллектив оказывал услуги по ремонту квартир, летом — строил дома. Довольно скоро сайт его небольшой компании вышел в топ-10 в поисковой выдаче по Татарстану, появился неплохой доход, заказов было множество. В тот момент Рустем Ринатович всерьез думал: а не уйти ли в строительный бизнес с головой?

Если ты будешь ходить на работу в нелюбимый коллектив, то радовать тебя не будет ничего — ни деньги, ни карьера, ни новые навыки

Но остался в медицине. Фирму в итоге закрыл, потому что нужно было концентрироваться на чем-то одном. А с той поры у него осталась строительно-ремонтная профдеформация: видит каждую отбитую плитку в помещении, замечает каждый огрех ремонта, автоматически строит в голове план, как это исправить.

— И потом я все силы бросил на то, чтобы стать настоящим профессионалом в медицине, — говорит доктор.

И действительно им стал. Сегодня, за минувшие с получения диплома 8 лет, он — уже авторитетный травматолог, микрохирург, пластический хирург, заведующий микрохирургическим отделением РКБ, один из самых молодых руководителей в больнице. А чтобы этого добиться, наш герой работал не покладая рук. И на вопросы о своих хобби и увлечениях разводит руками: когда им быть-то? Ведь все свое время он то работает, то учится, то снова работает, следуя за собственной планкой, установленной максимально высоко.

— Я упорно работал. Всего после школы учился 11 лет. Все, что говорили, делал. Я, как человек, который работает руками, могу все: хоть плитку класть, хоть электрику переустанавливать. И в медицине так же: для меня мануальные навыки очень важны. Мне повезло: я очень быстро учился делать операции. Правда, первые полгода работы постоянно прокручивал в голове свою работу: правильно ли я сделал? Все ли будет в порядке с пациентом? — признается Рустем Ринатович.

Интернатура, ординатура по травматологии, ординатура по пластической хирургии… Только в сентябре 2022 года наш герой окончил все этапы своего официального обучения. И улыбается: вот теперь-то настало время для самообразования!

И потом я все силы бросил на то, чтобы стать настоящим профессионалом в медицине

Травмпункт — школа жизни

В 2015 году, сразу после интернатуры, пройденной по травматологии, он поступил в профильную ординатуру и параллельно начал работать в травмпункте горбольницы №12. И сейчас уверен в том, что каждый начинающий специалист должен отработать в амбулаторной сети, потому что в отделении стационара он будет долго входить в профессию. А в травмпункте молодой врач остается один на один со всеми случаями и опыт получает поистине колоссальный. Доктор вспоминает комичные случаи, которые случались за те полгода, что ему довелось поработать на приеме в травмпункте.

— Один раз сижу в субботу, работаю. Народу — море. Я быстро стараюсь разобраться, отправляю кого на рентген, кого в стационар, кому на месте помощь оказываю. И тут какой-то мужчина всех расталкивает, заходит с наглым видом и сообщает: «Клещ!» Я его спрашиваю: «А вы в свою очередь зашли?» Он отвечает: «Нет». Я строго говорю: «Тогда дождитесь очереди и зайдите». Проходит минут пять, он опять заходит и говорит: «Клещ!» Я возмущаюсь: «Ну что вы такой нетерпеливый? Подождите своей очереди и заходите». Доходит его очередь еще минут через тридцать, он снова заходит, уже очень мрачный. Я ему говорю: «Ну давайте, показывайте своего клеща». А он мне говорит: «Да нет у меня никакого клеща, я ваших забирать приехал». Оказалось, что он из службы, которая забирает клещей на анализ — тех, которых мы собрали у пациентов. Я говорю: «А почему вы нормально сразу-то не объяснили?» Вот вам пример нарушения служебных речевых модулей, — смеется доктор.

