Руслан Шарафутдинов: «Горжусь тем, что я доктор»

«Говорят, что анестезиология — это искусство, и я с этим согласен»

Руслан Шарафутдинов родился и вырос в Марий Эл. Его мама всю жизнь проработала медсестрой — это побудило нашего героя тоже пойти по медицинской стезе. Юноша окончил школу в 2007 году и уехал поступать на лечфак Казанского медицинского университета. Выбирая специализацию во время учебы, склонялся к разным областям медицины. Говорит, что, в зависимости от учебного цикла, хотел стать и акушером-гинекологом, и офтальмологом, и психиатром. В последние годы учебы работал санитаром в травматологическом центре РКБ — воочию насмотрелся на работу приемного отделения со всеми его сюрпризами, от «пьяной травмы» с буянящими пациентами до огнестрельных ранений. А в результате остановился на анестезиологиии-реаниматологии — говорит, что окончательный выбор сам собой пал на эту специальность. Юношу не остановила высокая физическая и эмоциональная нагрузка на этих врачей. Ему хотелось заниматься анестезиологией, специализироваться именно на этой части медицинского знания.

Впрочем, с реаниматологической стороной дела нашему герою пришлось столкнуться еще будучи студентом: как-то раз ему довелось начать реанимацию нейрохирургического пациента. Двое студентов-санитаров готовили человека к операции (раздевали, брили голову), а он вдруг перестал с ними контактировать и стал «уходить». Пока прибежали анестезиологи-реаниматологи, студенты успели оценить сердцебиение, дыхание и начать реанимировать пациента.

Далеко не во всех клиниках единая специальность «анестезиолог-реаниматолог» разделена на две части — а вот в РКБ, где Руслан Рашатович работает сейчас, такое разделение есть. Анестезиологи работают в операционных, а в задачи реаниматологов входит наблюдение и интенсивная терапия пациентов. Как говорит наш герой, анестезиолог — это не только врач, который должен эффективно обезболить пациента, а потом вывести из наркоза. У него гораздо более широкий круг обязанностей, в его работе масса тонкостей.

— Анестезиолог должен не просто дать человеку заснуть и разбудить его после операции. Во время вмешательства он должен следить за жизненными показателями человека, оценить все риски анестезии, подобрать нужную. Ведь выбор анестезии каждый врач делает, отталкиваясь от своего опыта и от показателей пациента, это не такое простое дело, как может показаться. Говорят, что анестезиология — это искусство, и я с этим совершенно согласен, — объясняет наш герой.

Обезболивание может быть проведено с помощью общего наркоза или местной анестезии (ее, кстати, хирург может сделать и без помощи анестезиолога). А еще есть спинномозговая, перидуральная анестезия — когда человек не чувствует боли, но находится в сознании. Такая анестезия, например, нередко используется во время кесарева сечения или если роженица хочет обезболить естественные роды.

А если во время операции что-то пошло не так, заниматься реанимацией пациента — тоже задача анестезиолога. Словом, специальность это какая угодно, но уж точно не скучная!

«Когда видишь младенца, который только что родился, — это классные эмоции»

Окончив вуз, проходить интернатуру наш герой приехал в Йошкар-Олу — поскольку учился по целевому назначению, должен был отработать несколько лет в родной республике. В 2013 году была пройдена интернатура, а в 2014-м молодой доктор начал работать в перинатальном центре столицы Марий Эл. Жизнь порой преподносит забавные сюрпризы: во время учебы юноша думал стать акушером-гинекологом, помогать появляться на свет новой жизни — вот и начал работу с этой помощи (только немного в другом аспекте).

— Есть своя специфика в работе с этими пациентками. Они очень эмоциональны, во-первых. Во-вторых, они априори не больны: роженица — это условно здоровая пациентка. В-третьих, они пришли за чем-то прекрасным. Ведь момент рождения ребенка прекрасен. Когда видишь младенца, который только что родился, — это классные эмоции. Еще на цикле во время интернатуры заведующий отделением нам говорил: «Когда заходишь в операционную, какое бы у тебя ни было настроение, при рождении человека ты сразу понимаешь и чувствуешь, что это прекрасно», — говорит Руслан Рашатович.

