Татьяна Шахматова: «Филологическая дева — та еще заноза»

«Таня, слезь с дивана и дуй в народ. Потом в библиотеку»

— Какие чувства обуревают в связи с выходом первой книги в авторитетном издательстве?

— Вопрос подсказывает ответ. Если чувства, то обязательно обуревают. Эдакая грамматика чувств, как говорят лингвисты. Но в данном случае это точно — так и есть, обуревают. Радостные чувства, конечно, какие еще? «Эксмо» — одно из самых серьезных издательств России на данный момент.

Когда мне сообщили, что серию одобрили, я была по-детски счастлива. Я не была уверена в «проходибельности» текста, потому что речь шла об особом персонаже — не просто о детективе, но об эксперте, филологе, ученом. Юридическая лингвистика, криптолингвистика, корпусная лингвистика, с помощью которых моя героиня расследует преступления, — это огромные области научного знания. Во-вторых, не была уверена в себе: смогу ли написать так, чтобы наука стала занимательной, не перестав при этом быть наукой.

Еще один вопрос: сможет ли филолог вообще понравиться кому-нибудь за стенами филфака? Филологическая дева — та еще заноза. Так что страхов было много, поэтому и радость соразмерная.

«Пространство большого, индустриального и в то же время университетского города, где сплелись Восток и Запад, русский и татарский, город и деревня, интеллигентность и хамство, столичные амбиции и провинциальная наивность. Казань в этом смысле уникальна, у нее особое лицо, это, конечно, чувствуется в текстах». Фото Максима Платонова

— В середине 2000-х в Казани появилась целая плеяда молодых, подающих надежды прозаиков. Что-то вас объединяет, возводит к «литературе казанского колорита»?

— Не всех, к сожалению, знаю, но у тех, кого знаю — Булат Безгодов и Булат Ханов, Альбина Гумерова, Катерина Шилина, Илья Береснев, Руслан Серазетдинов — очень разные творческие манеры, темы, голоса. Безусловно, так или иначе, у всех прочитывается казанский хронотоп. Пространство большого, индустриального и в то же время университетского города, где сплелись Восток и Запад, русский и татарский, город и деревня, интеллигентность и хамство, столичные амбиции и провинциальная наивность. Казань в этом смысле уникальна, у нее особое лицо, это, конечно, чувствуется в текстах.

Но, как показывает практика, главным условием, чтобы город стал местом культурного взрыва, — всегда становится особый человек (или группа людей), вокруг которого (которых) лавинообразно нарастает литературная среда. Так произошло, например, в Тольятти в конце 90-х — начале 2000-х. Сначала все гадали: что за геопатогенная зона? Вроде какая-то черная дыра на карте, а что ни автор — то драматург, и сразу в шорт-листах, и сразу премии, постановки, юные поклонницы. А ларчик просто открывался: Юрий Клавдиев, Вячеслав и Михаил Дурненковы, Гульнара Сапаргалиева, Кира Малинина, сестры Савины и др. объединились вокруг фигуры Вадима Леванова. Вот и вся геопатогенная зона: театральный центр на Голосова, 20.

В 2010—2014 годах, когда я сама и многие из названных авторов начали публиковаться, в Казани роль своеобразного литературного объединения исполнял молодежный журнал «Идель». Мы с этими ребятами и лично знакомы, и тексты друг друга читали, и в кафешках сидели, хвалили, ругали. Но это очень недолго как-то все продолжалось. Взрыва-то в прозе не случилось, хотя какая-то движуха, безусловно, была.

— Каковы, на ваш взгляд, критерии успешной литературной карьеры: надеяться на успех, покровительство какого-нибудь мэтра или необходимо учиться быть менеджером самому себе?

— Все, что вы назвали. С поправкой на современные средства: видеоблоггинг, скандалы, хайп, вайны, фолловеры, баттлы, хейтеры. Особенно хейтеры!

Сейчас такое время — все средства хороши. Но все это только информационный шум, если тебе нечего сказать. Если говорить о моей формуле, то она звучит так: «Таня, слезь с дивана и дуй в народ, потом в библиотеку». Можно сначала в библиотеку, потом в народ. Но эти два направления для меня обязательные.

