Как математик из Нижнекамска перебрался в Южную Корею, поработал на Samsung и завел семью в Сеуле

«Поступил в Камский политех и о науке не думал. Все-таки провинциальный вуз — больше требовали, чем учили»

— Рушан Анурович, расскажите, пожалуйста, как возник интерес к точным наукам, вы росли в академической семье?

— Я родился в Нижнекамске в 1982 году, мой отец приехал туда с Урала, с началом больших строек в середине 1960-х. Встретил маму. Она родом из Заинского района ТАССР, из семьи математиков — дедушка Вали Бахтиярович Заитов был довольно известным учителем математики, имел высокие награды, был отличником народного просвещения СССР, и мама пошла по его стопам. Я пошел в школу рано, в пять лет. В Советском Союзе так рано не брали, но учительница подправила дату рождения, так я и оказался в первом классе.

Сказать, что меня с детства настраивали на научную деятельность, нельзя, но дедушка с охотой учил меня игре в шахматы, читал книги, он был хорошим педагогом и пытался нас увлечь. У современных учителей, к сожалению, таких качеств, которые были свойственны советским педагогам, почти нет. Уже в пятом-шестом классе, когда мама преподавала в местном техучилище, она часто давала мне задачи для ребят постарше, мы разбирали олимпиадные задания, я помогал ей проверять контрольные. Я думаю, с этого все и началось, я увлекся математикой, биологией.

— В тот момент вы уже задумывались об эмиграции, Азия была детской фантазией?

— Совсем нет. Восемь лет я проучился в обычной школе, а затем поступил в татарско-турецкий лицей. Там я начал учить английский язык, не могу сказать, что на каком-то высоком уровне им владел, но, когда тебе начинают преподавать математику на английском, волей-неволей приходится вникать. В моей семье говорили в основном на русском, да и ходил я в обычную советскую школу, бытовой татарский язык тоже знал.

После 11 класса возникла дилемма: что делать дальше? Тогда, ближе к 2000-м, как раз начиналась вся эта история с урезанием бюджетных мест, платным образованием — поступить в технический вуз было непросто. Я задумывался о престижном в то время Нижнекамском химико-технологическом институте, но, насколько мне сейчас помнится, туда я не поступил по каким-то причинам. Решили, что Казань — слишком далеко, и поехали в соседний город, в Набережные Челны. Я поступил в Камский политех, на кафедру математического моделирования и информационных технологий в экономике. Специальность прикладная, и о научной карьере я тогда вообще не думал. Все-таки провинциальный технический вуз — в нем больше требовали, чем учили; преподаватели приходили в аудиторию, что-то рассказывали и быстро писали на доске, не обращая внимания, понятно ли это студентам.

Сказать, что меня с детства настраивали на научную деятельность, нельзя, но дедушка с охотой учил меня игре в шахматы, читал книги, он был хорошим педагогом и пытался нас увлечь. У современных учителей, к сожалению, таких качеств, которые были свойственны советским педагогам, почти нет

Тем не менее в 2005-м я все же поступил в аспирантуру в Казани, профессор Юрий Игнатьев согласился стать моим научным руководителем на кафедре геометрии и математического моделирования в Татарском государственном гуманитарно-педагогическом университете. Я сразу же почувствовал разницу: здесь был педагогический подход, нас искренне пытались чему-то научить, подготовить к научной работе. И здесь у меня появился интерес к исследованиям. Юрий Геннадьевич подталкивал всех к исследованиям и написанию статей. Хотя, как вспоминаю, в то время аспирантские часы научного руководителя оплачивались смешными деньгами, это была почти волонтерская работа за копейки, но человек занимался с нами на чистом энтузиазме, ставил задачи для исследований.