У всех всё совершенно по-разному. Кто-то беспокоится о том, какой будет шов. Кто-то — о состоянии младенца, причем до такой степени, что до себя ей вообще дела нет

В задачи анестезиолога входит общение с пациенткой во время процесса кесарева сечения: пока хирург делает свою работу, анестезиолог успокаивает роженицу, объясняет ситуацию, отвечает на ее вопросы и контролирует состояние. Ведь все женщины ведут себя по-разному: одни спокойные, другие страшно нервничают, третьи капризные и раздражительные, четвертые — нетерпеливые и постоянно спрашивают, когда все закончится (чем, кстати, немало раздражают медиков). К каждой нужен свой подход, каждой надо помочь — и анестезиолог поневоле становится «скорой психологической помощью».

— Кесарево сечение длится 30—40 минут, и кто-то успевает устать за это время. У всех все совершенно по-разному. Кто-то беспокоится о том, какой будет шов. Кто-то — о состоянии младенца, причем до такой степени, что до себя ей вообще дела нет. Анестезиолог всегда стоит над головой пациентки, он всю операцию рядом. И если анестезия проводится без выключения сознания, то он постоянно с ней общается. Отвечает на вопросы, разговаривает на отвлеченные темы — совершенно обо всем. Вплоть до того, кем женщина работает, чем увлекается, есть ли у нее уже дети, в каком классе они учатся. Задача — ее успокоить и параллельно наблюдать за жизненными показателями, все контролировать.

В перинатальном центре доктор проработал два с лишним года, и сегодня вспоминает этот период своей карьеры как хорошее, счастливое время. С благодарностью говорит о коллективе, который его принял и дал бесценный опыт, и об атмосфере, которая там сложилась. Забегая вперед, наш герой замечает, что уезжал из Йошкар-Олы с грустью.

Возвращение в Казань

Но Казань за годы учебы стала для нашего героя родным городом, поэтому, как комфортно молодой доктор ни чувствовал себя на своем первом месте работы, в голове все равно зрел план вернуться в Татарстан. Здесь остались друзья, учителя, коллеги — его запомнили, к нему присмотрелись еще во время учебы. Сюда, в РКБ, его и пригласили на работу в 2016 году. Сейчас он работает здесь преимущественно с пациентами, которые поступают с инфарктами и инсультами в отделение рентгенхирургических методов диагностики и лечения. Проще говоря, наш герой — анестезиолог на ангиографических операциях.

Это операции малоинвазивные, они тоже не всегда требуют общего наркоза. При них важно постоянно следить за состоянием пациента, потому что оно в любой момент может измениться. Состояние пациента во время операции отражается на мониторах: они в реальном времени показывают кардиограмму, сердцебиение, давление, сатурацию, частоту дыхания. Анестезиолог следит, чтобы все эти параметры были в норме. После того, как ввел необходимые препараты, сидит за пределами операционной, контролирует мониторы приборов и визуально наблюдает за пациентом через стекло: рентген-хирургия связана с излучением, поэтому для докторов его стараются минимизировать.

Как только что-то изменяется и требует вмешательства анестезиолога-реаниматолога, он входит в операционную и делает все необходимое — это занимает считанные секунды. Аритмия, фибрилляция, остановка сердца, нарушение сознания — все это порой становится спутником подобных операций, особенно если пациент поступает в экстренном состоянии.

В зависимости от состояния пациента, его могут сразу ввести в общий наркоз. Могут начать операцию, когда человек находится в сознании, а потом уже погрузить в состояние общего наркоза. А могут и все вмешательство провести, когда больной в сознании. Это определяется по тяжести состояния и по тому, что предстоит сделать врачам. Ведь одно дело — диагностическая ангиография, другое — установка стента.

— С пациентами, которые поступают в состоянии инфаркта, мы всегда начинаем работать, пока он в сознании. Чтобы контролировать его состояние, видеть ответ, чтобы пациент мог прокомментировать, как он себя чувствует и какие у него ощущения. В полный наркоз людей с инфарктом мы погружаем, только если развивается тяжелое течение, — приводит пример доктор.