«В 2010—2014 годах, когда я сама и многие из названных авторов начали публиковаться, в Казани роль своеобразного литературного объединения исполнял молодежный журнал «Идель». Мы с этими ребятами и лично знакомы, и тексты друг друга читали, и в кафешках сидели, хвалили, ругали». Фото idel-rus.ru

Презрительный подход к массовой литературе — это однобоко и нечестно

— Вы начинали с цикла замечательных рассказов на страницах журнала «Идель»: «Диагнозис ментис», «Мы крылья и стрелы попросим у бога», «Небесный разговор», «Финик вороны», «Тетушки». Как наступил перелом и возникло решение перейти от «высокой прозы» к массовой литературе — детективу?

— Спасибо за «замечательные рассказы». Только, ох, зря вы задали этот вопрос! В свое время я защитила диссертацию по массовой литературе: исследование было о водевиле и мелодраме в истории русского театра, поэтому о массовой литературе сказать могу много.

Дело в том, что презрительный подход к «массовой литературе», мол, это «словесная жвачка», «недолитература», «чтиво», «беллебердистика» — сам по себе однобокий и нечестный. Он скорее связан с мнением о себе говорящего: «Я такое читаю? Да никогда!». На самом деле людей, которые действительно «никогда», на свете очень немного. Как поверить в целостность бытия, в то, что добро победит зло, в то, что семьи воссоединятся, любовь все перемелет, если не пересмотреть под Новый год типичную мелодраму «Любовь и голуби»? Как склеить картину мира, каждый день разрываемую на сотню маленьких медвежат, если не откупорить шампанского бутылку и не пересмотреть «Льва Гурыча Синичкина» с Мироновым, Мордюковой, Табаковым? А старый добрый Пуаро, а Холмс с Ватсоном, а уютная мисс Марпл?! Каждый человек, каким бы умным и начитанным он ни был, хочет торжества порядка, добра, справедливости, воссоединения любящих, воздания почестей тем, кто их заслужил. Это заложено в нашей психологии, это часть массовой терапии, способ спустить плохую кровь, иначе мир просто загнется от самотоксикоза.

Если добавить теории, то еще Юрий Лотман писал об огромной значимости массовой литературы, называя ее своеобразным резервуаром, где «высокое», «избранное» и «низкое», «народное» обмениваются культурными ценностями, а также приемами, сюжетами, героями. Беллетристика ведь очень быстро реагирует на жизнь. Бизнесмены и бизнесвумены, стервы и цыпочки, хипстеры, коучи, бизнес-тренеры и другие герои современности — это они утром в газете, вечером в куплете, то есть в детективе Дарьи Донцовой в нашем случае. Большая литература этой скоростью не обладает. Хотя и обратное тоже верно, массовая литература берет персонажей из высокой литературы и выпускает в тираж.

Кстати, многие статуарные классики из школьной программы начинали с легких жанров. Например, Грибоедов автор не одного только «Горе от ума», как принято думать, а еще двух комедий-водевилей (в соавторстве), а также нескольких сцен для водевилей князя Шаховского. Вместе со своим другом Вяземским Грибоедов написал довольно известную в его время оперу-водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», ибо в высшем свете начала XIX века писать изящные светские безделушки с ноткой злободневности считалось достойным умением и вовсе не казалось зазорным. Некрасов писал водевили, Чехов — юморески, Островский очень уважал все, что связано с активным сценическим действием: водевили, мелодрамы, фарсы, как, кстати, и криминальные хроники, из которых брал сюжеты.

«Еще Юрий Лотман писал об огромной значимости массовой литературы, называя ее своеобразным резервуаром, где «высокое», «избранное» и «низкое», «народное» обмениваются культурными ценностями, а также приемами, сюжетами, героями». Фото tvkultura.ru

Другое дело, что качество массовой литературы часто оставляет желать лучшего, но это уже скорее коммерческий момент. Однако это не жанры плохие, достойные образцы жанров были и есть во все времена.