«Сейчас я могу вспоминать это с улыбкой, а тогда… Один раз пережить и понять, как сердце болит»

— Как вы сами выживали в Казани нулевых на копеечный доход? Обычно педагоги те времена вспоминают с содроганием…

— Зарплата аспиранта тогда была около трех тысяч рублей. В 2006-м я уже начинал преподавать в педагогическом, что-то за это платили, жил в общежитии. Не шиковал, конечно, но на скромную жизнь хватало. Мне, кстати, тогда очень повезло, меня поселили с иностранными студентами из Турции, Китая, Вьетнама, арабских стран и стран бывшего соцлагеря, фактически я оказался в другой языковой среде и очень быстро начал говорить на английском. Потом мне это очень пригодилось, но тогда я об этом не думал. Занимался научными статьями, а позже на повестке встала кандидатская диссертация, но это уже отдельная история.

— Я читала, что защита далась вам непросто, фактически вы еще год отчитывались перед ВАКом, чтобы получить подтверждение о присуждении степени…

— Я поступил в аспирантуру, мне было 22 года, фактически ребенок по южнокорейским меркам… В Южной Корее в этом возрасте только-только поступают на бакалавриат, служат в армии или просто деньги зарабатывают. В те годы выступал на нескольких конференциях в Москве и Самаре, написал пару тезисов и статей. А диссертация — это был другой уровень, тут требовалась кропотливая работа. Но диссертацию мало написать, ее нужно еще и защитить. За рубежом защита проходит в несколько другом формате, а тогда мы защищались еще по советской системе. Первое, нужно было найти ведущую организацию — я ходил в КФУ, докладывал, они решали, стоит ли диссертацию рекомендовать. Необходимо было найти оппонентов, собрать замечания и рекомендации. Это, я бы сказал, определенного рода нервотрепка, да и сопутствующие бюрократические препоны для неопытного аспиранта становятся испытанием.

У меня был диссовет по математическому моделированию, численным методам и комплексам программ в Ульяновском университете. В 90-е годы это был филиал МГУ, и основная часть профессуры была выпускниками МГУ, это был известный научный центр, кроме того, там занимались прикладной математикой. В Казанском университете был свой совет по математическому моделированию, но они занимались другими проблемами. Несколько раз я приезжал в Ульяновск на представление, предзащиту и защиту диссертации.

По российским меркам я кандидат физико-математических наук, а наша кандидатская ученая степень приравнивается к зарубежному Ph.D (доктор философии)

В 2008 году я досрочно защитил диссертацию в университете. Далее университет рекомендует работу диссертанта, документы отправляются в Москву, в Высшую аттестационную комиссию (ВАК). В моем случае вышло не совсем так, как это обычно происходит — меня вызвали в Москву на дополнительное собеседование. Это было для меня неожиданностью, представьте себе, мне 24 года, несколько лет я провел за работой над диссертацией, и меня вызывают на комиссию ВАК, где заседают 30 профессоров московских вузов. У ВАКа были замечания, связанные со специальностью, по которой защищалась диссертация. После заседания комиссии мою диссертацию направили на дополнительное заключение в Новгородский университет, где местный диссертационный совет встал на мою защиту.

Сейчас я могу вспоминать это с улыбкой, а тогда… Один раз пережить и понять, как сердце болит. Позже я узнал, что попал под проверку диссоветов. Видимо, нужно было кого-то проверять. В итоге в июне 2009-го, через полтора года после защиты, я получил письмо о признании присуждения степени. Сейчас я уже знаю, что за рубежом, в развитых капиталистических странах, такой бюрократии намного меньше. По российским меркам я кандидат физико-математических наук, а наша кандидатская ученая степень приравнивается к зарубежному Ph.D (доктор философии).

«Тогда в России более популярна была Северная Корея, жив был Ким Чен Ир, о Южной Корее мало кто говорил»

— Чем вы занимались в России после защиты, до первой поездки в Южную Корею в 2010-м, и что вас подтолкнуло уехать?

— Я продолжал преподавать в педагогическом, в последний год перед отъездом читал лекции в КНИТУ имени Туполева, где меня доброжелательно встретили. В 2010 году, после всей этой истории с диссертацией, настроения у меня были, так сказать, не самые радужные, да еще и немного приболел. Я решил, что нужно попробовать что-то другое.