А еще наш герой дежурит в качестве анестезиолога в клинике по ночам и по выходным. Во время этих дежурств работает на всех операциях, которые только могут случиться в РКБ: и на абдоминальных, и на торакальных, и на нейрохирургических, и на сосудистых. В месяц он берет три-четыре дежурства.

«Пациенты приезжают, испытывая сильный страх смерти»

Итак, пациент, который поступает в РКБ с инфарктом, как правило, находится в сознании. И, конечно, он в большинстве случаев очень напуган. Это вам не роддом: здесь перед человеком маячит не чудо новой жизни — здесь он сам пытается выжить.

— Пациенты приезжают, испытывая сильный страх смерти, у них сильные боли, — объясняет Руслан Рашатович. — Мы их обезболиваем, вкратце рассказываем, в чем будет состоять операция: через прокол по сосудам ангиографические инструменты дойдут до сердца. Там под рентгеновским снимком будут смотреть, как питается сердце, проходимые сосуды или нет, где находится проблемный участок, можно ли установить стент. И по результатам этого исследования врачи примут решение о том, как будут справляться с ситуацией. Все это мы стараемся донести до человека.

Бывает, что пациент, уже и без того очень испуганный, услышав о таких непривычных манипуляциях, начинает отказываться от операции. В этом случае доктора объясняют положительные стороны операции и риски состояния, и, как правило, человек все-таки склоняется к тому, что это ему надо. Дело может осложняться тем, что, поскольку больница республиканская, пациентов часто везут из районов. А если речь идет об инфаркте, это зачастую еще и очень пожилые люди. Объяснить несведущему, да еще и немолодому человеку тонкости ангиографической процедуры — дело не самое легкое. Но доктора справляются. Порой приходится включать и знание татарского языка (благо Руслан Рашатович вырос в районе Марий Эл, где население преимущественно татарское, и язык преподается даже в школе).

Мы их обезболиваем, вкратце рассказываем, в чем будет состоять операция: через прокол по сосудам ангиографические инструменты дойдут до сердца

— Порой буквально на пальцах объясняем: вот тут будет прокол, но сначала, как у стоматолога, мы вам область этого прокола «заморозим». Потом объясняем, что от человека требуется только спокойно лежать, и если станет больно, нужно будет сразу же нам сказать. Этими объяснениями занимаемся мы вместе: и я, и хирург тоже может это еще раз проговорить, — говорит наш герой.

Итак, беспокойных пациентов порой приходится уговаривать. А они в своем страхе бывают довольно изобретательными: например, бывают случаи, когда люди стараются «улизнуть» с операционного стола под предлогом того, что на спине они вообще лежать не могут, им неудобно. Но врачи находят ответ на любой подобный аргумент. Пациентам объясняют: современные препараты помогут им расслабиться, успокоиться, и во время операции их ничего беспокоить не будет.

После операции анестезиолог еще два часа наблюдает за пациентом. Ему важно, чтобы человек выехал из операционной в ясном сознании, самостоятельно дышал, чтобы его гемодинамика была абсолютно стабильной. После этого пациента спокойно переводят в палату под наблюдение постовых медсестер. А если операция была обширная и сложная, то человек на несколько дней отправляется в реанимацию, под мониторинг.

Анестезия и аллергия

Кстати, о современных препаратах. Способ анестезии врач выбирает, ориентируясь на самые разные показатели. Для начала учитывается заболевание, по поводу которого будет проводиться операция, определяется предполагаемый объем вмешательства. Потом идет сбор анамнеза: доктор разговаривает с пациентом. Спрашивает, есть ли у него сведения об аллергии на тот или иной препарат, имеются ли хронические заболевания, чем он в принципе болел, какие есть индивидуальные особенности у его организма. Исходя из этого всего, выбирается способ анестезии (общий, местный, метод доставки препарата и, собственно, сам препарат).

В зависимости от возраста пациента, веса и индивидуальной чувствительности рассчитывается необходимая дозировка препаратов для анестезии.