Рассказывает Рустем Ринатович и про трагикомичные ситуации. Например, вот одна из них:

— Как-то вечером слышу на улице шум и гам. Оказывается, жена поймала мужа с любовницей, выломала дверь и побила соперницу. И муж привел ее (жену!) в травмпункт, снимать побои. И еще с ними пришла группа поддержки жены. В итоге я оформляю травмы, обрабатываю раны (там даже нож фигурировал!). А к шести утра за теми же услугами пришла любовница — ей тоже досталось, и она тоже решила оформить побои и ссадины. И таких случаев в травмпункте было множество.

«Пришить палец — не самый высокий уровень микрохирургии»

Через полгода доктор ушел из травмпункта — перешел работать в Травмоцентр РКБ, где проходил ординатуру, потому что из 12-й больницы было очень далеко ездить учиться.

Сначала Рустем Ринатович работал хирургом-травматологом в приемном отделении Травмоцентра. И через несколько недель его забрали хирургом в отделение микрохирургии. В первые же часы после оформления на новую работу его вызвали на первую операцию. И наш герой, который до того момента сам ни разу такого вмешательства не проводил (только ассистировал), понял: вот она, хирургия. Она началась. Сейчас подобную операцию он делает в течение 10—15 минут. В тот самый первый раз она заняла почти час.

— В травмпункте таких операций, конечно, не было. И это для меня была разведка боем. Можно миллион раз прочитать в книжке, как это делать. Кажется, что это очень легко, когда смотришь, как это делает другой хирург. Но когда ты взял в руки скальпель — это совсем другое. И надо пойти и сделать, — вспоминает эту свою операцию доктор.

Я говорю: «А почему вы нормально сразу-то не объяснили?» Вот вам пример нарушения служебных речевых модулей

В России пока еще немного отделений микрохирургии. И одно из них в свое время создал профессор Андрей Богов в татарстанской РКБ. Наш герой называет свое отделение эксклюзивным: операции, которые здесь делают, проводят на уровне профильных институтов Москвы и Санкт-Петербурга. Отделение большое, здесь работают девять хирургов, не считая самого заведующего. И проводят здесь очень большой спектр операций. Довольно большую долю среди них занимает микрохирургия кисти. Тут делают реконструкцию нервов и органов, исправление дефектов тела — например, дефекты кожного покрова после осколочных ранений или после производственных травм, когда из тела буквально вырваны мышцы, нервы и сухожилия. Пришивание оторванных пальцев — тоже нередкая операция, которую проводят казанские микрохирурги.

— На самом деле пришить палец — это не самый высокий уровень микрохирургии. И в зависимости от ситуации, надо определиться, а нужно ли пациенту его пришивать. Мы честно объясняем, что будет после этого, и многие отказываются от этой процедуры. Потому что такой палец становится как биопротез: он не очень функционален, в нем нарушена иннервация, его надо очень долго реабилитировать. Есть показания к пришиванию: например, если пострадал большой палец (от него зависит хватательная функция, значит, его надо пришить), или если оторваны несколько сразу (к примеру, указательный, средний и безымянный). А если человек лишился, например, мизинца, то это не является показанием к пришиванию. Хотя если пациент согласен на долгую реабилитацию и, возможно, на серию вмешательств — мы этим займемся, — объясняет Рустем Ринатович.

Умеют казанские хирурги и реконструировать пальцы, восстановить его, если он утерян окончательно. Кожный лоскут для этого формируется, например, на животе — впрочем, методик есть много. И все они предполагают долгую работу. С одним пальцем пациент с хирургами проходит целую серию операций, восстановление одного из них занимает полгода, процесс очень трудоемкий.

Отделение очень наукоемкое: доктора ведут исследования, разрабатывают новые методики. Например, у нашего героя пять патентов — большинство из них касается микрохирургии кисти. Сейчас у него уже почти написана кандидатская диссертация: есть интересные результаты и набран большой статистический пул пациентов, написаны десятки научных статей, сделан ряд докладов на научных конференциях. А еще Рустем Ринатович входит в число членов Ассоциации кистевых хирургов России. Чтобы попасть в эту достойную компанию всего лишь из нескольких десятков человек, надо как минимум прочитать доклад о своей разработке на узкоспециализированной конференции — на Съезде кистевых хирургов. Просто так в их число не войти, так что для молодого доктора это большое достижение.