Сразу скажу, о зарубежных странах я никогда и не думал, а о Корее совсем ничего не знал, и даже интереса не было, что удивительно. Да и тогда, по моим ощущениям, в России более популярна была Северная Корея, жив был еще Ким Чен Ир, отец Ким Чен Ына, о Южной Корее мало кто говорил. Я же был человеком, который вырос и жил всю жизнь в провинции, любил и до сих пор люблю родные края. Мне всегда казалось, что нормальный человек должен жить и трудиться на родной земле. О переезде не думал, да мне и сравнивать было не с чем. В 2009-м у меня было 20 с чем-то пар в неделю, огромная нагрузка, при такой нагрузке времени на размышления особо не было. Но нужно было думать о том, что делать дальше — чем заниматься.

Я никогда не был чистым математиком, не интересовался проблемами топологии, не изучал сложные геометрии, постепенно я начал интересоваться новыми исследованиями, мне начали попадаться статьи по геометрическому моделированию. Это область математики, зачастую ее относят к области компьютерных наук, которая занимается изучением кривых и поверхностей свободной формы. Все, что вы видите вокруг, — все предметы, включая клавиатуру, стаканы, которые наверняка сейчас стоят у вас на столе, — создавалось с помощью геометрического моделирования. Область применения — от дизайна до проектирования корпусов летательных аппаратов, максимально широкая.

На кафедре я обнаружил даже несколько книг по геометрическому моделированию, но почему-то это направление нам никто не преподавал. В России в те годы это не было популярным направлением. Я задумался — почему? Ведь здесь используются и сложные методы вычислительной математики, и компьютерное программирование, и методы визуализации. Я нашел несколько статей и обнаружил, что в Корее, Японии, США, Европе этим занимаются очень активно. Стал искать научные центры, где бы я мог пройти профильную стажировку, поработать научным сотрудником, разослал свои резюме, хотя и сам не верил, что мне кто-то ответит.

Все, что вы видите вокруг, — все предметы, включая клавиатуру, стаканы, которые наверняка сейчас стоят у вас на столе, — создавалось с помощью геометрического моделирования. Область применения — от дизайна до проектирования корпусов летательных аппаратов, максимально широкая

И мне позвонили из Сеульского национального университета, запросили информацию, я прошел собеседование и через несколько месяцев получил вызов. Сказать, что я был поражен, ничего не сказать, ведь этот вуз входит в 50 лучших и престижнейших вузов мира. Помню, отец меня отговаривал, не понимал, зачем и куда ехать от дома, семьи, родной земли. Я и сам побаивался, но все же решился. Меня пригласили на позицию постдока — это нормальная практика для людей, получивших степень Ph.D за рубежом. В Южной Корее вакансии постдоков также есть в НИИ при крупных производствах — Samsung, LG, Hyundai. Без такого опыта сейчас получить позицию профессора в более-менее престижном университете невозможно. Для меня же это было чем-то новым.

«Магистр и аспирант в Корее получает стипендию в тысячу долларов, а проезд в метро тогда стоил доллар»

— Какие финансовые условия вам предложил Сеульский университет? Говорят, что жизнь в Южной Корее значительно дороже, чем в России.

— Условия приглашения были стандартными для Кореи: проживание в кампусе университета с другими научными сотрудниками, оклад, который позволял мне безбедно жить в Сеуле — одном из крупнейших мегаполисов Азии. Квартиры в кампусе мы арендовали сами, но цены были значительно ниже, чем в городе, насколько я помню, около 400 долларов стоила моя студия. К слову, в Сеуле вообще порядка 80% населения не имеет своего жилья, там очень отлажен арендный рынок: комплексы под аренду строят большие компании. Говоря обо мне, деньги, которые я зарабатывал, конечно, не позволили бы содержать целую семью, но для одного человека они были достойными.