Очень тонкий вопрос — аллергия или индивидуальная непереносимость препаратов. Есть люди, которые точно знают о своей аллергии на обезболивающее (например, получали инъекции в стоматологическом кабинете), а значит, могут об этом предупредить. Но если пациент впервые получает обезболивание, то аллергическая реакция может стать сюрпризом для медиков и для него самого. На этот случай для начала пациенту вводятся антигистаминные препараты во время подготовки к операции. Но если в процессе анестезии у пациента развивается аллергическая реакция, анестезиолог это всегда увидит — как визуально, так и по показаниям монитора. Он быстро купирует приступ аллергии — благо имеет для этого целый арсенал средств. Руслан Рашатович говорит, что такие случаи в операционной случаются, и он лично с ними сталкивался. И на эти случаи уже давно разработаны четкие инструкции и рекомендации, благодаря которым справляться удавалось всегда.

Два человека с одним и тем же весом и другими показателями будут по-разному реагировать на одинаковую дозу наркоза. Один уже давно будет спать, а другой все еще продолжит рассказывать, кем он работает и как зовут его детей

Еще один сложный вопрос, с которым сталкивается порой анестезиолог — индивидуальная чувствительность к препаратам. Люди с низким болевым порогом действительно есть, и доктора видят, что им действительно больно, не только по внешним проявлениям (которых, кстати, может не быть — иногда пациенты попадаются удивительно терпеливые), но и по показателям на мониторах. От боли поднимается давление, учащается сердцебиение — это явно указывает на то, что по каким-то причинам рассчитанной дозировки не хватило. Значит, дозировку надо увеличить. Наркоз индивидуален, и в его расчете доктора ориентируются не только на вес, но и на индивидуальные особенности пациента. Наш герой рассказывает:

— И это нормально. Два человека с одним и тем же весом и другими показателями будут по-разному реагировать на одинаковую дозу наркоза. Один уже давно будет спать, а другой все еще продолжит рассказывать, кем он работает и как зовут его детей. А еще бывает такая удивительная вещь при погружении в наркоз, как синдром запертого человека. Это когда пациент ничего не может сделать, сказать, пошевелиться, но при этом все слышит и чувствует. У нас был такой случай: молодая женщина, ей были в полном объеме применены необходимые препараты, жизненные показатели во время операции были в норме. А когда все окончилось, она нам сообщила, что все слышала и чувствовала. И пересказала нам диалог хирургов! Сказать, что мы были удивлены, — это ничего не сказать. Но думаю, что боль все равно была притуплена, потому что вмешательство было обширное, и если бы она ощущала всю боль, которая могла возникнуть при такой операции, мы бы «засекли» это по приборам. У нее неизбежно поднялось бы давление и участилось сердцебиение. Но сам факт!

«Не бояться никогда — это ненормально»

Иногда во время операции у пациента ухудшается состояние — в этом нет ничего удивительного, если он поступает на операционный стол в состоянии обширного инфаркта, например. В этом случае реаниматолог в течение пары секунд оказывается рядом и начинает работать: восстанавливать жизненные показания, а при необходимости — и реанимировать. Операция на это время прекращается.

На вопрос, что чувствует анестезиолог, когда все пошло не по плану, доктор честно отвечает:

— Конечно, подобные нестандартные ситуации вызывают определенную реакцию и у меня. В этот момент надо ускориться, мгновенно отреагировать, ввести все необходимое. Мы обязаны справляться, и мы справляемся. Но вообще, скажу я вам, опасения — это совершенно нормально. Никогда не бояться — это, наоборот, ненормально. Это нормально — волноваться, когда во время твоего дежурства в два часа ночи поступает экстренный пациент с кровотечением — и тебе нужно не просто идти, а бежать в операционную. Или, к примеру, если поступил пациент, который очень много весит, и ему обязательно нужна общая анестезия. У нас есть понятие «сложная интубация» — когда в дыхательные пути устанавливается трубка, и этот процесс осложняется анатомическими особенностями пациентов. Например, если у человека сильное ожирение, это создает определенные трудности.

Это нормально — волноваться, когда во время твоего дежурства в два часа ночи поступает экстренный пациент с кровотечением — и тебе нужно не просто идти, а бежать в операционную

В особо сложных случаях, если есть какие-то сомнения, как говорит наш герой, он не стесняется спрашивать совета и помощи у коллег. В РКБ обычно дежурят три анестезиолога сразу — правда, они могут работать одновременно в трех операционных. Но Руслан Рашатович рассказывает, что даже если позвонить домой старшим коллегам, они никогда не откажут в совете.