Мы честно объясняем, что будет после этого, и многие отказываются от этой процедуры. Потому что такой палец становится как биопротез

«Я вырос в деревне. А там принято помогать, даже если ты не хочешь»

Этот вдумчивый, рассудительный, мягкий молодой человек констатирует в себе повышенную ответственность. Сетует на свой перфекционизм, который часто не дает ему покоя. И именно им объясняет тот факт, что сегодня, уже на правах состоявшегося хирурга и действующего заведующего отделением, стремится помочь своим пациентам решить медицинские проблемы, даже те, которые не касаются его работы напрямую. В отделении микрохирургии он решает проблемы кисти, делает пластические операции, помогает пациентам со сложными проблемами, за которые больше никто не берется. А он берется. Потому что считает, что должен помочь и «докопаться» до истоков проблемы. А потом — не отправить пациента в поликлинику или в районную больницу, а лично отследить, как идет восстановление после операции и лечение. Поэтому доктор признается: не отказывает пациентам в просьбах и помогает, даже когда, казалось бы, не должен этого делать.

— Тут вопрос даже не в эмпатии, а в моем внутреннем стремлении во что бы то ни стало решить проблему человека, особенно когда ему все уже отказали. Я ведь вырос в деревне. А там принято помогать, даже если ты не хочешь. Надо человеку помочь. Видимо, воспитание это во мне осталось, — объясняет доктор.

Одним из важнейших навыков врача наш герой считает клиническое мышление, базу которого студенты нарабатывают на первых трех курсах. Именно это помогает потом доктору в течение всей карьеры. Рустем Ринатович объясняет:

— Это критически важно, особенно когда ты встречаешься со случаями, которые кажутся неразрешимыми. У меня лечатся сложные пациенты. Они приходят ко мне с безвыходной ситуацией и видят в тебе последнюю надежду. Например, была девочка с постоянной болью в кисти. Ее уже и в Самаре лечили, и где только ни лечили. Я начал раскапывать этот случай, и оказалось в итоге, что у нее добавочное шейное ребро. Это врожденная костная аномалия, которая приводит к тому, что мышца, напрягаясь, передавливает нерв. Случай не смертельный, но качество жизни такая аномалия снижает колоссально. Мы справились с этой проблемой.

Доктор приводит еще один сложный пример: пациентку с синдромом Зудека — болевым синдромом, который возникает после травмы конечностей. Многие травматологи убеждают пациента, что боль после перелома — это нормально. Синдром диагностируют не все, но при нем возникают микроциркуляторные нарушения, которые очень тяжело поддаются лечению. Женщина, в разных медицинских учреждениях уже послужившая «футбольным мячиком» и отчаявшаяся решить свою проблему, пришла на платный прием к Рустему Ринатовичу. Он установил правильный диагноз, четыре месяца вел пациентку (уже в рамках приема по ОМС) и провел ей операцию — и боль ушла.

Наш герой уверен: ни одна из этих «детективных» задач не могла бы быть решена без хорошо развитого клинического мышления. А поверх этой «базы» врач получает узкую специализацию и нарабатывает собственный опыт. Хирургом нельзя стать по книгам: нужен скальпель в собственных руках. День за днем, раз за разом.

Надо человеку помочь. Видимо, воспитание это во мне осталось

«Люди хотят видеть в зеркале свою лучшую версию»

Вторая ординатура, которую прошел наш герой, была по пластической хирургии. Он говорит, что эта специальность тесно перекликается с микрохирургией, более того — микрохирургия, по сути, является ответвлением пластической хирургии. Учил его знаменитый казанский пластический хирург, профессор Андрей Богов, и Рустем Ринатович безмерно ему за это благодарен. За два года, проведенных бок о бок со светилом татарстанской хирургии, он научился очень многому, получил массу практических навыков.