Так что никакого перелома не было, я очень люблю и ценю массовую литературу. Конкретно детектив хорош тем, что любую тему превращает в немного жутковатую игру. Яркая детективная форма помогает посмотреть, подумать, как мы говорим; что транслируем в этот мир; какой языковой имидж создают те или иные слова; что можно прочитать между строк самого нейтрального на первый взгляд текста; какие стратегии речи эффективны, а какие выставляют вас же в смешном свете…

— Писать детективы — особое искусство, по большей части — ремесло. Как вы им овладевали?

— Писала и переписывала. Тут, как в вязании, нет смысла жалеть, если надо распустить все до петель и перевязать с нуля. Кому нужен косой свитер?

— Чем ваш сыщик — Виктория Берсеньева — отличается от литературных предшественников: Шерлока Холмса, мисс Марпл, Евлампии Романовой и прочих?

— Типологически — ничем. Моя Вика такой же интеллектуальный супермен, как Холмс или Коломбо, который восстанавливает справедливость нарушенного злодеями миропорядка.

А как персонажи они все очень разные, и Вика не исключение. Она типичная филологическая дева: «все дураки, я одна умная»; ироничная, потому что в прямом смысле этого слова читает людей и много про них понимает. Она умудрилась вылететь даже из научной среды себе подобных, это понятно, такие раздражают. И тем не менее она настоящий современный ученый. С одной стороны, она далека от жизни, живет в башне гуманитарного знания, с другой — приспосабливает это самое знание к насущным проблемам: кто убил, кто украл, кто совершил подлог, с какой целью производится информационная атака, какие реальные внутренние мотивы двигали автором письма — все это настоящие задачи, которые может решать и решает современная филология. А поскольку мы живем в новом мире — в мире информации, то такой взгляд на жизнь нам просто необходим.

«Детектив-психолог, детектив-химик, детектив-математик, детектив-домохозяйка — это все интересно, но детектив-филолог где? Кто посмотрит на современное общество сквозь призму всех тех текстов, которые это общество производит. Мне стало интересно подумать над этим вопросом, и появилась Виктория Берсеньева со своим очаровательным племянником Сашей». Фото sobesednik.ru

Как думаете, что стоит дороже, слово Coca-Сola или завод Coca-Сola? Правильно — слово. Слово-бренд — одна из самых дорогих вещей в нашем мире. Слово выдает наши тайны и внутренние страхи, мотивы поступков. Слово очень сильно повысилось в цене, а значит, и поражающая сила его стала мощнее. Вот эта новая оптика и есть основное отличие Вики от ее литературных коллег-детективов. Детектив-психолог, детектив-химик, детектив-математик, детектив-домохозяйка — это все интересно, но детектив-филолог где? Кто посмотрит на современное общество сквозь призму всех тех текстов, которые это общество производит. Мне стало интересно подумать над этим вопросом, и появилась Виктория Берсеньева со своим очаровательным племянником Сашей.

Время междисциплинарности, умения кооперироваться и владения технологиями

— В вашей научной судьбе все складывалось драматично: сначала Чехов, новая драма, затем — неожиданный зигзаг: юрлингвистика и лингвистическая экспертиза, наконец, преподавание русского как иностранного. Что обретали на каждом из этих крутых поворотов?

— Слово «драматично» тут слишком драматично. Скорее подходит сравнение с образованием минералов слоистой структуры, как халцедон, кварц или яшма. Слои разные, а камень один. Стараюсь не бросать ни одно из направлений. Это держит в научном тонусе. Есть ученые — и очень уважаемые, поистине профи, — которые всю жизнь бьют в одну точку, достигая колоссальных успехов в какой-то узкой области. Я так не могу. Помню, как металась на втором курсе филфака, вынужденная выбирать между литературоведением и языкознанием. Я так и не смогла выбрать, кстати. Сначала писала курсовые и там и там. Сейчас счастлива, что сама придумала себе нишу, где наконец-то не надо выбирать.