От неблагоприятного течения во время операции не застрахован никто. Помимо аллергии или физиологического ухудшения состояния, могут случиться самые разные неприятности. Например, если зуб у пожилого человека еле держится, во время ларингоскопии он может выпасть. Или если препарат сам по себе вызывает подъем давления, этот подъем может выйти за рамки ожидаемого. Доктор рассказывает об одном из случаев:

— Мы оперировали возрастную пациентку, ей было уже за семьдесят. Случилась остановка сердца, а в это время отключается и сознание. Мы бросились ее реанимировать, в течение тридцати секунд восстановили ей сердцебиение, привели в чувство. И тут она, как будто ее просто снова «включили», открывает глаза, начинает дышать и говорит: «Я как будто заснула, что ли». Мы ей объясняем потом, что 30 секунд она была в состоянии клинической смерти, а она нам, кажется, и не поверила толком — была уверена, что просто заснула.

«Вот эта пациентка похожа на мою бабушку. А этот по возрасту — как мой папа»

Что касается жалости к пациентам, наш герой говорит: несомненно, сострадание со стороны врача всегда присутствует. Ведь попасть на операционный стол даже к лучшим докторам — не самый приятный опыт в жизни. Но надо удержать контроль, нельзя погружаться в эмоции, держать дистанцию от ситуации. Иначе доктор не сможет эффективно решить проблему человека, да и выгорание неизбежно.

Как правило, на операционный стол к рентгенхирургам попадают с инфарктами пожилые пациенты. Подавляющему большинству уже за 70. И в этих случаях, признается Руслан Рашатович, он не может не ассоциировать их со своими старшими родственниками — с этой стороны он и выстраивает общение с ними. Он рассказывает:

— Вот эта пациентка похожа на мою бабушку. А этот по возрасту — как мой папа. Начинаешь поневоле с ними сравнивать и испытывать какое-то сострадание. Но при этом нужно сохранять холодную голову и наблюдать за состоянием пациента. Стараешься делать все необходимое для него. А вот если пациенту лет 30 (как правило, его попадание на стол связано с многолетним курением) — у тебя сразу какое-то ошеломленное состояние. Как такой молодой человек мог поступить к нам с таким диагнозом? И автоматически примеряешь ситуацию на себя самого. И каждому пытаешься максимально облегчить пребывание в операционной, снять страхи, волнение. Говорим: «Не волнуйтесь, мы здесь, мы с вами рядом постоянно. Если что-то беспокоит, говорите, мы вас слышим».

Как такой молодой человек мог поступить к нам с таким диагнозом? И автоматически примеряешь ситуацию на себя самого

Выходит, что наш герой работает с большим вовлечением, автоматически проецируя ситуацию на себя и на своих близких. Были в его жизни и несколько случаев, когда пришлось оказывать помощь вне клиники. Одной женщине стало плохо в магазине, и на ее счастье неподалеку оказался Руслан Рашатович, который помог привести ее в чувство и передать подоспевшим на скорой помощи коллегам. А еще одна пожилая дама почувствовала себя плохо в самолете: у нее случился приступ гипертонии. И услышав знаменитую фразу «На борту есть врач?», доктор вызвался оказывать помощь. Все окончилось благополучно, женщине удалось помочь, сажать самолет в ближайшем аэропорту не понадобилось. В понимании Руслана Рашатовича, оставаться в стороне в таких случаях нельзя — иначе какой же он тогда врач?

«Работа анестезиолога остается за кадром»

Среди негативных моментов работы доктор называет большой поток пациентов. В рентгенхирургической операционной операция длится от 15 минут (если все ограничивается диагностическим этапом) до четырех часов (если доктора ставят стент или проводят другое лечение). Соответственно, и количество операций в день может быть разным. Анестезиолог во время процесса сконцентрирован и напряжен: он должен очень внимательно контролировать малейшие изменения показателей, иначе дело может плохо кончиться. А значит, к концу рабочего дня у него накапливается усталость.