Тема пластической хирургии — очень обширная. Эстетические операции — лишь одна ее часть. Кстати, эту часть до сих пор многие воспринимают не всерьез. Ведь пластический хирург не спасает жизнь. Человек не погибнет от того, что у него, например, торчат уши. Но Рустем Ринатович говорит: разве качество жизни этого человека не должно быть важно? Его дразнят в детстве, над ним подшучивают во взрослом возрасте, у него неудачно складываются романтические отношения, и первое, что в нем замечают все вокруг, — злополучные торчащие уши. Но если можно решить эту проблему — почему бы этого не сделать?

— Люди ведь хотят видеть в зеркале свою лучшую версию. Они за этим обращаются к пластическому хирургу. Сейчас у этого направления медицины большой подъем — все больше людей признают: в том, чтобы сделать эстетическую операцию, нет ничего плохого. Это улучшает качество жизни и поднимает самооценку человека, — объясняет доктор.

Рустем Ринатович делает большой спектр эстетических операций: пластика ушей и век, маммопластика и липосакция, абдоминопластика и многие другие. Он один из четверых хирургов в Татарстане, кто пересаживает волосы — это новое направление, которое активно развивается в последнее время.

Единственные виды пластической хирургии, которые он пока не трогает, — это ринопластика и круговая подтяжка лица. Но всё впереди. Витрина пластического хирурга — его пациенты. Доктор говорит, что по сарафанному радио к нему обращаются многие желающие улучшить свою внешность. А есть еще и реконструкция, которая проходит по медицинским показаниям, по полису ОМС. Микрохирургов РКБ приглашают на разные сложные случаи: к примеру, если у человека сильный пролежень, который уже чуть ли не до кости добрался. Таких пациентов привозят из дома, из пансионатов. И тогда докторам надо что-то придумать, провести кожную пластику.

Все больше людей признают: в том, чтобы сделать эстетическую операцию, нет ничего плохого. Это улучшает качество жизни и поднимает самооценку человека

Пластическая хирургия — баланс между абсолютными и относительными показаниями

Но наш герой категорически не берется за операции, с которыми не согласен сам: если женщина приносит фотографию Одри Хепберн и просит переделать ее лицо по образу и подобию актрисы, это не его случай.

— Есть абсолютные показания к эстетической хирургии, а есть относительные. И пластическая хирургия — это баланс между ними. Например, к абсолютным показаниям относится лопоухость. Или гигантский нос, уродующий тонкое лицо. Или если веки от возрастных изменений настолько нависли по бокам, что у человека обзор сузился и бокового зрения вообще нет. Или грудь, деформировавшаяся после кормления ребенка. Я оперирую только по абсолютным показаниям. А есть еще большая группа тех, кто имеет относительные показания и «капризничает».

Доктор рассказывает о том, что примерно четверть пациенток, которые приходят к нему за пластической операцией, в итоге передумывают. Может отказывать сам врач: например, если видит, что невозможно добиться того результата, который хочет пациентка. Ведь если ожидания пациентки расходятся с тем, что может сделать хирург, лучше и вовсе не начинать. А может после вдумчивой беседы с доктором передумать и сама пациентка.

Все-таки тело человека — не кусок пластилина, и даже самый талантливый хирург не сможет «вылепить» все, что хочется, без ограничений. Например, на окончательный результат пластики молочных желез сильно влияет их исходная форма и строение грудной клетки. И так — во всем.

Бывает и так, что желание изменить внешность — не совсем здоровое с точки зрения психики, ведь в России нет обязательного требования перед пластической операцией проходить консультацию у врача-психиатра. Но Рустем Ринатович согласен с тем, что непринятие себя — это патология, и в процессе консультации с пациентом он способен разграничить здоровое желание улучшить свою внешность и патологическое, навязчивое стремление изменить себя. Если видит, что ситуация нездоровая — от операции отказывается.

