Шаляпинский фестиваль: свет истинной любви татарского принца
Рецензия на оперу «Турандот»
Проходящий Шаляпинский фестиваль весьма символично завершил постановочную часть форума — последней оперой «последнего оперного классика» (по определению самих итальянцев) — «Турандот» Джакомо Пуччини. Фестивальную «Турандот» анализирует для «Реального времени» доктор искусствоведения, профессор Улькяр Алиева.
Его имя — Любовь
О чем последний спектакль? О любви, способной своим пламенем растопить лед самого неприступного сердца (недаром главная героиня, обращаясь к толпе, говорит, что узнала имя незнакомца, это имя — Любовь)! Об истинной силе любви светлая сказка с философским подтекстом великого азербайджанского поэта XII века Низами о капризной принцессе земли Турана (так в средневековой восточной поэзии называлась земля, населенная тюрками, — от Китая до Европы), которая послужила сюжетной основой для сказки Карло Гоцци с ироническим подтекстом и розово-ванильным финалом.
Как никто другой, болеющий и умирающий от рака композитор знал, что жизнь сама по себе — бесценный дар, но жизнь без любви — бесцельна. Вот и в опере Калаф находит всепоглощающую любовь, Лиу — жертвует собой во имя любви, а Турандот — обретает огонь любви. Композитор не смог завершить свою оперу по ряду причин. Во-первых, Дж. Пуччини хотел уйти достойно — с оперой в непривычном для композитора стиле colossal. Отсюда и затянувшаяся работа над оперой и ее незавершенность.
Уже мало кто помнит, что знаменитый жест великого маэстро Артуро Тосканини на премьере оперы со словами: «Здесь смерть вырвала перо из рук маэстро» был использован в середине счастливого финального дуэта Калафа и Турандот (маэстро оставалось лишь дописать этот любовный дуэт и ликующий финал). Однако этот красивый жест до сих пор будоражит и исследователей, и постановщиков, заставляя их выискивать второй подтекст сюжетной канвы оперы, при этом они забывают слова упомянутого в опере Конфуция о том, что «Трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет».
Свою трактовку столь красивого жеста Тосканини на сцене Татарского театра оперы и балета предложил Михаил Панджавидзе. Спектакль, безусловно, талантливого режиссера получился красочным, интересным и довольно увлекательным. Режиссер в своей постановке сделал акцент на трагедии рабыни Лиу и драме народа, уставшего от капризов своей правительницы.
Помимо задушевной лирики (линия любви главных героев Калафа — Турандот), элемента драмы (любовной треугольник Калаф — Турандот — Лиу), в опере есть и комическая составляющая в виде трех постоянно спорящих советников.
Момент истины
Образ Лиу продолжает образ любимицы композитора — Чио-Чио-сан: та же жертвенная любовь, предсмертная ария с мягкими пентатонными оборотами и принятие смерти (Пуччини не мог оставить Лиу в живых — для нее, как и для гейши, смерть несет освобождение от безответной любви и страданий). Безусловно, смерть Лиу — кульминация оперы.
По замыслу композитора, это момент истины, катарсис, который переживает принцесса, осознавая силу любви, — она впервые плачет, и, как следствие, в душе Турандот рождаются ростки пламени любви к Калафу, растапливающие ее сердце.
Напомним, что казанский оперный форум — это фестиваль голосов. И музыкальная составляющая спектакля стала яркой и запоминающейся частью прошедшего вечера. Приглашенная для фестивального спектакля звезда Мариинки Ахмед Агади очень органично по всем параметрам смотрелся в партии Калафа — замечательный тенор татарской крови в партии татарского принца! Отчетливость вокальной линии, замечательная фразировка, комфортные для зрительского слуха обертоны автоматически делали Калафа — Агади не только героем спектакля, но и героем в глазах зрителей.