Магистр и аспирант здесь получает стипендию в тысячу долларов, постдок примерно в два раза больше. Чтобы вам было проще ориентироваться в местном уровне цен, скажу, что тогда проезд в метро стоил доллар, обед за пределами кампуса — в пределах 7—10 долларов, а в столовых кампуса — около 3—4 долларов.

Условия приглашения были стандартными для Кореи: проживание в кампусе университета с другими научными сотрудниками, оклад, который позволял мне безбедно жить в Сеуле — одном из крупнейших мегаполисов Азии

— Вспомните свой первый день в Сеуле, как вас встретила Южная Корея?

— Это, несомненно, был культурный шок. Я совсем не ожидал увидеть то, что увидел в итоге. Ведь до этого я не выезжал даже в другие регионы России, не то что за рубеж. Я в первый раз в жизни сел на самолет и запомню его, наверное, на всю жизнь. Летел из Москвы с пересадкой в Арабских Эмиратах. Это было начало июня, первое, что запомнилось, когда я вышел с самолета — зной и влажность, духота. Но все это быстро сменилось глубоким удивлением.

То, что наблюдали в России в 2010-х годах, было скуднее, скромнее и печальнее во сто крат. Аэропорт Инчхон, в который мы приземлились, расположен в городе-спутнике Сеула, в 40 километрах от него. В Южной Корее комфорт и удобство начинается буквально в аэропорту, все продумано до мелочей. Чистые, красивые города, приветливые люди, быстрая и понятная навигация. Во всей Южной Корее так, как примерно и в Японии. Южная Корея в принципе многое позаимствовала у Японии, как и весь цивилизованный мир. Тогда я и подумать не мог, что где-то в Азии есть маленькая страна, где все так удобно, страна, за несколько десятилетий из одной из самых бедных превратившаяся в оазис. Ведь до 1970-х годов Южная Корея действительно считалась бедной страной.

Так вот, на выходе из аэропорта я сразу же нашел автобусную остановку и без проблем оказался в кампусе Сеульского университета, где меня встретил секретарь лаборатории, помог решить абсолютно все оргвопросы. В топовых университетах Южной Кореи знание английского языка — необходимость, поэтому проблем с общением у меня никогда не было. В лаборатории меня тепло встретил профессор Ким, и первый месяц за мной, честно признаться, ухаживали, как за цветком. Но первые несколько месяцев было все равно очень тяжело — климат, культурный шок, сдвиг в часовых поясах, нагрузка по работе. Я даже подумывал о том, чтобы вернуться домой.

Тогда я и подумать не мог, что где-то в Азии есть маленькая страна, где все так удобно, страна, за несколько десятилетий из одной из самых бедных превратившаяся в оазис. Ведь до 1970-х годов Южная Корея действительно считалась бедной страной

«То, как я привык жить в Казани, этот ритм совершенно не подходил для работы в Сеульском университете»

— Вы рассказывали, что одной из ключевых причин был совершенно иной график, стиль работы, насколько я поняла, чуть ли не жизнь в лаборатории…

— Да, это верно. То, как я сам привык жить и работать в Казани, как жили и работали все мои коллеги, этот ритм совершенно не подходил для работы в Сеульском университете, да и во всей Южной Корее. Я приходил на работу в 8 часов утра, уходил в пять—восемь вечера в зависимости от нагрузки. А в Сеуле все было иначе. В нашей лаборатории мы занимались задачами из области геометрического моделирования, связанными со сплайнами, дифференциальными уравнениями, были и более прикладные задачи. Задачи для исследования мы могли либо формулировать сами, либо их «поставляли» нам из компаний-партнеров университета. Мы, например, сотрудничали с Samsung, работали с кораблестроителями, а в то время 40% кораблестроения в мире приходилось именно на южнокорейские компании, это была хорошо финансируемая отрасль.