Важный талант пластического хирурга — эстетическое чувство. Он должен сделать так, чтобы пациент ушел не только довольный, но и по-настоящему красивый. А для этого нужно еще и все рассчитать, и учесть индивидуальные способности организма, и даже асимметрию (которая в какой-то доле присутствует в облике каждого из нас). Три лучших друга такого врача — линейка, фломастер и собственное чувство прекрасного.

— Вот, к примеру, микрохирург — это не художник. А пластический хирург — художник. Если в нем нет понимания пропорций, чувства прекрасного, тебе там делать нечего. Мне приятно посмотреть на свою работу, которая сделана хорошо, — говорит наш герой.

Я оперирую только по абсолютным показаниям. А есть еще большая группа тех, кто имеет относительные показания и «капризничает»

Как эстетическая хирургия перекликается с травматологической микрохирургией

Работа в пластической хирургии дала Рустему Ринатовичу еще один очень важный навык: хирург должен с самого начала, еще приступая к операции, представлять себе, как прооперированная область будет выглядеть через неделю, через две, через полгода. Он работает на будущее, и поэтому ему нужно четко представлять себе весь сценарий. Потому что каждый человек индивидуален, и у разных людей процесс заживления будет проходить по-разному.

Этот принцип пластических хирургов отлично прижился и в микрохирургической практике нашего героя. Он вообще использует много «кросс-дисциплинарных» подходов, потому что два типа этой хирургии друг друга отлично дополняют. К примеру, зная, как проходит заживление у пациентов разных возрастов после пластической операции, доктор экстраполирует это на микрохирургическую практику. Он вновь обращается к клиническому мышлению: обладая им, можно лавировать.

— Я все-таки человек творческий, и всегда стараюсь обдумывать каждый случай, докопаться до истины, перенести весь свой опыт из обеих областей на каждую мою операцию. И еще очень важный момент: если травматология, микрохирургия — области, которые в целом укладываются в узкие рамки клинических рекомендаций, то пластическая эстетическая хирургия — это творчество, помноженное на опыт. В пластическую хирургию можно прийти, только уже будучи хирургом в другой области. Причем именно хирургом — не терапевтом, не врачом-косметологом. Потому что нужен хирургический опыт, живое знание анатомии человека, многократно проведенное через собственные руки. Тут надо планировать на несколько шагов. И за это понимание я благодарен Андрею Алексеевичу, — вновь вспоминает учителя Рустем Ринатович.

Его цель и большая мечта — чтобы направление эстетической хирургии в РКБ укрепилось, разрослось и развилось. А пока мало кто знает, что здесь умеют делать пластические операции — и есть все условия для этого, хотя бы в том же самом отделении микрохирургии.

Как-то Рустем Ринатович посчитал, сколько операций он делает в месяц: получилось около сорока. А когда он стал заведующим отделением, общее количество операций поубавилось, зато среди них появилось больше сложных случаев. Шутит: заведующий уже так привык, что он за все отвечает, что самых сложных пациентов всегда берет на себя.

В пластическую хирургию можно прийти, только уже будучи хирургом в другой области. Причем именно хирургом — не терапевтом, не врачом-косметологом

«Хирург ошибается только тогда, когда теряет бдительность»

Наш герой вспоминает свои первые операции: как по несколько дней перед ними читал учебники, изучал методики, готовился. И как после удачно проведенной первой в жизни блефаропластики еще неделю смотрел, как все заживает. Сейчас, после сотен проведенных операций, такого волнения перед каждым вмешательством, конечно, не испытывает, но убежден: хирург должен быть максимально сосредоточен.

— Хирург ошибается только тогда, когда теряет бдительность. Не потерять ее — самое главное. И еще у хирурга есть профессиональная деформация: ему нельзя эмоционально вовлекаться в проблему пациента. Надо быть отстраненным, видеть патологию и хотеть ее исправить. И когда ты в травматологии видишь, что человеку, к примеру, оторвало конечность или он как-то еще травмировался — да, ты понимаешь, что ему очень больно и тяжело сейчас. Но ты не должен принимать эти эмоции близко к сердцу, твоя задача — ему помочь. Иначе не сможешь ничего сделать.