При этом у пациентов может копиться раздражение: вот уже близится конец дня, ему назначена операция, но очередь до него так пока и не доходит — к примеру, из-за того, что в больницу поступают пациенты с неотложной необходимостью (например, по скорой с инфарктом). Руслан Рашатович рассказывает о том, что терпением запасаются не все. И доктора, которые решают задержаться вечером, чтобы все-таки прооперировать человека, могут столкнуться с его агрессией и недовольством. Но весь этот негатив — к сожалению, рабочая рутина. Не сказать, чтобы врач очень радуется неуважительному отношению к себе — но он понимает, что перед ним пациент, человек, который плохо себя чувствует. Поэтому старается реагировать максимально отстраненно и спокойно.

Бывает, что пациент дает доктору советы. И если его информация аргументирована (к примеру, он сообщает об индивидуальной нечувствительности к какому-то препарату), то анестезиолог, разрабатывая стратегию работы на этой операции, прислушивается. Но случается, что подкованные в интернете и творчески переработавшие информацию пациенты начинают учить врача работать. В такие моменты доктор старается корректно объяснить человеку, почему будет работать так, а не иначе.

Впрочем, некоторые пациенты, выезжая из операционной, говорят мне: «Спасибо вам, доктор». И это уже для меня — вершина благодарности

А еще работа анестезиолога часто остается за кадром в видении самого больного. Для большинства людей главный персонаж в операционной — это хирург. Доктор улыбается:

— Есть такое, нас порой даже за врачей-то и не считают. Работа анестезиолога действительно за кадром. Человек ведь как думает? Что сделал анестезиолог? Только укольчик. Ну и еще разбудил потом. И всё. Впрочем, некоторые пациенты, выезжая из операционной, говорят мне: «Спасибо вам, доктор». И это уже для меня — вершина благодарности. Мне этого вполне хватает.

Но в более благодарные медицинские специальности Руслана Рашатовича не тянет. Даже несмотря на несерьезное отношение к анестезиологам со стороны пациентского пула, он хочет продолжать здесь работать. Ведь он-то сам точно знает — его роль очень велика, и он действительно помогает. Спасает, обезболивает, «вытаскивает» с того света, если что-то пошло не так.

Каждый врач, особенно если он работает в операционной, рано или поздно встречается с смертью. Наш герой мрачнеет, когда мы начинаем об этом разговаривать:

— Как бы мы ни говорили, что должны абстрагироваться, что это мимо нас, что нас это не должно касаться — но каждая смерть оставляет свой след. Может человек умереть и на столе во время операции от острого инфаркта. Может быть пациент в тяжелом состоянии, который уходит после операции через несколько часов после перевода в реанимацию. Как правило, всегда остается осадок. Но его надо обязательно проработать — я, к примеру, обсуждаю случай с коллегами. Кому-то рассказываю, что и как произошло. Это отчасти облегчает процесс переживания. Конечно, определенная стенка формируется, мы стараемся с опытом абстрагироваться от смерти, которую видим. Но до конца этого сделать все равно нельзя. Как ты можешь не реагировать на то, что перед тобой умирает человек?

«В моих силах помочь человеку»

Белый халат — лишь одна часть жизни нашего героя. За пределами больницы он, по его словам, человек компанейский. У него шумная компания друзей, он любит активный отдых — сноуборд, лыжи, летом — с сапбордом по озерам и рекам, отдых на море…

Руслан Рашатович — доктор молодой, он работает еще только десять лет. За эти годы, по его словам, он только лишний раз укрепился в понимании: все сделано правильно. Профессия выбрана верно, он ее очень любит и гордится своим белым халатом. Когда мы спрашиваем о том, кем он видит себя еще через десять лет, доктор описывает опытного врача, который продолжает работать руками, в операционной, развивается, учится, набирается мастерства и осваивает все новое, что появляется в его специальности.

Когда мы просим доктора объяснить, что держит его в профессии и за что он ее любит, он задумывается на несколько секунд. А потом отвечает:

— Может быть, работа с людьми мне интересна — это один из факторов. И второй — в моих силах помочь человеку, облегчить его жизнь, спасти, вылечить кого-то. А еще профессия врача — престижная, я горжусь тем, что я — доктор.