Там в принципе принята коллективная форма работы, коллективное мышление, постоянные научные дискуссии, обсуждения идей друг друга, мозговой штурм, это очень помогает в научной работе

В лаборатории работали совершенно разные люди — и вчерашние студенты, и аспиранты, и постдоки, как я, некоторым из которых было за 45 лет. Кроме того, приезжали приглашенные профессора из США, Франции, Индии, Китая, России. Каждый из них работал в своем графике, удобном именно для него. Был у нас профессор из Индии, который приходил на работу не раньше семи часов вечера и работал всю ночь до утра. Все занимались своими задачами, но для работы над крупными проектами, всегда кооперировались. Там в принципе принята коллективная форма работы, коллективное мышление, постоянные научные дискуссии, обсуждения идей друг друга, мозговой штурм, это очень помогает в научной работе. В университетах России такая работа почти всегда индивидуальна либо с научным руководителем — это наследие советского времени. Каждую неделю профессор Ким организовывал научные семинары, и начиналось это в 6 вечера. Нам всем приходилось подстраиваться друг под друга, искать время, удобное каждому. Часто мы выходили из лаборатории в ночь или с рассветом.

«Смотрите новости? Одного президента Южной Кореи посадили, второго. Где такое еще может происходить?»

— Рушан Анурович, а что вас больше всего поразило в Корее — менталитет, культура, экономическое развитие, что заставило остаться?

— За годы здесь я убедился, что Южная Корея — это все же социальное государство. Власть пытается создать все возможные условия для нормальной жизни людей, равные возможности. Это проявляется даже в таких очевидных вещах, как инфраструктура для людей с инвалидностью — повсюду, в какой бы город я не поехал, в какое здание бы не зашел: лифты, кнопки вызова помощи, специальные пандусы и съезды. Здесь человек в коляске свободно может передвигаться по городу, все его проблемы уже решены. Кроме того, здесь государство бесплатно предоставляет людям с ограниченными возможностями современные кресла-коляски… И это полноценное быстроходное средство передвижения, управляемое при помощи пульта или джойстика. Я уже молчу о корейской медицине — ее качестве и доступности для обычных трудящихся. Социальных гарантий здесь немало.

Южная Корея, на мой взгляд, еще и одна из самых безопасных стран мира. Здесь практически нет преступлений, к которым мы с вами привыкли в странах СНГ и США, — грабежей, разбоев, бытовых убийств. Число заключенных около 55 тысяч на всю страну, что не сравнимо с 2,1 миллиона в США и полумиллионом в России. Насколько мне известно, в основном преступления в Южной Корее носят финансовый и экономический характер.

Вы, наверное, смотрите новости? Одного президента Южной Кореи посадили, второго. А где такое еще может происходить? У современного поколения корейцев есть мощный запрос на справедливость. Если со стороны общества возникает запрос, государство здесь на него реагирует. Если сравнивать с Россией, то мы находимся в разных весовых категориях. Россия — страна огромных ресурсов, Южная Корея — страна, где почти их нет, здесь, насколько я знаю, идет добыча мрамора, но нет ни нефти, ни газа. Но Южная Корея сполна уравновешивает этот дисбаланс трудом и человеческим потенциалом, грамотным распределением, контролем над государственными организациями и частными предприятиями. Я не хотел бы уходить в сравнения с Россией и политические вопросы. Одно могу сказать точно, Южная Корея меня удивила и продолжает удивлять. Конечно, есть некоторые вещи, которые мне не нравятся, но о них я предпочитаю делиться в кругу близких мне людей.

Южная Корея, на мой взгляд, еще и одна из самых безопасных стран мира. Здесь практически нет преступлений, к которым мы с вами привыкли в странах СНГ и США, — грабежей, разбоев, бытовых убийств

«Задуматься о переезде заставили доходы и расходы, ведь в Турции очень здорово жить, если есть деньги»

— С 2015 года вы постоянно живете в Южной Корее, преподавая в Университете Кемён города Тэгу. Но до этого, насколько я знаю, вас несколько раз приглашали на работу в вузы Турции, Саудовской Аравии и Японии. Почему сразу не остались в Южной Корее и в какой момент приняли решение не возвращаться в Россию?