Рустем Ринатович вспоминает только один случай, когда испытал глубокие и сильные эмоции по отношению к пациенту: в приемное отделение Травмоцентра РКБ привезли двухлетнего мальчика, рука которого попала в работающую мясорубку. Спасать в руке было нечего, пришлось в операционной сформировать культю. А вот рабочий механизм мясорубки с перемолотой детской рукой, который ему привезли отдельно, доктор до сих пор не может забыть. Признается: это был единственный раз, когда у него екнуло сердце. Профдеформация, когда нужно отключить эмоции и сосредоточиться на работе, по мнению нашего героя, защищает врача от выгорания и позволяет ему быть эффективным, помогать пациентам по-настоящему. Ведь человеку не нужно, чтобы врач сел с ним рядышком, обнял его и плакал вместе с ним. Ему нужно, чтобы его излечили.

Есть еще одна профдеформация у нашего героя: обладая отличным пространственным воображением и профессией пластического хирурга, он подмечает среди окружающих его людей, в чьей внешности и что он улучшил бы, и как это смотрелось бы в результате. Началось это мысленное моделирование еще на первом курсе, когда после занятий в анатомичке студент ехал в метро, выбирал себе «жертву» среди пассажиров и последовательно, послойно представлял, как устроено его лицо, мысленно выделяя нервы и пласты тканей. Звучит жутковато, но любой доктор знает человеческое тело как системы органов и тканей, собранные в единое целое — так что ничего особенного в этом нет.

Кстати, пространственное воображение помогает и в быту: например, доктор увлекается 3D-моделированием. Создает объемные модели и на 3D-принтере печатает для себя разные вещи, которые облегчают жизнь или работу, но не продаются в магазине. К примеру, придумал и напечатал себе держатель для линзы, с помощью которой работает под микроскопом.

Да, ты понимаешь, что ему очень больно и тяжело сейчас. Но ты не должен принимать эти эмоции близко к сердцу, твоя задача — ему помочь. Иначе не сможешь ничего сделать

«Если у тебя в голове порядок, у тебя и в жизни везде порядок»

Доктор улыбается, рассказывая о том, как любит, чтобы все было упорядочено. Все рабочие материалы у него досконально разобраны по папкам. Одежда в идеальном состоянии. Даже ручка должна лежать строго перпендикулярно краю стола. Рустем Ринатович философствует:

— Наверное, это какое-то психологическое отклонение, но у меня везде все должно быть правильно. Это в голове. И это я переношу на свою жизнь. Ведь если у тебя в голове порядок, то и в жизни тоже везде порядок. И в профессии, и на столе. Я такой человек: сначала приберусь, потом начну работать. Этот перфекционизм мне иногда мешает, потому что мир наш не идеален. И в нем не всегда все так, как тебе надо. Но то, что от тебя зависит и то, что ты можешь сделать для общей гармонии — надо сделать! Свою работу надо сделать хорошо. Потому что ты не сделаешь, кто-то другой не сделает, и из этих кусочков сложится общая картина. И будут говорить: «Вот, у нас в России вечно беспорядок, менталитет у нас такой»… Так давайте делать хорошо тот маленький кусочек, который от нас зависит1 И если все так будут делать, порядок будет везде.

Свой личный, собственный темперамент доктор сравнивает скорее с немецким: любовь к порядку в нем неистребима.

Полгода назад наш герой стал заведующим отделением микрохирургии. Признается: сначала ему казалось, что он этого недостоин. А потом понял: все, что случается, — это не случайно. Позже он уже стал бы пластическим хирургом и ушел из микрохирургии — а значит, и не обрел бы этого нового для себя управленческого опыта.