Например, с коллегами Ладой Москалевой и Анаис Ам мы в 2014 году выпустили учебник русского языка для франкоговорящих студентов в виде приключенческого романа. «Вояж по-русски» называется эта книга.

Помню, даже на серьезных конференциях нас спрашивали: а сколько вы заплатили, чтобы издаться в «Златоусте»? («Златоуст» — санкт-петербургское издательство книг по русскому языку, тестов и образовательных стандартов для иностранцев, изучающих русский язык, — прим. ред.). На самом деле нисколько не заплатили, наоборот, как и положено в нормальном издательстве, договор предполагает авторский гонорар. Нашу книгу пропустили через редколлегию и решили публиковать. Вот и все. Если уж говорить о цене, то цена входа в учебную литературу такого формата действительно высока. Лада Москалева, доцент КФУ, кандидат филологических наук, один из лучших известных мне методистов-грамматистов в Казани, потому что она не просто преподаватель русского языка, а историк языка, участница нескольких крупных грантов по исторической грамматике. Лада — ответственная за методические аспекты книги. Анаис Ам — переводчик и преподаватель русского для французов и французского как иностранного, закончила знаменитый INALCO в Париже (институт славистики). Моя же задача была прописать сюжет и подобрать речевые ситуации, в которых должен уметь ориентироваться студент-иностранец на данном уровне владения, потом составить игровые задания, которые помогали бы переходить от главы к главе. Читаешь приключенческий роман, изучаешь русский язык, историю России, культуру. Такая была задача. Книга распродалась, мы получили очень хорошие отзывы и рецензии. Что интересно, мы не собирались делать английскую версию (казалось, рынок книг на английском абсолютно занят), но по многочисленным просьбам трудящихся на ниве преподавания РКИ мы решили эту версию сделать. Сейчас она готовится к изданию. По-моему, это успех.

«Читаешь приключенческий роман, изучаешь русский язык, историю России, культуру. Такая была задача. Книга распродалась, мы получили очень хорошие отзывы и рецензии». Фото dsbook.ru

Но я понимаю удивление коллег. В общем-то, нам было по тридцать лет, когда у нас уже была своя книга и своя методика. Это для науки рано. Не мудрено, что нас подозревали в каких-то махинациях. А дело все вот в этой самой междисциплинарности, о которой вы спрашиваете. Сейчас время междисциплинарности, эрудиции, умения кооперироваться, владения технологиями, игровыми подходами. Все это физически не может сделать один человек. Сейчас время универсальных солдат и командных игр.

Что касается юрислингвистики, то это просто кладезь сюжетов. Некоторые детективы серии основаны на реальных делах, в которых мне довелось участвовать как эксперту, где-то реальные примеры, собранные вокруг выдуманного сюжета. По большей части ведь судебные дела — это казусы из серии «нарочно не придумаешь». И типажи. Такие типажи в университете не встретишь!

— Последнее время вы много ездите по миру, даже в Эквадоре довелось пожить. Впечатления навеяли мысли о судьбе великого могучего русского языка в глобализирующемся мире?

— Русский язык является шестым в мире по числу его изучающих и восьмым по количеству носителей. Уже сами эти цифры говорит о его статусе. Русская литература всегда была популярна, а сейчас, в связи с неоднозначным отношением к России в мире, интерес только растет. В Эквадоре, как ни странно, мне тут же нашлась работа, появились желающие изучать русский язык. Хотя эта страна и потрясла меня методическим парадоксом: очень многие там хотят ехать учится в Америку, хотят американское гражданство, работу, но мало кто говорит по-английски и вообще как-то с обучением языкам там странно дело поставлено. Я посмотрела методики, изумилась — СССР. Поэтому и энтузиазма учить английский у людей немного. А вот на русский язык тем не менее охотники сразу нашлись. Необъяснимо, как говорится, но факт.

— Традиционно, в завершении разговора вопрос о планах на будущее: есть ли мечта все-таки издать книгу рассказов?

— По поводу рассказов — не думала, если честно. Мне кажется, сейчас я не в том статусе, чтобы кто-то всерьез захотел почитать книгу моих рассказов. Как и мемуары, пусть немного отлежатся.