— В Сеульском национальном университете я проработал примерно год и три месяца. Это с самого начала была работа по контракту, и я это понимал. Любой постдок мечтает получить постоянную должность профессора, преподавать и заниматься наукой, не боясь окончания контракта или финансирования под проект, и я не был исключением. Как раз в это время, в мае 2011 года, я женился в Южной Корее, хотя жена сама японка из Токио. В Сеуле получить такую постоянную позицию на то время у меня не было возможности, да и интереса. Я начал думать о том, не попробовать ли мне поработать в других странах, подал резюме и получил отклики от нескольких престижных турецких университетов.

Посоветовавшись с женой, в конце августа 2011 года мы перебрались в Стамбульский университет Фатих, где мне предложили постоянное место на кафедре компьютерных и образовательных технологий. Я читал в основном курсы, связанные с компьютерами и прикладной математикой. Турция нам очень понравилась, хотя многое, конечно, нас удивляло. Ритм жизни был совсем другим, да и люди в Турции живут размеренно и в более комфортном графике, все у них «рахат». К пяти-шести часам вечера я обычно уже был дома, там очень следят за нормированным рабочим днем преподавателей. Недалеко от дома у нас был магазинчик турецких сладостей, часто по вечерам мы пили чай, гуляли. Стамбул мне запомнился очень красивым и чистым городом, с богатым историческим наследием, со временем мы там освоились и прониклись его культурой. Мне до сих пор снится необыкновенный запах каштанов, которые на улицах Стамбула охотно покупают приезжие туристы.

Возможно, мы бы остались в Турции, так как уже прожили там четыре года и там родился сын. Задуматься о переезде заставили доходы и расходы, ведь в Турции очень здорово жить, если есть деньги. Моя жена тогда не работала и нянчилась с сыном, а детские сады там стоят немалых денег. Кроме того, Турция оказалась очень политизированной страной, я бы сказал. Я же очень далек от политики, меня как исследователя это не очень интересует.

Турция нам очень понравилась, хотя многое, конечно, нас удивляло. Ритм жизни был совсем другим, да и люди в Турции живут размеренно и в более комфортном графике, все у них «рахат»

В 2013 году курс турецкой лиры начал падать, обострились экономические проблемы. Тогда же в Стамбуле были настоящие беспорядки, люди выходили на улицы, на балконах били в кастрюли. Такое, конечно же, пугает. Мы решили уехать, и стали искать возможности. В 2014-м я даже прошел конкурс в компанию Samsung SDI в Южной Корее, но они предложили контракт всего лишь на год, что заставило меня отказаться. Я также прошел конкурс в один из вузов Саудовской Аравии с хорошим контрактом, но уж слишком сложным мне показался процесс получения их визы. В 2015 году представилась другая возможность, и я, пройдя конкурсный отбор, получил место профессора на кафедре промышленной инженерии в Университете Кемен города Тэгу.

«В Южной Корее профессор, работающий в более-менее приличном университете, не нуждается в подработках»

— Мы уже говорили о том, что может побудить человека остаться в Корее, а что подталкивает к жизни здесь научного работника, педагога? Чем сеульская система образования «бьет» российскую?

— Первое отличие, как это ни очевидно и приземленно, это финансовый достаток. В Южной Корее, как правило, профессор, работающий в более-менее приличном университете, не нуждается в подработках. Он может обеспечить себя и свою семью, просто хорошо выполняя свои профессиональные обязанности, читая лекции, занимаясь исследованиями. Скажу больше, здесь даже запрещается работа в нескольких местах. Если возникает потребность, профессор всегда может подать заявку на гранты, либо консультировать предприятия.

В России 2010 года, из которой я уезжал, профессоры вынуждены были подрабатывать. Говоря о нынешнем положении дел, я наслышан, что уровень зарплат все еще не слишком высок, хоть ситуация потихоньку и выправляется в последние годы.