— Я ведь уже «падал» в эстетическую хирургию, как в более неизведанную науку. Потому что я в плане работы — человек очень увлекающийся. Меня всегда влечет новый опыт, я не люблю упираться в потолок. Но если чем-то начну заниматься, я обязательно доведу дело до конца. Так уж устроен: если чем-то увлекся — горы могу свернуть. Остановить меня может только непреодолимое препятствие. А когда чего-то уже добился, вот он перед тобой, потолок. Тогда у тебя два пути — или пробить его головой, или развернуться и уйти искать новую область. Сейчас я, можно сказать, пробиваю свой потолок в медицине, развивая навыки в пластической хирургии, обширнейшем направлении, не до конца мною изведанном. Здесь я еще не достиг своего потолка, — откровенничает доктор.

А вариант «развернуться и уйти» он иллюстрирует своим уходом из строительного бизнеса: он достиг потолка, уперся в него — и решил, что надо все-таки осваивать медицину. Его не остановили даже неплохие деньги, которые удавалось зарабатывать.

— Потому что деньги сами по себе ничего не дают. Они для меня — не главное в жизни. От того, что они лежат в кармане, мне ни холодно, ни жарко. Я сыт, одет, машина у меня ездит — чего мне еще надо? Я и одеваюсь красиво только на интервью. На самом деле, я хожу в трениках и в кроссовках — зачем мне кому-то что-то доказывать? Но это всегда чистые, очень аккуратные треники! — смеется доктор.

Давайте делать хорошо тот маленький кусочек, который от нас зависит? И если все так будут делать, порядок будет везде

«Ставлю себе цели на каждый год»

Размышляя о том, как быстро и успешно продвигается его карьера, доктор пожимает плечами: просто он постоянно работает. Как и многие другие люди, выросшие на селе, он привык к тому, что в течение дня не проводит ни минуты в праздности. Как в детстве: надо задать корм скотине, сходить в школу, вечером убраться во дворе и в сарае, зимой — почистить снег, сделать уроки, летом — работать в огороде и помогать заготавливать корм для скота на зиму… Теперь скотины и огорода нет, но большая часть времени все равно занята: доктор стремится вырасти еще выше, освоить еще больше, набрать еще больше авторитета. И все это достигается только путем упорной работы.

Он привык работать всегда: у него 12-часовой рабочий день. С утра до вечера он в клинике, потом занимается самообразованием, а времени на себя остается совсем немного. Поэтому Рустем Ринатович на вопрос о своих хобби виновато отвечает:

— А мне пока некогда было ими обзаводиться, но сейчас, осмысливая жизнь, я стараюсь чем-то увлечься. Потому что когда буду умирать, что я вспомню? Как на работу ходил?

Он признается: на каждый год ставит себе цель, потом проводит ее декомпозицию и делает последовательные шаги по достижению этой цели. Как правило, за 12 месяцев ему удается добиться своего. Цель на 2023 год — войти в когорту самых известных пластических хирургов в республике (не забывая при этом свою первую специальность — травматологическую микрохирургию). Что же, будем следить…

Главный «человеческий» принцип, который доктор применяет в своей работе, — «относись к людям так, как хотел бы, чтобы относились к тебе». Он не делит тех, кто к нему обращается, на богатых и бедных, на высокопоставленных чиновников и простых работяг. Говорит, что каждый его пациент получает одинаковое внимание, отношение и усилия врача. Рустем Ринатович опять философствует:

— Жизнь ведь очень сложная и интересная штука. Она постоянно меняется. Сегодня я доктор, а завтра я уехал жить в деревню и кормить кур — и вдруг попадаю в больницу. И там хочу, чтобы ко мне отнеслись со всем вниманием и бережностью. Поэтому я сам исповедую именно такой подход: все пациенты равны для меня. Я каждому помогу одинаково, вне зависимости от того, кто он. И еще такая штука: если ты делаешь зло, оно к тебе вернется — с другой стороны, от других людей, через другие каналы. Но вернется. Поэтому делать надо добро. Моя главная установка — жить надо по совести.