Голос не просто красивый, полетный (на протяжении всей оперы не ощущалось внутреннее напряжение — потянет вокалист верхи или нет), но и страстный, легко трансформировался для передачи разных оттенков эмоционального состояния его героя. Ну а после прочувственного исполнения Агади классического «хита» — арии «Nessun dorma», столь ожидаемой зрителями, в музыкальную ткань оперы действительно проник свет звезд — не «небо в алмазах», а по-настоящему мерцающий, дарующий надежду его влюбленному герою.
А какой роскошной по всем параметрам была Лиу в исполнении солистки Татарского театра Гульноры Гатиной! Настоящая Лиу — внешне хрупкая, миниатюрная, и голос звонкий, чистый (как и хрустальная слеза ее героини) переливался всеми оттенками легкого, искристо-парящего звука и мягко, трогательно-тепло обволакивал зрительный зал. Пением Гатиной восхищался и наслаждался не только зрительный зал, но и сами исполнители: было заметно, что ее партнер Агади заслушался партнершей во время исполнения предсмертной арии «Tu, che di gel sei cinta» («Ax, сердце в лед ты заковала»).
Ее сценическая соперница — Турандот — Елена Михайленко — оставила несколько неоднозначное впечатление. Голос драмсопрано сильный, объемный, с крепкими верхами, который легко перекрывал и хор, и оркестр. Однако резкие, с «металлическим» привкусом, верхи несколько нивелировали общее впечатление от пения солистки «Геликон-оперы»: все же хотелось бы услышать более тонкое исполнение партии титульной героини в интонационном и дикционном отношении.
Сергей Ковнир — это одна из звезд казанского форума. Удивительно стабильное хорошее исполнение на протяжении всех спектаклей, в которых был занят украинский исполнитель. Бас Ковнира звучал как голос истинного правителя (пусть и в изгнании) — выразительно и мощно. Отдельной строкой хотелось бы отметить замечательные ансамблевые номера. Особенно приятно поразил секстет из финала к первому акту, когда трое министров и Тимур с Лиу уговаривают Калафа отказаться от притязаний на принцессу. Было ясное фразировочное голосоведение каждого участника и органичное, слаженное переплетение голосов в единую орнаментальную «вязь» столь непростого в плане исполнения ансамбля.
Вновь великолепно проявил себя хор театра оперы и балета под руководством Любови Дразниной. Была и беснующаяся толпа в предвкушении зрелища — казни персидского принца, требующая «Muoia! Sì, muoia!» (Смерти! Да, смерти!), и по-импрессионистки тонко звучащий «лунный хор» с пространственным эффектом.
Респект маэстро Салаватову
Замечательно звучал оркестр под управлением маэстро Рената Салаватова. Редкое явление, когда получаешь эстетическое удовольствие даже от созерцания движений дирижера — продуманные, точные, без излишне показной эмоциональности. Салаватов стал истинным, пусть и вне сцены, главой этого китайского оперного царства и не просто дирижировал, а властно подчинял своим пластичным рукам и оркестр, и исполнителей. Звуковая вокально-оркестровая картина смерти Лиу пробирала до дрожи, а «невесомое» звучание струнных и деревянных в лирических трепетных моментах партитуры еще раз демонстрировало, что кристальный лиризм также не чужд натуре маэстро.
На финальном поклоне, растроганный теплым приемом у публики, Ахмед Агади привычным жестом, на радость публики, бросил свой букет в зрительный зал (кому из восторженных поклонников великолепного тенора достался букет, автору этих строк за «лесом» зрителей, стоя приветствующих своими овациями всех исполнителей, разглядеть не удалось).
Очаровательная Гульнора Гатина проявила внимание к коллегам по театру, отправив свои два букета хору, отдавая должное их профессионализму. И уже под конец, наблюдая за ярким проявлением эмоций восхищенной публики, невольно подумалось — какая разная бывает любовь, показанная в «рамках» одной оперы: одна приносит боль страдания и разочарование, а от другой вырастают крылья, вдохновляющие на создание пусть и последнего в своей жизни подлинного шедевра.