Здесь, кстати, выделяют самые большие в мире суммы на грантовую поддержку в расчете на единицу профессорско-преподавательского состава. Каждый профессор здесь имеет свой офис для комфортной работы. В Южной Корее одна преподавательская ставка предусматривает порядка шести лекций в неделю, это адекватная нагрузка, которая позволяет тебе заниматься наукой и жить. Имеет значение и уважение к учителям, педагогам, здесь принято почтительное отношение к профессуре. Честно говоря, в профессии, я думаю, по всем критериям в Южной Корее все-таки лучше.

В Южной Корее, как правило, профессор, работающий в более-менее приличном университете, не нуждается в подработках. Он может обеспечить себя и свою семью, просто хорошо выполняя свои профессиональные обязанности, читая лекции, занимаясь исследованиями

Качественно другой уровень создает и корейская система образования. Студенты, как правило, мотивированы, мало лентяев и прогульщиков по одной простой причине: в корейские вузы очень тяжело поступить, сюда попадают лучшие. Причем поступить в топовый вуз при низких экзаменационных баллах не помогут здесь никакие деньги.

«На родине я больше не работал, и мыслей не было. Вот если бы мне предложили должность в Минобразования…»

— Рушан Анурович, а как организован ваш быт в Тэгу, появились ли друзья, увлечения?

— Еще во время первой поездки в Южную Корею я полюбил корейские бани. Здесь это целая культура. Говоря об общении, нас, научных работников, в принципе можно назвать немного замкнутыми, поэтому недостатка в общении не было совсем, я его никогда не чувствовал, тем более что в кампусе всегда был огромный выбор занятий, это целый город со своей инфраструктурой. В Сеуле люди более открытые, чем в провинциях, с иностранцами многие хотят пообщаться, чтобы попрактиковать свой английский.

В плане дружбы, здесь в основном дружат до старости еще со школы или с университета. Поскольку я ни там, ни там не учился с корейцами, сказать, что у меня завязалась крепкая дружба здесь, нельзя. Мои самые близкие люди — это моя семья, моя жена. Мои дети ходят в секции, а сам я несколько лет назад начал все активнее вести свой видео-блог на YouTube — «Татарин на гастролях», рассказываю о жизни в Южной Корее, конечно, в свободное от университетской работы время.

— Больше о возвращении в Россию не задумывались?

— В России я бываю периодически, навещаю семью. Отец, так и не дождавшись меня домой, умер в 2015 году. Маме уже 73 года. Но на родине я больше не работал, даже временно. Честно говоря, мыслей таких и не было. Трижды я был приглашенным профессором в Национальном университете Сидзуока японского города Хамамацу, с 2015-го я на постоянной основе работаю в Тэгу. Это стабильная работа, у нас родился второй ребенок, дочь, кроме того, Тэгу — хороший и очень развитый город, пока мыслей о смене места не было. Хотя, знаете, мне кажется, я уже стал близок к западному мышлению в отношении места жительства, мне нравится там, где предлагают хорошие и комфортные условия для достойной жизни.

Мой опыт работы в пяти университетах трех стран, исследовательская работа в качестве приглашенного профессора в Сеульском национальном университете и Университете Сидзуока в Японии, активное участие в редколлегиях престижных научных журналов — все это невидимые медали и ордена на груди преподавателя

Работа по проектам, которая совсем недавно стала популярной в российских вузах, мне не особо интересна. Эти проекты можно получить и в Южной Корее, да и суммы тут будут на порядок выше, чем в России. По проектам тут работают исследователи и постдоки, у которых нет стабильной и постоянной позиции профессора. Вот если бы мне, уже почти 40-летнему мужчине, предложили руководящую должность в Министерстве образования России или работу ректором вуза, то я бы еще подумал. Мой опыт работы в пяти университетах трех стран, исследовательская работа в качестве приглашенного профессора в Сеульском национальном университете и Университете Сидзуока в Японии, активное участие в редколлегиях престижных научных журналов — все это невидимые медали и ордена на груди преподавателя.